Мистер Аллен обещал сразу же по приходу связаться с Марселем. Сама мысль, что, возможно, уже сегодня он будет говорить по телефону с отцом, заставляла трепетать сердце мальчика.
Мог ли он подумать, что отец рядом… Совсем рядом! Всего в двух десятках шагов.
Николай Михайлович увидел сына неожиданно, со спины. Но узнал сразу. По рыжим вихрам и ушам, по движениям рук и повороту плеч. Ему ли было не знать Федины повадки.
Еще в раннем детстве Федя удивлял и радовал отца особой ловкостью и сноровкой, которые присущи детям потомственных моряков. Но кто мог подумать, что двенадцатилетний мальчик способен задумать и осуществить грандиозное путешествие!
Десять дней назад Николаю Михайловичу вручили две радиограммы. Первая пришла из штаб-квартиры Красного Креста. Так он узнал, что сын в Нью-Йорке. Другая почему-то была подписана американским полицейским Казимежем Яновским. Не натворил ли чего-нибудь Федя?
С этого дня и пошло. Половина всех сообщений, поступавших на пароход, была на имя старшего штурмана. Вскоре весь «Новгород» знал историю отца и сына Кузовковых. Не знали только о собаке. Это еще больше подогрело бы интерес.
Николая Михайловича провожали наказом — вернуться в Марсель непременно с сыном. А капитан даже обещал зачислить Федю в экипаж младшим матросом.
Первым увидел Николая Михайловича Кузовок.
Мальчик и собака играли в любимую игру. Федя швырял палку. Как можно дальше, в самый конец пустыря. Собака бросалась следом. Снова и снова…
В очередной раз подобрав палку почти на излете и вернув ее Феде, Кузовок заметил незнакомца, неотрывно смотревшего на его маленького хозяина. Взгляд этот был непонятен многоопытному Кузовку. А что непонятно, вызывает опасение. Но Кузовок вырос на берегу моря. А на незнакомце была форма. Такая же, как на капитане Каяхаре. Значит, Феде ничего не угрожает, сделал он вывод. И тявкнув, направил свой влажный нос в сторону незнакомца. Мальчик обернулся и встретился глазами с отцом.
— Папа! Ты уже здесь?..
Руки отца были сильными и ласковыми.
— Я к тебе ехал целую ночь…
— А я к тебе целых два года.
— Как там мама?
— Она тебя ждет.
— Ждет нас с тобой…
— Познакомься с моим другом.
— Как его зовут?
— Кузовок.
— Кузовок?
— Да. Ведь он почти как член нашей семьи. Возьмем его с собой?
— Как скажешь… Но надо и его спросить.
— Он согласен. Правда, Кузовок?
Собака посмотрела сначала на сына, потом — на отца. И наклонила голову.
— Вот видишь, папа.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
ПОЛКОВНИК ОЛДС
На территории порта ни единого дерева. Только жухлая трава, припорошенная угольной пылью. Но из рощицы, что по ту сторону забора, прилетают кленовые листья, желтые и багряные.
В море ничто не говорило о приходе осени. Небо продолжало оставаться ослепительно синим. А солнце щедро одаривало теплом. Нормандия же встретила блеклыми красками. Даже солнце здесь другое. Как ромашка, у которой оборвали лепестки. А склоны безлесных холмов напоминают потертый бархат.
Полковник Олдс решил повременить с возвращением в Париж. Он не только переночует на «Йоми Мару», но и проведет в колонии завтрашний воскресный день.
Аллен этому рад. Пусть высокий гость пообщается с детьми. Многое тогда станет ему понятнее.
— У меня просьба, — обратился Олдс к Аллену.
— Слушаю, полковник.
— Мне не обойтись без переводчика.
— Хотите прогуляться?
— И посмотреть, как устроились дети.
— Может, вместе? — предложил Аллен.
— У вас и без того много забот. Нет, я сам.
— Ко мне сейчас зайдет Елена Домерчикова, старшая медсестра. У нее хороший английский.
— Она русская?
— Да.
— Откуда же она знает?
— Это долгая история. Несколько лет мисс Домерчикова прожила в Америке. А недавно вернулась к себе на родину как волонтер. Мы познакомились во Владивостоке. В колонии она одна из самых незаменимых. Девочки ее очень любят.
— Вот и хорошо. Такая помощница мне и нужна.
Позже Елена рассказала Аллену:
— Полковник захотел встретиться с группой старших колонистов. Он оказался превосходным рассказчиком. Просто заслушаешься!
— О чем он говорил?
— О разном. Но больше всего о волшебном городе, где детей ждут не дождутся.
— Бордо?
— Вы угадали. Кроме того, он раздавал фотографии.
— Какие еще фотографии?
— Посмотрите сами. Мне тоже достались. Улицы, дворцы, парки… И лагерь Красного Креста, который готов принять детей хоть сегодня.
— У Олдса навязчивая идея. Он верен себе. А как восприняли его дети?
— Вели себя спокойно и вежливо. Их интересовало одно — куда пойдет пароход, в какой балтийский порт? И долго ли простоит там?
— Увы, ни мне, ни полковнику это пока не известно.
— Разве не все в руках Красного Креста?
— Многое, но не все. Судьба колонии решается не в Париже. А где полковник сейчас?
— Продолжает беседовать с детьми.
— Без вас?
— Ему помогает миссис Кемпбелл.
Утро следующего дня началось со встречи с капитаном.
— У нас снова проблемы с углем, — заявил Каяхара.
— Опять качество?
— Нет, количество. Мы заказали пятьсот тонн. Не так ли?
— Да. И ровно столько же воды.
— Но вчера пароходный агент заявил, что мы получим лишь триста тонн угольного брикета.
— С этим придется смириться, — неожиданно сказал Аллен. — Сейчас продажа угля во Франции нормирована. Да и цена кусается — двадцать восемь долларов за тонну. Ровно вдвое дороже, чем в Нью-Йорке.
— Боюсь, мы уйдем из Бреста и с неполным запасом воды, — вздохнул Каяхара.
— Почему вы так решили?
— Вода в наши танки закачивается слишком медленно. Чтобы заполнить их доверху, придется простоять лишних двадцать часов.
— Тогда вода будет золотой.
— Рядом стоит голландский пароход. Его капитан посоветовал, что будет лучше получить воду в Роттердаме. Быстрее и дешевле.
— Зайдем ли мы в Роттердам? — усомнился Аллен. — А выгрузка? Как она идет?
— Здесь проблем нет. Надеюсь, к вечеру освободим нижний трюм.
— Кстати, — сказал Аллен, — с вами хотел встретиться полковник Олдс… А вот и он!
Олдс поочередно пожал руки Аллену и Каяхаре.
— Вы что-то хотели сообщить капитану, — напомнил Аллен.
— Да. Кончается фрахт «Йоми Мару». Но Красный Крест готов продлить контракт.
…Аллен и Олдс продолжили разговор в кают-компании.
— Мои помощники приедут ближайшим поездом, — сказал Олдс. — Можете ими распоряжаться, как вам заблагорассудится.
— Должен приехать и Эверсол, — напомнил Аллен.
— Кстати, об Эверсоле. Еще до Нового года мне нужно побывать в Лондоне и Вашингтоне. Согласился бы Эверсол заменить меня?
— Почему бы нет? Конечно, на время. Он врач. И от своей профессии не откажется.
— Тогда поговорите с ним. Вы, как мне кажется, имеете на него влияние.
— Поговорю, конечно. Но в ближайшие дни он пригодится нам в другой роли.
— И в какой же?
— Пусть подготовит место для высадки колонии. Он уже имеет в этом кое-какой опыт.
— Не попросить ли нам еще чаю? — предложил Олдс.
— Я не откажусь, — отозвался Аллен и неожиданно спросил: — А как прошел вчерашний разговор с детьми?
— Хотелось узнать их настроение. Я все еще не оставляю надежду на их согласие пожить некоторое время во Франции.
— Но в Вашингтоне уже принято другое решение. И оно окончательное. Пути назад нет.
— От Бордо нас отделяют несколько часов перехода. Я уверен, все еще возможно изменить. Но как только «Йоми Мару» покинет Брест и выйдет в Ла-Манш, будет уже поздно. Считайте вчерашний разговор моей последней попыткой образумить детей. Не враги же они сами себе. Их ждут голод и лютая зима.
— Вы даже привезли фотографии…
— Они их убедили не больше, чем мое красноречие.
Олдс досадливо развел руками.
— Давайте на минуту представим себе, — сказал Аллен, — что дети вас послушались и согласились отправиться в Бордо… Что дальше?
— Они жили бы в сытости, тепле и покое.
— А учеба? Заканчивается сентябрь.
— Мы все предусмотрели. У нас хорошо оборудованные классы и прекрасные учителя. В большинстве своем русские эмигранты.
— Добрыми намерениями выстлана дорога в ад.
— Что вы такое говорите, Аллен?
— Давайте смотреть реально на то, как могут развиваться события. Итак, первый вариант. Колонию надо удержать от распада, и мы вынуждены прибегнуть к изоляции и жесткой дисциплине. Высокие стены… Охрана… В некоторых случаях придется даже применить силу. Это неизбежно. Ведь дети очень разные. Но разве подобные методы не противоречат принципам Красного Креста?
— Это уж слишком!
— Хорошо. Возьмем второй вариант. Мы предоставляем мальчикам и девочкам полную свободу. Но не исключено, что в этих условиях часть детей разбежится. Нам не удержать их на месте. Кто-то, самый отчаянный, попытается добраться до России самостоятельно. Если смотреть правде в глаза, нам не удастся выдержать план либерального, но решительного управления колонией. К тому же, как долго может продлиться такая жизнь в лагере? Месяц, полгода, год? Прибавьте это время к тем двум с половиной годам, которые уже прошли со дня отъезда. Это очень много и для взрослого человека. Что же говорить о детях, которые за это время из малышей превратились в подростков… А из подростков — в юношей и девушек… Мы их любим и заботимся о них. Но они нуждаются в отцовском плече и материнской ласке. Они безумно тоскуют. Часто до слез, а иногда и до истерики. Самые младшие даже забыли, как выглядит лицо мамы.
— Не подумайте, что я бессердечный сухарь. Я привез папку с материалами. Там много справок и газетных вырезок. Полистайте сами и дайте посмотреть другим. Это свидетельства ужасающего голода в России. В особенности — в ее северной столице. А ведь большинство детей из этого города.
— Мы вправе советовать и уговаривать, — решительно сказал Аллен. — Но не вправе навязывать свою волю.
— На все воля Божья.
— Скорее, воля самих детей. И их воспитателей, которые рядом все это долгое время.
Олдс посмотрел, как Аллен нахмурил брови, и сказал примирительно:
— Не сочтите меня упрямцем.
— Есть и то, в чем мы единомышленники, — неожиданно ответил Аллен.
— Интересно услышать, в чем ваши взгляды сходятся?
— Я, как и вы, убежден, что не следует передавать детей Советской власти сразу. Сначала следует выяснить, где находятся их семьи. Не покинули ли они пределы России?
— Иначе мы встретимся с тяжелыми обвинениями в адрес Красного Креста, — согласился Олдс. — Часть детей может попасть в приюты… И это при живых родителях…
— Вот почему, — твердо сказал Аллен, — мы должны высадить детей как можно ближе к русской границе. Например, в Финляндии… И пригласить представителей родительского комитета со списками, адресами, а еще лучше, с письмами.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
ЧУЖАЯ ОСЕНЬ
Как бы ни был прочен и высок забор, ограждавший колонистов от Франции, от ее улиц, автомобилей, прохожих, в том числе и от французских сверстников, все равно он не мог быть достаточным препятствием для питерских мальчишек.
Жандармы предельно внимательны. Но уже в первый день шесть мальчиков оказались по ту сторону забора и растворились в городе. Вернулись лишь к ужину. С рассказами и подарками. Отвечавший за порядок Бремхолл был не столько возмущен, сколько озадачен. Работая в одном из банков Сиэтла, он хорошо усвоил правила безопасности, когда каждый входящий и выходящий под наблюдением. Как перелетают через ограду кленовые и дубовые листья — это не трудно понять. С чайками — и вовсе ясно… Но как удается малолетним проказникам оставить в дураках опытных стражей порядка?
Бремхолл невольно вспомнил книгу Герберта Уэллса «Человек-невидимка» и любимую сказку, которую читал своим племянникам, — «Мальчик-с-пальчик». Его самого Бог наградил довольно высоким ростом, так что дети были ему по пояс. Но не настолько же они малы, чтобы прошмыгнуть незамеченными.
В Нью-Йорке тоже началось с малого. И там несколько мальчиков без разрешения оставили лагерь. А потом началась настоящая эпидемия — более двухсот беглецов. Не отпросившись, покинула лагерь даже девочка, что вызвало особую тревогу. К счастью, ее привела русская семья, где она гостила.
Он даже помнит ее имя — Лариса Воробьева. Запомнил потому, что ее брат Аполлоний Воробьев тоже отличился. Вместе с товарищем он не пришел к отходу «Йоми Мару» и остался в Нью-Йорке. Где они сейчас? Аллен чуть ли не каждый день посылает запросы в полицейское управление.
Вот почему Бремхолл распорядился удвоить охрану, а каждую дверь держать на крепком замке. И все же самым проворным мальчикам удалось улизнуть.
Пока Бремхолл размышлял, как удержать детей, начальник колонии принимал в своей каюте посетителей.
Первой постучалась Евгения Андреевна Мазун. На острове Русском она была директором школы, и они с Алленом часто встречались. Но, увы, не всегда находили общий язык. Хотя, видит Бог, он старался быть терпеливым, хорошо понимая, как нелегко этой женщине в разлуке с семьей.
Мазун настаивала: Красный Крест должен отправить детей домой. И как можно скорей! Никакие доводы о рискованности и невозможности обратного путешествия она не принимала.
— Поймите, миссис Мазун, восточная часть Транссибирской магистрали блокирована японцами. А дальше, на западе, полное безвластие. Вплоть до Урала разрозненные отряды партизан и банды грабителей. И только на отдельных участках — чешские легионеры. В ужасном состоянии и само железнодорожное полотно.
Что могло ждать колонию в пути? Если не нападение, то авария… Если не авария, то долгое ожидание в каком-нибудь глухом тупике топлива, воды и самой возможности двигаться дальше. Единственное, что утешало, — последним транспортом из Америки прибыло еще несколько локомотивов и ремонтных бригад. Никакие доводы не убеждали миссис Мазун.
— Привезли же мы детей во Владивосток, — отвечала она. — И ничего не случилось! Точно так же и вернемся.
В Нью-Йорке Евгения Андреевна была главным бунтарем. На «Йоми Мару» она поднималась как на эшафот.
— Клянусь, нога моя не ступит на французский берег!
Но за три дня до подхода к Бресту она пришла с неожиданной просьбой:
— Мистер Аллен, я хочу с вами посоветоваться.
— Слушаю вас.
— Мне стало известно, что мой муж выехал из России в Англию. Сейчас он в Лондоне. Я хочу послать ему радиограмму, чтобы он прибыл в Париж. Там мы сможем обсудить наши планы, как жить дальше.
— Поздравляю вас, Евгения Андреевна!
— Спасибо.
— А как же ваша клятва? — не преминул заметить Аллен.
— Я вас не понимаю…
— Не вы ли дали слово не только мне, но и своим воспитанникам, что ни при каких условиях не сойдете на французский берег?
— Но обстоятельства изменились.
— Разве не об этом все время твердил и Красный Крест? Ваш муж оставил Россию… Бежал от голода и новой власти. То же самое могло случиться и с другими семьями. Вот почему мы и хотели сделать временную остановку, чтобы узнать о родителях… По какую сторону границы они находятся? Это помогло бы избежать новых препятствий для воссоединения.
— Я защищала интересы детей. Это мой долг.
Аллен откинулся на спинку кресла:
— Выходит, наши цели совпадают.
Теперь, три дня спустя, миссис Мазун снова в его каюте.
— Муж мой уже в Париже. Позвольте мне отлучиться на один день.
— Готов дать вам больше, чем день. Но мое разрешение мало что значит.
— Почему?
— У вас нет заграничного паспорта. Нет и визы. К тому же сегодня воскресенье. И не к кому обратиться. Будет лучше, если ваш муж приедет в Брест. Дайте ему знать — из Парижа есть ночной поезд. Уже утром вы встретитесь. Поднимитесь к радисту. Скажите, я разрешил дать радиограмму за счет Красного Креста. Есть у вас адрес, где остановился муж?
— Спасибо, мистер Аллен.
В ее глазах появились слезы. Она махнула рукой и поспешила выйти.
Нет лучшего учителя, чем сама жизнь, подумал он, когда миссис Мазун закрыла за собой дверь.
…Новые и новые посетители заходят в каюту. И все просятся в город. Познакомиться с Францией… Просто погулять… Купить на оставшиеся деньги подарки своим близким… Ведь скоро Новый год и Рождество.
Не решились зайти к Аллену Виталий Запольский и Леонид Дейбнер. Они так много читали о Франции, столько слышали об этой прекрасной стране. Зачем же маяться в четырех стенах пакгауза? Не лучше ли организовать экскурсию?
Но старшие колонисты так и не постучались в каюту. Помешала гордость. Ведь это они яростно возражали против захода «Йоми Мару» во Францию, собирали подписи протеста.
Мог ли думать в эту минуту Леонид Дейбнер, что пройдет совсем немного времени, и он, получив именную стипендию, приедет в Париж и поступит в Сорбонну, один из самых престижных университетов. А закончив его, станет известным ученым-химиком. И гражданином Франции.
Из рассказа Ханны Кемпбелл:
— Французское правительство не разрешило русскому персоналу — тем, кто не имеет паспорта и визы, — покидать порт. Это рассердило воспитателей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Мог ли он подумать, что отец рядом… Совсем рядом! Всего в двух десятках шагов.
Николай Михайлович увидел сына неожиданно, со спины. Но узнал сразу. По рыжим вихрам и ушам, по движениям рук и повороту плеч. Ему ли было не знать Федины повадки.
Еще в раннем детстве Федя удивлял и радовал отца особой ловкостью и сноровкой, которые присущи детям потомственных моряков. Но кто мог подумать, что двенадцатилетний мальчик способен задумать и осуществить грандиозное путешествие!
Десять дней назад Николаю Михайловичу вручили две радиограммы. Первая пришла из штаб-квартиры Красного Креста. Так он узнал, что сын в Нью-Йорке. Другая почему-то была подписана американским полицейским Казимежем Яновским. Не натворил ли чего-нибудь Федя?
С этого дня и пошло. Половина всех сообщений, поступавших на пароход, была на имя старшего штурмана. Вскоре весь «Новгород» знал историю отца и сына Кузовковых. Не знали только о собаке. Это еще больше подогрело бы интерес.
Николая Михайловича провожали наказом — вернуться в Марсель непременно с сыном. А капитан даже обещал зачислить Федю в экипаж младшим матросом.
Первым увидел Николая Михайловича Кузовок.
Мальчик и собака играли в любимую игру. Федя швырял палку. Как можно дальше, в самый конец пустыря. Собака бросалась следом. Снова и снова…
В очередной раз подобрав палку почти на излете и вернув ее Феде, Кузовок заметил незнакомца, неотрывно смотревшего на его маленького хозяина. Взгляд этот был непонятен многоопытному Кузовку. А что непонятно, вызывает опасение. Но Кузовок вырос на берегу моря. А на незнакомце была форма. Такая же, как на капитане Каяхаре. Значит, Феде ничего не угрожает, сделал он вывод. И тявкнув, направил свой влажный нос в сторону незнакомца. Мальчик обернулся и встретился глазами с отцом.
— Папа! Ты уже здесь?..
Руки отца были сильными и ласковыми.
— Я к тебе ехал целую ночь…
— А я к тебе целых два года.
— Как там мама?
— Она тебя ждет.
— Ждет нас с тобой…
— Познакомься с моим другом.
— Как его зовут?
— Кузовок.
— Кузовок?
— Да. Ведь он почти как член нашей семьи. Возьмем его с собой?
— Как скажешь… Но надо и его спросить.
— Он согласен. Правда, Кузовок?
Собака посмотрела сначала на сына, потом — на отца. И наклонила голову.
— Вот видишь, папа.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
ПОЛКОВНИК ОЛДС
На территории порта ни единого дерева. Только жухлая трава, припорошенная угольной пылью. Но из рощицы, что по ту сторону забора, прилетают кленовые листья, желтые и багряные.
В море ничто не говорило о приходе осени. Небо продолжало оставаться ослепительно синим. А солнце щедро одаривало теплом. Нормандия же встретила блеклыми красками. Даже солнце здесь другое. Как ромашка, у которой оборвали лепестки. А склоны безлесных холмов напоминают потертый бархат.
Полковник Олдс решил повременить с возвращением в Париж. Он не только переночует на «Йоми Мару», но и проведет в колонии завтрашний воскресный день.
Аллен этому рад. Пусть высокий гость пообщается с детьми. Многое тогда станет ему понятнее.
— У меня просьба, — обратился Олдс к Аллену.
— Слушаю, полковник.
— Мне не обойтись без переводчика.
— Хотите прогуляться?
— И посмотреть, как устроились дети.
— Может, вместе? — предложил Аллен.
— У вас и без того много забот. Нет, я сам.
— Ко мне сейчас зайдет Елена Домерчикова, старшая медсестра. У нее хороший английский.
— Она русская?
— Да.
— Откуда же она знает?
— Это долгая история. Несколько лет мисс Домерчикова прожила в Америке. А недавно вернулась к себе на родину как волонтер. Мы познакомились во Владивостоке. В колонии она одна из самых незаменимых. Девочки ее очень любят.
— Вот и хорошо. Такая помощница мне и нужна.
Позже Елена рассказала Аллену:
— Полковник захотел встретиться с группой старших колонистов. Он оказался превосходным рассказчиком. Просто заслушаешься!
— О чем он говорил?
— О разном. Но больше всего о волшебном городе, где детей ждут не дождутся.
— Бордо?
— Вы угадали. Кроме того, он раздавал фотографии.
— Какие еще фотографии?
— Посмотрите сами. Мне тоже достались. Улицы, дворцы, парки… И лагерь Красного Креста, который готов принять детей хоть сегодня.
— У Олдса навязчивая идея. Он верен себе. А как восприняли его дети?
— Вели себя спокойно и вежливо. Их интересовало одно — куда пойдет пароход, в какой балтийский порт? И долго ли простоит там?
— Увы, ни мне, ни полковнику это пока не известно.
— Разве не все в руках Красного Креста?
— Многое, но не все. Судьба колонии решается не в Париже. А где полковник сейчас?
— Продолжает беседовать с детьми.
— Без вас?
— Ему помогает миссис Кемпбелл.
Утро следующего дня началось со встречи с капитаном.
— У нас снова проблемы с углем, — заявил Каяхара.
— Опять качество?
— Нет, количество. Мы заказали пятьсот тонн. Не так ли?
— Да. И ровно столько же воды.
— Но вчера пароходный агент заявил, что мы получим лишь триста тонн угольного брикета.
— С этим придется смириться, — неожиданно сказал Аллен. — Сейчас продажа угля во Франции нормирована. Да и цена кусается — двадцать восемь долларов за тонну. Ровно вдвое дороже, чем в Нью-Йорке.
— Боюсь, мы уйдем из Бреста и с неполным запасом воды, — вздохнул Каяхара.
— Почему вы так решили?
— Вода в наши танки закачивается слишком медленно. Чтобы заполнить их доверху, придется простоять лишних двадцать часов.
— Тогда вода будет золотой.
— Рядом стоит голландский пароход. Его капитан посоветовал, что будет лучше получить воду в Роттердаме. Быстрее и дешевле.
— Зайдем ли мы в Роттердам? — усомнился Аллен. — А выгрузка? Как она идет?
— Здесь проблем нет. Надеюсь, к вечеру освободим нижний трюм.
— Кстати, — сказал Аллен, — с вами хотел встретиться полковник Олдс… А вот и он!
Олдс поочередно пожал руки Аллену и Каяхаре.
— Вы что-то хотели сообщить капитану, — напомнил Аллен.
— Да. Кончается фрахт «Йоми Мару». Но Красный Крест готов продлить контракт.
…Аллен и Олдс продолжили разговор в кают-компании.
— Мои помощники приедут ближайшим поездом, — сказал Олдс. — Можете ими распоряжаться, как вам заблагорассудится.
— Должен приехать и Эверсол, — напомнил Аллен.
— Кстати, об Эверсоле. Еще до Нового года мне нужно побывать в Лондоне и Вашингтоне. Согласился бы Эверсол заменить меня?
— Почему бы нет? Конечно, на время. Он врач. И от своей профессии не откажется.
— Тогда поговорите с ним. Вы, как мне кажется, имеете на него влияние.
— Поговорю, конечно. Но в ближайшие дни он пригодится нам в другой роли.
— И в какой же?
— Пусть подготовит место для высадки колонии. Он уже имеет в этом кое-какой опыт.
— Не попросить ли нам еще чаю? — предложил Олдс.
— Я не откажусь, — отозвался Аллен и неожиданно спросил: — А как прошел вчерашний разговор с детьми?
— Хотелось узнать их настроение. Я все еще не оставляю надежду на их согласие пожить некоторое время во Франции.
— Но в Вашингтоне уже принято другое решение. И оно окончательное. Пути назад нет.
— От Бордо нас отделяют несколько часов перехода. Я уверен, все еще возможно изменить. Но как только «Йоми Мару» покинет Брест и выйдет в Ла-Манш, будет уже поздно. Считайте вчерашний разговор моей последней попыткой образумить детей. Не враги же они сами себе. Их ждут голод и лютая зима.
— Вы даже привезли фотографии…
— Они их убедили не больше, чем мое красноречие.
Олдс досадливо развел руками.
— Давайте на минуту представим себе, — сказал Аллен, — что дети вас послушались и согласились отправиться в Бордо… Что дальше?
— Они жили бы в сытости, тепле и покое.
— А учеба? Заканчивается сентябрь.
— Мы все предусмотрели. У нас хорошо оборудованные классы и прекрасные учителя. В большинстве своем русские эмигранты.
— Добрыми намерениями выстлана дорога в ад.
— Что вы такое говорите, Аллен?
— Давайте смотреть реально на то, как могут развиваться события. Итак, первый вариант. Колонию надо удержать от распада, и мы вынуждены прибегнуть к изоляции и жесткой дисциплине. Высокие стены… Охрана… В некоторых случаях придется даже применить силу. Это неизбежно. Ведь дети очень разные. Но разве подобные методы не противоречат принципам Красного Креста?
— Это уж слишком!
— Хорошо. Возьмем второй вариант. Мы предоставляем мальчикам и девочкам полную свободу. Но не исключено, что в этих условиях часть детей разбежится. Нам не удержать их на месте. Кто-то, самый отчаянный, попытается добраться до России самостоятельно. Если смотреть правде в глаза, нам не удастся выдержать план либерального, но решительного управления колонией. К тому же, как долго может продлиться такая жизнь в лагере? Месяц, полгода, год? Прибавьте это время к тем двум с половиной годам, которые уже прошли со дня отъезда. Это очень много и для взрослого человека. Что же говорить о детях, которые за это время из малышей превратились в подростков… А из подростков — в юношей и девушек… Мы их любим и заботимся о них. Но они нуждаются в отцовском плече и материнской ласке. Они безумно тоскуют. Часто до слез, а иногда и до истерики. Самые младшие даже забыли, как выглядит лицо мамы.
— Не подумайте, что я бессердечный сухарь. Я привез папку с материалами. Там много справок и газетных вырезок. Полистайте сами и дайте посмотреть другим. Это свидетельства ужасающего голода в России. В особенности — в ее северной столице. А ведь большинство детей из этого города.
— Мы вправе советовать и уговаривать, — решительно сказал Аллен. — Но не вправе навязывать свою волю.
— На все воля Божья.
— Скорее, воля самих детей. И их воспитателей, которые рядом все это долгое время.
Олдс посмотрел, как Аллен нахмурил брови, и сказал примирительно:
— Не сочтите меня упрямцем.
— Есть и то, в чем мы единомышленники, — неожиданно ответил Аллен.
— Интересно услышать, в чем ваши взгляды сходятся?
— Я, как и вы, убежден, что не следует передавать детей Советской власти сразу. Сначала следует выяснить, где находятся их семьи. Не покинули ли они пределы России?
— Иначе мы встретимся с тяжелыми обвинениями в адрес Красного Креста, — согласился Олдс. — Часть детей может попасть в приюты… И это при живых родителях…
— Вот почему, — твердо сказал Аллен, — мы должны высадить детей как можно ближе к русской границе. Например, в Финляндии… И пригласить представителей родительского комитета со списками, адресами, а еще лучше, с письмами.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
ЧУЖАЯ ОСЕНЬ
Как бы ни был прочен и высок забор, ограждавший колонистов от Франции, от ее улиц, автомобилей, прохожих, в том числе и от французских сверстников, все равно он не мог быть достаточным препятствием для питерских мальчишек.
Жандармы предельно внимательны. Но уже в первый день шесть мальчиков оказались по ту сторону забора и растворились в городе. Вернулись лишь к ужину. С рассказами и подарками. Отвечавший за порядок Бремхолл был не столько возмущен, сколько озадачен. Работая в одном из банков Сиэтла, он хорошо усвоил правила безопасности, когда каждый входящий и выходящий под наблюдением. Как перелетают через ограду кленовые и дубовые листья — это не трудно понять. С чайками — и вовсе ясно… Но как удается малолетним проказникам оставить в дураках опытных стражей порядка?
Бремхолл невольно вспомнил книгу Герберта Уэллса «Человек-невидимка» и любимую сказку, которую читал своим племянникам, — «Мальчик-с-пальчик». Его самого Бог наградил довольно высоким ростом, так что дети были ему по пояс. Но не настолько же они малы, чтобы прошмыгнуть незамеченными.
В Нью-Йорке тоже началось с малого. И там несколько мальчиков без разрешения оставили лагерь. А потом началась настоящая эпидемия — более двухсот беглецов. Не отпросившись, покинула лагерь даже девочка, что вызвало особую тревогу. К счастью, ее привела русская семья, где она гостила.
Он даже помнит ее имя — Лариса Воробьева. Запомнил потому, что ее брат Аполлоний Воробьев тоже отличился. Вместе с товарищем он не пришел к отходу «Йоми Мару» и остался в Нью-Йорке. Где они сейчас? Аллен чуть ли не каждый день посылает запросы в полицейское управление.
Вот почему Бремхолл распорядился удвоить охрану, а каждую дверь держать на крепком замке. И все же самым проворным мальчикам удалось улизнуть.
Пока Бремхолл размышлял, как удержать детей, начальник колонии принимал в своей каюте посетителей.
Первой постучалась Евгения Андреевна Мазун. На острове Русском она была директором школы, и они с Алленом часто встречались. Но, увы, не всегда находили общий язык. Хотя, видит Бог, он старался быть терпеливым, хорошо понимая, как нелегко этой женщине в разлуке с семьей.
Мазун настаивала: Красный Крест должен отправить детей домой. И как можно скорей! Никакие доводы о рискованности и невозможности обратного путешествия она не принимала.
— Поймите, миссис Мазун, восточная часть Транссибирской магистрали блокирована японцами. А дальше, на западе, полное безвластие. Вплоть до Урала разрозненные отряды партизан и банды грабителей. И только на отдельных участках — чешские легионеры. В ужасном состоянии и само железнодорожное полотно.
Что могло ждать колонию в пути? Если не нападение, то авария… Если не авария, то долгое ожидание в каком-нибудь глухом тупике топлива, воды и самой возможности двигаться дальше. Единственное, что утешало, — последним транспортом из Америки прибыло еще несколько локомотивов и ремонтных бригад. Никакие доводы не убеждали миссис Мазун.
— Привезли же мы детей во Владивосток, — отвечала она. — И ничего не случилось! Точно так же и вернемся.
В Нью-Йорке Евгения Андреевна была главным бунтарем. На «Йоми Мару» она поднималась как на эшафот.
— Клянусь, нога моя не ступит на французский берег!
Но за три дня до подхода к Бресту она пришла с неожиданной просьбой:
— Мистер Аллен, я хочу с вами посоветоваться.
— Слушаю вас.
— Мне стало известно, что мой муж выехал из России в Англию. Сейчас он в Лондоне. Я хочу послать ему радиограмму, чтобы он прибыл в Париж. Там мы сможем обсудить наши планы, как жить дальше.
— Поздравляю вас, Евгения Андреевна!
— Спасибо.
— А как же ваша клятва? — не преминул заметить Аллен.
— Я вас не понимаю…
— Не вы ли дали слово не только мне, но и своим воспитанникам, что ни при каких условиях не сойдете на французский берег?
— Но обстоятельства изменились.
— Разве не об этом все время твердил и Красный Крест? Ваш муж оставил Россию… Бежал от голода и новой власти. То же самое могло случиться и с другими семьями. Вот почему мы и хотели сделать временную остановку, чтобы узнать о родителях… По какую сторону границы они находятся? Это помогло бы избежать новых препятствий для воссоединения.
— Я защищала интересы детей. Это мой долг.
Аллен откинулся на спинку кресла:
— Выходит, наши цели совпадают.
Теперь, три дня спустя, миссис Мазун снова в его каюте.
— Муж мой уже в Париже. Позвольте мне отлучиться на один день.
— Готов дать вам больше, чем день. Но мое разрешение мало что значит.
— Почему?
— У вас нет заграничного паспорта. Нет и визы. К тому же сегодня воскресенье. И не к кому обратиться. Будет лучше, если ваш муж приедет в Брест. Дайте ему знать — из Парижа есть ночной поезд. Уже утром вы встретитесь. Поднимитесь к радисту. Скажите, я разрешил дать радиограмму за счет Красного Креста. Есть у вас адрес, где остановился муж?
— Спасибо, мистер Аллен.
В ее глазах появились слезы. Она махнула рукой и поспешила выйти.
Нет лучшего учителя, чем сама жизнь, подумал он, когда миссис Мазун закрыла за собой дверь.
…Новые и новые посетители заходят в каюту. И все просятся в город. Познакомиться с Францией… Просто погулять… Купить на оставшиеся деньги подарки своим близким… Ведь скоро Новый год и Рождество.
Не решились зайти к Аллену Виталий Запольский и Леонид Дейбнер. Они так много читали о Франции, столько слышали об этой прекрасной стране. Зачем же маяться в четырех стенах пакгауза? Не лучше ли организовать экскурсию?
Но старшие колонисты так и не постучались в каюту. Помешала гордость. Ведь это они яростно возражали против захода «Йоми Мару» во Францию, собирали подписи протеста.
Мог ли думать в эту минуту Леонид Дейбнер, что пройдет совсем немного времени, и он, получив именную стипендию, приедет в Париж и поступит в Сорбонну, один из самых престижных университетов. А закончив его, станет известным ученым-химиком. И гражданином Франции.
Из рассказа Ханны Кемпбелл:
— Французское правительство не разрешило русскому персоналу — тем, кто не имеет паспорта и визы, — покидать порт. Это рассердило воспитателей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82