— Может быть, — сказал Кристиан, с удовольствием подметив, как округлились глаза Фрэнка. Он встал, подняв за бечевку стопку газет. — Привет Беннету.
— Отцу или сыну?
— Обоим. Но старику обязательно передай, что мне больше нравилась прежняя архитектура этого здания — до того, как здесь сгорел музей Барнума.
— Черт, да меня уволят, если я такое скажу.
Кристиан хитро улыбнулся:
— Я знаю.
— Ты сегодня выходила из дома, милая? — спросила миссис Брендивайн.
Дженни кивнула, взбивая экономке подушки.
— А как вы узнали?
— У тебя еще остался румянец на щеках. Я всегда сразу вижу, когда ты приходишь с улицы. Гуляла бы ты почаще, это тебе полезно. — Миссис Брендивайн протяжно вздохнула и убрала с колен поднос. Обед был съеден только наполовину. — Расскажи мне, как там на улице. Куда ты ходила… что делала?
— Ох, перестаньте, миссис Брендивайн! — Дженни засмеялась, пряча замешательство. Не могла же она рассказать, что сегодня днем ходила в «Геральд» и поместила очередное и — как она надеялась — последнее сообщение для Рейли. — Можно подумать, вы всю жизнь провели в этой постели. Выгляните в окно и сами увидите, что опять сгущаются тучи и через пять минут наступит кромешная тьма.
Экономка ответила девушке такой же невеселой улыбкой.
— Скоро в парке поднимут шар, — сказала она.
— Что-что?
— Шар в парке скоро поднимут, — повторила миссис Брендивайн, с недоумением наткнувшись на непонимающий взгляд Дженни. — Иногда мне кажется, что ты нездешняя. Парк — это Централ-парк, и каждый знает, что, когда поднимают шар, это значит, что пруд на Пятьдесят девятой улице и озеро к северу от Молла покрылись льдом.
— А-а, — Дженни убрала поднос миссис Брендивайн, взяла расческу и стала причесывать седые волосы пожилой женщины, — значит, все-таки не каждый это знает. Я родилась в Нью-Йорке и никогда такого не слышала.
— Но ты же каталась там на коньках? — осторожно поинтересовалась экономка.
— Да… то есть нет. Но я каталась раньше, и много раз. Это было в… — она чуть не проболталась, где научилась кататься на коньках, но вовремя спохватилась. — Это было в те времена, когда меня интересовали подобные вещи, — поправилась Дженни и добавила с притворной небрежностью:
— Говорили, что у меня неплохие способности.
Миссис Брендивайн расхохоталась. Она еще никогда не слышала, чтобы Дженни так нескромно говорила о себе.
— Тогда тебе надо как-нибудь сходить на озеро. Там часто катаются Мэри-Маргарет и Кэрри. Составь им компанию, это пойдет тебе на пользу.
— У меня нет денег на коньки, — сказала Дженни, надеясь положить конец этой теме.
— Можешь взять напрокат.
— У меня и на прокат нет денег. — Она нечаянно дернула расческой чуть сильнее, чем надо, и миссис Брендивайн скривилась от боли. — Простите, — поспешно извинилась Дженни.
Положив расческу на столик, она начала заплетать в косу длинные, до пояса, волосы экономки. Дженни поняла, что единственный способ отвлечь миссис Брендивайн от обсуждения ее прошлого — направление разговора по другому руслу.
— Знаете, миссис Брендивайн, — задумчиво начала Дженни, — меня заинтересовало то, что сказал сегодня мистер Маршалл.
— Что именно?
— То, что во время войны он делал наброски. Даже если он всего лишь зарисовывал боевые позиции, у него должны быть какие-то художественные способности. Я хочу сказать, что так просто его не взяли бы на фронт репортером.
Миссис Брендивайн на мгновение лишилась дара речи, округлив свои серые глаза до размера серебряного доллара. Наконец она выдавила:
— Да неужто ты, прожив под крышей Кристиана Маршалла целых шесть недель, так и не узнала, кто он такой?
— Он владелец и издатель «Кроникл», — просто сказала Дженни.
— Ох, моя милая деточка! — миссис Брендивайн всплеснула руками и закатила глаза к потолку. — Разве тебе никто не говорил… Да нет, конечно, откуда? Уже прошло столько времени… И все-таки почти все мы помним, как это было. Как же он работал! Часами пропадал в своей студии… Мы уже думали, что больше никогда его не увидим… Да, это было что-то!
Дженни по-прежнему пребывала в полном недоумении:
— О чем вы говорите?
Миссис Брендивайн разгладила на коленях бледную ткань своей ночной рубашки.
— Мистер Маршалл — художник, Дженни. И замечательный художник и архитектор, если хочешь знать правду, — на мгновение ее рот сложился в тонкую линию, — его работы были широко известны. Этот мальчик подавал надежды. Думаю, талант есть в нем и сейчас, стоит только ему опять взять в руки кисть. Но он этого не сделает. Насколько мне известно, он уже несколько месяцев не появлялся в своей студии. И перед тем как он был там в последний раз, тоже прошло несколько месяцев. Я постоянно навожу там порядок, надеясь на то, что когда-нибудь наступит день — я зайду туда, увижу переставленные мольберты и почувствую едкий запах краски. Но подозреваю, что этого уже никогда не будет.
— Художник и архитектор, — тихо выдохнула Дженни.
Она вспомнила красивые руки Кристиана, его тонкие пальцы, его изучающие благоговейные прикосновения, и ее обдало жаром. Потом она представила его холодные аквамариновые глаза, взгляд которых мог быть отрешенным, замкнутым и в то же время живым и наблюдательным. Он всегда оценивал. Интересно, на что сейчас он смотрит этими своими глазами?
— Он не только рисовал картины, — продолжала миссис Брендивайн, воодушевляясь разговором, — до войны он спроектировал загородный дом полковника Макаллистера на Вашингтонских высотах и дворец Ньюлингса в Ади-рондакских горах. Ресторан Жюльс на Бродвее и отель «Святой Марк» — тоже его работа. Все эти проекты воплотились в жизнь, когда ему не было и двадцати шести лет.
— А теперь что же, он все забросил? — спросила Дженни. — Не рисует и не проектирует?
— Ничего.
Дженни несколько мгновений молчала, обдумывая услышанное.
— А я ведь видела его рисунки, — сказала она наконец, нахмурив брови над мягкими глазами газели, — я только сейчас вспомнила. У мистера Маршалла в кармане сюртука лежал блокнот в кожаном переплете. Помните, когда я впервые здесь появилась, я была в его сюртуке? Я обнаружила этот блокнот по дороге из больницы. В нем были наброски… он нарисовал меня. Это были страшные рисунки, — она передернулась, почувствовав пробежавший по спине холодок, — или, лучше сказать, я на них была страшной. Я без труда себя узнала, — Дженни невесело рассмеялась. — К тому времени я почти ничего не соображала от холода и лихорадки и, представьте себе, выбросила этот блокнот. Мне было невыносимо думать, что я останусь запечатленной в таком жутком виде.
Дженни закрутила в пучок косу миссис Брендивайн и закрепила шпильками на затылке, затем помогла экономке расправить на голове чепчик так, чтобы он красиво обрамлял ее круглое лицо.
— Зато вы выглядите просто замечательно. Может, вам удастся вдохновить мистера Маршалла и он напишет ваш портрет.
Миссис Брендивайн покраснела:
— Ну зачем ты мне так бессовестно льстишь, Дженни Холланд? Если бы ты видела тех женщин, которых рисовал когда-то мистер Маршалл, ты бы знала, что при всем желании я никак не смогу его заинтересовать. И все же спасибо за добрые слова.
Дженни нагнулась и поцеловала миссис Брендивайн в теплую щеку.
— Я вовсе не думала вам льстить. Это правда. Но мне хотелось бы посмотреть работы мистера Маршалла. Здесь, в доме, есть его картины?
— Только в его студии. То, что висело на стенах, было снято. Несколько его работ есть у Асторов, несколько — у Беннетов, Вандерстеллов и прочих друзей семьи.
— Что ж, думаю, миссис Астор вряд ли пригласит меня на чашку чая и просмотр своей частной коллекции, поэтому скажите, где студия мистера Маршалла?
— На четвертом этаже, в северном крыле. Мать Кристиана специально для него переделала часть чердака. Это было еще до того, как он уехал учиться за границу. Никакой роскоши, иначе он не согласился бы там работать. Вернувшись, он буквально поселился там, наверху, а потом началась война, и… — Миссис Брендивайн заметила довольное выражение на лице Дженни и сразу поняла причину ее радости. — Э нет, милочка! Я не разрешу тебе туда заходить.
— А вам и не нужно давать мне разрешение. Просто скажите, где ключ.
— Нет.
— Я приберусь там, как делали вы.
— Нет. Мистер Маршалл рассердится. Он только мне одной разрешает туда подниматься, потому что знает — я не роюсь в его вещах.
— Я тоже не буду рыться, — обиделась Дженни, — я ничего не трону. Все останется на своих местах, обещаю.
Было видно, что миссис Брендивайн ей не верит.
— Почему это тебе так важно?
— Просто мне интересно, вот и все.
«Потому что я лежала в его объятиях», — ответила Дженни мысленно. Она позволила ему проникнуть в себя и сейчас в ночных грезах опять ощущала его в себе, чувствовала, как движется в ней его плоть. То, что с ней случалось в жизни или случится еще, не шло ни в какое сравнение с этими переживаниями. И все-таки Кристиан Маршалл по-прежнему оставался незнакомцем для Дженни.
— Ты найдешь ключ в письменном столе мистера Маршалла — в том столе, который в его спальне, а не в кабинете. Если он узнает, что ты была на чердаке, говори, что это я послала тебя убраться.
— Я-то могу ему это сказать, — Дженни улыбнулась, — только давайте будем надеяться, что он не спросит вас. Лгунья из вас никудышная.
Дженни еще была в комнате, а миссис Брендивайн уже пожалела о том, что поддалась на ее уговоры. Но девушка поспешно вышла, и стало поздно что-то менять.
Лестница, ведущая наверх, в студию Кристиана, была такой узкой, что два человека не смогли бы подняться по ней вместе. На унылых голубых обоях остались царапины от мебели и ящиков, которые когда-то с трудом затаскивали по этим ступенькам на чердак. По краю лестницы тянулись истертые пыльные перила, поддерживаемые грубыми железными перекладинами. По пути наверх Дженни подолом своей юбки смела пыль со ступенек и смахнула паутину. Она крепко, на вытянутых руках, держала лампу, освещая себе дорогу. Каждый раз, услышав шум, она останавливалась и внимательно прислушивалась. Нет, она не думала о том, что ее настигнет Кристиан. Мыши пугали ее гораздо больше.
На верхней площадке она встала и открыла ключом вторую дверь. Понимая, что шутит с огнем, но не в силах справиться с собственным любопытством, Дженни шагнула за порог.
Студия оказалась гораздо больше, чем она ожидала. Здесь могли поместиться три, а то и четыре парадные гостиные. Мансардная крыша дома, служившая внутренними стенами чердака, не имела сильного ската, а потому не занимала большей части полезной площади. Почти по всему помещению студии можно было ходить не пригибаясь.
На крыше имелось три световых люка, от которых сейчас не было никакого проку: даже если бы на улице еще не стемнело, стекла покрывал толстый слой снега. По разным сторонам студии располагались две оконные ниши, которые пропускали в помещение естественный свет. Одна ловила рассвет, другая — закат. Под окнами без штор были встроены скамейки с удобными мягкими сиденьями, обитыми голубым бархатом. Дженни зажгла еще две лампы и продолжила свой осмотр.
Даже если бы в каминах с двойным дымоходом вовсю полыхал огонь, было бы непросто обогреть такую огромную комнату. Но Дженни, снедаемая любопытством, почти не замечала холода. Она внимательно осматривала оставленные Кристианом груды вещей, и изо рта у нее вылетали облачка пара.
На столах лежали палитры с засохшей краской. Здесь же валялись кисти всех мыслимых размеров и форм. Почти все они были уже испорчены, так как их бросили, не отмыв от краски. Дженни подняла одну кисть и прижала к столешнице. Ломкая от краски щетина хрустнула и надломилась, точно была сделана из стеклянных нитей.
Как поняла Дженни, миссис Брендивайн, убираясь в этой студии, прикасалась не ко всем вещам. Палитры и кисти, некогда яркие от разноцветных красок, теперь потускнели под тонким налетом пыли. Приходилось подключать воображение, чтобы узнать среди этих цветов киноварь, изумруд, фуксин, сапфир, корицу, имбирь и розу. Дженни усиленно моргала, гоня прочь подступавшие соленые слезы. Ей было мучительно жаль Кристиана и эти краски, которые он здесь похоронил.
Она нашла сырые эскизы жилых домов, которые никогда не будут закончены, проекты обсерватории, театра и среди прочего — кафе-мороженого. Дженни смахнула со щеки непослушную слезу. Подумать только — кафе-мороженое! Да, никто не смог бы упрекнуть Кристиана в потворстве богатству.
Дженни бродила по студии, скользя рукой по изогнутым спинкам диванов и шезлонгов, касаясь спинок стульев и пробегая костяшками пальцев по ребристой поверхности бюро. Простыни, относительная белизна которых свидетельствовала о недавней стирке, покрывали всю мебель, за исключением кровати с железными перекладинами и письменного стола. Дженни подумала, что Кристиан, похоже, действительно ел, спал, дышал в этой студии. Работа была его жизнью. Как же он мог отказаться от всего этого?
Фотографическое оборудование явилось для Дженни неожиданной находкой. Интересно, чье оно — Кристиана или Логана? Здесь было несколько фотоаппаратов в медном корпусе, разного типа и качества. Самые тяжелые — весом около двадцати одного фунта, самые легкие — от силы фунтов на десять. На взгляд Дженни, все они были в хорошем состоянии и, наверное, все исправны. Она нашла две коробки с линзами, еще одну — с запечатанными химикатами и три ящичка с дюжиной стсклянных пластинок в каждом.
— Это все равно что найти клад с золотом, — прошептала она. Ее голос странным эхом разнесся по студии. — Господи, как бы быстро пошли мои дела, знай я про все эти вещи! — Дженни нехотя оторвалась от фотооборудования. Соблазн им воспользоваться был так велик, что у нее дрожали руки. — Ты не воровка, Дженни, — напомнила она себе, — во всяком случае, пока.
Интересно, где же здесь темная комната-лаборатория? Дженни опять осмотрелась кругом и увидела слева от себя дверь, которая, как она сначала подумала, вела в кладовку. Сейчас она заметила висевшую на двери табличку со словами «Не входить!». Она перевернула ее. «Вход воспрещен». И в этом весь Кристиан, подумала Дженни с улыбкой. Он не хотел, чтобы кто-то заходил в его фотолабораторию, независимо от того, работал он там или нет. Она заглянула в комнату, желая убедиться, что не ошиблась в ее назначении. Герметичные ванночки из стекла, стоявшие плотным рядом на высокой — до пояса — скамье, и ряды темно-желтых бутылочек для химических растворов подтвердили ее догадку. Дженни взволнованно втянула воздух и закрыла дверь. Теперь ей предстояло увидеть то, ради чего она, собственно, и пришла сюда, на чердак.
Картины Кристиана были повсюду. Составленные вместе по несколько, они стояли вдоль всех стен просторного помещения. Дженни потянуло к ним сразу, как только она переступила порог студии, но к любопытству примешивался страх. Если бы эти картины висели в художественной галерее или находились в чьей-нибудь частной коллекции, она не задумываясь стала бы их осматривать. Но сейчас, увидев их в таком виде — сваленными кое-как на полу в холодной студии, — Дженни вспомнила, что они никогда не выставлялись. Она вторглась в тайные владения Кристиана, вместе с пылью потревожив прошлое этого человека.
Все картины были повернуты полотном к стене. Наверное, только каждая десятая была вставлена в изящную золоченую раму, в то время как дюжины и дюжины других так и остались натянутыми на легкий деревянный каркас, когда-то установленный Кристианом на мольберте. Жара и влажность городского лета и промозгло-холодные зимы уже сделали свое черное дело. Большая часть картин была попорчена.
Дженни заметила даты, небрежно проставленные на обратной стороне некоторых работ, и решила по ним определить начало своего осмотра, надеясь, что Кристиан — или миссис Брендивайн — расставили картины более-менее в хронологическом порядке. Дженни в сомнении закусила губу. С чего же лучше начать?
Она начала с тысяча восемьсот пятьдесят пятого года.
Кристиан уже за два квартала от дома заметил свет в окне чердака. Сначала он не придал этому значения, решив, что это миссис Брендивайн занимается очередной уборкой. Но потом он вспомнил про поздний час и про больную ногу домработницы. Не могла же она в двадцать минут одиннадцатого вскарабкаться с загипсованной ногой на четвертый этаж только затем, чтобы вымыть пол и протереть пыль в его студии!
Не надо торопиться с выводами, успокаивал себя Кристиан. Объяснений могло быть множество. Хотя единственное для него приемлемое — это грабитель. Лучше убить незнакомца, пробравшегося в его студию, чем кого-нибудь из знакомых.
Кристиан пришпорил Либерти, и лошадь перешла в галоп. Оставив кобылу Джо Минзу, он пробежал по тем самым скользким плитам тротуара, на которых упала миссис Брендивайн, и бросил у себя в кабинете подборку номеров «Геральд».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48