Дерек, наконец, справился с собой. Эта женщина была ведьмой. Невероятная голубизна ее глаз лишала его всякой воли, как магнит, притягивала к себе. На смену осторожности пришло такое сильное желание, что он уже не мог думать ни о чем другом, кроме ее податливых мягких губ, вкусе её поцелуев и нежной теплоте ее тела.
Устыдившись своей слабости, Дерек сурово нахмурился. Нет, он не позволит ей одержать верх над собой. Он слишком многое пережил и слишком мудр, чтобы снова попасться в ту же ловушку.
Поняв по нервной дрожи внутри, что еще немного, и будет поздно, Дерек заставил себя произнести с нарочитой суровостью:
— Нам необходимо кое-что обсудить, мадам. — Мысленно отстранившись от нее еще дальше, он тем же тоном добавил: — Я бы хотел внести ясность в некоторые вопросы, прежде чем мы перейдем к ночным делам.
Ночные дела…
Циничные слова давно утонули в тишине каюты, а Джиллиан все смотрела на капитана, не в силах ничего сказать. Она вдруг поразилась собственной глупости. Как она могла поверить, пусть на краткий миг, что этот крепко сбитый мрачный мужчина, смотрящий на нее бездонно-черными глазами, действительно сочувствовал ей и ее тяжело больной сестре?
Теперь в этих холодных глазах легко было увидеть правду. Капитан распорядился привести наверх Кристофера по одной-единственной причине: чтобы он ухаживал за Одри, которая могла им помешать…
Ночные дела…
— Мадам?
Мадам…
В ней вдруг вспыхнул гнев, но тут же угас, потому что в голосе капитана прозвучало что-то похожее на предупреждение. Он был раздражен. Это не тот человек, который обнял ее на капитанском мостике несколько часов назад и прижался губами к ее рту с удивительной страстностью, чьи глаза лучились искренним теплом.
Джиллиан глубоко вздохнула, прекрасно понимая, как много зависит от сегодняшней ночи, и проговорила:
— Я слышала вас, капитан, но задумалась над тем, что произошло между нами сегодня на мостике.
Голос капитана еще больше посуровел:
— Вы заблуждаетесь, мадам.
Он стоял совсем близко от нее… достаточно близко, чтобы Джиллиан могла почувствовать тепло его дыхания на своей щеке. Капитан не спускал с нее глаз, и она внутренне сжалась под этим откровенным мужским взглядом. Стараясь избавиться от неловкости, Джиллиан тихо поинтересовалась:
— Я не понимаю, почему вы сердитесь?
— Не пытайтесь прельстить меня, мадам. Ваши уловки со мной не пройдут.
— Прельстить вас? Вы что, настроены, видеть скрытый смысл во всем, что я говорю или делаю?
— Вы впустую тратите время. — Я же вам говорила, что…
— Меня мало волнует, что вы мне говорили! Важно, что собираюсь сказать я!
У Джиллиан упало сердце.
— Есть определенные моменты, по которым я не допущу никаких компромиссов, — холодно продолжал Дерек. — Первое, до тех пор, пока между нами существует договор, без моего разрешения вы не будете общаться ни с одним мужчиной. — Джиллиан молчала. — И не будете общаться ни с кем снизу. — Она продолжала молчать. — Я хочу с самого начала пояснить следующее: наши взаимоотношения будут продолжаться до тех пор, пока доставляют мне удовольствие. Как только мы придем к берегам Ямайки, я лишу вас всех привилегий, которыми вы обладаете сейчас, и вы вернетесь к своему первоначальному положению.
— Это все, капитан? — едва шевеля губами, спросила Джиллиан.
— Нет, не все. — Темные глаза, смотревшие на нее сверху вниз, стали еще холоднее. — Боюсь, что последнее условие будет для вас самым трудным.
— И что это за условие?
— Верность, мадам. Я не потерплю никаких связей с другими мужчинами, пока продолжается наш договор. Если я узнаю, что вы… — Джиллиан залилась краской. Капитан помедлил, и все же договорил: — Если я узнаю, что вы нарушили какое-нибудь из только что перечисленных условий, вы и ваша сестра немедленно будете возвращены в трюм.
Джиллиан чувствовала себя неимоверно униженной и в первый момент просто не нашлась, что ответить. Она поняла, что капитан откровенно бросил ей вызов, который она должна принять, и осторожно, тщательно взвешивая каждое слово, сказала:
— Я знаю, что не могла внушить вам любовь к себе, когда впервые поднялась на борт вашего корабля. В защиту своих поступков могу лишь сказать, что чувствовала их оправданность. — Капитан плотно сжал губы. Джиллиан не дала ему перебить себя, мягко прикоснувшись к его руке. — Но мы заключили договор. Если сегодня и произошло что-то, заставившее вас подозревать меня в нарушении его условий, то сейчас я даю вам честное слово, что до тех пор, пока вы будете честны по отношению ко мне и Одри, я буду, честна по отношению к вам. — Сердце у нее билось так, что, казалось, вот-вот выскочит из груди.
Джиллиан глубоко вздохнула и продолжила:
— Услуга за услугу: я дам вам все, что должна дать, и дам охотно. Я постараюсь исполнять это как можно лучше, чтобы вы были довольны и добры ко мне и Одри. — Голос Джиллиан дрогнул и упал до еле слышного шепота: — Пока наш договор в силе, я ваша и только ваша, капитан.
Наступило долгое молчание. Дерек непроницаемым взглядом рассматривал стоявшую перед ним девушку. От этого пристального разглядывания ей уже становилось дурно, когда он, наконец, тихо проговорил:
— У вас ангельское лицо, мадам, вам это известно? Но я видел слишком много ангельских лиц, однако сердца у этих женщин были черными, как деготь. — Он наклонился к ней, прижался губами к ее рту и вдруг прошептал: — У вас губы сладкие, как мед… Но эта медовая сладость быстро становится горше желчи. — Он вздохнул. — Ваши глаза настолько чисты, что я почти готов поверить, будто в них отражается ваша душа. Мадам, ваши глаза действительно не лгут?
Джиллиан ничего не ответила.
— Я очень хочу поверить вам, мадам. Все было бы намного проще, если бы; я смог это сделать.
Едва сознавая, что говорит, Джиллиан еле слышно прошептала:
— Скажите, что нужно сделать, чтобы вы поверили мне. — Дерек еще пристальнее вгляделся в лицо Джиллиан, потом снова поцеловал ее. На этот раз-поцелуй был более долгим, более глубоким и более чувственным.
Джиллиан вся дрожала, когда капитан, наконец, оторвался от нее. В его торопливом шепоте слышалась неподдельная страсть:
— Вы так много наобещали мне, что я тоже дам вам одно обещание. Я обещаю, что буду отдавать вам столько же, сколько вы будете отдавать мне… И те ночи, что мы будем вместе, я сделаю ночами наслаждения… Их сладость поразит вас, мадам.
Обвив рукой талию Джиллиан, капитан потянул ее к уже знакомой койке в углу каюты. Душа Джиллиан была переполнена чувствами, до этого момента ей совершенно незнакомыми. Ее так трясло с головы до ног, что она едва могла стоять. Голос выдал ее, когда она решилась заговорить.
— Капитан, есть еще одно, о чем мне хотелось бы вас попросить.
Темные глаза, неотрывно смотревшие ей в лицо, начали наливаться холодом.
— Я предупреждаю вас, мадам. Ситуация отнюдь не в ваших руках, как вы могли предположить после моих слов. Вы вступаете на зыбкую почву. — Он сделал паузу. — Но просите. Лучшей возможности для удовлетворения вашей просьбы, чем сейчас, у вас никогда не будет.
Джиллиан судорожно вздохнула.
— Моя просьба очень простая. Я прошу, чтобы вы называли меня по имени.
Капитан впился взглядом в ее глаза.
— Мисс Хейг, я…
— Джиллиан.
Снова оглушающая тишина, и внезапно Джиллиан оказалась в его объятиях. И прежде чем их губы встретились, она услышала:
— Джиллиан…
Из темноты донесся знакомый сиплый голос Мэгги, и Джон Барретт с трудом оторвал голову от подушки. Тихо выругавшись, он не откликнулся на жалобные причитания. Но Мэгги продолжала канючить:
— Господин Барретт, ну подойдите к двери. Поторопитесь, господин Барретт, у меня нету времени, а сказать вам нужно очень много.
Взбешенный до ощущения горечи во рту, Барретт продолжал молчать и не двигался с места.
Голос старой шлюхи стал назойливее и громче:
— Вы делаете вид, сэр, что спите, но меня не проведешь. Я-то знаю, как спится за решеткой, сама испробовала. — Старая карга замолчала, задохнувшись ужасным кашлем. Отдышавшись, она продолжала еще более сиплым голосом: — Конечно, со мной дело другое, не то, что с вами… Еще бы, привыкши к царской жизни, вдруг оказаться тут, в грязи, да еще слушать бредни старой клюшки, которой хочется да никак нельзя заткнуть рот…
Старая карга злорадно захихикала и тут же зашлась в очередном приступе кашля, на этот раз таком сильном, что даже опустилась на колени.
Барретт ухмылялся, но продолжал молчать. Старуха скоро обессилит и уберется отсюда.
— У белокурой стервы, сэр, теперича два мужика, — Мэгги коротко хохотнула. — Два крепких, здоровых парня, и уж она обхаживает их как надо.
— Ты врешь.
— Сегодня утром Кристофера Гибсона забрали наверх. По приказу самого капитана. Ваш приятель Свифт сказал, что возвратится он тогда, когда потаскухе станет с ним скучно. — Лжешь.
— Теперича у ней в кровати двое, которые тискают ей сиськи с обеих сторон. А вот вас, господин Барретт, там нету. Ой, как жалко, сэр! Не повезло вам!
— Ты врешь, зараза! — взревел Барретт и, помимо своей воли вскочив на ноги, приник к решетке, с ненавистью сверля взглядом Мэгги: — Ты до конца жизни будешь жалеть о своем вранье!
— Нет, сэр, вот тут-то вы сильно ошибаетесь, — старая шлюха изо всех сил старалась не закашляться. — Я не буду жалеть о том, что рассказала вам нынче ночью. Это ведь мое наследство, сэр. — У Мэгги лихорадочно заблестели глаза. — Мне больше нечего дать, и я оставлю это вам, чтоб оно поедом вас ело, как меня. — Снова мерзкий смешок и неизбежный кашель. Мэгги покачнулась и ухватилась за прутья решетки, чтобы не упасть. Барретт злобно фыркнул.
— Вали обратно в свой свинарник, старая чушка! Я не верю ни одному твоему слову, слышишь!
— Нет, вы верите.
— Нет! Пошла отсюда!
— Да верите вы мне, господин Барретт, я ж по глазам вижу! Это ваш последний подарок мне, сэр, так что большое вам за это спасибо! Теперь я знаю, вы будете хорошо следить за моим наследством, потому как никогда не забудете, что эта стерва просто наплевала на вас! — Визгливый хохот быстро сошел на нет. — Только представьте, вас и меня она поставила на одну доску, это надо же, а? Неужто вы простите ей это, сэр?
Старая карга снова злорадно закудахтала, а потом повернулась к Барретту спиной и канула в темноту, не обращая внимания на изрыгаемые ей вслед проклятия. Барретт резко обернулся на скребущий звук, схватил со стола оловянную кружку и злобно швырнул ее в угол, откуда доносилось омерзительное царапанье. Он хотел еще раз выругаться, но слова застряли у него в горле — старая гнида не врала!
Барретт до боли стиснул пудовые кулаки. Значит, теперь два мужика ласкают сдобное тело этой шлюхи… Два мужика по очереди втискиваются в нее…
Барретт машинально кивнул. Его тяжелый подбородок затрясся. Ничего… его час еще придет… А когда он придет… вот тогда все и начнется!
С хрипом, втягивая воздух больными легкими, Мэгги снова упала на колени. Но ей нисколечко не больно. Наоборот, она блаженствовала всякий раз, когда в горячечном тумане ярко и живо всплывало воспоминание о взбешенном Джоне Барретте.
Она знала, что он сполна отплатит потаскухе. Мэгги, слишком слабая, чтобы встать на ноги, с трудом ползла к своей койке. Пол был липким от грязи и сгнивших отбросов, а койка так далеко. Темнота была переполнена кашлем, храпом, хриплым дыханием, но она ничего не слышала, поглощенная своими видениями. Сейчас эта стерва нежится на чистых простынях, но недолго ей осталось! Джон Барретт возьмется за дело и сделает его отлично. Если бы она могла, то насладилась бы каждым мгновением мести, она бы…
Скорчившись от накатившего приступа кашля, Мэгги беспомощно повалилась на бок. Приступ отпустил, и она, судорожно ловя воздух широко раскрытым ртом, посмотрела вперед и увидела свою койку совсем рядом. С трудом поднявшись на колени, Мэгги дотянулась до края койки и, начав взбираться на нее, вдруг почувствовала во рту этот привкус. Кровь… Ее рот был полон крови! Теплая и солоноватая, она душила ее, булькала в горле, текла в легкие… Крови было столько, что Мэгги начала захлебываться ею, не в силах вздохнуть!
В голове у нее мелькнула ужасная мысль. Нет, только не сейчас! Она еще не готова попасть в когти дьявола! Еще чуть-чуть!
Мэгги хрипела, полулежа на койке, а пузырящаяся кровь все выплескивалась и выплескивалась, и вместо слов с окровавленных губ женщины сорвался придушенный жалкий хрип…
Предсмертный хрип…
О, какой страшный, скребущий звук…
Ее охватил ужас, который все рос и рос… потому что этот хрип был ее собственный.
Маленькая каюта была наполнена паром Кристофер, тяжело дыша, отер обильный пот со лба. Оглянувшись на кипящий котелок, что стоял на горячей печке, он с сомнением покачал головой. Джиллиан была так уверена, что эта парная поможет ее сестре и той будет легче дышать. Но кто знает… Он столько раз слышал, что влажный пар частенько убивал больных…
Но Одри, похоже, действительно задышала полегче.
Нахмурившись, Кристофер потрогал пепельно-серый лоб девушки и признался себе, что удивительное сходство сестер с каждым днем уменьшается, В его глазах женщина, что лежала сейчас на койке, всегда была бледной тенью своей сестры-близняшки.
Кристофер осторожно убрал влажную прядку, прилипшую к щеке Одри. Волосы у нее по-прежнему были красивыми, но, пожалуй, лишь из-за сходства с волосами Джиллиан. Почти прозрачная кожа, туго обтягивающая ее классически вылепленные скулы, по-прежнему была без единого пятнышка. Тонкие черты лица, еще больше подчеркнутые худобой, все еще были прекрасны. Она была Джиллиан… не будучи Джиллиан!
Кристофер знал, что различие между сестрами было более глубоким. В душе Джиллиан постоянно горел негасимый огонь, неукротимый дух, который не давал ей покоя, заставляя протестовать против любых несправедливостей жизни. Эта девушка излучала незримый свет, который сразу притянул его, как мотылька притягивает пламя свечи. И это несмотря на ее, более чем очевидное высокомерие. Она была умной и смелой, а когда любила, то, не задумываясь, приносила себя в жертву.
Эта последняя мысль словно повернула острый нож где-то у него внутри, нож, который Джиллиан воткнула в него несколько часов назад, когда осторожно закрыла за собой дверь каюты.
Будь проклят этот негодяй, что сейчас держит Джиллиан в своих объятиях!
Будь проклята несправедливость жизни, которая заставила Джиллиан продать свое тело ради того, чтобы жила ее сестра!
Будь проклята жестокая судьба, забросившая его на корабль, где капитаном Дерек Эндрюс. Потому что, если бы все сложилось иначе…
Боль снова полоснула по сердцу, и Кристофер вдруг с удивлением подумал, что это даже забавно. Куда делся тот человек, который, взойдя на борт «Воина зари», сказал себе, что ничего не будет принимать близко к сердцу?
Кристофер усмехнулся.
Совершенно бессмысленный вопрос! Этого человека больше нет. Он затерялся где-то в прозрачной голубизне глаз Джиллиан Хейг. Кристофер знал, что никогда не сможет освободиться от чар этой женщины.
Одри внезапно зашевелилась, прервав его размышления. Кристофер озабоченно нахмурился, потому что дыхание девушки стало учащенным и хриплым. Вглядевшись в лицо Одри, он заметил, что лоб ее снова покрылся испариной. Вдруг ее глаза широко распахнулись, и взгляд их был ясным, не затуманенным горячкой. Каким-то осипшим голосом Одри испуганно и очень ясно спросила:
— Кто вы?
Звук своего собственного голоса показался Одри хриплым, ужасным и чужим. Она увидела сидящего на краю ее постели незнакомого заросшего бородой молодого мужчину. Ничего не понимая, девушка растерянно оглянулась по сторонам. Она лежала на койке в каюте, которая почему-то показалась ей знакомой. Одри перевела взгляд на хмурого мужчину, и у нее вдруг все поплыло перед глазами. Сморгнув, она поняла, что этот молодой человек тоже чем-то ей знаком. Слегка вьющиеся волосы, рыжеватая борода… Да, конечно, он очень напоминает папу. Однако было что-то еще, но она никак не могла сообразить.
— Вы не помните меня, Одри? — Этот голос…
Одри вдруг охватил страх, потому что она совершенно ничего не могла вспомнить.
— Где… где Джиллиан? А вы кто и что здесь делаете?
— Меня зовут Кристофер, — с тем же хмурым видом ответил молодой человек. — Джиллиан попросила меня посидеть с вами, пока ее не будет.
Смысл его слов с трудом дошел до Одри. Она чувствовала смертельную усталость. Горло и голова нестерпимо болели. Дышать было трудно, и вдобавок ее мучила жажда.
— Я хочу пить.
Мужчина коротко улыбнулся, и снова она заметила в его лице что-то неуловимо знакомое. Что-то теплое возникло у нее в душе, согревающее сердце, и она попыталась улыбнуться в ответ, когда Кристофер осторожно поднес кружку с водой к ее губам и помог слегка приподняться. Прикосновение его руки было таким же ласковым, как и голос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45