— Светлейший, архидука Аргир уходит, уводит всю Амастриду…Андроник покинул безнадежно бьющую в бронзовую гладь ворот машину и помчался назад по дороге мимо молча смотрящих ему вслед пафлагонцев.— Остановись, змей! — кричал он вдогонку уходящему Аргиру. Его туркменский скакун без труда настиг анатолийских лошадок архидуки. Поняв, что ему не оторваться от погони, архидука опустил забрало, повернул лошадь лицом к настигающему принцу. Видя такие приготовления, оруженосец подал ему копье.— Ты думаешь, я буду драться с предателем? Он наскочил как буря, выхватил у Аргира наставленное копье и разбил надвое об землю. Обломком копья он ударил по шлему Аргира, тот выронил щит, щит упал, звеня об камни. Короче говоря, семидесятилетний старец (это засвидетельствовано хронографами) выхватил из седла сорокалетнего здоровяка и швырнул под копыта.На упавшего Аргира тотчас, как горох, посыпались подскакавшие телохранители принца, крутили ему руки. Каллах спешил подать Андронику полотенце — пекло ужасно, пот так и стекал по лицу.— Цолак здесь? — спросил принц.Все приникли, зная, кто такой Цолак. Рядом с Денисом тронул коня человечек в итальянских доспехах с лицом сморчка. «Здесь я, всещедрейший». Он достал из седепьной сумки инструмент и спрыгнул на землю.— О-о! — завопил связанный Аргир, видя приготовления Цолака. — О-о, ради детей твоих, и ради внуков твоих, и ради Христа, Господа нашего, и его пречистой матери… Лучше руки отруби, но глаза оставь!Бородатые, напряженные пафлагонцы вокруг молчали. Кони как ни в чем не бывало фыркали, звенели упряжью. Кричали вольные птицы в поднебесье, а у никейских ворот бил и бил таран. 4 Как говорится, не солоно хлебавши ушел принц от стен царской Никеи. Мятежные мужики, видя его неудачу, разбежались, кто по деревням, кто по лесам. Андроник с редеющим войском подался в горы, оставив море за спиной.Впрочем, горы в этих местах понятие чисто географическое. На самом деле это плоскогорья, кое-где поросшие низкорослым, но густым лесом с обилием всяких коряг и овражков. Денису вспоминалось, как они с Фоти пробегали здесь прошедшей осенью. Тогда был лес дик и страшен, а сейчас, несмотря на войну, и на поход, и на разлуку с Фоти, Денис видел, как он зелен, и красив, и симпатичен, каждое дерево словно бы кивает приветливо кудрявыми ветвями. Вот и чинара, платан огромный, на который они тогда ухитрились залезть и спастись.За грядою гор принц нашел имение Караки, покинутое хозяевами при вести о приближении мятежников. Грабители успели здесь побывать, но усадьба со всеми запасами, конюшнями и банями была цела, и Андроник занял ее по праву войны.А здесь будто и не было войны. Зеленели посевы, крестьяне издали кланялись, видя проезжающих попарно господ с пиками и флажками. Молодежь тут же, еле расседлав коней и пустив их на даровые луга, разделась догола и кинулась наперегонки к прудам — купаться и загорать»Тревожили только вести о том, что войско, собранное в столице (слава Богу, пока без устрашающего Враны), переправляется через Босфор под командованием Андроника Ангела, родного братца рыжего Исаака, готовится на пафлагонцев.История Карак, в общем, для Византии типична. При первом Риме здесь была латифундия — государственное имение, где гнули спины колоны — рабы, прикрепленные к земле. Революции и нашествия последующих времен несколько раз переворачивали здесь все вверх дном, одно оставалось неизменным — бесправный и забитый мужик ковырялся на этой благословенной земле, все отдавая очередному насильнику — язычнику, арианину, православному, мусульманину — кто бы он ни был.Стратофилакс (квартирмейстер) выделил Денису для жилья какую-то полуразрушенную часовню или капище. Это показывало, насколько в глазах принца был высок авторитет Дениса, потому что другим членам его свиты вообще пришлось ночевать под открытым небом, в Караках было тесно. Воспитанному по социалистическим идеям Денису было неловко, что он один пользуется такой привилегией. Он пригласил уважаемых им людей переночевать вместе с ним. Это были Евматий Макремволит, нотарий, и конечно же ясноглазый Никита Акоминат, историк.Господам постелили в бывшем алтаре или святилище, а оруженосцы и прочие слуги разместились в притворе и весело принялись жарить на палочках мясо (по-нашему, делать шашлык).Уставший от непривычной скачки на лошади Денис лег до захода солнца, не мог сразу заснуть и обнаружил на облупившейся штукатурке стены в последних лучах светила какую-то вязь или замысловатые письмена. Да это же арабские письмена, сура Корана — ля иллях иль Аллах, мухаммеди рагим илля… Нет Бога, кроме Аллаха, и Мохаммед пророк его! Так близко от столицы великой империи, всего на расстоянии одного дневного перехода пехоты!Было время, когда кочевники-агаряне перешли от тактики вечных набегов и планомерного разорения к оседанию и прочному захвату земель бывшей Римской империи. Построить мечеть в непосредственной близости к сердцу Византии!Но первые Комнины, опираясь на бронированный кулак западных крестоносных армий, сумели отшвырнуть агрессоров за тысячу верст, на далекое Иконийекое плоскогорье, и в усадьбу Караки вернулось христианство.Денис также заметил, что между его сотоварищами по жилью царит не просто разброд, а идет настоящая холод-пая война. Никита даже и не скрывал, что брезгует ночевать рядом с Макремволитом, только, как и все другие, побаивался Дениса, его сверхъестественных чар, что ли.— Вы его не знаете, — кипел Никита по адресу Евматия. — Вы слыхали, какое у него имя при дворе? Макремволит — человек с Большого рынка. Не путайте с династией Макремволитов, были лет триста назад у нас такие… Он найденыш, подкидыш с Большого рынка, кто знает, может быть, он сын раба!В протяжении этой филиппики Евматий лежал, демонстративно отвернувшись к стене, расписанной сурами Корана.— Он такой смазливенький, благочинненький, этот дьяконочек, — все более распалялся всегда вроде бы уравновешенный и спокойный Акоминат. — Ему столичные ламы собственными руками рясу расшивают, петушков, курочек крестиком!— Никита! — хотелось сказать Денису. — Вы же ученый, вам суждено стать одним из величайших историков мира! Ну можно ли так мелочиться?Наконец не выдерживал и Евматий и, вскочив на постели, указывал пальцем на оппонента:— А он, он… Он шпион протосеваста. Его патриарх Феодосии с увещевательной грамотой послал к мятежному Андронику. А он тут с нами остался. Чего он не возвращается к своим господам?— Пусть он покажет свой дорожный сундучок! — не сдавался Никита. — Там у него и краски, и театральные костюмы… Он вам и живописец, и мим, и плотник, и сельский работник, как говорится… Этот найденыш с Большого рынка!Было ясно, что у светлого Никиты есть одно темное место — он завистлив, больше ничего. Отчаявшись примирить спорщиков, Денис сам отвернулся носом к стене, надеясь заснуть.Не тут-то было. Явился глашатай от принца и потребовал господ Дионисия, Никиту и Евматия сей же час перед светлые очи властителя. О этот монархический строй!Из-за тесноты главных комнат в небогатом поместье Караки на главном газоне по приказу принца был расставлен гигантский шатер из восьми обычных армейских палаток. Там в этот вечер Андроник угощал ужином всех строевых командиров от доместика (генерала), стратофилакса (полковника) и до центуриона (лейтенанта). Хитрый демагог, он даже возлюбленную свиту свою распустил в этот вечер, чтобы она ему не мешала.Много было пито, много едено за сколоченным из простых досок огромным столом, много было тостов и заздравных кликов. Когда уже ничего не лезло в глотки, опять же веселье не прекращалось. Посуду убрали, а на простыни, которыми был застелен стол, вывалили два десятка комплектов игры в кости (наше домино), и принц первым составил партию с простым стратиархом.Но вот разговор дошел до незримой черты — а за что мы воюем? Действительно, а за что мы воюем? Кто-то высказал дельное предложение: во все города, которые могут встретиться в походе, вроде Никеи, послать известительные грамоты — за что мы воюем? Вновь оказалось, что воинству без мозгов не обойтись.Когда приглашенные вошли в шатер принца, перед ними предстало разномастное общество, оживленно стучавшее костяшками по доскам стола. От нетрезвого дыхания, пота и прочего, от горения свеч и факелов воздух был густ, как касторовое масло.— Го! — вскричал принц, увидев входившего Дениса. — Человек Божий с того света (принц был тоже в изрядном поддатии, поэтому не следил за корректностью своих эпитетов). Скажи-ка нам, у нас тут был спор, что главное для устройства общества будущего, как считаешь ты?Игроки веселились и гоготали в пару сотен глоток.Денис задумался. Вот это вопрос вопросов. А правда, что главное было в их обществе 1981 года? Как их учили на всех марксизмах-ленинизмах и научных коммунизмах? Денис точно не может сказать, что было и как жили в кремлевских и цековских сферах, разное об этом говорили. Но он хорошо помнит опыт коммуналки своего детства, а потом однокомнатную квартиру матери с отчимом и двухкомнатную квартиру отца с мачехой и их дочери…— Равенство, — внезапно даже для себя сказал он.— Равенство? — рука Андроника, приготовившаяся выложить очередной ход костями, остановилась. — А как это?Действительно, а как это? Умный у них однажды студент был на семинаре, фамилии уж Денис не помнит. Тот сказал кратко: отсутствие отношений хозяина и слуги в любых проявлениях.Любопытно, что развеселившиеся игроки, которым все было трын трава, тоже прониклись серьезностью момента и перестали стучать костями. Равенство!— Когда нет слуг, — так и ответил Денис.— О-о! — застенали все. — Да как же без слуг? Кто мне баранину поджарит? Кто мне постель расстелит, да сама туда и ляжет? Кто мне станет кланяться за полверсты?Поднялся вал шуток, противоречий, некоторые просто кричали, что Денис подослан сатаной для соблазна и совращения.В помощь Денису вступился честный Никита-историк. Он громко цитировал: «Нет ибо ни раб, ни господин, ни варвар, ни эллин, ни скиф, ни иудей, но всяческое и везде Господь!» — и даже заспанный Евматий в рясе, расшитой крестиком, согласно кивал головой.— Павликиане! — кричал кто-то надрывно. — Разве мы павликиане? С павликианами мы не пойдем! Души губить не хотим!Андроник понял, что в данном собрании ему уже каши не сварить, тем более что его партнер по игре, стратиарх, дрожащей от перепития рукой теребил его, потому что им выпал коронный ход в кости.Принц сделал приглашенным знак быть свободными.Денис вышел в ночную тьму, и первым ему попался Ферруччи, который гнал коней на водопой.Водопой был устроен в огромной колоде, выдолбленной из какого-то допотопного ствола. В колоду устремлялся целый ручей из подведенной трубы, и кони все выпивали досуха — ни одна капля не проливалась на землю. В густых сумерках слышался дробный перестук копыт пьющих лошадей, звучное «тпру» коногонов.Итак, шла война. И что было нужно лично Денису от этой войны? Он почти перестал вспоминать о прежней своей жизни в далеком веке, а ведь скоро уже будет год, как он оттуда. Год в каком измерении — здешнем или потустороннем? Он усмехнулся.Снятся ему сны про Филарицу. Звучные женские голоса перекликаются — одни из огорода, другие из житницы, где хлебная печь. Голос Фоти не спутаешь ни с каким — желанный до стеснения в груди. Она зовет матушку Софию, они накрывают стол, звякают посудой. «Где будет сокровище твое, там будет и сердце твое», — это тоже Евангелие.— Эх, — сказал невидимый из-за лошадиного крупа Ферруччи. — Мою бы чернушечку теперь хоть раз бы повидать.Юный генуэзец быстро свыкся с походной жизнью. Подобно всем оруженосцам, обзавелся знакомствами и на принцевой кухне, и на фуражном складе. Выбрал себе самого рослого коня и сидел на нем подбоченясь, словно какой-нибудь кондотьер Коллеоне, который, кстати, к тому времени тоже еще не родился. Что касается Дениса, он никак не мог притерпеться к походному седлу. В конце концов ему подобрали смиренную лошадку с длинной гривой по кличке Альма. И все равно он страдал, хотя старался этого не показать. Зато кормить, купать, чистить свою боевую подругу он предпочитал сам.Напоив лошадей, они молча ехали за трескучим факелом, который держал оруженосец, ехавший впереди, и каждый думал о своем.— Земляк! — вдруг раздался хриплый голос, и чья-то рука из тьмы схватила Альму за недоуздок. — Земляк, а ты не узнаешь меня?У перекрестка была палатка маркитанток, ярко освещенная изнутри, свет от ее входа пересекал дорогу. Там, как и в шатре принца, шло разливанное веселье.Денис разглядел того, который назвал его земляком. Это был достославный Стративул, муж хозяйки постоялого двора у въезда в Филарицу. Протянутая в его руке фляжка означала, что он хочет с земляком Денисом выпить за встречу.Делать нечего, Ферруччи отправился с конями, а Денис с новым земляком в палатку маркитантов.— Я сразу увидел в тебе человека! — объяснялся по дороге Стративул. — Хоть ты и в свите принца, но ты наш! А помнишь, я пустил тебя с девушкой? Я сразу понял, что ты наш.В палатке расхристанные стратиоты, сидя вокруг стола и обняв друг друга за плечи, хрипели, воображая, что ноют нечто похожее на наше одесское «Ламца-дрица аца-ца». Маркитантки ловко их обслуживали, сами доставая деньги у каждого за пазухой. Дипломатичный опять же Андроник, по случаю отступления от Никеи, приказал казначеям, чтобы выдали деньги, по паре серебряных. Поэтому хоть на дворе была глухая ночь, а все пили за здоровье принца.Одна маркитантка, губастенькая, востроносенькая, похожая на откормленную лисичку, с ходу уставилась на Дениса. Видимо, он ее привлекал.— Ребята! — объявил Стративул. — Вот я вам рассказывал, Дионисий из придворных принца, мой лучший друг.— Ламца-дрица-ацаца! — или нечто похожее закричали ребята. — Подлейте-ка нам, девушки!На Стративуле от плеча до плеча красовалась цепь, точно такая же, как была когда-то у Дениса. Стративул здесь явно был командир, наверное декурион, что равносильно нашему взводному. Он преподнес, чуть не расплескав, полный стакан вина Денису.— Скажи, земляк, скажи, зачем мы здесь? Ведь столицы нам не взять, клянусь богородицей!— Ламца-дрица-ацаца! — тянули свое стратиоты и раскачивались, зажмурив глаза.— А ты зачем пошел в поход? — ответил вопросом Денис, отпивая из стакана.— Пей, пей, пей! — завопил Стративул. — Пока до дна не выпьешь, и дружбы никакой не будет! А черт его вонючий знает, почему я пошел в поход! Ты, однако, славнейший, вроде моей бабы, та все зачем да почему…— Декурион! — строго окликнула его востроносенькая маркитантка. — Что ты все подливаешь? У тебя за пазухой не осталось ну ни обола!— Ни обола? И точно, ха-ха-ха! Ну тогда, девочка, дарю тебе вот этого симпатичного Дионисия, он твой!— Он мой? — восхитилась маркитантка, которая сама была навеселе. А звали ее Сула, Суламифь, очень поэтичное библейское имя. — Неужели он мой?— Ламца-дрица-ацаца! — отвечали ей ребята из взвода Стративула. — Он твой! Владей на здоровье, только до смерти не умучивай!И вдруг за полотном палатки раздался совершенно истошный крик в ночи. Все тотчас умолкли, и крик повторился:— Римляне идут, спасайтесь! К оружию, римское войско подходит! 5 В полуобгоревшей и наскоро восстановленной церкви в Караках шла всенощная, служил сам кир Иоакинф, личный капеллан принца.Принц молился, лежа прямо ничком на полу, наперсники еле успели подложить ему коврик. По бокам на коленях стояли Каллах и Пупака, готовые исполнить любое приказание. Прочие свитские и командиры также были на коленях, сосредоточась в молитве. Гонец, вбежав в церковь, тоже пал на колени и дополз между молящимися до распростертого принца.— Андроник Ангел подходит к Каракам. Принц не пошевелился, молились и все прочие, глядя только на него. Кир Иакинф, почувствовав тревогу, ускорил темп службы, и вот он уже благословляет молящихся и размахивает кропилом. Тогда Андроник встрепенулся. Каллах и Пупака подняли его под локти, поставили на ноги.— Все по местам, — скомандовал принц. Закрыть все ворота, поднять все отряды. В драку первыми не вступать.Закрыть ворота не удалось, потому что в Караках они были разрушены. Пафлагонцы настороженно смотрели, как при свете множества факелов гвардейские турмы, ведомые Андроником Ангелом, переступали черту ворот. Впрочем, пришедшие из столицы гвардейцы кричали, что они идут брататься, им не нужно войны.Наступал ранний летний рассвет, когда в нежном утреннем тумане на великолепном коне, подобный античному герою, въехал Андроник Ангел, рыжий, как и его знаменитый братец, правда, не до такой ужасной степени. Оставалось только увенчать его лавровым венком.У церкви встречал победителя другой Андроник, принц Комнин. Ангел подъехал к нему вплотную, распахнул кольчужные объятия, и оба Андроника обнялись, а войско с обеих сторон кричало:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65