– Ах ты! – Эми схватила подушку и бросила в него, потом попыталась бежать. Но тотчас оказалась на постели; она лежала на спине, и на ней был Калем.
Он склонился над ней так низко, что они почти касались друг друга носами.
– Знаешь, малышка, ты такая доверчивая!
Девушка взглянула на него и кончиками пальцев провела по его губам.
– Я просто боялась, что мне больше не достанется поцелуев.
– Ах, Эми, малышка, уж поцелуев-то будет у тебя предостаточно, тут ты никогда не будешь бедной.
Бедной. Это слово отдалось в сознании девушки. Она подняла глаза на мужа, думая, не сказать ли ему о своих капиталах прямо сейчас.
Однако времени для раздумий, для исповеди или для раскрытия тайн уже не оставалось. Калем приник ртом к ее губам и стал целовать ее жадно и долго, словно в этом заключалась его жизнь, словно эти поцелуи были смыслом его существования. Когда он наконец оторвался от нее, Эми и думать забыла о деньгах.
Он стал снимать с нее одежду – медленно, одно за другим. Его губы и руки ласкали ее лицо и шею, ноги и грудь, мочки ушей и шею, он покрывал поцелуями все ее тело. Эмми и представить себе не могла ничего подобного. Это были для нее совершенно новые ощущения – и Эми вбирала их в себя при каждом его новом прикосновении, при каждом поцелуе, а в крови ее вспыхивал огонь, пламя жаркого желания и безумия.
Не думая ни о чем, отдавшись этим новым для нее ощущениям, Эми запустила пальцы в черные густые завитки волос у Калема на груди. Он прерывисто вздохнул, когда кончики пальцев девушки коснулись его сосков. Он стал действовать смелее и, слегка прикусив ее грудь, начал ласкать ее кончиком языка, втягивая сосок, так что Эми внезапно почувствовала, как что-то словно бы щекочет ее в самых потаенных местах.
Калем поднял ее, поставил на ноги, опустился перед ней на колени и снял с ее ног атласные туфельки так бережно, словно это были хрустальные башмачки. Ладони его скользнули вверх по ее ногам, поглаживая их, с нежностью касаясь ее кожи, словно он пальцами пытался вобрать в себя ее всю. Он говорил ей, какая она нежная, и целовал ее ямочки под коленями, лаская ее языком и доводя девушку до безумия.
Медленно, аккуратно Калем спустил с ее ног шелковые чулки и стал покрывать поцелуями обнаженные ноги, поднимаясь все выше. Вскоре он коснулся губами ее потаенного места – и девушка пошатнулась. Она ухватилась за первое, что оказалось под рукой, – за голову Калема, с силой притянув ее к себе. Эми жаждала как можно полнее ощутить эти чувства, которые он в ней порождал, – этот восторг, эту дрожь и смятение, отчего кровь закипала у нее в жилах, затопляя ее бурей неизведанных ощущений.
Мгновение спустя она вскрикнула, упав на постель; тело ее сотрясали судороги. Эми не понимала, что с ней произошло, она этого не ожидала; грудь ее вздымалась от неровных, прерывистых вздохов.
Калем стоял, возвышаясь над ней, глядя удовлетворенно, с такой гордостью, точно он только что спас мир от гибели.
Он снял с нее остатки одежды и сложил их, потом встал на кровать на колени, бедром раздвигая ее ноги. Он снова принялся целовать ее лодыжки и икры, поднимаясь все выше, до самых бедер, приближаясь к заветному месту и там на мгновение останавливаясь, чтобы вздохнуть. Он проделывал это опять и опять, пока Эми не почувствовала, что жаждет ощутить там другое прикосновение.
Она прошептала его имя, и вся ее любовь воплотилась в одном этом слове: Калем! Он коснулся ее кончиком пальца, и девушка выгнулась навстречу ему. Губы Калема скользили по талии Эми, по животу, бедрам, покрывая поцелуями все тело, так что она вся растворилась в потоке нахлынувших ощущений, а палец легонько поглаживал самые укромные ее уголки, потом скользнул внутрь, заполнив ее, и, двигаясь взад и вперед, заставлял ее тело томиться от наслаждения и жажды.
Потом Калем склонился над ней, губами и кончиком языка касаясь ее уха и шеи, ее груди и сосков, а рука его и пальцы тем временем ласкали ее, упиваясь ее влагой, доводя ее до страстного, томительного безумия.
Калем чуть приблизился к ней и коснулся ее своим телом. Лицо его было над ней, совсем близко, и он смотрел на нее не отрываясь. Он еще немного подвинулся, раздвигая ее ноги сильнее и чуть-чуть проникая внутрь.
– Тебе хорошо, малышка?
Девушка кивнула, и он проник в нее еще немного дальше. Она прерывисто вздохнула, чувствуя, как он заполняет ее. Калем остановился; он не дошел еще и до половины.
– Эми?
Девушка открыла глаза.
Он снова коснулся ее пальцами, пока в ней вновь не пробудилось это чувство – словно что-то чудесное вздымалось в глубине ее грозной, могучей волной. Он скользнул чуть дальше, своими касаниями снимая ее напряжение, так что ей легче теперь было принять его в себя.
Калем поцеловал ее – долго и страстно; проникнув языком глубоко в ее рот, он исследовал его, все его уголки. Он обхватил ее бедра руками и с силой проник в ее тело.
Глаза ее широко распахнулись, и девушка вскрикнула, но губы ее были зажаты его ртом. Она попыталась оттолкнуть его, но Калем не поддался.
– Дорогая, лежи спокойно.
– Мне больно, Калем. Ты делаешь мне больно.
Калем застонал, уткнувшись головой ей в плечо.
– Малышка, прошу тебя... Дай мне еще минутку!
Они лежали не двигаясь, и все в ней горело, точно Калем жег ее изнутри. Эми лежала напряженная, застывшая, она почти боялась расслабиться. Она боялась, что ей опять будет больно.
Калем пошевелился.
– Мне нужно это сделать, малышка. Я не могу иначе. Тебе все еще больно? Скажи мне, что ты чувствуешь?
Он словно бы просил у нее прощения. Эми посмотрела на него; глаза ее застилали слезы. Она покачала головой:
– Не так, как раньше.
– Ох, малышка! Я не хотел причинять тебе боль. Я взял бы себе всю твою боль и страдания, если бы мог!
– Ты только держи меня крепче. Пожалуйста, держи!
– Ну конечно. Теперь ты моя, и я всегда буду держать тебя крепко-крепко!
Калем просунул свою руку между ними, легонько касаясь тела Эми. Вскоре ее захватило это ощущение наполненности им; ритм его движений пробудил в ней желание двигаться вместе с ним – сначала медленно, потом все быстрее и быстрее.
Эми в жизни такого не испытывала, подобного с ней никогда не случалось.
Калем приподнял ее ногу и, положив ее к себе на бедро, двигался сильно, ритмично, потом толчки его участились, становясь все быстрее, все глубже. Девушка дышала тяжело, как и Калем, будто оба они мчались, пытаясь настигнуть кого-то. Еще чуть быстрее – и они, наверное, взлетят – взлетят высоковысоко, к этим звездам, что сияли у них над головой.
Движения его убыстрялись, и Эми раскачивалась вместе с ним, пока они не слились в единое целое. Руки Калема обхватили ее ягодицы, притягивая ее все плотнее, полностью раскрывая навстречу себе; он менял положение, так что тело его было там, где ей было так больно.
Эми вскрикнула и произнесла его имя – она не могла удержать этот крик.
Он вошел в нее сильно и быстро несколько раз подряд – стремительными мощными толчками, – и что-то в ней вспыхнуло, взорвалось, рассыпавшись ослепительным фейерверком, как будто она сама была одной из тех падающих звезд. Девушка вцепилась в его влажную спину пальцами, шепотом снова и снова повторяя его имя.
Он продолжал раскачиваться – по-прежнему сильно, ритмично – еще несколько долгих мгновений, потом вошел в нее резко, проникая в самую глубь, застонал, и Эми почувствовала, как он бьется, пульсируя в ее глубине.
Стало вдруг очень тихо, и оба они лежали в этой тишине, влажные от пота, прерывисто дыша; долгое время никто из них не мог произнести ни слова.
Калем наконец поднял голову, глядя Эми в глаза.
– Ты такая чудесная, нежная! Ты – самое прекрасное, что только есть в мире!
Эми заглянула в его глаза и увидела своего мужа, мужчину, который познал ее, принеся ей такое наслаждение, какое она даже представить себе не могла.
Девушка улыбнулась ему утомленно и радостно, и Калем провел пальцем по ее улыбающимся губам, словно ловя очертания этой улыбки.
– Я люблю тебя, Эми, малышка! Господи, как я люблю тебя!
И он поцеловал ее опять. Так неожиданно нежно после того, что они только что пережили. Держать его в объятиях, чувствовать его поцелуи – все это было так чудесно, так необыкновенно!
Эми чувствовала, что ей начинает уже нравиться это – то, что называют любовью и браком, – благодаря ее Калему.
Он опять, по-прежнему твердый, упругий, вошел в нее и опять стал ритмично двигаться. Теперь уже девушка отвечала на эти толчки, двигаясь с ним вместе, а возбуждение, вызванное им, все нарастало, и Калем ждал, когда настанет для нее это мгновение высшего, нестерпимого наслаждения, встречая этот миг вместе с ней, яростно, с силой врываясь в нее и заполняя собой.
Они лежали, умиротворенные; Калем подвинулся немного и приподнялся на локте, глядя на Эми.
Он смотрел на нее и думал, что мог бы смотреть так долго, очень долго, бесконечно.
Эми коснулась ладонью его щеки, Калем взял ее руку и, повернувшись, наклонился к ней ближе, касаясь ее ладони губами. Он приподнял руку девушки и положил ее к себе на плечо.
– Я не слишком тяжелый?
Эми засмеялась:
– Не поздно ли ты спохватился?
Калем улыбнулся, потом вдруг лицо его стало серьезным.
– Тебе не больно сейчас?
Эми покачала головой:
– Нет. Не двигайся. Мне нравится ощущать на себе твое тело.
– Мне нравится ощущать под собой твое тело.
Девушка вспыхнула, и Калем засмеялся:
– Объясни мне, малышка, как это после того, что мы только что проделали дважды, ты все еще умудряешься краснеть?
– Женщина ничего не может с этим поделать – это происходит само собой.
– А, так, может быть, тогда мужчина может. Нужно проверить.
Калем кончиком пальца провел по ее груди.
– Еще, – попросила девушка.
– После того как мы немного отдохнем.
Калем с трудом оторвался от нее; с губ его сорвался стон. Он стал подниматься, но Эми остановила его:
– Не уходи от меня!
– Я никогда не уйду от тебя! Никогда!
Калем лег рядом с ней, по-прежнему прижимая Эми к себе. Голова ее лежала на сгибе его руки, одна нога была закинута на горячее бедро Калема. Девушка перебирала жесткие завитки волос у него на груди; Калем наконец рассмеялся и задержал ее руку в своей.
Снаружи послышался шум, и он на мгновение замер – в совсем неподходящий момент, ведь пальцы его как раз скользнули на округлость ее бедра. Какой-то грохот разорвал тишину ночи, за ним последовали гэльские проклятия. Мужчина на палубе запел.
– Черт бы побрал этих Мак-Дональдов! – прорычал Калем, откинувшись на подушку.
– А что они делают?
– Поют нам серенаду. Этакий кошачий концерт для новобрачных, малышка!
Они тихо лежали, слушая нестройное пение.
Есть «ножки» – брачная игра, Весь мир в нее играет. Девчонки ножки задирают, А парни – опускают.
Мужчины горланили этот непристойный куплет несколько минут, притопывая по палубе, снова и снова повторяя припев и хохоча во все горло.
Наконец все стихло. Когда пение окончательно смолкло и мужчины, громко топая, удалились куда-то, Эми взглянула на Калема и тихонько засмеялась.
– Ножки задирают?
– Ну да. Вот уж в чем шотландцев нельзя упрекнуть – так это в отсутствии чувства юмора. – Калем сжал ее в объятиях и приподнял, так что девушка оказалась на нем, а ноги ее – у него между ногами.
– Что это ты делаешь?
Калем улыбнулся ей:
– Да вот, собираюсь научить тебя играть в брачную игру.
– Но я ведь уже умею. Ты же только что научил меня!
– Ну да, малышка. – Калем засмеялся и поцеловал ее в нос. – Но ты еще не знаешь, как «ножки опускают»!
Глава 45
Рассказывают, что один восточный правитель однажды приказал своим мудрецам придумать фразу, которая была бы всегда перед глазами и подходила бы ко всем временам и ситуациям. Они сказали ему такие слова: «И это пройдет!»
Авраам Линкольн
Джорджина с размаху уселась в кресло в просторном зале на половине у Эйкена. Комната, наверное, была раньше салоном или гостиной. Девушка огляделась. Никакому художнику было бы не под силу изобразить этот хаос. Это просто не поддавалось описанию.
Джорджина потерла лоб ослабевшей рукой; голова ее раскалывалась.
– Жизнь кончена.
Дети Эйкена были дома уже неделю. Это была самая длинная неделя в ее жизни. Джорджина пыталась быть ласковой с ними. Она изо всех сил старалась хорошо относиться к ним.
Но они сопротивлялись и во всем ей перечили, разыгрывая с ней дурацкие шутки. Они прятались, когда она звала их, и делали вид, что ее нет в комнате, когда она пыталась разговаривать с ними. Во всей ее одежде было полно песку, и они смазывали жиром дверные ручки в ее комнате и ванную изнутри. Просто не верилось, чтобы двое детей производили такие разрушения. Это было что-то небывалое. Сверхъестественное.
Однако чему же тут удивляться? Их отца ведь тоже нельзя было назвать нормальным человеком. Здесь, в этом Богом забытом местечке, вообще не было нормальных людей, кроме Дэвида, а он уехал на пару дней на тот конец острова порыбачить и половить омаров с Фергюсом.
Девушка откинулась на спинку слишком мягкого кресла, и над ней тотчас же взметнулось облачко пыли. Она чихнула и потерла виски; в них как будто отдавался стук молоточков. Что-то острое впилось в нее сзади. Приподнявшись, она извлекла из-под себя острый обломок скорлупы грецкого ореха. Девушка широко раскрыла глаза и отбросила скорлупку назад.
– Что значит какой-то там кусочек скорлупы в комнате, которая и так уже похожа на... – Она на мгновение задумалась. – На преисподнюю?
– Мисс Джорджина! – раздался крик Грэма и топот его ног по коридору. – Мисс Джорджина!
– Нет Бога на небесах! – пробормотала девушка в ту минуту, когда дверь распахнулась, с грохотом ударившись о стену.
Джорджина вздрогнула. Она отняла ладонь, прикрывавшую ее утомленные глаза, и сердито посмотрела на мальчика.
– Не мог бы ты входить потише?
– Я спешил.
– Ты всегда торопишься.
– Я не мог не торопиться. Иначе Кирсти прибежала бы сюда первой.
– Боже упаси! – Джорджина глубоко вздохнула. – Так что же ты хочешь, детка?
– Сегодня утром на карнизах и на деревьях лежал иней!
– Прекрасно. – Девушка кивнула, как будто понимала, что это значит. – Иней.
– Угу. – Грэм с важностью кивнул головой. И замолчал. Мальчик был слишком занят: он рылся в карманах, извлекая оттуда камешки, бечевку, ракушки и что-то ужасное на вид, вроде дохлого жука.
– Ты сказал ей? – Кирсти стояла в дверях, покачиваясь на пятках, – точная копия своего отца, разве что поменьше и в женском облике. Светлые волосы, зеленые глаза, взгляд, говоривший, что она Джорджину насквозь видит.
– Ага.
Кирсти повернулась к Джорджине и подбоченилась:
– Ну?
– Ну и что?
Кирсти глубоко и тяжко вздохнула:
– Мы можем пойти?
– Куда пойти?
Девочка обернулась и сердито посмотрела на Грэма:
– Ты, кажется, говорил, что сказал ей?
– Ну да, сказал. – Он держал на ладони дождевого червя. Джорджину передернуло.
– Тогда почему же она не понимает, о чем я говорю?
Грэм пожал плечами.
– Почему бы тебе просто не сказать мне, что тебе нужно, Кирсти?
– Потому что это должен был сделать Грэм. Сейчас его очередь, а не моя. – Девочка скрестила руки на худенькой детской груди, совсем как отец.
– Прекрасно. – Джорджина встала. – Тогда ответ будет «нет».
Кирсти опустила руки:
– Как ты можешь говорить «нет», если даже не знаешь, чего мы хотим?
– Очень просто. Одно слово. Один слог. Эн. Е. Тэ.
Кирсти смотрела на нее долго, пристально. Девочка ни во что ее не ставила и не видела необходимости это скрывать. С первой же минуты, когда они вернулись от Фергюса, Кирсти не смотрела на Джорджину иначе как с вызовом.
Она была очень сметлива и изобретательна, так что Джорджине все время приходилось быть начеку; девочка тем не менее вызывала у нее любопытство, конечно, когда Джорджина не была совсем измучена, как сейчас. Было интересно загадывать, что она еще может выдумать. Джорджина долго не отводила глаз от ребенка. В конце концов, она ведь тут взрослая. Однако на какую-то долю секунды в голове у Джорджины мелькнула мысль, о чем на самом деле может думать эта девочка.
Где-то в глубине дома хлопнула дверь, а здесь, в этой комнате, задребезжали стекла.
– Это папа! – Кирсти подпрыгнула, потом, обгоняя Грэма, помчалась к дверям и по коридору.
– А! Возвращение блудного отца! – тихонько, себе под нос пробормотала Джорджина.
Несколько мгновений спустя Эйкен широкими шагами вошел в комнату, с двух сторон окруженный детьми. Он огляделся:
– Ты не видала моего хлыста?
– Нет.
– Он должен быть где-то здесь.
– У вас в шкафу их было пять.
– Они не подходят. Мне нужен этот. У него новая рукоятка – особая, кожаная.
Джорджина удивленно раскрыла глаза. Хлыст – он и есть хлыст.
– Ты разве не поможешь мне искать его?
– Мне не платят за то, чтобы я занималась поисками ваших хлыстов. – Эйкен выпрямился и пристально посмотрел на нее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32