Он заботится о них — как отец… Поощряет за усердие и наказывает за шалости — как учитель… Следит за их здоровьем и лечит — как врач… Выслушивает исповеди и наставляет на путь истинный — как священник… Защищает и мирит — как старший брат…
Каждое утро дети подходят к нему. Он знает, каким будет первый вопрос: сколько миль судно прошло за ночь?
Сначала они складывали сухопутные мили, потом — морские. Так складывают деньги. Долго и терпеливо. А собрав, покупают что-то необыкновенное. О чем давно мечтали. Мечта детей — родной дом. Если «Йоми Мару» проходит за сутки не двести сорок миль, а на десять миль больше, они ликуют. Значит, прибудут в Петроград на целый час раньше!
И вот телеграмма… Как гром среди ясного неба! Почему Аллен и Фарренд поручили это ему? Не лучше ли сказать детям обо всем на берегу, когда колония высадится в Нью-Йорке…
Эверсол прошелся по судну. На каждом шагу ему встречались сияющие лица. Дети перебегали с борта на борт. Им хотелось увидеть все разом. И тропический лес… И отвесные скалы, по которым низвергаются водопады… И стаи прожорливых пеликанов… А с другой стороны — к ним протягивала руки пестрая и ликующая толпа. Панамцы размахивали шляпами, платками и без устали, сменяя друг друга, бросали фрукты. В воздухе стоял свежий и терпкий запах апельсинов.
Нет, он не станет портить детям праздник. Пусть плохая новость подождет в папке. О ней колонисты узнают позже, когда судно выйдет в море.
В Колоне пришлось задержаться. За пределами мола бушевал шторм. Дети легли спать, отказавшись от ужина. Они были сыты впечатлениями дня и многократным угощением — десертом из фруктов вперемежку с мороженым.
Эверсол пригласил к себе в каюту Ханну Кемпбелл, Елену Домерчикову и Барла Бремхолла.
— Фирма «Пейн и Уордлоу» подарила мне две бутылки вина, — сказал он. — Кит Пейн взял с меня слово, что по крайней мере одну из них я открою еще до того, как мы выйдем в Атлантику. Вот почему я вас пригласил.
— Интересно посмотреть, что вам подарили? — улыбнулась миссис Кемпбелл.
— Никак не думал, Ханна, что вы проявите к этому интерес! Вы разбираетесь в винах?
— Еще как разбираюсь! — без тени смущения ответила она. — Мы с мужем всегда хранили в кухонном шкафу несколько дюжин бутылок. И не только вина, но и виски. Среди друзей моего Чарли много итальянцев. И редко кто приходил с пустыми руками. Так что наша коллекция не убывала, а только увеличивалась.
— Ну, хорошо… Тогда посмотрим, чем нас порадовал Кит Пейн.
— Вот эта из Франции, — сказала Ханна, поднеся бутылку грушевидной формы ближе к свету. — Самое любопытное, что она ровесница века.
— Выходит, ей двадцать лет?
— Выходит, так.
— Ну, а вторая?
— Из Калифорнии. Вино молодое. Ему только два года.
— Какую же из бутылок нам открыть?
— Я бы открыла красное, что из Франции.
— А молодое?
— Оно подождет. Всему свое время.
— Пока не состарится?
— Оно не успеет состариться. Скоро у нас будет другой повод, чтобы его открыть.
— Что же это за повод? — спросил молчавший до сей поры Бремхолл.
— Этому вину два года. Не так ли?
— Да.
— Получается, оно разлито в том же году, когда дети отправились в путешествие… Вот мы и разольем его еще раз… Но уже по бокалам, когда путешествие закончится.
— Прекрасная мысль, миссис Кемпбелл! — воскликнул Эверсол. — Эту бутылку я припрячу.
— Будем надеяться, ничто не помешает скорому возвращению детей в Петроград, — сказала Ханна.
Эверсол нахмурился. Последние слова напомнили ему о телеграмме.
— За что выпьем? — поднял свой бокал Бремхолл.
— Я предлагаю тост за нашего шефа, за Райли Аллена, — сказала Ханна.
— Любопытно, что он делает в эту минуту? — задумчиво произнесла Елена Домерчикова.
— Скорее всего, ждет ответа на свою телеграмму, — неожиданно проговорился Эверсол.
— Какую телеграмму?
Эверсол вздохнул и достал из стола папку. Когда он закончил читать, в каюте повисло молчание.
— Вы познакомите с ней детей? — спросила Ханна.
— Непременно. Но не сейчас. Думаю это сделать ближе к Нью-Йорку. Но что мы услышим в ответ? Как дети отнесутся к этой новости?..
— Под телеграммой стоит подпись Райли Аллена, — сказала Домерчикова. — Колонисты ему верят. Наверно, у Красного Креста есть основания, раз принято такое решение.
— И все же, и все же… — покачал головой Бремхолл. — Что-то здесь не так. Нельзя решать судьбу детей без их согласия. Ведь половине колонистов уже больше четырнадцати лет. Я предвижу протест. В том числе и со стороны русских воспитателей.
— Не преувеличивайте, Барл, — горячо возразила Домерчикова. — Я все время рядом с детьми. Правда, чаще с девочками. Послушайте, что сказала одна из них. В Бальбоа на «Йоми Мару» поднялась очень богатая еврейская семья русского происхождения. Эти люди пришли с подарками. Они беседовали со многими из детей. И каждый раз спрашивали, что могут сделать для них, чем помочь. Дети отвечали: они получают все необходимое от Красного Креста. А одна из девочек сказала, что просит лишь об одном — пусть эти люди, вернувшись домой, помолятся за Американский Красный Крест, который так замечательно заботится о русских детях.
— Но не будем забывать, Лена, — Ханна мягко положила руку на плечо Домерчиковой, — что ночью в трюме мы часто слышим, как дети плачут, как повторяют во сне слово «мама»…
— Да, от этого у меня разрывается сердце.
Ханна пригубила вино:
— Мне приятно, что сотни детей обращаются ко мне: «Мамаша Кемпбелл». Но мамаша — это не мама.
Грегори Эверсол еще раз убедился в прозорливости Райли Аллена. Прощаясь в Сан-Франциско, они имели долгий разговор. Когда, казалось, все советы и наставления были уже позади, Райли сказал:
— В юности я прочел немало книг о морских приключениях. Не потому ли мне все время снятся мятежи?
— В том числе и на «Йоми Мару»?
— Стыдно в этом признаться… Но представьте себе — да!
Грегори внимательно посмотрел на Райли.
— В Карибском море, где мы скоро окажемся, случались корабельные бунты, — сказал он. — Я тоже читал Стивенсона и знаю, какие события разыгрывались на борту «Испаньолы»… Уже через несколько дней после отплытия «Святой Марии» экипаж потребовал от Колумба повернуть назад. А позже угрожал ему «пеньковым галстуком». И если бы не спасительный крик: «Земля!», раздавшийся из «вороньего гнезда», то не избежать бы им бунта.
— Вижу, и вы провели немало часов за книгой. И наверно, сожгли при этом не одну сотню свечей…
— Вы угадали. Помню, причиной мятежей чаще всего были скверная пища и протухшая вода. Хлеб и сухари превращались в пыль, вперемешку с червями и мышиным калом. Солонина покрывалась черными пятнами, а десны распухали настолько, что закрывали зубы, и больной моряк уже не мог принимать никакой пищи.
— Грегори, вы нарисовали страшную картину, будто сами перенесли все эти муки и тяготы.
— Просто я хотел напомнить, что не только дети, но и японский экипаж не испытывают ничего подобного. Посмотрите наше меню. Оно разнообразно и редко когда повторяется. Каждый день на столе свежие овощи и фрукты. И это в то время, когда на половине планеты царит голод. Могу, как врач, заверить кого угодно, что на нашем пароходе цинга исключена.
— А перенаселенность?
По тому, с каким выражением Райли задал этот вопрос, стало ясно, что он втягивается в полемику.
— Здесь я с вами согласен, — сказал Грегори. — Скученность на «Йоми Мару» сверх всяких норм. Условия более чем спартанские. Но дети могут свободно перемещаться. Они имеют доступ почти в любое место на корабле. Кроме, разумеется, ходовой рубки и машинного отделения. Прибавьте сюда — фильмы, танцы, игру в волейбол.
— Да, это так.
— Чего же тогда опасаться?
— Видите ли, Грегори, вы все сводите к бытовой стороне.
— Согласен, согласен… Среди детей есть задиры и драчуны. Мальчишки всегда собираются в стаи. А некоторые любят верховодить. Потом они перестают быть подростками. Начинают влюбляться, ходить парами, — подхватил Грегори.
— И слава Богу!.. Только вот у меня не идет из головы тот случай, когда один из японских матросов, проходя ночью с фонарем через трюм, трогал девочек.
— Вы боитесь ревности, соперничества?
— В том числе и этого. Но однажды я видел и другое — матросы и колонисты ожесточенно спорили между собой.
— На каком языке?
— На английском, разумеется.
— О чем же они спорили?
— О русско-японской войне тысяча девятьсот четвертого года, о Цусимском сражении. И, представьте себе, о границах между двумя странами.
— Вы боитесь, что эти словесные стычки могут перерасти в рукопашные?
— Среди колонистов и в судовом экипаже немало восемнадцатилетних. В таком возрасте самолюбие особенно развито. Помножьте это на горячность и несдержанность. Мне уже приходилось с этим сталкиваться. Вот почему, Грегори, я вас призываю — не проходите мимо. К любой ссоре или стычке относитесь очень серьезно. Не дайте разгореться искре вражды. Пламя на судне куда опасней, чем на берегу. Вы и капитан должны быть заодно, союзниками. Я уверен, Каяхара человек, с которым вы найдете общий язык.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
ДРАЧУНЫ
Раньше, покидая берег, отмывали пароход от угольной пыли. А сейчас предстояло очистить трюмы от фруктов, запасенных детьми в таком количестве, что они уже стали портиться.
— Мы наелись. А теперь покормим рыбок, — сказала Зоя Яковлева, вываливая за борт целую корзину манго.
— Не жалко? — вздохнул Дима Волков, мальчик из соседнего трюма.
— А чего жалеть? — ответила вместо Зои ее сестра Валя. — Скоро снова берег. И нам принесут все свежее.
— Ты уверена?
— В Сан-Франциско нам давали подарки? — ответила вопросом на вопрос Валя.
— Давали.
— В Панаме угощали фруктами?
— Угощали.
— А известно тебе, что Нью-Йорк самый большой город в Америке и даже в мире?
— Нам об этом говорил учитель.
— Теперь соображай. Нас придет встречать много-много людей. И у каждого в руке что-нибудь да будет.
— Валя, как тебе не стыдно! — упрекнула сестру Зоя. — Ты рассуждаешь как побирушка.
— А мы и есть побирушки.
— С чего ты взяла?
— Помнишь, как мы просили милостыню, когда жили на Урале?
— Но это было давно…
— Давно, давно… А я не забыла.
Встречу с Атлантическим океаном решили отпраздновать. По нему уже прямая дорога домой, в родное Балтийское море.
Сначала праздничный ужин, а затем — танцы.
Наготовили пирогов. Самых разных: с яблоками, капустой, картошкой, с грибами, мясные… Кто что любит.
Каждый пирог украсила надпись из теста: «Питер», «Нева», «Панама», «Нью-Йорк»… И даже «Тихий океан». Кому что достанется.
Колонисты любили делать надписи. На пасхальных яичках, тортах и пряниках, самодельных глиняных кружках, вышивали на носовых платочках и салфетках… И везде — дорогие имена.
Не доев пирога, девочки побежали к зеркалу (вот что берегли в море больше всего) — готовиться к танцам.
Перед зеркалом стоит и Эверсол, завязывая галстук. Он тоже собирается на танцы. Уже слышна музыка. Надо спешить. Он будет не только танцевать, но и возьмет в руки гитару.
— Мистер Эверсол! Мистер Эверсол! — За дверью его ждал воспитатель.
— Что случилось, мистер Котовский?
— Наши мальчишки повздорили с японцами.
На месте происшествия уже находились Каяхара и Бремхолл. Требовалось разбирательство.
Капитан предложил собраться в столовой команды. Он послал за матросами, которые замешаны в происшествии, а Эверсол пригласил колонистов.
Вскоре картина того, что случилось, стала более-менее ясной.
…Борис Ильин, один из старших колонистов, и матрос-стюард затеяли состязание по борьбе. За поединком наблюдало много зрителей. Не только японцы и колонисты, но и бывшие военнопленные. Чаша весов склонялась то в одну, то в другую сторону. Атмосфера постепенно накалялась.
Услышав шум, воспитатель Котовский пробрался сквозь толпу зрителей и попытался остановить поединок. Он схватил японца за плечи, уговаривая отпустить подростка. Видя, что это не помогает, воспитатель оттолкнул матроса.
То, что кто-то посторонний вмешался в ход борьбы, привело японца в ярость. Он замахнулся на воспитателя и даже ударил одного из мальчиков. Но на этом не успокоился. Побежав к трюму с углем, стюард схватил доску и швырнул в толпу. К счастью, она ни в кого не попала. Друг Ильина Николай Егоров схватил японца в охапку, стараясь утихомирить.
Тем временем еще один из колонистов, Алексей Буренин, толкнул другого матроса, за что получил в ответ. Началась драка. Австрийцам и прибежавшим на крики японским офицерам удалось утихомирить драчунов.
Еще не успела рассеяться толпа, а стюард появился снова, на этот раз в руке у него был огромный кухонный нож. Но оружие у него отняли.
Такими были свидетельства со стороны колонистов. Теперь осталось выслушать главного виновника, который сидел здесь же, в столовой.
— Всему виной русский учитель, — сказал стюард. — Борьба велась честно, согласно японским правилам. И ничего плохого не случилось бы, не вмешайся он.
Рассказывая обо всем этом, молодой матрос очень волновался. Он ударял рукой о стол и размахивал полотенцем в сторону Котовского, сидевшего за столом напротив.
Потом слово попросил Котовский. Он постарался как можно спокойней объяснить капитану и матросу, как все выглядело с его точки зрения.
— Борьба принимала нехорошее направление. И я решил прекратить поединок. Некоторые мальчики поддержали меня. «Пора идти на танцы», — сказали они. Ильин послушался и встал. А матрос, оставшись один, прыгнул на колониста, и оба они упали на палубу. Мне показалось, что японец душит Бориса. А ведь это мой воспитанник, и я отвечаю за него. Вот почему я и применил силу. Иначе неизвестно, чем бы все закончилось.
Все разошлись. Столовая опустела. Остались капитан и начальник колонии.
— Я думаю, — сказал Эверсол, — инцидент связан с обоюдным непониманием языка. Воспитатель и колонисты кричали: «Довольно!», а матрос продолжал бороться, не понимая сказанного.
— У нас, японцев, с раннего детства воспитывают высокое чувство собственного достоинства. А ваш учитель, похоже, был невежлив и груб.
— Но это не давало права вашему матросу вернуться с ножом. Палуба была полна детей. Представьте на минуту, что произошло бы, пусти он в ход холодное оружие…
— Я уже распорядился, чтобы нож принесли сюда. Я его спрячу в сейф, а скорее всего, выброшу за борт.
— Это верное решение. Вы хозяин на судне, а матрос — ваш подчиненный. И первое, что он должен был сделать, прийти к капитану и доложить о случившемся.
— Он совсем молодой человек.
— Очень несдержанный и не знающий дисциплины. У меня до сих пор дрожат руки. Представляете, что могло произойти?!
Каяхара покачал головой, что-то обдумывая.
— К сожалению, — сказал он, — команду набирали срочно. Так же быстро, как переоборудовали «Йоми Мару». Мне подсунули несколько молокососов. На работе от них мало проку. Да вот еще и неприятности…
— Подумайте, капитан, какой бы разгорелся международный скандал, если бы с кем-то из моих детей, а ваших пассажиров, случилась беда. На берегу пароход ждет толпа голодных до сенсации журналистов.
— Что говорить, с таким грузом мне еще не приходилось иметь дело.
— Если хотите, я попрошу врачей, чтобы они осмотрели вашего парня…
— В этом нет необходимости, мистер Эверсол. Он моряк. Негоже мужчине обращать внимание на царапины. Я дам указание матросам, чтобы они больше не устраивали соревнований по борьбе. Отныне отношения экипажа с пассажирами будут только официальными.
Последние слова капитана обрадовали Эверсола. Но не успокоили. Врач по профессии, он знал: страсти так быстро не утихают. Конфликт может повториться. И не ошибся.
На другой день колонисты заметили, что стюард прохаживается по судну, кого-то высматривая. Увидев Котовского, который спокойно сидел у левого борта, он взял в руки метлу и стал ею размахивать перед лицом воспитателя, явно провоцируя его.
Котовский повернулся спиной. Тогда матрос обошел кругом и вытащил нож. Воспитатель по-прежнему вел себя спокойно и даже невозмутимо. Кто-то спугнул японца, и он направился в другой конец судна.
Чуть позже к Эверсолу обратились несколько мальчиков. Матрос угрожал ножом и им.
Подростки были взволнованы и вели себя нервно. Они собирались группами и громко обсуждали происходящее. Эверсол подошел к ним и попросил разойтись, чтобы не усугублять ситуацию. Дети послушались и вместе с воспитателями спустились в трюм.
Положение становилось нетерпимым. Эверсол и Бремхолл уединились и больше получаса совещались: что предпринять?
Десять минут спустя Эверсол покинул свою каюту. Он был строго одет. И лицо его тоже было строгим и непроницаемым. Так выглядят дипломаты, которым предстоит сделать важное заявление.
Переступив порог капитанской каюты, он сказал следующее:
— Мистер Каяхара, не прошло еще и суток, как мы с вами обсуждали положение, создавшееся на «Йоми Мару».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82