теперь вся обувь стояла носками на север. Она положила желуди, кусочки сушеной лозы и яблочные семечки во все карманы его сюртуков, насыпала дорожки из соли по обоим подоконникам и вдоль очага, чтобы помешать беде войти сюда. Теперь надо было засунуть сковороду с залитыми углями под кровать и проверить, правильно ли лежат ножницы у него под матрасом, — это чтобы отрезать его невезение. Так как ей не удалось обнаружить в его гардеробной ни одной пары старой обуви, то она скинула башмаки, которые были на ней, и поставила один под кровать, а второй — за занавеску на подоконник.
Жаль, не было у нее сейчас найденных подков и щепок от дерева, разбитого молнией. Взгляд ее рассеянно блуждал по огромной кровати с горой шелковых подушек, с шелковыми простынями, атласными одеялами. Кровать манила ее, звала в свои сумрачные глубины, и она подчинилась этому зову.
Она прислонилась головой, а потом припала всем телом к одному из массивных резных столбиков кровати, ласково провела рукой по полированному красному дереву. Так вот где он спит. На одно короткое мгновение она позволила себе вообразить, как лежит рядом с ним в этой кровати, прижавшись к его сильному телу, ощущая соленый вкус его поцелуев… Могучая волна желания поднялась в ней.
В следующее мгновение она отпрянула от кровати и ее соблазнов, поспешно подошла к двери и выглянула в коридор. Там не было никого, кроме лакея, зажигавшего свечи в настенных светильниках с зеркальными отражателями. Опасаться нечего. Она тихо выскользнула из спальни, притворив за собой дверь. Затем извлекла из кармана платья коричневый бумажный кулек, в котором была соль, и начала насыпать тоненькую дорожку вдоль порога, приговаривая про себя бабушкин заговор. Она была так поглощена этим занятием, что перестала прислушиваться к звукам за своей спиной.
Рейн стоял в конце коридора и смотрел, как его жена, склонившись, водит рукой взад-вперед вдоль порога его спальни. Он подался вперед, пытаясь разобрать, что же она делает, но не смог, так как не видел ее руки. Озадаченный, он, однако, залюбовался движениями ее ладного тела. Рейн перехватил жену на полпути к ее комнате.
— Ах! — воскликнула она, заметив его, и стала торопливо убирать что-то в карман платья.
— Что ты там делала? — указал он на двери своей спальни.
— Я… э-э… булавку уронила и искала ее, — ответила она задыхаясь. Она чувствовала, как взгляд его бродит по ее фигуре. Ее охватил жар, губы стали пухлыми и горячими, вся она стала обмякать…
— Чарити, нам нужно поговорить. — Он подошел ближе, повергая ее в смятение. — Я как раз шел к тебе…
— Нет! — Она вскинула голову. Сердце у нее так и сжалось, когда она увидела, как он красив и какое чувственное у него выражение лица… И он рядом с ней. Стоит им провести вместе хотя бы несколько минут, и она не устоит. — Не сейчас, умоляю! — Она метнулась к своей спальне и закрыла дверь перед его носом. Сунула ключ в замок, всем телом навалилась на дверь, прислушиваясь к его сердитому ворчанию.
Он застонал, сжал кулаки и готов был уже забарабанить в дверь, но сдержался. Отчаяние и досада усиливались с каждой минутой, и если он даст волю своим страстям, начнет орать и колотить кулаками в дверь, то все только усложнится. Он провел ладонями по волосам, бессильно уронил руки. Боже, эта девушка сведет его с ума!
Еще два дня, сказал он себе, а уж потом он не позволит ей увиливать и потребует объяснений. Что так тревожит ее? Еще два долгих-долгих дня… Он повернулся и пошел обратно. Он собирался переодеться и выйти в город развеяться, может, зайти в клуб. Внезапно он понял, что стоит перед дверями своей спальни. Внимательно вгляделся в дубовые плашки паркета, затем наклонился ниже… Вдоль порога бежала тоненькая белая дорожка. Он присел на корточки, прикоснулся к белому порошку кончиком пальца. Поднял палец с несколькими крупинками порошка, понюхал. Затем его осенило. И он коснулся пальца кончиком языка.
Соль. Она сыпала соль на его порог. Он озадаченно нахмурился. Соль — это одно из средств леди Маргарет против беды… и невезения. Он встал, потер соль между пальцами. Когда он вошел в спальню и увидел, что к столбикам его кровати прикреплены веточки омелы, кровь быстрее побежала по его жилам. Омела что, тоже отводит невезение? И это Чарити прикрепила к его кровати омелу, надо полагать? Но она ведь совершенно не верила в суеверные бредни своей…
Внезапно он вспомнил, какой он увидел ее в коридоре. Она была без своего дурацкого спенсера… но на шее у нее болталась целая связка амулетов! Однако она говорила, что не носит амулетов, что они ей ни к чему. И сегодня утром на шее у нее были амулеты, портниха просила снять их, а Чарити отказалась — он сам слышал, своими ушами. Итак, она стала носить амулеты и следовать дурацким правилам, точь-в-точь как эта сумасшедшая старуха? Что, черт возьми, произошло?
Он выскочил в коридор и почти добежал до двери Чарити, когда на лестнице появилась леди Маргарет с целой корзиной жуткого вида растений и прочей чепухой для привораживания удачи. Он остановился. Старуха — тоже, глаза ее широко раскрылись при виде гневного выражения на его лице.
Взгляд его метнулся к корзине и вспыхнул недобрым огнем. Он схватил старуху под локоть и потянул к дверям отведенной ей комнаты.
— Мне надо знать, что произошло с Чарити накануне моего отъезда из Стэндвелла, — безапелляционно заявил он, грозно нависая над старухой. — Случилось что-то, из-за чего она приняла решение не выходить за меня.
Леди Маргарет съежилась и состроила сердитую мину, однако глаза ее смотрели на молодого человека пытливо. Должно быть, он сильно влюбился в Чарити, если примчался в Девоншир ради того, чтобы помешать ее браку с Пинноу, не побоялся скандала, женился на ней. Но достаточно ли сильна его любовь перед лицом грядущих бед?
— Да, вы имеете право знать. — Леди Маргарет добрела до кресла, стоявшего возле камина, тяжело опустилась в него. Она казалась такой старой! — Только вам, молодой человек, совсем не по вкусу придется то, что вы услышите. — Старуха грозно сверкнула на Рейна глазами. — На моей Чарити лежит проклятие. — Она увидела, как дернулся Рейн, как глаза его раздраженно сверкнули, и подняла руку, пресекая возражения. — Знаю, вы думаете, что я полоумная суеверная старуха, но я люблю свою внучку больше жизни. Никогда не сказала бы про нее такого, если бы это не было правдой.
В ее выцветших от старости глазах была такая боль, что Рейн понял: она и в самом деле верит в это проклятие.
— В жизни не слыхал ничего более нелепого…
— С тех самых пор, когда она была еще совсем крошкой, несчастья и неурядицы следовали за ней по пятам. Но все эти беды никогда не затрагивали ее напрямую… они происходили вокруг нее. То же происходит и сейчас. Иногда это мелкие неприятности: бьется фарфор, отлетают пуговицы. Иной раз — серьезные несчастья: экипажи разбиваются, конечности ломаются… посторонние люди вдруг получают пулю в… в…
— В зад, — подсказал Рейн и усмехнулся.
— Да. Так вот. — Голос старухи стал тише, плечи ее согнулись под грузом страшной тайны, которую она готовилась открыть. — Видите ли, Аптон тоже отказывался в это верить, хотя и не мог дать другого объяснения тому факту, что вокруг девочки все время что-то происходит. И потому он настоял на том, чтобы правда о ее злосчастном свойстве была скрыта от нее; так мы и поступили. Мы все переставили в доме, чтобы обезопасить себя от несчастных случаев, и совсем перестали выезжать, чтобы уменьшить размах ее зловещего влияния… и очень следили за тем, чтобы девочка не винила себя во всех происходящих вокруг нее несчастьях. Она всегда так близко к сердцу принимала чужие беды! Мы очень боялись, что с ней что-нибудь случится, если она узнает, что сама является причиной этих несчастий.
— Чарити не верит в эту чепу… — начал было Рейн и осекся. Она раньше не верила. А теперь она носит на шее жуткие амулеты и сыплет соль на порог. — Так что же произошло? — Он чувствовал, что старуха ведет к чему-то.
— Она узнала про свое злосчастное свойство навлекать беду. Она случайно услышала ваш с Гэром и Перси разговор в тот день, когда вы выследили этих олухов и устроили им разнос. И это сломило ее.
— Черт возьми! Нет, я отказываюсь верить! Вы хотите убедить меня, что Чарити отказалась выйти за меня потому, что услышала, как два деревенских дурня рассуждают о том, что она якобы джинкс? Не существует никаких джинксов! — Гнев, который одолевал его в тот день, вернулся теперь сторицей. Как могли эти дурни поверить, что Чарити может быть виновна в несчастьях ближних! Это Чарити-то, от одного присутствия которой утихала боль!
— Но джинксы существуют, и Чарити одна из них. Я узнала это по луне, в ночь ее рождения. Ведь вы не были рядом с ней всю ее жизнь… и не видели, как один за другим происходят все эти несчастные случаи, недоразумения, беды. А она, как только услышала, что она джинкс, сразу поняла, что это правда. Это объясняло все. Проливало свет на то, почему вы стали жертвой нескольких несчастных случаев, как только столкнулись с ней. И когда вы попали в наш дом… вам ведь тоже пришлось претерпеть немало. — Лицо старухи выражало страдание. — Чарити испугалась, что если она выйдет за вас, то с вами произойдет что-нибудь ужасное. Она хотела вас защитить.
Лицо Рейна исказилось гневом. Старуха покачала головой при виде подобного скептицизма. Совсем как покойный Аптон!
— Я пыталась разлучить вас. Девочка только что потеряла отца и так горевала по нему…
Всю прочую болтовню суеверной старухи Рейн отмел как несущественную, но это последнее замечание он счел достойным внимания. Горе порой очень странно влияет на людей. Иногда люди от горя начинают верить во всякие суеверия… Или перестают верить.
— Но почему ей вздумалось выходить именно за этого Пинноу? — Он еще крепче сжал кулаки, сдерживая гнев, и попытался проникнуть в смысл ситуации. — Почему за него, черт возьми?
— Она решила выйти за барона потому, что презирала его. — Старуха поморщилась. — Она сама мне сказала… что барон заслуживает того, чтобы получить в жены колдунью.
Рейн замер. Все эти рассуждения о проклятиях могли иметь далеко идущие последствия, и эта мысль его отрезвила. Он не поверил ни единому слову суеверной старухи… но Чарити поверила. Девушка верила в реальность этого настолько, что нашла в себе силы отказаться от брака с человеком, в которого была влюблена; более того, решилась на супружество с мужчиной, который был ей отвратителен. С ее искренней верой в джинкса придется считаться.
Он знал, какой разрушительной силой могут быть суеверия; ему случалось видеть примеры еще на Барбадосе. Бывало, что слепая вера в местные предрассудки, в сочетании с тропическими болезнями и природными бедствиями, ураганами например, губила целые семьи, обычно коренных жителей, но бывало, что и плантаторов… так сошел в могилу его отец. И если бы не природный скептицизм и не врожденное упрямство, и сам он вполне мог бы подпасть под власть суеверий.
Безумный гнев охватил его. Мысль о том, что его нежная, сострадательная Чарити взваливает на себя вину за все происходящие несчастья и отказывает себе в общении с теми, кого любит, дабы защитить их от себя, ранила его в самое сердце. Она заслуживала, чтобы ее любили и лелеяли, была достойна счастливой и радостной жизни. И он не он будет, если не обеспечит ей такую жизнь.
И если ради этого ему предстоит выдержать битву с ее страхами и суевериями, то пусть будет так! Для Бульдога Остина сражения были не в новинку. Он знал, с чего следует начать.
Чарити, босая, стояла возле кровати, готовясь лечь спать, и смотрела на груды коробок, штуки сукна и тканей, на множество перевязанных тесьмой свертков — свидетельство щедрости Рейна. На деревянных вешалках висели полунаметанные платья и спенсеры, из блестящего атласа, мягкого муара, шитой шелком дивной парчи. При виде этой роскоши у нее еще тяжелее становилось на сердце, потому что она никак не могла отблагодарить мужа за подарки, не навлекая на него несчастья.
Она сняла старенькое муслиновое платье, развязала тесемки нижней юбки, скинула ее. Пальцы ее потянулись к шнуровке корсета…
— Чарити! — раздалось за дверью. — Открой, Чарити!
В голосе мужа звучали чувственность и властность. Она поняла, что больше он не станет терпеливо сносить ее отказы и капризы. Сердце ее болезненно сжалось, потом учащенно забилось, а он все колотил в дверь и требовал, чтобы она вышла… или его впустила. Она не могла даже ответить — голос не повиновался ей — и лишь пятилась, не сводя глаз с двери, сжимая в руках нижнюю юбку. Итак, то, чего она так страшилось, наступило.
Он перестал дубасить в дверь, но тишина напугала ее еще больше. Безмолвие казалось бесконечным, и нервы ее натянулись до предела. Вот сейчас эта дверь разлетится в щепки. Но в оглушительной тишине раздался только скрежет металла, затем щелчок. Ключ, торчавший в замке с ее стороны, упал с тихим стуком на пол, и дверь распахнулась.
Рейн прислонился плечом к косяку. Его огромное тело заполняло почти весь дверной проем. В руке он держал целую связку ключей.
— Двери в этом доме очень крепкие, — заметил он, выразительно покосившись на дюймовой толщины дубовую дверь, с которой он только что сладил столь цивилизованным способом. Он покачал связкой звякающих ключей. — А я не люблю, когда то, что принадлежит мне, оказывается вне моей досягаемости. — Голос его стал низким, рокочущим.
Он смотрел на нее из-под полуопущенных век глазами собственника. Взгляд его скользил по ее плечам, груди, спускался к талии и бедрам. Весь его вид ясно говорил: и к ней у него есть запасной ключик.
Вдруг одним гибким движением он сунул ключи в карман, оторвал плечо от косяка и шагнул к ней.
— Нет-нет, — пролепетала она с трудом, как если бы рот у нее был забит ватой. — Ты не можешь…
— Да нет же, могу, ангел мой. — Он отнял у нее нижнюю юбку, которую она судорожно сжимала в руках, и подхватил ее на руки.
— Отпусти меня сейчас же! Я же сказала. Еще два дня! — Она забилась изо всех сил, пытаясь высвободить колени, но он только сильнее прижал ее к себе и зашагал по коридору к своей спальне.
— Я не собираюсь ждать два дня ради того, чтобы поговорить с тобой, — заявил он, косясь на изгибы ее роскошного тела, которое прижимал к себе. — И я не стану ждать больше — ты будешь у меня в постели, и все тут.
На шум в коридор выскочили и бабушка Чарити, и леди Кэтрин, остановившаяся в дверях господской спальни. Обе старухи, выпучив глаза и раскрыв рты, созерцали происходящее. Чарити даже забыла про свой гнев, так ей стало стыдно, что ее, полуголую, тащат как мешок для выполнения супружеского долга! Она закрыла лицо руками, отчаянно жалея, что нельзя прямо сейчас умереть на месте.
Рейн бросил властный взгляд на леди Маргарет и сказал:
— Будьте так добры, прикройте за нами дверь, а то у меня руки заняты.
Леди Маргарет, опешившая было при виде столь отчаянного поступка зятя, вдруг улыбнулась лукаво и поспешила выполнить просьбу.
Глава 18
Спальня Рейна была наполнена тусклым светом свечей в единственном подсвечнике. Он опустил Чарити на бархатное покрывало кровати и тут же навалился на нее всем телом, чтобы не дать возможности сбежать. Задыхаясь и барахтаясь, она сердито потребовала:
— Как ты смеешь так поступать со мной… да еще на глазах у моей бабушки?! И твоей тоже! Ты ведешь себя как настоящий варвар! — Она выгнула спину и попыталась оттолкнуть мужа.
Он только засмеялся в ответ.
— Нет, я веду себя как влюбленный супруг в первую брачную ночь. Я ведь твой супруг, Чарити. — Голос его смягчился, в нем зазвучали соблазнительные нотки, и Чарити в панике забилась под ним.
— Протащить меня по всему коридору голую… — Она изловчилась, просунула руки между ними, уперлась ладонями ему в грудь и толкнула как следует. Но он только сильнее навалился на нее, и она ощутила жар его тела.
— Но я был вынужден. — Голос его стал ласковым, мягким, как шелк. — Жених всегда переносит невесту на руках через порог в первую брачную ночь… Это такая примета.
То, что он вдруг употребил слово «примета», засело занозой среди сумбура гневных, испуганных и чувственных мыслей, метавшихся в ее голове. Она замерла и, невзирая на все доводы рассудка, повернулась к нему.
Лицо его сияло, как бронза в мерцающем свете, глаза под полуопущенными тяжелыми веками сверкали, как светлое серебро, большой чувственный рот улыбался, и на одной щеке была ямочка. На лоб падала эта упрямая прядь и словно просила, чтобы Чарити пригладила ее.
Жаркая волна захлестнула Чарити с головой и вогнала в панический ужас. Она резко отвернулась и толкнула его в грудь сильнее, извиваясь под ним как безумная.
— Ну, если ты рассчитывал, что эта примета принесет тебе удачу, то с тем же успехом мог дать мне переступить этот порог своими ногами, — процедила она сквозь зубы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Жаль, не было у нее сейчас найденных подков и щепок от дерева, разбитого молнией. Взгляд ее рассеянно блуждал по огромной кровати с горой шелковых подушек, с шелковыми простынями, атласными одеялами. Кровать манила ее, звала в свои сумрачные глубины, и она подчинилась этому зову.
Она прислонилась головой, а потом припала всем телом к одному из массивных резных столбиков кровати, ласково провела рукой по полированному красному дереву. Так вот где он спит. На одно короткое мгновение она позволила себе вообразить, как лежит рядом с ним в этой кровати, прижавшись к его сильному телу, ощущая соленый вкус его поцелуев… Могучая волна желания поднялась в ней.
В следующее мгновение она отпрянула от кровати и ее соблазнов, поспешно подошла к двери и выглянула в коридор. Там не было никого, кроме лакея, зажигавшего свечи в настенных светильниках с зеркальными отражателями. Опасаться нечего. Она тихо выскользнула из спальни, притворив за собой дверь. Затем извлекла из кармана платья коричневый бумажный кулек, в котором была соль, и начала насыпать тоненькую дорожку вдоль порога, приговаривая про себя бабушкин заговор. Она была так поглощена этим занятием, что перестала прислушиваться к звукам за своей спиной.
Рейн стоял в конце коридора и смотрел, как его жена, склонившись, водит рукой взад-вперед вдоль порога его спальни. Он подался вперед, пытаясь разобрать, что же она делает, но не смог, так как не видел ее руки. Озадаченный, он, однако, залюбовался движениями ее ладного тела. Рейн перехватил жену на полпути к ее комнате.
— Ах! — воскликнула она, заметив его, и стала торопливо убирать что-то в карман платья.
— Что ты там делала? — указал он на двери своей спальни.
— Я… э-э… булавку уронила и искала ее, — ответила она задыхаясь. Она чувствовала, как взгляд его бродит по ее фигуре. Ее охватил жар, губы стали пухлыми и горячими, вся она стала обмякать…
— Чарити, нам нужно поговорить. — Он подошел ближе, повергая ее в смятение. — Я как раз шел к тебе…
— Нет! — Она вскинула голову. Сердце у нее так и сжалось, когда она увидела, как он красив и какое чувственное у него выражение лица… И он рядом с ней. Стоит им провести вместе хотя бы несколько минут, и она не устоит. — Не сейчас, умоляю! — Она метнулась к своей спальне и закрыла дверь перед его носом. Сунула ключ в замок, всем телом навалилась на дверь, прислушиваясь к его сердитому ворчанию.
Он застонал, сжал кулаки и готов был уже забарабанить в дверь, но сдержался. Отчаяние и досада усиливались с каждой минутой, и если он даст волю своим страстям, начнет орать и колотить кулаками в дверь, то все только усложнится. Он провел ладонями по волосам, бессильно уронил руки. Боже, эта девушка сведет его с ума!
Еще два дня, сказал он себе, а уж потом он не позволит ей увиливать и потребует объяснений. Что так тревожит ее? Еще два долгих-долгих дня… Он повернулся и пошел обратно. Он собирался переодеться и выйти в город развеяться, может, зайти в клуб. Внезапно он понял, что стоит перед дверями своей спальни. Внимательно вгляделся в дубовые плашки паркета, затем наклонился ниже… Вдоль порога бежала тоненькая белая дорожка. Он присел на корточки, прикоснулся к белому порошку кончиком пальца. Поднял палец с несколькими крупинками порошка, понюхал. Затем его осенило. И он коснулся пальца кончиком языка.
Соль. Она сыпала соль на его порог. Он озадаченно нахмурился. Соль — это одно из средств леди Маргарет против беды… и невезения. Он встал, потер соль между пальцами. Когда он вошел в спальню и увидел, что к столбикам его кровати прикреплены веточки омелы, кровь быстрее побежала по его жилам. Омела что, тоже отводит невезение? И это Чарити прикрепила к его кровати омелу, надо полагать? Но она ведь совершенно не верила в суеверные бредни своей…
Внезапно он вспомнил, какой он увидел ее в коридоре. Она была без своего дурацкого спенсера… но на шее у нее болталась целая связка амулетов! Однако она говорила, что не носит амулетов, что они ей ни к чему. И сегодня утром на шее у нее были амулеты, портниха просила снять их, а Чарити отказалась — он сам слышал, своими ушами. Итак, она стала носить амулеты и следовать дурацким правилам, точь-в-точь как эта сумасшедшая старуха? Что, черт возьми, произошло?
Он выскочил в коридор и почти добежал до двери Чарити, когда на лестнице появилась леди Маргарет с целой корзиной жуткого вида растений и прочей чепухой для привораживания удачи. Он остановился. Старуха — тоже, глаза ее широко раскрылись при виде гневного выражения на его лице.
Взгляд его метнулся к корзине и вспыхнул недобрым огнем. Он схватил старуху под локоть и потянул к дверям отведенной ей комнаты.
— Мне надо знать, что произошло с Чарити накануне моего отъезда из Стэндвелла, — безапелляционно заявил он, грозно нависая над старухой. — Случилось что-то, из-за чего она приняла решение не выходить за меня.
Леди Маргарет съежилась и состроила сердитую мину, однако глаза ее смотрели на молодого человека пытливо. Должно быть, он сильно влюбился в Чарити, если примчался в Девоншир ради того, чтобы помешать ее браку с Пинноу, не побоялся скандала, женился на ней. Но достаточно ли сильна его любовь перед лицом грядущих бед?
— Да, вы имеете право знать. — Леди Маргарет добрела до кресла, стоявшего возле камина, тяжело опустилась в него. Она казалась такой старой! — Только вам, молодой человек, совсем не по вкусу придется то, что вы услышите. — Старуха грозно сверкнула на Рейна глазами. — На моей Чарити лежит проклятие. — Она увидела, как дернулся Рейн, как глаза его раздраженно сверкнули, и подняла руку, пресекая возражения. — Знаю, вы думаете, что я полоумная суеверная старуха, но я люблю свою внучку больше жизни. Никогда не сказала бы про нее такого, если бы это не было правдой.
В ее выцветших от старости глазах была такая боль, что Рейн понял: она и в самом деле верит в это проклятие.
— В жизни не слыхал ничего более нелепого…
— С тех самых пор, когда она была еще совсем крошкой, несчастья и неурядицы следовали за ней по пятам. Но все эти беды никогда не затрагивали ее напрямую… они происходили вокруг нее. То же происходит и сейчас. Иногда это мелкие неприятности: бьется фарфор, отлетают пуговицы. Иной раз — серьезные несчастья: экипажи разбиваются, конечности ломаются… посторонние люди вдруг получают пулю в… в…
— В зад, — подсказал Рейн и усмехнулся.
— Да. Так вот. — Голос старухи стал тише, плечи ее согнулись под грузом страшной тайны, которую она готовилась открыть. — Видите ли, Аптон тоже отказывался в это верить, хотя и не мог дать другого объяснения тому факту, что вокруг девочки все время что-то происходит. И потому он настоял на том, чтобы правда о ее злосчастном свойстве была скрыта от нее; так мы и поступили. Мы все переставили в доме, чтобы обезопасить себя от несчастных случаев, и совсем перестали выезжать, чтобы уменьшить размах ее зловещего влияния… и очень следили за тем, чтобы девочка не винила себя во всех происходящих вокруг нее несчастьях. Она всегда так близко к сердцу принимала чужие беды! Мы очень боялись, что с ней что-нибудь случится, если она узнает, что сама является причиной этих несчастий.
— Чарити не верит в эту чепу… — начал было Рейн и осекся. Она раньше не верила. А теперь она носит на шее жуткие амулеты и сыплет соль на порог. — Так что же произошло? — Он чувствовал, что старуха ведет к чему-то.
— Она узнала про свое злосчастное свойство навлекать беду. Она случайно услышала ваш с Гэром и Перси разговор в тот день, когда вы выследили этих олухов и устроили им разнос. И это сломило ее.
— Черт возьми! Нет, я отказываюсь верить! Вы хотите убедить меня, что Чарити отказалась выйти за меня потому, что услышала, как два деревенских дурня рассуждают о том, что она якобы джинкс? Не существует никаких джинксов! — Гнев, который одолевал его в тот день, вернулся теперь сторицей. Как могли эти дурни поверить, что Чарити может быть виновна в несчастьях ближних! Это Чарити-то, от одного присутствия которой утихала боль!
— Но джинксы существуют, и Чарити одна из них. Я узнала это по луне, в ночь ее рождения. Ведь вы не были рядом с ней всю ее жизнь… и не видели, как один за другим происходят все эти несчастные случаи, недоразумения, беды. А она, как только услышала, что она джинкс, сразу поняла, что это правда. Это объясняло все. Проливало свет на то, почему вы стали жертвой нескольких несчастных случаев, как только столкнулись с ней. И когда вы попали в наш дом… вам ведь тоже пришлось претерпеть немало. — Лицо старухи выражало страдание. — Чарити испугалась, что если она выйдет за вас, то с вами произойдет что-нибудь ужасное. Она хотела вас защитить.
Лицо Рейна исказилось гневом. Старуха покачала головой при виде подобного скептицизма. Совсем как покойный Аптон!
— Я пыталась разлучить вас. Девочка только что потеряла отца и так горевала по нему…
Всю прочую болтовню суеверной старухи Рейн отмел как несущественную, но это последнее замечание он счел достойным внимания. Горе порой очень странно влияет на людей. Иногда люди от горя начинают верить во всякие суеверия… Или перестают верить.
— Но почему ей вздумалось выходить именно за этого Пинноу? — Он еще крепче сжал кулаки, сдерживая гнев, и попытался проникнуть в смысл ситуации. — Почему за него, черт возьми?
— Она решила выйти за барона потому, что презирала его. — Старуха поморщилась. — Она сама мне сказала… что барон заслуживает того, чтобы получить в жены колдунью.
Рейн замер. Все эти рассуждения о проклятиях могли иметь далеко идущие последствия, и эта мысль его отрезвила. Он не поверил ни единому слову суеверной старухи… но Чарити поверила. Девушка верила в реальность этого настолько, что нашла в себе силы отказаться от брака с человеком, в которого была влюблена; более того, решилась на супружество с мужчиной, который был ей отвратителен. С ее искренней верой в джинкса придется считаться.
Он знал, какой разрушительной силой могут быть суеверия; ему случалось видеть примеры еще на Барбадосе. Бывало, что слепая вера в местные предрассудки, в сочетании с тропическими болезнями и природными бедствиями, ураганами например, губила целые семьи, обычно коренных жителей, но бывало, что и плантаторов… так сошел в могилу его отец. И если бы не природный скептицизм и не врожденное упрямство, и сам он вполне мог бы подпасть под власть суеверий.
Безумный гнев охватил его. Мысль о том, что его нежная, сострадательная Чарити взваливает на себя вину за все происходящие несчастья и отказывает себе в общении с теми, кого любит, дабы защитить их от себя, ранила его в самое сердце. Она заслуживала, чтобы ее любили и лелеяли, была достойна счастливой и радостной жизни. И он не он будет, если не обеспечит ей такую жизнь.
И если ради этого ему предстоит выдержать битву с ее страхами и суевериями, то пусть будет так! Для Бульдога Остина сражения были не в новинку. Он знал, с чего следует начать.
Чарити, босая, стояла возле кровати, готовясь лечь спать, и смотрела на груды коробок, штуки сукна и тканей, на множество перевязанных тесьмой свертков — свидетельство щедрости Рейна. На деревянных вешалках висели полунаметанные платья и спенсеры, из блестящего атласа, мягкого муара, шитой шелком дивной парчи. При виде этой роскоши у нее еще тяжелее становилось на сердце, потому что она никак не могла отблагодарить мужа за подарки, не навлекая на него несчастья.
Она сняла старенькое муслиновое платье, развязала тесемки нижней юбки, скинула ее. Пальцы ее потянулись к шнуровке корсета…
— Чарити! — раздалось за дверью. — Открой, Чарити!
В голосе мужа звучали чувственность и властность. Она поняла, что больше он не станет терпеливо сносить ее отказы и капризы. Сердце ее болезненно сжалось, потом учащенно забилось, а он все колотил в дверь и требовал, чтобы она вышла… или его впустила. Она не могла даже ответить — голос не повиновался ей — и лишь пятилась, не сводя глаз с двери, сжимая в руках нижнюю юбку. Итак, то, чего она так страшилось, наступило.
Он перестал дубасить в дверь, но тишина напугала ее еще больше. Безмолвие казалось бесконечным, и нервы ее натянулись до предела. Вот сейчас эта дверь разлетится в щепки. Но в оглушительной тишине раздался только скрежет металла, затем щелчок. Ключ, торчавший в замке с ее стороны, упал с тихим стуком на пол, и дверь распахнулась.
Рейн прислонился плечом к косяку. Его огромное тело заполняло почти весь дверной проем. В руке он держал целую связку ключей.
— Двери в этом доме очень крепкие, — заметил он, выразительно покосившись на дюймовой толщины дубовую дверь, с которой он только что сладил столь цивилизованным способом. Он покачал связкой звякающих ключей. — А я не люблю, когда то, что принадлежит мне, оказывается вне моей досягаемости. — Голос его стал низким, рокочущим.
Он смотрел на нее из-под полуопущенных век глазами собственника. Взгляд его скользил по ее плечам, груди, спускался к талии и бедрам. Весь его вид ясно говорил: и к ней у него есть запасной ключик.
Вдруг одним гибким движением он сунул ключи в карман, оторвал плечо от косяка и шагнул к ней.
— Нет-нет, — пролепетала она с трудом, как если бы рот у нее был забит ватой. — Ты не можешь…
— Да нет же, могу, ангел мой. — Он отнял у нее нижнюю юбку, которую она судорожно сжимала в руках, и подхватил ее на руки.
— Отпусти меня сейчас же! Я же сказала. Еще два дня! — Она забилась изо всех сил, пытаясь высвободить колени, но он только сильнее прижал ее к себе и зашагал по коридору к своей спальне.
— Я не собираюсь ждать два дня ради того, чтобы поговорить с тобой, — заявил он, косясь на изгибы ее роскошного тела, которое прижимал к себе. — И я не стану ждать больше — ты будешь у меня в постели, и все тут.
На шум в коридор выскочили и бабушка Чарити, и леди Кэтрин, остановившаяся в дверях господской спальни. Обе старухи, выпучив глаза и раскрыв рты, созерцали происходящее. Чарити даже забыла про свой гнев, так ей стало стыдно, что ее, полуголую, тащат как мешок для выполнения супружеского долга! Она закрыла лицо руками, отчаянно жалея, что нельзя прямо сейчас умереть на месте.
Рейн бросил властный взгляд на леди Маргарет и сказал:
— Будьте так добры, прикройте за нами дверь, а то у меня руки заняты.
Леди Маргарет, опешившая было при виде столь отчаянного поступка зятя, вдруг улыбнулась лукаво и поспешила выполнить просьбу.
Глава 18
Спальня Рейна была наполнена тусклым светом свечей в единственном подсвечнике. Он опустил Чарити на бархатное покрывало кровати и тут же навалился на нее всем телом, чтобы не дать возможности сбежать. Задыхаясь и барахтаясь, она сердито потребовала:
— Как ты смеешь так поступать со мной… да еще на глазах у моей бабушки?! И твоей тоже! Ты ведешь себя как настоящий варвар! — Она выгнула спину и попыталась оттолкнуть мужа.
Он только засмеялся в ответ.
— Нет, я веду себя как влюбленный супруг в первую брачную ночь. Я ведь твой супруг, Чарити. — Голос его смягчился, в нем зазвучали соблазнительные нотки, и Чарити в панике забилась под ним.
— Протащить меня по всему коридору голую… — Она изловчилась, просунула руки между ними, уперлась ладонями ему в грудь и толкнула как следует. Но он только сильнее навалился на нее, и она ощутила жар его тела.
— Но я был вынужден. — Голос его стал ласковым, мягким, как шелк. — Жених всегда переносит невесту на руках через порог в первую брачную ночь… Это такая примета.
То, что он вдруг употребил слово «примета», засело занозой среди сумбура гневных, испуганных и чувственных мыслей, метавшихся в ее голове. Она замерла и, невзирая на все доводы рассудка, повернулась к нему.
Лицо его сияло, как бронза в мерцающем свете, глаза под полуопущенными тяжелыми веками сверкали, как светлое серебро, большой чувственный рот улыбался, и на одной щеке была ямочка. На лоб падала эта упрямая прядь и словно просила, чтобы Чарити пригладила ее.
Жаркая волна захлестнула Чарити с головой и вогнала в панический ужас. Она резко отвернулась и толкнула его в грудь сильнее, извиваясь под ним как безумная.
— Ну, если ты рассчитывал, что эта примета принесет тебе удачу, то с тем же успехом мог дать мне переступить этот порог своими ногами, — процедила она сквозь зубы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44