Некоторое время друзья молча наблюдали за его работой, затем отметили вслух, что со вчерашнего дня она значительно продвинулась.
— Наоборот, идет медленно, поскольку на каждый мазок я испрашиваю позволения маэстро!
Он указал на правый нижний угол картины. Друзья присели. При внимательном рассмотрении там можно было различить гербовый щит и картину в картине — и то, и другое было как бы прислонено к цоколю в виде львиной головы, на которой стояло изваяние Сибиллы.
— Это герб семейства Вечеллио, — пояснил Пальма. — А то — небольшой обетный рисунок, на котором представлен сам Тициан и Горацио, преклонившие колена в мольбе перед еще одной крохотной «Пьетой», парящей в небе на облаке.
— Призыв о помощи. Он молит Пресвятую Деву о чуде — спасти их от чумы, — проговорил Пьер.
— И в какой-то степени автограф маэстро, поскольку другого я нигде не вижу, — добавил Виргилий.
— Он не успел его поставить, — подтвердил Пальма. Соскочив с лесенки, он нежно провел рукой по нижнему краю полотна, под ногами Христа.
— Здесь, на ступеньке возвышения, на которой находятся Христос и Дева Мария, я опишу историю полотна. Что-нибудь вроде: «То, что не успел завершить Тициан, с почтением завершил и посвятил Богу Пальма». На латыни, конечно.
Виргилий тут же перевел текст на латынь:
— Quod Titianus inchoatum reliquit / Palma reverenter absolvit / Deoq. dedicavit opus.
— Маэстро не знал латыни, но подписывался Titianus, часто красным цветом. Может, этим цветом воспользоваться и мне…
Только тут художник заметил, что склянка почти пуста. От досады он тяжело вздохнул. А Предому пришла в это время в голову мысль, что если Пальма действительно будет «reverenter», то есть почтителен по отношению к маэстро, ему придется использовать лишь три цвета. Художник обернулся к друзьям:
— Вы ведь еще побудете? Мне нужно сбегать в лавочку в квартал Святого Мартина за красной камедью на основе кошенили и бразильского дерева. Много времени это не займет.
Друзья заверили, что дождутся его прихода. Им все равно ждать Мариетту. Да и не мешало еще раз взглянуть на «Марсия» и подумать над схемой.
Пальма вышел.
Собрав белье, Мариетта взглянула на небо: вот-вот разразится гроза. Черные тучи нависли над северной частью лагуны. Со стороны Мурано налетел ветер. Юбка облепила ей ноги. Успеть бы добежать до Бири-Гранде до первых капель!
До набережной Милосердия было рукой подать. Мариетта взошла на мост. Тут-то ей и почудился звук шагов за спиной. Недавнее приключение приучило ее быть настороже. Она обернулась: никого. Но ее уже охватила мелкая дрожь. Она поспешила на другой берег, поскользнулась на камешке и упала. Разозлившись на саму себя, встала, потрогала больное место и только собралась двинуться дальше, как ей вновь что-то почудилось. Она вздрогнула и оглянулась через плечо. По-прежнему никого. Место было мрачное, и от этого страх ее только усилился. На улицу Раккетта, длинную, узкую и совершенно безлюдную, она вышла слегка успокоенная. Пожала плечами, вновь осерчав на себя: какая разница, есть кто-нибудь на улице или нет. Она не нуждается в провожатых. И опять на всякий случай бросила взгляд назад. О боже! Там мелькнула чья-то тень. Она глубоко вздохнула. Опасности нет, но и задерживаться не следует. Она решительно двинулась вперед. Каблучки стучали по мостовой. При каждом шаге их сухой нервный стук заглушал все остальные звуки и отдавался в ушах. На середине улицы она ясно услышала, что стуку ее каблуков вторит стук еще чьих-то. На сей раз сомнений не было. Она решила больше не оглядываться, а прибавить шагу. Она почти бежала. Догонявший последовал ее примеру. Несмотря на свое шумное дыхание и глухие удары сердца, она уже слышала его дыхание. Улице не было конца. Мариетту охватила паника: как в кошмарном сне — чем дальше она продвигалась, тем дальше был конец улицы. Она еще ускорила шаг. Капля дождя, упавшая на щеку, заставила ее вздрогнуть. Вторая капля разбилась о руку. Дождь! «Боже, сделай так, чтобы дождь не задержал меня!» У нее перехватило дыхание, когда она заметила краем глаза, что преследователь споткнулся. Захотелось кричать, но она удержалась и побежала дальше. И тут разразилась гроза. Ослепляющая молния змеей скользнула по небу. Загромыхало. Разверзлись хляби небесные. Пробегая мимо двора Папафава, она украдкой оглянулась и заметила мужской силуэт: преследователь чертыхнулся, угодив в лужу. У моста Лово Мариетта приподняла юбки, чтобы легче было подниматься по ступенькам. После моста свернула направо и помчалась во весь дух, ничего не видя из-за растрепавшихся волос и стены дождя. Легкие жгло. Она задыхалась. Кровь била в виски. В изнеможении она обогнула дворец Зен. Постучать в дверь? Попросить помощи у Лионелло и Зорзи? А если ее преследует кто-то из них? Эта мысль ее ужаснула. А окончательно доконало то, что пришлось снова взбираться по ступеням на мост Святой Катерины. До мастерской было рукой подать. Но силы покинули ее. Тогда она остановилась и прижалась к иене углового дома, бег и хриплое дыхание преследователя были совсем рядом. Она пошарила под ногами и нащупала камень. Еще минута и… Она вся подобралась, готовясь встретить преследователя.
Словно завороженные зловещей силой, исходящей от двух незаконченных полотен Тициана, друзья буквально приросли к ним. Больше всего их притягивало ex-voto, изображающее маэстро с сыном.
— Так и кажется, будто они из своего уголка наблюдают за всем происходящим на полотне: Мария в слезах, Магдалина в отчаянии, Никодим на коленях перед бездыханным телом Христа.
— Ты прав, — прошептал Виргилий. — И это наводит меня на мысль, что Мариетта на сей раз ошиблась. Впрочем, она почти всегда права, один раз не в счет. — Пьер удивленно повернулся к другу, и тот пояснил: — На полотне оба Вечеллио словно спрятались за столбом, откуда тайком наблюдают за происходящим. Они присутствуют при агонии. У тебя в связи с этим не возникает никаких мыслей?
Пьер попытался понять ход рассуждений друга.
— Кадорец с сыном, как и на этой картине, могли наблюдать за убийцей тайком, из укрытия… Именно это мы и подозреваем с самого начала. Во всяком случае, что касается маэстро. Горацио — другое дело. Художник так или иначе присутствовал при убийстве и представил его на полотне. Но почему же Мариетта ошибается?
— Она считает, что из уважения к Господу и христианской религии невозможно изображать Христа иначе как Христом. Я думаю, она не права. Тициан не убоялся святотатства, поскольку был бесконечно потрясен смертью куртизанки, а кроме того, знал, что болен и что это его последнее произведение. В своем ex-voto он призывает к ним милосердие Божие и изображает смерть куртизанки на примере кончины Христа.
— Так, по-твоему, и «Марсий», и «Пьета» изображают смерть Атики?
— Да, и то, и другое. Сосчитай персонажей «Пьеты». Их столько же.
Пьер охотно согласился.
Если не считать ангела Пальмы и если, наоборот, принять во внимание оба изваяния, в «Пьете» насчитывалось шесть персонажей, помимо Христа. «А это значит: Эбено здесь ни при чем», — подумалось ему.
Виргилий продолжал:
— Как и в случае с «Марсием», некоторые параллели между приглашенными Атики и персонажами картины напрашиваются сами собой.
Он вскочил, сорвал свою схему с подрамника, обмакнул кисть в краску и принялся чертить новую схему.
— Как и в предыдущем случае, — начал он, — ребенок — Фаустино. Очевидно, что Моисей, законодатель народа израилева, выступает здесь в роли Рибейры. Магдалина — в роли Олимпии: обе они проститутки. Еще одна параллель: Мустафа — Никодим; оба родом из Малой Азии. Далее не все столь же очевидно. Но, если как следует подумать, можно определить и две другие пары. Что ты на это скажешь?
— Еще немного — и ты меня убедишь, — сознался Пьер. Виргилий потер от удовольствия руки.
— Однако меня волнуют вопросы совсем иного порядка и посерьезнее, чем наша игра в «кто есть кто», — заявил вдруг Пьер.
— Что именно?
— Если Тициан и его сын присутствовали при истязании, почему они не вмешались? Почему остались в своем укрытии и не пришли на помощь жертве? Ясно, что в свои девяносто девять лет маэстро был не способен остановить убийцу. Но Горацио было лишь пятьдесят, и он наверняка был сильным, особенно если убийцей была женщина или карлик. И…
Пьер умолк. Кто-то рывком открыл дверь.
На пороге появилась Мариетта: она что-то кричала, на ней лица не было, с перепачканного платья стекала вода, волосы растрепались. Вдруг она стала оседать. Виргилий успел подхватить ее. Застигнутый врасплох ее обмороком, смущенный тем, что держит ее в объятиях, он стал обмахивать ей лицо, а потом легонько бить по щекам. Наконец она пришла в чувство, застонала, захлопала ресницами, улыбнулась тому, кто ее поддерживал, выпрямилась и прерывающимся голосом поведала друзьям о том, что с ней случилось:
— На меня снова пытались напасть. Боже мой! Я так перепугалась! Я ударила его. Он упал замертво. Это Эбено, рыбак.
— Эбено! — вскричали в один голос Пьер и Виргилий и удивленно переглянулись. — Где он?
— В двух шагах отсюда. Перед мостом Зен, на углу улицы Вольти.
Тело африканца лежало в луже в самом начале улицы. Пьер проверил пульс.
— Несмотря на кровавую шишку на лбу, он жив. Бог ты мой, наша художница уж ударила так ударила. Видать, занятия искусством развивают мускулатуру!
Они прихватили с собой из мастерской веревку и связали Эбено по рукам и ногам. Приподняв его атлетическое тело, прислонили к стене. Вертикальное положение вернуло его к жизни. Он застонал от боли, открыл глаза и завопил от страха, увидев в нескольких сантиметрах перед собой мокрые лица Пьера и Виргилия.
— Ну! — угрожающе начал Предом.
— Ну… — промямлил в ответ рыбак.
— Говори, какое зло собирался ты причинить Мариетте Робусти, преследуя ее?
— Зло? Я? Зло? Я? — как заведенный повторял Эбено, демонстрируя полное непонимание. Он не имел ни малейшего понятия о том, в чем его старались уличить, и попытался оправдаться. — После нашей беседы в Риальто я стал думать. Кое о чем я вам не сказал. И думаю, был не прав. Вот и решил довериться вам до конца, но где вас искать? Я даже не знал ваших имен! Другое дело — дочь синьора Робусти, великого художника. Я отправился искать ее. Когда она появилась на набережной, я не осмелился сразу подойти к ней. Побоялся напугать. Пусть, думаю, идет. А сам за ней. Когда же я отважился заговорить с ней, она испугалась и дала деру. Я догонять, но где там! Настоящая килька. Сразу за дворцом Зен я ее упустил из виду. Только завернул на эту улицу, и вот на тебе: получил по башке!
Друзья расхохотались, глядя на сконфуженного Эбено.
— О да! Кулаки у нее железные, — подтвердил медик. — У тебя над бровью такой фингал!
Вынув из кармана камзола платок, Пьер промокнул его рассеченный лоб, Виргилий распутал веревки.
— Что же такого важного ты собирался рассказать Мариетте, что гнался за ней словно черт по улицам Каннареджо?
— Хотел рассказать кое-что о той минуте, когда обнаружил труп Атики.
Несмотря на хлеставший вовсю ливень, друзья застыли на месте.
— Завязка на обнаженной руке Атики развязалась, и моя госпожа последним усилием воли написала на стене что-то своей собственной кровью.
Пьер и Виргилий перестали дышать.
— Что же она написала? — дрожащим голосом спросил Виргилий.
— Имя убийцы, я думаю, — отвечал рыбак, неуверенно разводя руками.
Предом еще раз задал вопрос, выговаривая каждую букву:
— Нет. Я хочу знать: что там было написано?
Африканец вздохнул:
— Почти ничего. В том-то и дело. Потому я и не сказал об этом ни авогадори, никому другому. Почти ничего. А все дело в том, что ее болонка Вавель прыгнула на постель и стала лизать все что ни попадя. Я не знаю, что этот Вавель там делал. Фаустино обещал увести его, чтобы не мешать гостям. Но он был там, лакал кровь, слизывая ее отовсюду: с тела Атики, с простынь, со стен. Лизал и лизал. Из букв, начертанных ею, осталась лишь одна, может начальная, а может и нет.
— И какая же это была буква? — спросил Виргилий, не отрывая взгляда от губ Эбено.
Тот закрыл глаза, словно желая вновь увидеть зловещую стену:
— Буква «Z».
Глава 11
В конце концов продрогшие друзья вместе со свидетелем поспешили в мастерскую, не желая в разгар лета слечь с простудой. По дороге, на Бочарной улице, где изготавливались бочки для вина и масла и где также можно было купить вина, доставленного с Кипра или Кандии, они запаслись красным вином, чтобы было чем согреться по возвращении. Увидев Эбено входящим в мастерскую, Мариетта отчаянно закричала. Но, узнав о миролюбивом настрое африканца, чуть не сгорела со стыда и долго извинялась. Эбено в мастерской не задержался: пообсох, выпил вина, поогляделся, скривился при виде «Истязания Марсия» и откланялся.
— Буква «Z»?
Узнав, что именно удалось разглядеть ловцу сардин на стене, дочь Тинторетто расстроилась:
— «Z»! Да эта буква здесь буквально в каждом имени! Начиная с названия города. Это самая распространенная согласная в разговорной речи. Не менее частая, чем гласные «а» и «о»!
Виргилий лукаво и одновременно ласково взглянул на нее. Мариетта, такая рассудительная и уравновешенная, порой не могла совладать со своей «средиземноморской» натурой, и это очень умиляло парижанина.
— Ну к чему преувеличивать? И тени этой буквы нет, например, в твоем имени, — заметил он.
— Это лишь исключение, подтверждающее правило. А кроме того, даже если отец и родился в Светлейшей, а дед был здесь красильщиком, все равно семья Робусти из других мест, из Люка!
— Вечеллио: в фамилии Тициана тоже нет этой буквы.
— Так-то оно так, да только в семействе Вечеллио есть Горацио и Тициан.
Мариетта подобрала схему и энергичным жестом добавила к имеющимся колонкам еще одну. Озаглавила она ее просто: буква «Z».
— Если взглянуть на список подозреваемых и напротив имен, содержащих эту букву, поставить точку, мы получим целую гирлянду из конфетти.
Сказано — сделано: кисть в руке Мариетты оставляла точку напротив имен, содержащих эту букву.
— Кара Мустафа, Лионелло Зен, Зорзи Бонфили — этот заслуживает двух точек…
— Точка, и все тут, — пошутил Виргилий.
— Не все так просто, — возразила Мариетта. — Мы знаем лишь имя Фаустино, но не фамилию; псевдоним Олимпии, но не ее настоящее имя; имя, данное Жоао эль Рибейре при крещении, а не его подлинное имя, кроме того, в Венеции Жоао превращается в Зани, или Зане.
Из семи возможных виновных не был назван лишь Эбено.
— А что, если он придумал эту букву «Z» только потому, что в его имени ее нет? — прошептал Пьер, еще толком не зная, к чему может привести эта его догадка. — Не думайте, что я непременно хочу сделать из него убийцу, но… на секунду представьте себе, что он убийца. — И указал пальцем на «побудительную причину» в столбце напротив его имени. — Наш интерес к делу мог пробудить в нем страх быть разоблаченным, и это после двух лет свободы и спокойной жизни. Выжидательной позиции он предпочитает активную и хочет пустить нас по ложному следу. Из осторожности предпочитает никого не обвинять, но направляет нас по следам других. Его госпожа написала чье-то имя, от которого осталась одна буква? Но он с таким же успехом мог обращать наше внимание на носителей буквы «V» или «Р». Да любой другой буквы, лишь бы она не фигурировала в его собственном имени. А если бы на стене осталось «В» или «N»?
Мариетта и Виргилий, внимательно следившие за ходом мысли Пьера, также приняли участие в выдвижении гипотез.
— А может, Атика вообще ничего не писала…
— Вот именно. Нанна ведь ни о чем таком не упоминала.
— А может, она читать не умеет?
— А может, пес все слизал?
— А может…
Мариетта собиралась высказать еще одну мысль, но в это время у нее сжалось сердце, задрожали руки, в горле появился ком.
— А может, Эбено выдумал эту историю с буквой «Z», когда пришел в себя? В таком случае он способен нести все, что угодно, только не… правду.
Она вздрогнула, слеза скатилась по ее щеке. Она закусила губу. Видя, что ей не по себе, Виргилий осторожно обнял ее.
— Какую правду? — спросил он самым нежным голосом, на который только был способен.
— Что он гнался за мной не для того, чтобы поговорить, а чтобы убить меня.
Рассмотреть последнее предположение времени не хватило: вернулся Пальма. С него стекали потоки воды вперемешку с потом. Запыхавшись, в состоянии крайнего возбуждения он устремился к троице и выпалил:
— Атика не умерла! Я только что видел ее!
Вот как было дело. Отправившись за красками в Кастелло, он шел по улице Мюнегетте, и там, на задворках дома Кары Мустафы, за зарешеченным окном увидел египтянку.
— Порой моя память оставляет желать лучшего — я, например, не мог вспомнить имени Атики, — но труд живописца развил во мне зрительную память. Сознаюсь, мне редко приходилось видеть куртизанку, пару раз я сопровождал к ней маэстро, однако довольно хорошо помню ее черты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— Наоборот, идет медленно, поскольку на каждый мазок я испрашиваю позволения маэстро!
Он указал на правый нижний угол картины. Друзья присели. При внимательном рассмотрении там можно было различить гербовый щит и картину в картине — и то, и другое было как бы прислонено к цоколю в виде львиной головы, на которой стояло изваяние Сибиллы.
— Это герб семейства Вечеллио, — пояснил Пальма. — А то — небольшой обетный рисунок, на котором представлен сам Тициан и Горацио, преклонившие колена в мольбе перед еще одной крохотной «Пьетой», парящей в небе на облаке.
— Призыв о помощи. Он молит Пресвятую Деву о чуде — спасти их от чумы, — проговорил Пьер.
— И в какой-то степени автограф маэстро, поскольку другого я нигде не вижу, — добавил Виргилий.
— Он не успел его поставить, — подтвердил Пальма. Соскочив с лесенки, он нежно провел рукой по нижнему краю полотна, под ногами Христа.
— Здесь, на ступеньке возвышения, на которой находятся Христос и Дева Мария, я опишу историю полотна. Что-нибудь вроде: «То, что не успел завершить Тициан, с почтением завершил и посвятил Богу Пальма». На латыни, конечно.
Виргилий тут же перевел текст на латынь:
— Quod Titianus inchoatum reliquit / Palma reverenter absolvit / Deoq. dedicavit opus.
— Маэстро не знал латыни, но подписывался Titianus, часто красным цветом. Может, этим цветом воспользоваться и мне…
Только тут художник заметил, что склянка почти пуста. От досады он тяжело вздохнул. А Предому пришла в это время в голову мысль, что если Пальма действительно будет «reverenter», то есть почтителен по отношению к маэстро, ему придется использовать лишь три цвета. Художник обернулся к друзьям:
— Вы ведь еще побудете? Мне нужно сбегать в лавочку в квартал Святого Мартина за красной камедью на основе кошенили и бразильского дерева. Много времени это не займет.
Друзья заверили, что дождутся его прихода. Им все равно ждать Мариетту. Да и не мешало еще раз взглянуть на «Марсия» и подумать над схемой.
Пальма вышел.
Собрав белье, Мариетта взглянула на небо: вот-вот разразится гроза. Черные тучи нависли над северной частью лагуны. Со стороны Мурано налетел ветер. Юбка облепила ей ноги. Успеть бы добежать до Бири-Гранде до первых капель!
До набережной Милосердия было рукой подать. Мариетта взошла на мост. Тут-то ей и почудился звук шагов за спиной. Недавнее приключение приучило ее быть настороже. Она обернулась: никого. Но ее уже охватила мелкая дрожь. Она поспешила на другой берег, поскользнулась на камешке и упала. Разозлившись на саму себя, встала, потрогала больное место и только собралась двинуться дальше, как ей вновь что-то почудилось. Она вздрогнула и оглянулась через плечо. По-прежнему никого. Место было мрачное, и от этого страх ее только усилился. На улицу Раккетта, длинную, узкую и совершенно безлюдную, она вышла слегка успокоенная. Пожала плечами, вновь осерчав на себя: какая разница, есть кто-нибудь на улице или нет. Она не нуждается в провожатых. И опять на всякий случай бросила взгляд назад. О боже! Там мелькнула чья-то тень. Она глубоко вздохнула. Опасности нет, но и задерживаться не следует. Она решительно двинулась вперед. Каблучки стучали по мостовой. При каждом шаге их сухой нервный стук заглушал все остальные звуки и отдавался в ушах. На середине улицы она ясно услышала, что стуку ее каблуков вторит стук еще чьих-то. На сей раз сомнений не было. Она решила больше не оглядываться, а прибавить шагу. Она почти бежала. Догонявший последовал ее примеру. Несмотря на свое шумное дыхание и глухие удары сердца, она уже слышала его дыхание. Улице не было конца. Мариетту охватила паника: как в кошмарном сне — чем дальше она продвигалась, тем дальше был конец улицы. Она еще ускорила шаг. Капля дождя, упавшая на щеку, заставила ее вздрогнуть. Вторая капля разбилась о руку. Дождь! «Боже, сделай так, чтобы дождь не задержал меня!» У нее перехватило дыхание, когда она заметила краем глаза, что преследователь споткнулся. Захотелось кричать, но она удержалась и побежала дальше. И тут разразилась гроза. Ослепляющая молния змеей скользнула по небу. Загромыхало. Разверзлись хляби небесные. Пробегая мимо двора Папафава, она украдкой оглянулась и заметила мужской силуэт: преследователь чертыхнулся, угодив в лужу. У моста Лово Мариетта приподняла юбки, чтобы легче было подниматься по ступенькам. После моста свернула направо и помчалась во весь дух, ничего не видя из-за растрепавшихся волос и стены дождя. Легкие жгло. Она задыхалась. Кровь била в виски. В изнеможении она обогнула дворец Зен. Постучать в дверь? Попросить помощи у Лионелло и Зорзи? А если ее преследует кто-то из них? Эта мысль ее ужаснула. А окончательно доконало то, что пришлось снова взбираться по ступеням на мост Святой Катерины. До мастерской было рукой подать. Но силы покинули ее. Тогда она остановилась и прижалась к иене углового дома, бег и хриплое дыхание преследователя были совсем рядом. Она пошарила под ногами и нащупала камень. Еще минута и… Она вся подобралась, готовясь встретить преследователя.
Словно завороженные зловещей силой, исходящей от двух незаконченных полотен Тициана, друзья буквально приросли к ним. Больше всего их притягивало ex-voto, изображающее маэстро с сыном.
— Так и кажется, будто они из своего уголка наблюдают за всем происходящим на полотне: Мария в слезах, Магдалина в отчаянии, Никодим на коленях перед бездыханным телом Христа.
— Ты прав, — прошептал Виргилий. — И это наводит меня на мысль, что Мариетта на сей раз ошиблась. Впрочем, она почти всегда права, один раз не в счет. — Пьер удивленно повернулся к другу, и тот пояснил: — На полотне оба Вечеллио словно спрятались за столбом, откуда тайком наблюдают за происходящим. Они присутствуют при агонии. У тебя в связи с этим не возникает никаких мыслей?
Пьер попытался понять ход рассуждений друга.
— Кадорец с сыном, как и на этой картине, могли наблюдать за убийцей тайком, из укрытия… Именно это мы и подозреваем с самого начала. Во всяком случае, что касается маэстро. Горацио — другое дело. Художник так или иначе присутствовал при убийстве и представил его на полотне. Но почему же Мариетта ошибается?
— Она считает, что из уважения к Господу и христианской религии невозможно изображать Христа иначе как Христом. Я думаю, она не права. Тициан не убоялся святотатства, поскольку был бесконечно потрясен смертью куртизанки, а кроме того, знал, что болен и что это его последнее произведение. В своем ex-voto он призывает к ним милосердие Божие и изображает смерть куртизанки на примере кончины Христа.
— Так, по-твоему, и «Марсий», и «Пьета» изображают смерть Атики?
— Да, и то, и другое. Сосчитай персонажей «Пьеты». Их столько же.
Пьер охотно согласился.
Если не считать ангела Пальмы и если, наоборот, принять во внимание оба изваяния, в «Пьете» насчитывалось шесть персонажей, помимо Христа. «А это значит: Эбено здесь ни при чем», — подумалось ему.
Виргилий продолжал:
— Как и в случае с «Марсием», некоторые параллели между приглашенными Атики и персонажами картины напрашиваются сами собой.
Он вскочил, сорвал свою схему с подрамника, обмакнул кисть в краску и принялся чертить новую схему.
— Как и в предыдущем случае, — начал он, — ребенок — Фаустино. Очевидно, что Моисей, законодатель народа израилева, выступает здесь в роли Рибейры. Магдалина — в роли Олимпии: обе они проститутки. Еще одна параллель: Мустафа — Никодим; оба родом из Малой Азии. Далее не все столь же очевидно. Но, если как следует подумать, можно определить и две другие пары. Что ты на это скажешь?
— Еще немного — и ты меня убедишь, — сознался Пьер. Виргилий потер от удовольствия руки.
— Однако меня волнуют вопросы совсем иного порядка и посерьезнее, чем наша игра в «кто есть кто», — заявил вдруг Пьер.
— Что именно?
— Если Тициан и его сын присутствовали при истязании, почему они не вмешались? Почему остались в своем укрытии и не пришли на помощь жертве? Ясно, что в свои девяносто девять лет маэстро был не способен остановить убийцу. Но Горацио было лишь пятьдесят, и он наверняка был сильным, особенно если убийцей была женщина или карлик. И…
Пьер умолк. Кто-то рывком открыл дверь.
На пороге появилась Мариетта: она что-то кричала, на ней лица не было, с перепачканного платья стекала вода, волосы растрепались. Вдруг она стала оседать. Виргилий успел подхватить ее. Застигнутый врасплох ее обмороком, смущенный тем, что держит ее в объятиях, он стал обмахивать ей лицо, а потом легонько бить по щекам. Наконец она пришла в чувство, застонала, захлопала ресницами, улыбнулась тому, кто ее поддерживал, выпрямилась и прерывающимся голосом поведала друзьям о том, что с ней случилось:
— На меня снова пытались напасть. Боже мой! Я так перепугалась! Я ударила его. Он упал замертво. Это Эбено, рыбак.
— Эбено! — вскричали в один голос Пьер и Виргилий и удивленно переглянулись. — Где он?
— В двух шагах отсюда. Перед мостом Зен, на углу улицы Вольти.
Тело африканца лежало в луже в самом начале улицы. Пьер проверил пульс.
— Несмотря на кровавую шишку на лбу, он жив. Бог ты мой, наша художница уж ударила так ударила. Видать, занятия искусством развивают мускулатуру!
Они прихватили с собой из мастерской веревку и связали Эбено по рукам и ногам. Приподняв его атлетическое тело, прислонили к стене. Вертикальное положение вернуло его к жизни. Он застонал от боли, открыл глаза и завопил от страха, увидев в нескольких сантиметрах перед собой мокрые лица Пьера и Виргилия.
— Ну! — угрожающе начал Предом.
— Ну… — промямлил в ответ рыбак.
— Говори, какое зло собирался ты причинить Мариетте Робусти, преследуя ее?
— Зло? Я? Зло? Я? — как заведенный повторял Эбено, демонстрируя полное непонимание. Он не имел ни малейшего понятия о том, в чем его старались уличить, и попытался оправдаться. — После нашей беседы в Риальто я стал думать. Кое о чем я вам не сказал. И думаю, был не прав. Вот и решил довериться вам до конца, но где вас искать? Я даже не знал ваших имен! Другое дело — дочь синьора Робусти, великого художника. Я отправился искать ее. Когда она появилась на набережной, я не осмелился сразу подойти к ней. Побоялся напугать. Пусть, думаю, идет. А сам за ней. Когда же я отважился заговорить с ней, она испугалась и дала деру. Я догонять, но где там! Настоящая килька. Сразу за дворцом Зен я ее упустил из виду. Только завернул на эту улицу, и вот на тебе: получил по башке!
Друзья расхохотались, глядя на сконфуженного Эбено.
— О да! Кулаки у нее железные, — подтвердил медик. — У тебя над бровью такой фингал!
Вынув из кармана камзола платок, Пьер промокнул его рассеченный лоб, Виргилий распутал веревки.
— Что же такого важного ты собирался рассказать Мариетте, что гнался за ней словно черт по улицам Каннареджо?
— Хотел рассказать кое-что о той минуте, когда обнаружил труп Атики.
Несмотря на хлеставший вовсю ливень, друзья застыли на месте.
— Завязка на обнаженной руке Атики развязалась, и моя госпожа последним усилием воли написала на стене что-то своей собственной кровью.
Пьер и Виргилий перестали дышать.
— Что же она написала? — дрожащим голосом спросил Виргилий.
— Имя убийцы, я думаю, — отвечал рыбак, неуверенно разводя руками.
Предом еще раз задал вопрос, выговаривая каждую букву:
— Нет. Я хочу знать: что там было написано?
Африканец вздохнул:
— Почти ничего. В том-то и дело. Потому я и не сказал об этом ни авогадори, никому другому. Почти ничего. А все дело в том, что ее болонка Вавель прыгнула на постель и стала лизать все что ни попадя. Я не знаю, что этот Вавель там делал. Фаустино обещал увести его, чтобы не мешать гостям. Но он был там, лакал кровь, слизывая ее отовсюду: с тела Атики, с простынь, со стен. Лизал и лизал. Из букв, начертанных ею, осталась лишь одна, может начальная, а может и нет.
— И какая же это была буква? — спросил Виргилий, не отрывая взгляда от губ Эбено.
Тот закрыл глаза, словно желая вновь увидеть зловещую стену:
— Буква «Z».
Глава 11
В конце концов продрогшие друзья вместе со свидетелем поспешили в мастерскую, не желая в разгар лета слечь с простудой. По дороге, на Бочарной улице, где изготавливались бочки для вина и масла и где также можно было купить вина, доставленного с Кипра или Кандии, они запаслись красным вином, чтобы было чем согреться по возвращении. Увидев Эбено входящим в мастерскую, Мариетта отчаянно закричала. Но, узнав о миролюбивом настрое африканца, чуть не сгорела со стыда и долго извинялась. Эбено в мастерской не задержался: пообсох, выпил вина, поогляделся, скривился при виде «Истязания Марсия» и откланялся.
— Буква «Z»?
Узнав, что именно удалось разглядеть ловцу сардин на стене, дочь Тинторетто расстроилась:
— «Z»! Да эта буква здесь буквально в каждом имени! Начиная с названия города. Это самая распространенная согласная в разговорной речи. Не менее частая, чем гласные «а» и «о»!
Виргилий лукаво и одновременно ласково взглянул на нее. Мариетта, такая рассудительная и уравновешенная, порой не могла совладать со своей «средиземноморской» натурой, и это очень умиляло парижанина.
— Ну к чему преувеличивать? И тени этой буквы нет, например, в твоем имени, — заметил он.
— Это лишь исключение, подтверждающее правило. А кроме того, даже если отец и родился в Светлейшей, а дед был здесь красильщиком, все равно семья Робусти из других мест, из Люка!
— Вечеллио: в фамилии Тициана тоже нет этой буквы.
— Так-то оно так, да только в семействе Вечеллио есть Горацио и Тициан.
Мариетта подобрала схему и энергичным жестом добавила к имеющимся колонкам еще одну. Озаглавила она ее просто: буква «Z».
— Если взглянуть на список подозреваемых и напротив имен, содержащих эту букву, поставить точку, мы получим целую гирлянду из конфетти.
Сказано — сделано: кисть в руке Мариетты оставляла точку напротив имен, содержащих эту букву.
— Кара Мустафа, Лионелло Зен, Зорзи Бонфили — этот заслуживает двух точек…
— Точка, и все тут, — пошутил Виргилий.
— Не все так просто, — возразила Мариетта. — Мы знаем лишь имя Фаустино, но не фамилию; псевдоним Олимпии, но не ее настоящее имя; имя, данное Жоао эль Рибейре при крещении, а не его подлинное имя, кроме того, в Венеции Жоао превращается в Зани, или Зане.
Из семи возможных виновных не был назван лишь Эбено.
— А что, если он придумал эту букву «Z» только потому, что в его имени ее нет? — прошептал Пьер, еще толком не зная, к чему может привести эта его догадка. — Не думайте, что я непременно хочу сделать из него убийцу, но… на секунду представьте себе, что он убийца. — И указал пальцем на «побудительную причину» в столбце напротив его имени. — Наш интерес к делу мог пробудить в нем страх быть разоблаченным, и это после двух лет свободы и спокойной жизни. Выжидательной позиции он предпочитает активную и хочет пустить нас по ложному следу. Из осторожности предпочитает никого не обвинять, но направляет нас по следам других. Его госпожа написала чье-то имя, от которого осталась одна буква? Но он с таким же успехом мог обращать наше внимание на носителей буквы «V» или «Р». Да любой другой буквы, лишь бы она не фигурировала в его собственном имени. А если бы на стене осталось «В» или «N»?
Мариетта и Виргилий, внимательно следившие за ходом мысли Пьера, также приняли участие в выдвижении гипотез.
— А может, Атика вообще ничего не писала…
— Вот именно. Нанна ведь ни о чем таком не упоминала.
— А может, она читать не умеет?
— А может, пес все слизал?
— А может…
Мариетта собиралась высказать еще одну мысль, но в это время у нее сжалось сердце, задрожали руки, в горле появился ком.
— А может, Эбено выдумал эту историю с буквой «Z», когда пришел в себя? В таком случае он способен нести все, что угодно, только не… правду.
Она вздрогнула, слеза скатилась по ее щеке. Она закусила губу. Видя, что ей не по себе, Виргилий осторожно обнял ее.
— Какую правду? — спросил он самым нежным голосом, на который только был способен.
— Что он гнался за мной не для того, чтобы поговорить, а чтобы убить меня.
Рассмотреть последнее предположение времени не хватило: вернулся Пальма. С него стекали потоки воды вперемешку с потом. Запыхавшись, в состоянии крайнего возбуждения он устремился к троице и выпалил:
— Атика не умерла! Я только что видел ее!
Вот как было дело. Отправившись за красками в Кастелло, он шел по улице Мюнегетте, и там, на задворках дома Кары Мустафы, за зарешеченным окном увидел египтянку.
— Порой моя память оставляет желать лучшего — я, например, не мог вспомнить имени Атики, — но труд живописца развил во мне зрительную память. Сознаюсь, мне редко приходилось видеть куртизанку, пару раз я сопровождал к ней маэстро, однако довольно хорошо помню ее черты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32