А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Нам обычно оставляли ужин, который мы съедали тут же, на кухне. Вдруг стук в окно. Открываем дверь. Стоит человек, но вместо слов — мычание. Спрашиваем: что с тобой? Вместо ответа он показывает — ему отрезали язык. Мы, конечно, снабдили его чем смогли: пищей и медикаментами. А кто отрезал ему язык, так и не узнали.
А через несколько дней я увидел на улице Владивостока демонстрацию. Люди несли флаги и полотнища с революционными лозунгами. Я не могу сейчас, много лет спустя, вспомнить последовательность событий. Но однажды утром выходим на станцию — поезда не ходят. Пошли на занятия пешком по рельсам. А это девять километров. Видим, у ближайшего поворота рельсы взорваны, а рядом японский часовой.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
УИКЕНД
Слух о том, что на остров собираются мальчики, дошел и до «второреченских мисс». Узнав такую новость, они стали визжать от восторга и готовиться к этому событию, которое сочли не менее важным, чем встреча Нового года.
Любой праздник — это уборка, прическа, цепочки и колечки, туфельки, кружева и бантики, тряпочки и ленточки и, разумеется, наряды. Всем этим девочки стали заниматься, одновременно втянув в орбиту своих хлопот воспитательниц и даже медсестру.
В это самое время мамаша Кемпбелл привела к колонисткам женщину средних лет, очень важную особу. Она прибыла из Владивостока вместе с дочерью, их ровесницей. Обе — толстухи, и обе одеты в яркие и даже кричащие платья.
— Я занимаюсь благотворительностью и пришла посмотреть, чем могу вам помочь, — сказала дама.
— Вот бы отдали они нам свои шелковые платья, — шепнула Лена Соколова, наклонившись к уху Ирины Шматок. — Мы бы из них ленточек нарезали.
При этих словах Лена потрогала свои косички, очень нуждавшиеся в подобном украшении.
Но платья остались при их владелицах. Дама и дочь ее исчезли столь же внезапно, как и появились. Ирина и Лена так и не узнали, чем же закончилась благотворительная акция. Да, говоря по правде, им это было не так важно. Куда важнее к приходу гостей приодеться.
У старших девочек сложился свой стиль одежды. Темно-серые пальто из толстого драпа были сшиты по единому образцу. Головным убором служила пилотка из синего сукна, украшенная красным эмалевым крестиком. Но когда американцы выдали им пряжу, началось повальное увлечение вязанием. Кто-то придумал восьмиугольный берет с помпоном на макушке. Он получил такую популярность, что колонисты продолжали его вязать и после возвращения в Петроград. И если сегодня в Санкт-Петербурге навстречу вам попадется школьница в восьмиугольном берете, знайте — это вы встретили правнучку одной из колонисток.
Одинаковой была не только верхняя одежда, но и юбки, синие и серые, а также спортивного покроя блузки того же цвета. Девочки не страдали от такого однообразия, а даже гордились — все они петроградки, из одного города. Одна команда.
Но теперь, перед встречей с мальчиками, им захотелось перемен.
— Девочки, — вдруг вспомнила Ирина Венерт, — Мамаша Кемпбелл обещала нам фланель.
— А Барл Бремхолл обещал подарить швейные машинки, — сказала Ксения Амелина.
— Я думаю, на складе немало и другого добра, — предположила Оля Колосова.
Они не стали терять времени, и вскоре вся группа, ведомая Ханной Кемпбелл, подходила к приземистому складскому зданию. Через несколько часов казарма превратилась в швейную мастерскую. Книги и тетрадки на столах уступили место мягким рулонам материи. Обязанности распределились сами собой. Одни принялись кроить, а другие — строчить на машинке.
Фланель оказалась разных цветов, на любой вкус — голубая, синяя, белая, розовая, кофейная… Синяя пошла на юбки, а белая — на матроски. Синими были и узкие полоски, которые нарезали для воротничков.
В то время самой модной и шикарной считалась юбка-круг. И когда подошло время примерки и подгонки, то каждую обладательницу столь желанного наряда окружала целая комиссия, которая, выравнивая круг, буквально ползала на коленях.
Не прошло и двух дней, как новый гардероб был готов.
Сноровка юных швей поразила Бремхолла. Вместе с другими воспитателями он был приглашен на смотрины, своеобразную демонстрацию мод. Девочкам хотелось, чтобы их работу оценил именно мужчина. Ведь то, что они придумали и смастерили, предназначалось для мужского глаза. И прохаживаясь по подиуму, которым служил проход между кроватями, они невольно оборачивались в сторону заместителя начальника колонии, ища его одобрения.
Бремхолл же выражал свое восхищение не только мимикой, но и возгласами. Неприхотливые линии одежды, яркие ткани и очарование юности создали в мрачном пространстве казармы атмосферу праздника. На время все забыли, что за толстыми каменными стенами снег и мороз. Казалось, вот-вот распахнутся двери, и эти очаровательные существа выпорхнут наружу.
Бремхолл был романтиком и мечтателем. Иначе не отправился бы в Россию. Но он был и банковским служащим. Вот почему, обращаясь к девочкам, сказал:
— Если мы все вместе откроем в моем Сиэтле фабрику модной одежды, то уверен, что уже через год заработаем свой первый миллион.
Колонистки и не подозревали, что это и есть та самая похвала, которую они так хотели услышать от Барла Бремхолла.
Готовились к встрече и мальчики. Но по-своему, по-мужски.
…До этого, будучи на Урале, они втайне от воспитателей и рискуя расшибиться, пытались подняться на обрывистую скалу.
…Вместе с Ильей Френкелем и Вячеславом Вихрой старшие мальчики («передовой отряд скаутов» — такое у них было имя) пробирались сквозь лесную чащу, познавая тайны всего, что бегает, ползает и растет. При этом, сами того не ведая, познавали и себя.
…Однажды на утлой лодчонке при свете молний переплыли бурное озеро. На спор.
…Путешествуя по Сибири, на ходу прыгали из вагона, а затем бежали наперегонки с поездом, рискуя не взобраться на тормозную площадку и отстать от колонии. Тоже на спор.
И вот теперь поход на остров.
Желание рисковать, испытать судьбу было у них в крови. И пока девочки кроили юбки и блузки, мальчики готовились к своему «ледовому походу». Это не путешествие Роберта Скотта к Южному полюсу. Но и у них будут собаки и сани. А в санях — подарки для подружек.
Больше других рвался на остров Юра Заводчиков. Там Оля Колосова. И он не видел ее целых две недели.
— Мистер Коллис, отпустите нас одних. Вот увидите, все будет хорошо.
Коллис покачал головой:
— Нельзя одним. Всякое может случиться.
— Да вот же он, остров. Совсем рядом. И лед прочный.
— Да, вижу. Но одних не пущу. Пойдете с Дежоржем.
Стоявшие рядом Леонид Дейбнер и Виталий Запольский, услышав это имя, обрадовались. Пусть Дежорж и не солдат, как Вихра, и не следопыт, как Френкель, но для них он как старший товарищ.
Одно время, еще в Сибири, Дежорж возглавлял колонию. Это был сдержанный и даже суровый человек, всегда сохранявший дистанцию между собой и воспитанниками.
Дети хорошо знали по урокам литературы рассказ Антона Чехова «Человек в футляре». Дежорж очень напоминал героя этого рассказа — учителя Беликова. Такой же черствый, без всяких эмоций.
Но когда колония переехала во Владивосток, Дежорж переменился. Он больше не отгораживался от детей, стал с ними гулять и беседовать. А однажды появился на танцах, что на него совсем было не похоже.
Жизнь распорядилась своим героем иначе, чем писатель. Дежорж освободился от футляра. Так птица, вылетевшая на свободу, оставляет клетку. Перед гимназическим учителем открылся неведомый прежде мир. Аксиома — это для классной доски. Истина же познается в пути.
Уроки, которые он станет давать своим ученикам, отныне будут другими.
Дежорж предложил старшим колонистам прочесть книгу ведущего философа Санкт-Петербургского университета профессора Челпанова «Мозг и душа». Затем они собрались вместе, узким кругом, чтобы поговорить о прочитанном. Дежорж открылся с другой стороны — мудрый наставник, Учитель с большой буквы.
Вот вам и Беликов!
— Отпускаю вас на уикенд, — сказал Коллис и почему-то вздохнул.
Он проверил, как все одеты и обуты. На каждом заячья шапка. И только Дежорж не захотел расстаться со шляпой.
— Не боитесь остаться без ушей?
— Я привычен к морозам. К тому же сегодня тепло. Да и шляпа у меня глубокая.
— Да, я знаю, русские — народ закаленный. Но вам предстоит прогулка не по улице, а по ледяной бухте.
— Пустяки. До острова не больше трех часов ходьбы. Уверен, нам даже не потребуется привал.
— Тогда… Счастливого пути!
Утро выдалось погожим. Солнце легко поднималось из-за холмов, освещая бухту из конца в конец. Даже Коллису, человеку осторожному, показалось, что пройти ее не так уж трудно. Он и сам отправился бы на остров вместе с колонистами, если бы не нога, которую он повредил еще в детстве.
Никто не обратил внимания на противоположную сторону неба, где навстречу солнцу медленно, но неотвратимо двигалась серая полоса.
Два десятка юношей во главе с воспитателем и три собаки, не очень-то умело обученные и плохо запряженные в сани, спустились на лед. Чарльз Коллис помахал им рукой, а затем ушел, ни о чем не беспокоясь.
Не прошли они и половины пути, как задул ветер. Сначала настолько слабый, что его хватало лишь на то, чтобы переносить с места на место песчинки снега. Но постепенно воздушные струи поднимались все выше, как вода в сосуде. Снежные песчинки начали больно сечь по щекам и не давали открыть глаза. А затем снег посыпал и сверху. Кто-то невидимый бросал в лицо пригоршни снега, дразня и испытывая терпение путников.
Солнце окончательно спряталось, оставив их наедине с непогодой.
Запольский шел след в след за воспитателем, почти упираясь в его сутулую спину. Они двигались, окруженные мириадами снежинок. Некоторые из них были крупными, как мотыльки. Дежоржу то и дело приходилось отряхивать шляпу.
Запольский вспомнил, как однажды вечером, на исходе лета, Дежорж попросил помочь ему укрепить на наружной стене казармы белое полотнище. Они часто смотрели кино на открытом воздухе. Сегодня им обещали показать фильм Чарли Чаплина. Когда установили экран, вспыхнул яркий луч. И тотчас, привлеченные светом, со всей округи слетелись белые мотыльки.
Сегодня все похоже — и мотыльки, и шляпа. Только принадлежит она не Чарли Чаплину, а их учителю, человеку тоже чудаковатому и загадочному.
Метель разыгралась не на шутку. Но ребят это нисколько не огорчало. Прогулка внезапно превратилась в настоящее приключение, о котором они так мечтали. Главное, не потерять направление. Хорошо, что рядом собаки. Эти умные животные не дадут сбиться с пути.
Ирина Венерт:
— Мальчикам разрешали навещать нас по субботам и воскресеньям. А пешком по льду, да еще в тайфун, идти очень опасно. Но их не останавливали ни ледяные бугры, ни ветер, который сбивал с ног.
Когда приходила суббота, мы бежали к берегу и смотрели, смотрели до боли в глазах. Первым делом мы вели наших мальчиков в столовую, чтобы напоить, отогреть горячим чаем. А вечером — танцы. Встречи с «залетками» (так именовались у нас «предметы любви») были главной радостью и главной темой наших разговоров.
Валентина Скроботова:
— Иногда дули такие бешеные ветры, что мы ходили цепочкой, держась за руки, иначе ветер валил с ног. Чтобы руки не замерзали, держали в карманах маленькие грелки с горячими угольками.
Посреди зимы к нам приехала из Владивостока местная молодежь, а с ними — артисты. Помню пожилую артистку, которая исполнила очень понравившуюся всем песню «Был у Христа-младенца сад, и много роз растил он в нем».
Георгий Финогенов:
— Я и брат Павел были разлучены. Я жил на Второй Речке, а он — на острове. И мы очень скучали. Однажды группа старших колонистов решила пешком пройти по льду залива Золотой Рог. Я, конечно, был в их числе.
Оказывается, Павел заболел и находился в госпитале. Я захотел его навестить. Воспитательница Серафима Викторовна дала мне кофе с молоком и несколько пирожных, чтобы я отнес это брату.
До госпиталя было довольно далеко, а погода, как на грех, ужасная. Дул сильный ветер, он пытался сбить с ног. Но я с упорством нес на маленьком подносе угощение. И все же мне не удалось удержаться на ногах. Я упал в сугроб. Но подносика из рук не выпустил. Увы, кофе пролился. А от пирожного остались одни крохи. Но я их вручил брату.
Павел сказал, что старался я зря. В госпитале им нет отказа ни в чем.
Хорошо помню американских медсестер. Они мне показались существами из другого мира. Все до одной красавицы. Накрахмаленные чепцы и передники. Этим девушкам очень шла форма.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
ВЕСНА
Зима тянулась и тянулась. Такая же долгая, как и затянувшееся путешествие. Младшие дети остались без развлечений. Воспитатели не знали, чем их занять. Целые дни проводили они под крышей казармы. Рыбалка, охота за крабами, купание, походы в лес и редкие прогулки в город — все это вместе с ушедшим летом осталось позади.
Русские дети больше всего на свете любят зимние забавы. Но никому не пришло в голову обеспечить колонию коньками и лыжами. Когда речь идет о хлебе насущном, до того ли?
Петя Александров смастерил для сестры салазки и по совету Феди Кузовкова расписал их русским национальным узором. Салазки получились не просто красивыми, а нарядными.
— Жалко, если поцарапаются, — вздохнула одна из Лениных подружек и погладила саночки.
Но это не остановило Леночку. Уже через минуту она весело и бесшабашно, подражая мальчишкам, спускалась с крутого берега на лед залива.
У Лены был тот возраст, когда уже перестают верить в Деда Мороза, но еще не выпускают из рук куклу. Она всегда обращалась к брату с множеством вопросов. А в последнее время число их удвоилось и утроилось. Еще недавно Петя чувствовал себя защитником сестры, а теперь понимал, что должен стать и наставником.
Лена уже не воспринимала противоречия и парадоксы окружающего мира как само собой разумеющиеся. И просила разъяснений. Сегодня ей подарили санки, и ее занимает все, что связано с зимой.
…Почему зимние дни короче летних, а кажутся длинными?
…Хорошо, что в январе нет комаров. Зато кусается снежная крупа, которую ветер срывает с ближнего косогора.
…Ты одет, словно капустный кочан, в сто одежек. А деревья стоят голые и не мерзнут.
…Зимой и море не море. По нему не плавают, а ходят. Неужто мороз крепче моря? Ведь оно такое большое и сильное!
…А рыбы и крабы? Там, подо льдом, им не только темно, но и скучно, наверно?
Выходило, все ждут не дождутся весны: дети, крабы, деревья, даже комары. Весна — как утро, когда каждый просыпается.
— Все на земле связано с солнцем, — сказал Петя сестре, вспомнив урок географии. И тут же подумал, что сухой язык учебника не для Лены. Ей ближе сказка.
— Зимой солнце ленивое. Медленно-медленно ползет оно по небу, перебирая своими лапками-лучами. Но приходит весна, и солнце из карлика превращается в великана, становится во сто раз горячее. Совсем как печь, для которой не пожалели дровишек. Небесным кочегарам хватает работы. Целый день они трудятся, не останавливаясь ни на минуту. А последний взмах лопатой они делают за мгновение до того, как солнце уйдет за горизонт.
— Горизонт? Я не слышала такого слова…
— Это то место, где кончается земля.
— А долго плыть до горизонта?
— Никто точно не знает.
— А я хочу знать.
— Зачем это тебе?
— Хочу посмотреть, где солнышко спит. И еще хочу знать, когда весна наступит.
— Вот это я могу сказать точно. Ждать осталось недолго. Всего месяц.
— Как хорошо! — обрадовалась Лена. — А медведи тоже проснутся?
— Обязательно! Все просыпаются — и звери, и море, и пчелы. Косолапый мишка выползет из берлоги, бухта сбросит ледяную шубу и покроется рябью. Она очень похожа на рыбью чешую. А пчелы, расправив крылышки, полетят за нектаром.
— И солнышко все это увидит?
— Да, оно ведь находится высоко. И всех-всех обласкает и согреет, как мама. У солнца много лучей. Их хватит на каждую травинку и букашку.
При слове «мама» глаза девочки сразу погрустнели. Она замолчала на несколько минут. А потом стала задавать другие вопросы, на которые Пете было ответить труднее.
— Почему наша мама умерла?
— Она болела.
— Она умерла молодой?
— Да…
— А мы?
— Мы умрем через много-много лет… Когда будем совсем старенькими.
— А я не хочу быть старенькой. Хочу, как мамочка… Тоже умереть молодой…
Слова эти смущали и тревожили брата. Петя не знал, как поступить. Рассердиться и накричать или все перевести в шутку? Посоветоваться не с кем. Да и к кому подойдешь с таким вопросом? Порой девочка была болтливой, как сорока. А иногда замолкала и ходила с грустными глазами. В такие минуты Пете и самому было не по себе.
…Если чего-то очень ждешь, оно обязательно приходит.
Однажды дети проснулись раньше обычного. Им показалось, кто-то стучится в окно. Выйдя, колонисты увидели, что на карнизе крыши появились сосульки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82