Все вокруг было окутано туманом; туман почти скрыл и кухонную дверь. Клубясь, он проник вместе с ними в задний холл.
Леона боялась снова встретиться с Викторией. Она была уверена, что краска заливает ее с головы до ног, а ее волосы находятся в полном беспорядке. К счастью, пожилая леди не спускалась вниз.
Свет в лампах едва горел, и дом был совсем тихим. Леоне показалось довольно странным, что все слуги отправились спать раньше хозяйки и ее гостьи, но она была в таком смятении, что не обращала на такие пустяки внимания.
У лестницы Таддеус поцеловал ее на ночь ленивым и удовлетворенным поцелуем.
– Постарайся увидеть меня во сне, – тихо промолвил он. – Потому что я обязательно увижу тебя. – Он улыбнулся ей медленной интимной улыбкой. – Если, конечно, я вообще сегодня засну.
Леона почувствовала, что снова краснеет, и возблагодарила Бога за то, что свет почти потушен. Она тут же поспешила напомнить себе, что стала властительницей мира, которую не должны смущать всякие там чарующие разговоры джентльменов.
– Судя по моему опыту, человек не может заказывать себе сны так, как, например, заказывает яичницу к завтраку, – сказала она. – К тому же, как это ни странно, сновидения не так уж часто бывают приятными. Даже удивительно, что в них так мало хорошего, ведь чаще всего они внушают тревогу и дарят неприятные ощущения. Фактически я часто задавала себе вопрос…
Он заставил ее замолчать, впившись в ее губы быстрым и безжалостным поцелуем. Когда Таддеус оторвался от нее и поднял голову, Леона поняла, что он над ней смеется, пусть даже и молча. Он провел большим пальцем по ее подбородку, отчего по телу Леоны пробежала сладостная дрожь.
– Ты увидишь меня во сне, – приказал он своим монотонным голосом гипнотизера.
Его слова разбередили ее чувства. Леоне стоило огромных усилий не броситься в его объятия и не упасть с ним на пол. Явно удовлетворенный, Таддеус отступил назад.
– Доброй ночи! – повторил он.
Тишина дома тяжело навалилась на Леону. Что-то не так! Ее охватили зловещие предчувствия. Сколько же времени?
Остановившись под стенным фонарем, Леона посмотрела на часы, висевшие на цепочке у нее на талии. Два часа ночи!
Она едва не вскрикнула от ужаса. Неудивительно, что все спят. Они с Таддеусом провели в оранжерее несколько часов! И как только она могла до такой степени потерять счет времени?! Наверняка и Виктория, и вся домашняя прислуга догадались о том, что в оранжерее они так долго не растениями любовались.
Следом за этой мыслью ей в голову пришла другая, еще более неприятная. Господи, ведь ей же придется встретиться с Викторией и со слугами за завтраком, зная, что всем им известно, что было в оранжерее!
Глубоко вздохнув, Леона приосанилась. Раз уж она стана властительницей мира, то ей надо привыкать к подобным происшествиям. Ну и что из того, что этой ночью она потеряла невинность? Давно пора сделать это, ведь ей уже к тридцати, в конце концов. К тому же она была абсолютно уверена, что не многим женщинам удается получить такое удовольствие от секса. Все оставшиеся до рассвета часы она будет помнить эту ночь – ночь страсти в тропическом саду.
Дойдя до своей комнаты, Леона поспешила скрыться в ней. Хотя бы тут она чувствует себя в безопасности. Включив свет, она уселась на край кровати и попыталась собраться с мыслями. Фог зевнул, сделал на ковре несколько оборотов вокруг себя и, наконец, улегся.
Внезапно Леона ощутила слабую боль, словно у нее появился синяк в одном потайном месте. Встав, она разделась и помылась под умывальником.
После этого она облачилась в ночную рубашку, а затем, заметив, наконец, что в комнате довольно прохладно, надела еще и халат с ночными тапочками.
Через некоторое время она поняла, что не может заснуть, во всяком случае, сразу. Леона подошла к сундуку, который привезла с собой из дома, открыла тяжелую крышку и вынула оттуда записки своей матери.
Ей было необходимо мысленно отвлечься от того, что произошло между ней и Таддеусом. Настало время узнать что-то новое о камне утренней зари.
Глава 20
На следующее утро, вскоре после завтрака, Таддеус, находившийся в библиотеке, почувствовал, что кто-то стоит в дверях. Он оторвался от своих заметок, которые записывал в тетрадь, и увидел Викторию. На ее лице застыло воинствующее и решительное выражение.
До этого у него было на удивление отличное настроение, и это несмотря на то, что ему надо было искать пропавший кристалл и расследовать несколько нераскрытых убийств. День обещал быть замечательным. В саду светило солнце. Таддеус уже начинал думать, что дела, вероятно, пойдут лучше, если у него будет хорошее настроение.
Но сейчас у него появилось ощущение, что Виктория избавит его от этого оптимистического настроения. Таддеус встал.
– Доброе утро, тетя Вики, – улыбнулся он. – Вижу, вы сегодня рано встали.
– Я всегда встаю рано. – С этими словами Виктория вошла в комнату и уселась перед его письменным столом. – Ты же знаешь, что я мучаюсь бессонницей и страдаю от неприятных сновидений.
– Вам стоит потолковать об этой проблеме с мисс Хьюитт, – посоветовал Таддеус. – Она весьма квалифицированный специалист и разбирается в таких делах.
– Должна тебе сказать, что именно из-за мисс Хьюитт я пришла сюда, – сказала Виктория.
Сев, Таддеус сложил перед собой руки на столе.
– Этого я и боялся, – сказал он. – Надеюсь, это ненадолго. Не хочу показаться грубым, но я как раз собирался позавтракать, а после этого у меня очень много неотложных дел.
– Завтрак… – ледяным тоном повторила она. – Именно из-за этого я сюда и пришла.
– Что-то не так с завтраком? – спросил Таддеус.
– Мисс Хьюитт попросила, чтобы завтрак ей принесли в комнату, – заявила Виктория.
Виктория явно ожидала, что эта новость поразит ее племянника. Таддеус несколько мгновений раздумывал над ее словами, пытаясь понять, где ловушка. Он был уверен, что ловушка есть, только, как ни старался, не мог ее обнаружить.
– Ясно, – протянул он. Таддеус уже давно пришел к выводу, что именно такое замечание необходимо, когда беседуешь с разъяренным человеком. – Может быть, мисс Хьюитт предпочитает по утрам есть в одиночестве?
Плечи Виктории возмущенно приподнялись.
– Я уверена… – на этом слове она сделала ударение, – что она предпочитает остаться в одиночестве.
На его лице мелькнула тревога.
– Вы хотите сказать, что она плохо себя чувствует? Но вчера вечером все было отлично. Может, у нее лихорадка? Я немедленно пошлю за доктором.
– Доктор ей ни к чему, – резко проговорила Виктория.
Черт возьми! Возможно, речь идет об обычном женском недомогании, которое случается раз в месяц. Но если дело в этом, то почему Виктория пришла к нему? Женщины обычно не обсуждают такие проблемы с мужчинами. Честно говоря, эта тема вообще представляла немалую тайну для представителей его пола. А единственная причина, позволившая ему узнать кое-что об этом, состояла в том, что примерно в тринадцать лет он проявлял нездоровый интерес к женщинам. Как-то раз отец застал его в спальне, где он читал старинный медицинский текст и два справочника, посвященных искусству любви. Все это он обнаружил спрятанным за книгами в семейной библиотеке.
Медицинский текст показался ему мучительно напыщенным, так как был написан на трудно читаемой латыни. Разобраться со справочниками, написанными по-китайски, было еще сложнее, почти невозможно. Правда, справочники были отлично иллюстрированы – почти так же, как сотни книг по ботанике, которые преобладали в отцовской коллекции.
«Вижу, твои интеллектуальные интересы расширились, – заметил отец, закрывая дверь. – Но этого многовато для ухода за аквариумом, который я купил тебе на прошлой неделе. Думаю, нам пора поговорить».
Латинская медицинская книга и справочники по-прежнему находились в библиотеке. Таддеус собирался когда-нибудь показать их собственному сыну.
Он поднял глаза на Викторию.
– Никак не могу взять в толк, чего вы от меня хотите, тетя Вики, – сказал Таддеус.
Она зловеще вздернула вверх подбородок.
– Хочу признаться в том, что я была немало обескуражена, когда ты вчера привез мисс Хьюитт в этот дом, – заявила она.
Таддеус напрягся.
– Давайте поговорим начистоту, – промолвил он. – Вы – моя тетя, я вас люблю и глубоко уважаю. Однако я не позволю вам оскорблять мисс Хьюитт.
– Ба! Значит, ее нельзя оскорбить?! – воскликнула Виктория. – Но ведь вред уже причинен!
Гнев и ледяное чувство вины сковали Таддеуса.
– О чем вы, черт возьми, говорите?
– Неужели ты настолько бессердечен, Таддеус? Я же всю жизнь тебя знаю! И я считала, что ты гораздо лучше.
– Так вы оскорбляете меня, а не мисс Хьюитт?
– Неужели ты считаешь, что я и все в этом доме, начиная с миссис Гриббс и мистера Гриббса, кухарки и всей остальной прислуги, включая и малышку Мэри, новую горничную, не знают о том, что произошло прошлой ночью в оранжерее?
У Таддеуса было такое чувство, будто его ударило молнией.
– Все уже спали, когда мы вчера вернулись в дом, – проговорил он.
– Но это не значит, что мы не в курсе, когда вы вернулись, – бросила Виктория. – В два часа ночи!
– Черт! – очень спокойно вымолвил он. О репутации Леоны он как-то вообще не подумал. Потому что был слишком погружен в воспоминания о том, какое удовольствие ему доставила близость с ней.
– Кое-кто из прислуги знает тебя с колыбельки, – угрожающе напомнила ему Виктория. – Что эти люди, по-твоему, думают сегодня утром? Мисс Хьюитт не провела в доме даже ночи. Ты увлек ее в оранжерею и соблазнил там.
– Черт! – повторил Таддеус. Более подходящего слова он не нашел. Подумать только, еще несколько мгновений назад он находился в предвкушении чудесного дня и был в отличном расположении духа. Вот тебе и сила позитивного мышления.
– И вот теперь бедняжка вынуждена сидеть взаперти, в своей комнате, – продолжала Виктория. – Она так унижена, что стесняется спуститься вниз к завтраку. Она наверняка считает, что ее жизнь кончена. Об заклад готова биться, что мисс Хьюитт уже все глаза выплакала.
– Полагаю, мне следует радоваться, что ее собака еще не перегрызла мне горло, – устало заметил Таддеус.
Встав из-за стола, он направился к двери. Виктория повернулась ему вслед:
– И куда, интересно, ты направляешься?
– Наверх – перемолвиться парой слов с Леоной, – ответил он.
– Надеюсь, ты не собираешься остаться с ней в комнате наедине, – сказала Виктория. – И это сейчас, когда в доме я и слуги! Разве ты не достаточно натворил?
Возле двери он остановился, положив руку на дверную ручку.
– Полагаю, это чисто теоретический вопрос.
Виктория издала какой-то непонятный звук.
– Еще кое-что, прежде чем ты поднимешься наверх, – промолвила она.
Между ними повисла очередная зловещая пауза.
– Что еще? – спросил Таддеус.
– Надеюсь, ты не забыл про первый Весенний бал?
– Тетя Вики, этот чертов Весенний бал – последнее, о чем я думаю в этот момент! – воскликнул Таддеус. – И мне на него наплевать, черт возьми!
– Ты обязательно должен его посетить – как и каждый представитель высшего общества, – заявила Виктория. – Тебя там ждут.
– Но какое, черт возьми, отношение это имеет к моему намерению потолковать с Леоной?
– Это зависит от… – загадочно ответила Виктория.
– От чего? – вздохнул Уэр. Его терпение было на пределе.
Виктория презрительно фыркнула.
– От того, намереваешься ли ты сопровождать мисс Хьюитт на этот бал, – договорила она.
– Черт возьми, тетя, ну и вопрос! – возмутился Таддеус. – Тетя Вики, на случай, если вы забыли, я сейчас пытаюсь выцарапать очень опасный реликт из когтей человека, который уже убил двоих людей, чтобы отыскать его. Вдобавок к этому я пытаюсь выяснить, что за монстр в человеческом обличье получает удовольствие оттого, что перерезает горло женщинам. И у меня нет времени думать о том, кого я буду сопровождать на Весенний бал!
Брови Виктории недоуменно приподнялись.
– На то, чтобы прошлой ночью скомпрометировать женщину, у тебя время нашлось, – съязвила она.
Таддеус даже не стал отвечать на ее замечание. Вместо этого он отворил дверь, вышел из библиотеки и побежал вверх по лестнице, перепрыгивая сразу через две ступени.
Оказавшись у закрытой двери в комнату Леоны, он громко постучал.
– Входите, Мэри! – крикнула мисс Хьюитт.
Несмотря на раздражение, Таддеус ощутил некоторое облегчение. Судя по голосу Леоны, она вовсе не захлебывается от рыданий.
Таддеус осторожно приотворил дверь. Леона сидела за маленьким письменным столом у окна. У него перехватило дыхание, когда он ее увидел. На Леоне было платье цвета весенней зелени с желтыми лентами. Платье с длинными рукавами, аккуратным воротничком и длинным, до земли, подолом, было скромным во всех отношениях. Такой фасон, завезенный из Франции, дамы выбирали только для домашней одежды. Для него не нужно было тугого шнурования или корсета. Модницы вроде его матери без сомнений выходили в подобных платьях к завтраку.
Правда, входя в моду, эти платья понаделали шуму. Критики выступали против удобного фасона, утверждая, что свободный стиль неизбежно приведет к падению морали. Таддеус впервые понял, чем было вызвано недовольство самоуверенных критиков. Было что-то неуловимо чувственное в простых летящих линиях, струящихся по женскому телу, хотя, возможно, следовало бы сказать, что чувственность он различил именно в этом платье, облегавшем именно эту женскую фигуру.
Таддеусу пришло в голову, что ему бы не хотелось, чтобы Леону в этом туалете увидел другой мужчина, несмотря на то, что у платья были высокий воротничок и длинные рукава.
– Поставьте поднос на туалетный столик, – сказала Леона. Она даже не подняла голову от записок, которые внимательно читала. – И прошу вас, поблагодарите от меня кухарку.
Сложив руки на груди, Таддеус прислонился к дверному косяку.
– Ты сама сможешь ее поблагодарить, – сказал он.
Леона замерла, а затем повернулась к нему, широко открыв глаза.
– Таддеус! – радостно воскликнула она. – Что ты тут делаешь?
– Хороший вопрос, – заметил он. – Мне только что дали понять, что ты попросила принести завтрак в комнату, потому что у тебя недостает смелости встретиться лицом к лицу с тетей Викторией, не говоря уже о прислуге.
– Господи, что за ерунда!
– Мне сказали, что ты рыдаешь, затаившись у себя в спальне, потому что считаешь, что тебя обесчестили.
Леона нахмурилась.
– Кто тебе это сказал? – спросила она.
– Моя тетя, – ответил Таддеус.
Леона вздрогнула.
– Понимаю… Но я уверена, что она ничего плохого не имела в виду. Все равно… как неудобно!
– Причем нам обоим.
Она заморгала.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Дело в том, что на карту поставлена не только твоя репутация, – отозвался Таддеус. – Хочу тебе сказать, что тетя и слуги пришли к выводу, что я безобразно вел себя прошлой ночью.
– Понятно… – Леона осторожно закрыла записки. – Примите мои извинения, сэр. Мне и в голову не пришло, что невинная просьба принести завтрак в спальню приведет к столь странным выводам. Я немедленно оденусь и спущусь к завтраку.
– Спасибо, – кивнул Уэр. – Не уверен, что ты спасешь мою репутацию, но, по крайней мере, мне не придется оставаться с ними с глазу на глаз.
Она улыбнулась.
– А я абсолютно уверена, что ты бы справился с ситуацией, если бы очень захотел, – сказала она.
– Возможно. Но мне приходится думать о других проблемах, которые я бы разрешил с большим удовольствием.
– Каких, например?
– Вырвал бы пару зубов, – усмехнулся Таддеус.
Она засмеялась.
– И еще кое о каких, – добавил он.
– Да?
– Прежде чем мы окажемся перед жюри присяжных в столовой, я бы хотел поговорить с тобой в библиотеке, – заявил Уэр.
Лицо Леоны просияло.
– Ты получил какие-то известия о кристалле? – с надеждой спросила она.
– Нет, – покачал он головой. – У меня есть к тебе пара вопросов.
Леона тут же стала серьезной.
– Каких вопросов?
– Незадолго до того, как тетушка явилась ко мне, чтобы защитить твою добродетель, меня осенило, что ты должна знать об истории камня утренней зари больше, чем другие. Без сомнения, больше, чем знает Калеб Джонс или я. Последнее достоверное известие о кристалле, которое у нас есть, было записано сорок лет назад. Ты в последний раз видела камень, когда тебе было шестнадцать лет. Если я не ошибаюсь, это было лет десять – двенадцать назад?
– Одиннадцать, – уточнила Леона. Вмиг появившаяся в ее взоре настороженность погасила только что блестевшую там радость. – Не знаю, что я могу тебе сказать такого, что помогло бы в поисках камня.
– И я не знаю, – кивнул Таддеус. – Но за годы работы следователем я твердо уяснил одну деталь: порой даже самая ничтожная информация может привести к разгадке тайны. Ты – единственный известный мне человек, который может работать с камнем утренней зари.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Леона боялась снова встретиться с Викторией. Она была уверена, что краска заливает ее с головы до ног, а ее волосы находятся в полном беспорядке. К счастью, пожилая леди не спускалась вниз.
Свет в лампах едва горел, и дом был совсем тихим. Леоне показалось довольно странным, что все слуги отправились спать раньше хозяйки и ее гостьи, но она была в таком смятении, что не обращала на такие пустяки внимания.
У лестницы Таддеус поцеловал ее на ночь ленивым и удовлетворенным поцелуем.
– Постарайся увидеть меня во сне, – тихо промолвил он. – Потому что я обязательно увижу тебя. – Он улыбнулся ей медленной интимной улыбкой. – Если, конечно, я вообще сегодня засну.
Леона почувствовала, что снова краснеет, и возблагодарила Бога за то, что свет почти потушен. Она тут же поспешила напомнить себе, что стала властительницей мира, которую не должны смущать всякие там чарующие разговоры джентльменов.
– Судя по моему опыту, человек не может заказывать себе сны так, как, например, заказывает яичницу к завтраку, – сказала она. – К тому же, как это ни странно, сновидения не так уж часто бывают приятными. Даже удивительно, что в них так мало хорошего, ведь чаще всего они внушают тревогу и дарят неприятные ощущения. Фактически я часто задавала себе вопрос…
Он заставил ее замолчать, впившись в ее губы быстрым и безжалостным поцелуем. Когда Таддеус оторвался от нее и поднял голову, Леона поняла, что он над ней смеется, пусть даже и молча. Он провел большим пальцем по ее подбородку, отчего по телу Леоны пробежала сладостная дрожь.
– Ты увидишь меня во сне, – приказал он своим монотонным голосом гипнотизера.
Его слова разбередили ее чувства. Леоне стоило огромных усилий не броситься в его объятия и не упасть с ним на пол. Явно удовлетворенный, Таддеус отступил назад.
– Доброй ночи! – повторил он.
Тишина дома тяжело навалилась на Леону. Что-то не так! Ее охватили зловещие предчувствия. Сколько же времени?
Остановившись под стенным фонарем, Леона посмотрела на часы, висевшие на цепочке у нее на талии. Два часа ночи!
Она едва не вскрикнула от ужаса. Неудивительно, что все спят. Они с Таддеусом провели в оранжерее несколько часов! И как только она могла до такой степени потерять счет времени?! Наверняка и Виктория, и вся домашняя прислуга догадались о том, что в оранжерее они так долго не растениями любовались.
Следом за этой мыслью ей в голову пришла другая, еще более неприятная. Господи, ведь ей же придется встретиться с Викторией и со слугами за завтраком, зная, что всем им известно, что было в оранжерее!
Глубоко вздохнув, Леона приосанилась. Раз уж она стана властительницей мира, то ей надо привыкать к подобным происшествиям. Ну и что из того, что этой ночью она потеряла невинность? Давно пора сделать это, ведь ей уже к тридцати, в конце концов. К тому же она была абсолютно уверена, что не многим женщинам удается получить такое удовольствие от секса. Все оставшиеся до рассвета часы она будет помнить эту ночь – ночь страсти в тропическом саду.
Дойдя до своей комнаты, Леона поспешила скрыться в ней. Хотя бы тут она чувствует себя в безопасности. Включив свет, она уселась на край кровати и попыталась собраться с мыслями. Фог зевнул, сделал на ковре несколько оборотов вокруг себя и, наконец, улегся.
Внезапно Леона ощутила слабую боль, словно у нее появился синяк в одном потайном месте. Встав, она разделась и помылась под умывальником.
После этого она облачилась в ночную рубашку, а затем, заметив, наконец, что в комнате довольно прохладно, надела еще и халат с ночными тапочками.
Через некоторое время она поняла, что не может заснуть, во всяком случае, сразу. Леона подошла к сундуку, который привезла с собой из дома, открыла тяжелую крышку и вынула оттуда записки своей матери.
Ей было необходимо мысленно отвлечься от того, что произошло между ней и Таддеусом. Настало время узнать что-то новое о камне утренней зари.
Глава 20
На следующее утро, вскоре после завтрака, Таддеус, находившийся в библиотеке, почувствовал, что кто-то стоит в дверях. Он оторвался от своих заметок, которые записывал в тетрадь, и увидел Викторию. На ее лице застыло воинствующее и решительное выражение.
До этого у него было на удивление отличное настроение, и это несмотря на то, что ему надо было искать пропавший кристалл и расследовать несколько нераскрытых убийств. День обещал быть замечательным. В саду светило солнце. Таддеус уже начинал думать, что дела, вероятно, пойдут лучше, если у него будет хорошее настроение.
Но сейчас у него появилось ощущение, что Виктория избавит его от этого оптимистического настроения. Таддеус встал.
– Доброе утро, тетя Вики, – улыбнулся он. – Вижу, вы сегодня рано встали.
– Я всегда встаю рано. – С этими словами Виктория вошла в комнату и уселась перед его письменным столом. – Ты же знаешь, что я мучаюсь бессонницей и страдаю от неприятных сновидений.
– Вам стоит потолковать об этой проблеме с мисс Хьюитт, – посоветовал Таддеус. – Она весьма квалифицированный специалист и разбирается в таких делах.
– Должна тебе сказать, что именно из-за мисс Хьюитт я пришла сюда, – сказала Виктория.
Сев, Таддеус сложил перед собой руки на столе.
– Этого я и боялся, – сказал он. – Надеюсь, это ненадолго. Не хочу показаться грубым, но я как раз собирался позавтракать, а после этого у меня очень много неотложных дел.
– Завтрак… – ледяным тоном повторила она. – Именно из-за этого я сюда и пришла.
– Что-то не так с завтраком? – спросил Таддеус.
– Мисс Хьюитт попросила, чтобы завтрак ей принесли в комнату, – заявила Виктория.
Виктория явно ожидала, что эта новость поразит ее племянника. Таддеус несколько мгновений раздумывал над ее словами, пытаясь понять, где ловушка. Он был уверен, что ловушка есть, только, как ни старался, не мог ее обнаружить.
– Ясно, – протянул он. Таддеус уже давно пришел к выводу, что именно такое замечание необходимо, когда беседуешь с разъяренным человеком. – Может быть, мисс Хьюитт предпочитает по утрам есть в одиночестве?
Плечи Виктории возмущенно приподнялись.
– Я уверена… – на этом слове она сделала ударение, – что она предпочитает остаться в одиночестве.
На его лице мелькнула тревога.
– Вы хотите сказать, что она плохо себя чувствует? Но вчера вечером все было отлично. Может, у нее лихорадка? Я немедленно пошлю за доктором.
– Доктор ей ни к чему, – резко проговорила Виктория.
Черт возьми! Возможно, речь идет об обычном женском недомогании, которое случается раз в месяц. Но если дело в этом, то почему Виктория пришла к нему? Женщины обычно не обсуждают такие проблемы с мужчинами. Честно говоря, эта тема вообще представляла немалую тайну для представителей его пола. А единственная причина, позволившая ему узнать кое-что об этом, состояла в том, что примерно в тринадцать лет он проявлял нездоровый интерес к женщинам. Как-то раз отец застал его в спальне, где он читал старинный медицинский текст и два справочника, посвященных искусству любви. Все это он обнаружил спрятанным за книгами в семейной библиотеке.
Медицинский текст показался ему мучительно напыщенным, так как был написан на трудно читаемой латыни. Разобраться со справочниками, написанными по-китайски, было еще сложнее, почти невозможно. Правда, справочники были отлично иллюстрированы – почти так же, как сотни книг по ботанике, которые преобладали в отцовской коллекции.
«Вижу, твои интеллектуальные интересы расширились, – заметил отец, закрывая дверь. – Но этого многовато для ухода за аквариумом, который я купил тебе на прошлой неделе. Думаю, нам пора поговорить».
Латинская медицинская книга и справочники по-прежнему находились в библиотеке. Таддеус собирался когда-нибудь показать их собственному сыну.
Он поднял глаза на Викторию.
– Никак не могу взять в толк, чего вы от меня хотите, тетя Вики, – сказал Таддеус.
Она зловеще вздернула вверх подбородок.
– Хочу признаться в том, что я была немало обескуражена, когда ты вчера привез мисс Хьюитт в этот дом, – заявила она.
Таддеус напрягся.
– Давайте поговорим начистоту, – промолвил он. – Вы – моя тетя, я вас люблю и глубоко уважаю. Однако я не позволю вам оскорблять мисс Хьюитт.
– Ба! Значит, ее нельзя оскорбить?! – воскликнула Виктория. – Но ведь вред уже причинен!
Гнев и ледяное чувство вины сковали Таддеуса.
– О чем вы, черт возьми, говорите?
– Неужели ты настолько бессердечен, Таддеус? Я же всю жизнь тебя знаю! И я считала, что ты гораздо лучше.
– Так вы оскорбляете меня, а не мисс Хьюитт?
– Неужели ты считаешь, что я и все в этом доме, начиная с миссис Гриббс и мистера Гриббса, кухарки и всей остальной прислуги, включая и малышку Мэри, новую горничную, не знают о том, что произошло прошлой ночью в оранжерее?
У Таддеуса было такое чувство, будто его ударило молнией.
– Все уже спали, когда мы вчера вернулись в дом, – проговорил он.
– Но это не значит, что мы не в курсе, когда вы вернулись, – бросила Виктория. – В два часа ночи!
– Черт! – очень спокойно вымолвил он. О репутации Леоны он как-то вообще не подумал. Потому что был слишком погружен в воспоминания о том, какое удовольствие ему доставила близость с ней.
– Кое-кто из прислуги знает тебя с колыбельки, – угрожающе напомнила ему Виктория. – Что эти люди, по-твоему, думают сегодня утром? Мисс Хьюитт не провела в доме даже ночи. Ты увлек ее в оранжерею и соблазнил там.
– Черт! – повторил Таддеус. Более подходящего слова он не нашел. Подумать только, еще несколько мгновений назад он находился в предвкушении чудесного дня и был в отличном расположении духа. Вот тебе и сила позитивного мышления.
– И вот теперь бедняжка вынуждена сидеть взаперти, в своей комнате, – продолжала Виктория. – Она так унижена, что стесняется спуститься вниз к завтраку. Она наверняка считает, что ее жизнь кончена. Об заклад готова биться, что мисс Хьюитт уже все глаза выплакала.
– Полагаю, мне следует радоваться, что ее собака еще не перегрызла мне горло, – устало заметил Таддеус.
Встав из-за стола, он направился к двери. Виктория повернулась ему вслед:
– И куда, интересно, ты направляешься?
– Наверх – перемолвиться парой слов с Леоной, – ответил он.
– Надеюсь, ты не собираешься остаться с ней в комнате наедине, – сказала Виктория. – И это сейчас, когда в доме я и слуги! Разве ты не достаточно натворил?
Возле двери он остановился, положив руку на дверную ручку.
– Полагаю, это чисто теоретический вопрос.
Виктория издала какой-то непонятный звук.
– Еще кое-что, прежде чем ты поднимешься наверх, – промолвила она.
Между ними повисла очередная зловещая пауза.
– Что еще? – спросил Таддеус.
– Надеюсь, ты не забыл про первый Весенний бал?
– Тетя Вики, этот чертов Весенний бал – последнее, о чем я думаю в этот момент! – воскликнул Таддеус. – И мне на него наплевать, черт возьми!
– Ты обязательно должен его посетить – как и каждый представитель высшего общества, – заявила Виктория. – Тебя там ждут.
– Но какое, черт возьми, отношение это имеет к моему намерению потолковать с Леоной?
– Это зависит от… – загадочно ответила Виктория.
– От чего? – вздохнул Уэр. Его терпение было на пределе.
Виктория презрительно фыркнула.
– От того, намереваешься ли ты сопровождать мисс Хьюитт на этот бал, – договорила она.
– Черт возьми, тетя, ну и вопрос! – возмутился Таддеус. – Тетя Вики, на случай, если вы забыли, я сейчас пытаюсь выцарапать очень опасный реликт из когтей человека, который уже убил двоих людей, чтобы отыскать его. Вдобавок к этому я пытаюсь выяснить, что за монстр в человеческом обличье получает удовольствие оттого, что перерезает горло женщинам. И у меня нет времени думать о том, кого я буду сопровождать на Весенний бал!
Брови Виктории недоуменно приподнялись.
– На то, чтобы прошлой ночью скомпрометировать женщину, у тебя время нашлось, – съязвила она.
Таддеус даже не стал отвечать на ее замечание. Вместо этого он отворил дверь, вышел из библиотеки и побежал вверх по лестнице, перепрыгивая сразу через две ступени.
Оказавшись у закрытой двери в комнату Леоны, он громко постучал.
– Входите, Мэри! – крикнула мисс Хьюитт.
Несмотря на раздражение, Таддеус ощутил некоторое облегчение. Судя по голосу Леоны, она вовсе не захлебывается от рыданий.
Таддеус осторожно приотворил дверь. Леона сидела за маленьким письменным столом у окна. У него перехватило дыхание, когда он ее увидел. На Леоне было платье цвета весенней зелени с желтыми лентами. Платье с длинными рукавами, аккуратным воротничком и длинным, до земли, подолом, было скромным во всех отношениях. Такой фасон, завезенный из Франции, дамы выбирали только для домашней одежды. Для него не нужно было тугого шнурования или корсета. Модницы вроде его матери без сомнений выходили в подобных платьях к завтраку.
Правда, входя в моду, эти платья понаделали шуму. Критики выступали против удобного фасона, утверждая, что свободный стиль неизбежно приведет к падению морали. Таддеус впервые понял, чем было вызвано недовольство самоуверенных критиков. Было что-то неуловимо чувственное в простых летящих линиях, струящихся по женскому телу, хотя, возможно, следовало бы сказать, что чувственность он различил именно в этом платье, облегавшем именно эту женскую фигуру.
Таддеусу пришло в голову, что ему бы не хотелось, чтобы Леону в этом туалете увидел другой мужчина, несмотря на то, что у платья были высокий воротничок и длинные рукава.
– Поставьте поднос на туалетный столик, – сказала Леона. Она даже не подняла голову от записок, которые внимательно читала. – И прошу вас, поблагодарите от меня кухарку.
Сложив руки на груди, Таддеус прислонился к дверному косяку.
– Ты сама сможешь ее поблагодарить, – сказал он.
Леона замерла, а затем повернулась к нему, широко открыв глаза.
– Таддеус! – радостно воскликнула она. – Что ты тут делаешь?
– Хороший вопрос, – заметил он. – Мне только что дали понять, что ты попросила принести завтрак в комнату, потому что у тебя недостает смелости встретиться лицом к лицу с тетей Викторией, не говоря уже о прислуге.
– Господи, что за ерунда!
– Мне сказали, что ты рыдаешь, затаившись у себя в спальне, потому что считаешь, что тебя обесчестили.
Леона нахмурилась.
– Кто тебе это сказал? – спросила она.
– Моя тетя, – ответил Таддеус.
Леона вздрогнула.
– Понимаю… Но я уверена, что она ничего плохого не имела в виду. Все равно… как неудобно!
– Причем нам обоим.
Она заморгала.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Дело в том, что на карту поставлена не только твоя репутация, – отозвался Таддеус. – Хочу тебе сказать, что тетя и слуги пришли к выводу, что я безобразно вел себя прошлой ночью.
– Понятно… – Леона осторожно закрыла записки. – Примите мои извинения, сэр. Мне и в голову не пришло, что невинная просьба принести завтрак в спальню приведет к столь странным выводам. Я немедленно оденусь и спущусь к завтраку.
– Спасибо, – кивнул Уэр. – Не уверен, что ты спасешь мою репутацию, но, по крайней мере, мне не придется оставаться с ними с глазу на глаз.
Она улыбнулась.
– А я абсолютно уверена, что ты бы справился с ситуацией, если бы очень захотел, – сказала она.
– Возможно. Но мне приходится думать о других проблемах, которые я бы разрешил с большим удовольствием.
– Каких, например?
– Вырвал бы пару зубов, – усмехнулся Таддеус.
Она засмеялась.
– И еще кое о каких, – добавил он.
– Да?
– Прежде чем мы окажемся перед жюри присяжных в столовой, я бы хотел поговорить с тобой в библиотеке, – заявил Уэр.
Лицо Леоны просияло.
– Ты получил какие-то известия о кристалле? – с надеждой спросила она.
– Нет, – покачал он головой. – У меня есть к тебе пара вопросов.
Леона тут же стала серьезной.
– Каких вопросов?
– Незадолго до того, как тетушка явилась ко мне, чтобы защитить твою добродетель, меня осенило, что ты должна знать об истории камня утренней зари больше, чем другие. Без сомнения, больше, чем знает Калеб Джонс или я. Последнее достоверное известие о кристалле, которое у нас есть, было записано сорок лет назад. Ты в последний раз видела камень, когда тебе было шестнадцать лет. Если я не ошибаюсь, это было лет десять – двенадцать назад?
– Одиннадцать, – уточнила Леона. Вмиг появившаяся в ее взоре настороженность погасила только что блестевшую там радость. – Не знаю, что я могу тебе сказать такого, что помогло бы в поисках камня.
– И я не знаю, – кивнул Таддеус. – Но за годы работы следователем я твердо уяснил одну деталь: порой даже самая ничтожная информация может привести к разгадке тайны. Ты – единственный известный мне человек, который может работать с камнем утренней зари.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33