– Смотри на меня!
Он стал двигать пальцем, ни на миг не отводя от нее глаз. Джорджина чувствовала, как нарастает в ней наслаждение; поднимаясь из самой ее глубины, оно волной прокатилось по ее ногам и по бедрам до самых ступней; она почти перестала дышать – наслаждение возрастало с каждым новым движением его пальца.
Ее ноги взметнулись вверх, навстречу ему, и он ввел ей внутрь еще один палец, и она подалась ему навстречу – стремительно, быстро, упруго, вскрикнув в восторженном забытье; Джорджина сама не узнавала своего голоса – он звучал как будто издалека, из другого мира.
Эйкен не трогал ее, давая ей время сполна ощутить каждый миг наслаждения. Он не торопил ее. Но он смотрел на нее так, словно не было в этом мире ничего важнее ее.
Джорджина хотела было сесть, но Эйкен покачал головой, прижав ее одной рукой к постели.
Девушка взглянула на него; он улыбался. Потом приподнял ее ногу, целуя ее изнутри, прежде чем положить к себе на плечо; затем поднял другую.
Джорджина поняла, что он намеревается делать, и внезапно испугалась.
– Нет, Эйкен!
– Да, – сказал он.
Руки его скользнули к ее ягодицам, и он приподнял ее к самым своим губам.
Джорджина застонала так громко, что закусила губу, стараясь заглушить этот рвавшийся из нее стон.
– Да, любовь моя, – сказал он, почти касаясь ее губами. – Не надо противиться – я хочу любить тебя так!
Он целовал ее со всей страстью, с какой он целовал ее в губы. И все в ней напрягалось, пульсируя и сдаваясь, трепеща от непомерного наслаждения, и каждый раз он давал ей ощутить его во всей его силе.
Эйкен подождал, потом снова стал ласкать ее языком, пока она не откинулась на подушки в сладостном бессильном изнеможении.
Когда же Эйкен вошел в нее наконец, с силой прижимая к постели, Джорджина поняла, почему любовь плотская, земная обладает такой властью, что доводит людей до безумия. Она узнала, что значит любовь, из-за которой вспыхивают войны, любовь настолько могучая, что слабый человеческий ум не в силах противиться ей, томимый жаждой ее испытать.
Она даже представить себе не могла, что мужчина и женщина могут вдвоем сотворить это чудо. Раньше Джорджина не знала, что это значит – свободно отдаться любви, и ей хотелось, чтобы любовь эта длилась бесконечно, до конца ее жизни.
– Я люблю тебя, – шепнул Эйкен.
Он повторял эти слова опять и опять, с каждым толчком.
Эйкен входил в нее сильно и глубоко, с необычайной мощью и нежностью, угадывая все ее желания, говоря с ней о том, что он чувствует, чтобы девушка знала, что он испытывает то же, что и она, что это она сотворила с ним это чудо и что благодаря ей ему так хорошо в этот миг, как не было еще никогда в жизни.
Лицо его горело от желания и страсти, от полыхавших в нем чувств.
Когда Эйкен наконец уступил своему желанию, войдя в нее – в самую глубину, он со стоном произнес ее имя; тепло и сила и новая жаркая жизнь хлынули, наполняя ее.
Джорджина не знала, сколько они пролежали вот так – влажные от пота, без движения; быть может, они взяли уже все друг от друга и не осталось ничего, что можно было бы еще дать или взять.
Казалось, прошли часы, хотя на самом деле это были лишь минуты; Джорджина внезапно почувствовала, как ногу ее сводит судорогой. Девушка рванулась.
– О... Господи! – вскрикнула она, лежа под Эйкеном. – Моя нога!
– Что? – Он приподнялся, глядя на нее сверху вниз. – Что, черт побери, приключилось?
– Судороги! – только и могла выговорить Джорджина. Она попыталась нагнуться, но Эйкен, лежавший сверху, мешал ей.
Эйкен лег на бок.
– Где?
– Нога! – вот и все, что она могла сказать.
Эйкен принялся растирать ее икры; они так туго сжимались, что девушке хотелось кричать.
Еще минута – и он заставил ее несколько раз согнуть и разогнуть ногу, хотя Джорджина и жаловалась, что ей очень больно; вскоре у нее все прошло. Девушка взглянула на него.
Спустя мгновение оба они уже смеялись и дурачились, катаясь по кровати.
– Это все ты виноват, – со смехом сказала Джорджина. – Что только ты не проделывал с моими ногами!
– Но ты же не жаловалась, Джорджи! Ты ведь, кажется, просила еще.
– Вовсе нет!
– Ну да! Просила. «Еще... еще... Эйкен!» – передразнил он ее тоненьким голосом, прикрыв глаза и тряся своей большой головой.
Джорджина лежала, не говоря ни слова. Она не отвечала на его насмешки, делая вид, что это ее совершенно не трогает. Он перестал смеяться и посмотрел на нее, словно внезапно сообразив, что ему не удастся ее рассердить. Девушка только улыбалась, легонько поглаживая его грудь – ласково, нежно проводя по ней кончиками пальцев.
Достигнув желаемого, Джорджина медленно опустила руку и тронула плоть Эйкена, проведя по ней пальцем и глядя, как она напрягается.
Смех его замер; теперь уже у Эйкена перехватило дыхание.
Потребовалось всего лишь несколько минут, чтобы Джорджина узнала что-то новое – поняла, какую она имеет над ним власть; это ощущение захватывало. Девушка вдруг осознала, что Эйкен в ее власти точно так же, как и она – в его.
Она противилась ему так отчаянно только потому, что боялась своих чувств, боялась, что теряет рассудок и самообладание, что, уступив ему, она потеряет себя, полностью отдавшись мужчине, а страсть, которую он вызывал в ней, была так сильна, что Джорджина не могла с ней справиться, сколько бы ни старалась.
От этого сознания Джорджине вдруг стало необыкновенно легко. Впервые в жизни она поняла, что любовь – это вовсе не то, что давит, угнетая тебя, подавляя твою душу и естество. Девушка села на кровати и опрокинула Эйкена на спину.
Следующий час она провела, проделывая с ним все то, что он делал с ней, пока не достигла отмщения; теперь уже Эйкен шептал, умоляя:
– Еще... Еще!..
Спустя несколько часов девушка лежала в его объятиях; луна опустилась уже совсем низко. Джорджина слушала дыхание Эйкена; он крепко спал.
Джорджина никогда не смирялась при поражении, а эта победа наполнила ее ликованием. Она рассмеялась и пробормотала:
– И они еще смеют говорить, что женщины – слабый пол!
Глава 57
Деньги – вещь хорошая и приятная, но любовь во сто крат лучше.
Неизвестный автор
Не прошло и недели, как Эйкен и Джорджина обвенчались в простой деревянной церкви, стоявшей на каменистой полоске земли у самого моря, на окраине небольшого городка Рокленда.
Если бы кто-либо из прежнего окружения увидел ее, он бы ни за что не поверил, что это та самая Джорджина Бэйард. На ней было шелковое бледно-зеленое платье. Совсем не роскошный наряд. Сотни гостей не толпились, желая посмотреть на торжество. Были только конюх и его домочадцы.
Кирсти и Грэм стояли по обеим сторонам от отца, сопровождая его до конца небольшого прохода, туда, где ожидала его невеста. На этом бракосочетании дети исполняли роль посаженых отца и матери.
Когда церемония закончилась, они прошли по голым доскам соснового пола, а не по белому атласному ковру. Никаких колец с бриллиантами, оправленными в бесценную платину. Никакого шампанского или икры. Не было ни пышного празднества, ни блеска грандиозных торжеств. Были только любовь, и веселье, и радость.
Час спустя Джорджина стояла на зимнем морозном воздухе на баркасе, разрезавшем морские волны, возвращаясь на остров, домой. Она подняла руку с простым золотым кольцом, которое подарил ей Эйкен. Тот подошел к ней сзади и обнял за талию, прошептав в самое ухо:
– Может, тебе нужны были бриллианты, Джорджи?
Джорджина покачала головой и взглянула на Эйкена:
– Мне нужен только ты.
Эйкен поцеловал ее, а дети подошли и стали танцевать вокруг них, словно вокруг майского дерева. Калем и Эми рассмеялись и тоже поцеловались.
Джорджина взглянула на мужа.
– Ну что ж, не удалось мне выйти замуж из-за денег, зато удалось по любви! – заметила она.
Кирсти посмотрела на Джорджину:
– Но ведь у папы полным-полно денег!
– Ну да, дорогая, – сказала Джорджина. – Конечно же, ты права. Целые горы пенсов! – Она засмеялась.
– Не пенсов, – возразил Грэм, – а долларов!
Джорджина подняла глаза на Эйкена.
Тот широко улыбнулся и протянул ей конверт:
– Это мой свадебный подарок.
Девушка открыла конверт и застыла. Внутри была дарственная на ее дом. Она посмотрела на Эйкена.
– Ты выкупил мой дом для меня?
– Ну да.
– Ох, Эйкен! Ты, должно быть, совсем разорился! Это уж слишком! Ты, конечно, очень заботлив, но мы продадим его. Я не могу допустить, чтобы ты истратил на это все свои деньги. Это безумие!
Все они так странно поглядывали на нее, что Джорджина в замешательстве взглянула на Эйкена.
– Сними свое обручальное кольцо, Джорджи!
– Зачем?
– Просто сними, и все. – Джорджина сняла кольцо. – Теперь посмотри, что внутри.
Она повернула кольцо.
«Дж. от Э.». Дальше были выгравированы какие-то цифры. Девушка нахмурилась, глядя на Эйкена.
– Два, три, семь, один, четыре? Это не дата. Что это?
– Номер банковского счета.
– Номер счета. Как это мило! – Девушка снова надела кольцо. – И сколько же на нем денег?
– Понятия не имею. – Эйкен поскреб в затылке и повернулся к Калему: – Сколько у нас там в банке?
– Вместе? На обоих счетах? Или только на твоем?
– Только на моем.
Калем на секунду задумался, потом перевел глаза с Эйкена на Джорджину:
– Больше двух миллионов долларов.
Джорджина смотрела на Эйкена, не в силах произнести ни слова. Затем, второй раз в своей жизни, Джорджина Бэйард Мак-Лаклен лишилась чувств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Он стал двигать пальцем, ни на миг не отводя от нее глаз. Джорджина чувствовала, как нарастает в ней наслаждение; поднимаясь из самой ее глубины, оно волной прокатилось по ее ногам и по бедрам до самых ступней; она почти перестала дышать – наслаждение возрастало с каждым новым движением его пальца.
Ее ноги взметнулись вверх, навстречу ему, и он ввел ей внутрь еще один палец, и она подалась ему навстречу – стремительно, быстро, упруго, вскрикнув в восторженном забытье; Джорджина сама не узнавала своего голоса – он звучал как будто издалека, из другого мира.
Эйкен не трогал ее, давая ей время сполна ощутить каждый миг наслаждения. Он не торопил ее. Но он смотрел на нее так, словно не было в этом мире ничего важнее ее.
Джорджина хотела было сесть, но Эйкен покачал головой, прижав ее одной рукой к постели.
Девушка взглянула на него; он улыбался. Потом приподнял ее ногу, целуя ее изнутри, прежде чем положить к себе на плечо; затем поднял другую.
Джорджина поняла, что он намеревается делать, и внезапно испугалась.
– Нет, Эйкен!
– Да, – сказал он.
Руки его скользнули к ее ягодицам, и он приподнял ее к самым своим губам.
Джорджина застонала так громко, что закусила губу, стараясь заглушить этот рвавшийся из нее стон.
– Да, любовь моя, – сказал он, почти касаясь ее губами. – Не надо противиться – я хочу любить тебя так!
Он целовал ее со всей страстью, с какой он целовал ее в губы. И все в ней напрягалось, пульсируя и сдаваясь, трепеща от непомерного наслаждения, и каждый раз он давал ей ощутить его во всей его силе.
Эйкен подождал, потом снова стал ласкать ее языком, пока она не откинулась на подушки в сладостном бессильном изнеможении.
Когда же Эйкен вошел в нее наконец, с силой прижимая к постели, Джорджина поняла, почему любовь плотская, земная обладает такой властью, что доводит людей до безумия. Она узнала, что значит любовь, из-за которой вспыхивают войны, любовь настолько могучая, что слабый человеческий ум не в силах противиться ей, томимый жаждой ее испытать.
Она даже представить себе не могла, что мужчина и женщина могут вдвоем сотворить это чудо. Раньше Джорджина не знала, что это значит – свободно отдаться любви, и ей хотелось, чтобы любовь эта длилась бесконечно, до конца ее жизни.
– Я люблю тебя, – шепнул Эйкен.
Он повторял эти слова опять и опять, с каждым толчком.
Эйкен входил в нее сильно и глубоко, с необычайной мощью и нежностью, угадывая все ее желания, говоря с ней о том, что он чувствует, чтобы девушка знала, что он испытывает то же, что и она, что это она сотворила с ним это чудо и что благодаря ей ему так хорошо в этот миг, как не было еще никогда в жизни.
Лицо его горело от желания и страсти, от полыхавших в нем чувств.
Когда Эйкен наконец уступил своему желанию, войдя в нее – в самую глубину, он со стоном произнес ее имя; тепло и сила и новая жаркая жизнь хлынули, наполняя ее.
Джорджина не знала, сколько они пролежали вот так – влажные от пота, без движения; быть может, они взяли уже все друг от друга и не осталось ничего, что можно было бы еще дать или взять.
Казалось, прошли часы, хотя на самом деле это были лишь минуты; Джорджина внезапно почувствовала, как ногу ее сводит судорогой. Девушка рванулась.
– О... Господи! – вскрикнула она, лежа под Эйкеном. – Моя нога!
– Что? – Он приподнялся, глядя на нее сверху вниз. – Что, черт побери, приключилось?
– Судороги! – только и могла выговорить Джорджина. Она попыталась нагнуться, но Эйкен, лежавший сверху, мешал ей.
Эйкен лег на бок.
– Где?
– Нога! – вот и все, что она могла сказать.
Эйкен принялся растирать ее икры; они так туго сжимались, что девушке хотелось кричать.
Еще минута – и он заставил ее несколько раз согнуть и разогнуть ногу, хотя Джорджина и жаловалась, что ей очень больно; вскоре у нее все прошло. Девушка взглянула на него.
Спустя мгновение оба они уже смеялись и дурачились, катаясь по кровати.
– Это все ты виноват, – со смехом сказала Джорджина. – Что только ты не проделывал с моими ногами!
– Но ты же не жаловалась, Джорджи! Ты ведь, кажется, просила еще.
– Вовсе нет!
– Ну да! Просила. «Еще... еще... Эйкен!» – передразнил он ее тоненьким голосом, прикрыв глаза и тряся своей большой головой.
Джорджина лежала, не говоря ни слова. Она не отвечала на его насмешки, делая вид, что это ее совершенно не трогает. Он перестал смеяться и посмотрел на нее, словно внезапно сообразив, что ему не удастся ее рассердить. Девушка только улыбалась, легонько поглаживая его грудь – ласково, нежно проводя по ней кончиками пальцев.
Достигнув желаемого, Джорджина медленно опустила руку и тронула плоть Эйкена, проведя по ней пальцем и глядя, как она напрягается.
Смех его замер; теперь уже у Эйкена перехватило дыхание.
Потребовалось всего лишь несколько минут, чтобы Джорджина узнала что-то новое – поняла, какую она имеет над ним власть; это ощущение захватывало. Девушка вдруг осознала, что Эйкен в ее власти точно так же, как и она – в его.
Она противилась ему так отчаянно только потому, что боялась своих чувств, боялась, что теряет рассудок и самообладание, что, уступив ему, она потеряет себя, полностью отдавшись мужчине, а страсть, которую он вызывал в ней, была так сильна, что Джорджина не могла с ней справиться, сколько бы ни старалась.
От этого сознания Джорджине вдруг стало необыкновенно легко. Впервые в жизни она поняла, что любовь – это вовсе не то, что давит, угнетая тебя, подавляя твою душу и естество. Девушка села на кровати и опрокинула Эйкена на спину.
Следующий час она провела, проделывая с ним все то, что он делал с ней, пока не достигла отмщения; теперь уже Эйкен шептал, умоляя:
– Еще... Еще!..
Спустя несколько часов девушка лежала в его объятиях; луна опустилась уже совсем низко. Джорджина слушала дыхание Эйкена; он крепко спал.
Джорджина никогда не смирялась при поражении, а эта победа наполнила ее ликованием. Она рассмеялась и пробормотала:
– И они еще смеют говорить, что женщины – слабый пол!
Глава 57
Деньги – вещь хорошая и приятная, но любовь во сто крат лучше.
Неизвестный автор
Не прошло и недели, как Эйкен и Джорджина обвенчались в простой деревянной церкви, стоявшей на каменистой полоске земли у самого моря, на окраине небольшого городка Рокленда.
Если бы кто-либо из прежнего окружения увидел ее, он бы ни за что не поверил, что это та самая Джорджина Бэйард. На ней было шелковое бледно-зеленое платье. Совсем не роскошный наряд. Сотни гостей не толпились, желая посмотреть на торжество. Были только конюх и его домочадцы.
Кирсти и Грэм стояли по обеим сторонам от отца, сопровождая его до конца небольшого прохода, туда, где ожидала его невеста. На этом бракосочетании дети исполняли роль посаженых отца и матери.
Когда церемония закончилась, они прошли по голым доскам соснового пола, а не по белому атласному ковру. Никаких колец с бриллиантами, оправленными в бесценную платину. Никакого шампанского или икры. Не было ни пышного празднества, ни блеска грандиозных торжеств. Были только любовь, и веселье, и радость.
Час спустя Джорджина стояла на зимнем морозном воздухе на баркасе, разрезавшем морские волны, возвращаясь на остров, домой. Она подняла руку с простым золотым кольцом, которое подарил ей Эйкен. Тот подошел к ней сзади и обнял за талию, прошептав в самое ухо:
– Может, тебе нужны были бриллианты, Джорджи?
Джорджина покачала головой и взглянула на Эйкена:
– Мне нужен только ты.
Эйкен поцеловал ее, а дети подошли и стали танцевать вокруг них, словно вокруг майского дерева. Калем и Эми рассмеялись и тоже поцеловались.
Джорджина взглянула на мужа.
– Ну что ж, не удалось мне выйти замуж из-за денег, зато удалось по любви! – заметила она.
Кирсти посмотрела на Джорджину:
– Но ведь у папы полным-полно денег!
– Ну да, дорогая, – сказала Джорджина. – Конечно же, ты права. Целые горы пенсов! – Она засмеялась.
– Не пенсов, – возразил Грэм, – а долларов!
Джорджина подняла глаза на Эйкена.
Тот широко улыбнулся и протянул ей конверт:
– Это мой свадебный подарок.
Девушка открыла конверт и застыла. Внутри была дарственная на ее дом. Она посмотрела на Эйкена.
– Ты выкупил мой дом для меня?
– Ну да.
– Ох, Эйкен! Ты, должно быть, совсем разорился! Это уж слишком! Ты, конечно, очень заботлив, но мы продадим его. Я не могу допустить, чтобы ты истратил на это все свои деньги. Это безумие!
Все они так странно поглядывали на нее, что Джорджина в замешательстве взглянула на Эйкена.
– Сними свое обручальное кольцо, Джорджи!
– Зачем?
– Просто сними, и все. – Джорджина сняла кольцо. – Теперь посмотри, что внутри.
Она повернула кольцо.
«Дж. от Э.». Дальше были выгравированы какие-то цифры. Девушка нахмурилась, глядя на Эйкена.
– Два, три, семь, один, четыре? Это не дата. Что это?
– Номер банковского счета.
– Номер счета. Как это мило! – Девушка снова надела кольцо. – И сколько же на нем денег?
– Понятия не имею. – Эйкен поскреб в затылке и повернулся к Калему: – Сколько у нас там в банке?
– Вместе? На обоих счетах? Или только на твоем?
– Только на моем.
Калем на секунду задумался, потом перевел глаза с Эйкена на Джорджину:
– Больше двух миллионов долларов.
Джорджина смотрела на Эйкена, не в силах произнести ни слова. Затем, второй раз в своей жизни, Джорджина Бэйард Мак-Лаклен лишилась чувств.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32