Владычицы-розы вновь воссели на изумрудные престолы из ветвей, одаряя своими милостями шиповник. Кравчий-туча стала наполнять чаши тюльпанов прозрачным вином, и мир перестал грустить. Из-за туч, приветствуя природу, раздавались звуки грома, будто грохот литавр и барабанов со спин верблюдов и слонов. Весенние певцы, словно имамы в мечети, стали заливаться трелями на зеленых кафедрах ветвей, прославляя владыку весны. Хранители сокровищ весны сговорились между собой и стали сыпать им на головы тысячами динары и дирхемы. Ветерок смешал воедино ароматы роз, базиликов, ив, алоэ. Деревья, недавно сбросившие перед жестоким насильником-зимой свои кольчуги и чалмы, вновь облачились в парчу и драгоценные шелка из сокровищницы властителя весны. Молодые лозы принялись кувыркаться по земле и шуметь на весь мир о том, что они снова растут. Весенний ветерок овевал прохладой молодые побеги в саду, только что вышедшие из бездны небытия на арену существования, зефир одарял бутоны милостями и благодеяниями. Земля взамен подбитого снегом зимнего полушубка облачилась в одеяние из зеленого шелка и соперничала красой с самим голубым небом. Степь облеклась в пестрый наряд из трав и цветов и устраивала в мире пиры, подобные пиршествам Фаридуна и Джамшида. Вода на лужайке благодаря покровительству солнца освободилась от оков и начала рассказывать кипарисам и лужайкам о своем заточении. Газели резвились в степях и на склонах гор, учась пляскам, а горлинки и скворцы затянули радостные песни.
Обрадованный Джахандар, видя невесту-мир в таком наряде, слыша радостные крики тех, кто ликовал на ложе весны, не стал отступать от обычая пирующих гуляк и решил усердствовать в удовольствиях и наслаждениях. Он обвил рукой шею возлюбленной и величаво, словно Фаридун, поспешил в сад, трава которого была не хуже, чем в садах рая, а красотой гиацинтов которого похвастался бы сам Ризван. А тут как раз бутоны роз распустились от утреннего ветерка, птица утра, приученная подниматься рано, взвилась в небо, розы стали перлами падать на головки красавиц лужайки, ветерок поднимал от сна сладкоустых дев сада, тюльпан пил утренний напиток, напевая про себя, роза любовалась в зеркале своим отражением, нарцисс подводил глаза сурьмой, травка умывалась розовой водой росы и румянила щеки, кипарис распрямлял стройный стан, фиалка прихорашивалась, гиацинт расчесывал свои локоны, и даже воздух проливал слезы.
Джахандар погулял по саду, порадовался чудесам творца и полюбовался лужайкой, которая могла бы посрамить райские сады. Там росли царственные розы, чаши тюльпанов были полны пурпурным вином, базилики под улыбками ветерка распространяли пряный аромат, гиацинты благоухали, кипарис волновался от песни горлинки, пальма загоралась желанием к лужайке. В ушах роз качались сережки росы, движение ветерка доводило до бесчувствия иву, тюльпаны льнули к гиацинтам, а розы, одетые в платье из капель дождя, казались светильниками. Цветы пьянели от росы, птицы заливались трелями, словно жрецы в храме, прозрачные ручьи текли плавно, словно стихи импровизатора, горлинка прославляла в виршах кипарис, лилия пела хвалы весне, соловей грустил, как Меджнун, жаворонок заливался, словно искусный музыкант, яблони покрылись сплошь желтым цветом, словно лик Фархада, персики, словно уста влюбленной, все были молоко и сахар, а цветы граната рдели рубином. Гроздья винограда свешивались, словно Плеяды, алыча предлагала пирующим на лугах кисло-сладкую закуску, а абрикос дарил устам сладкоустых сладость.
Джахандар решил подражать в веселии и радости цветам и деревьям на лужайке и устроил пир, который чуть не посрамил весну. Розоликие кравчие наливали пурпурное вино в белые чаши, а периликие музыкантши и певцы состязались своими мелодиями с певчими птицами. В руках у прекрасных дев заплясали бубны, аккомпанируя арфам. Вино, которое доселе пряталось в бутылях, словно джинн, с помощью кравчих превратило в коня чашу и стало бросаться на окружающих. Прекрасные, как гурии, девы с устами алее тюльпанов красовались повсюду, и сад стал прекрасен, точно рай. От сладостной игры музыкантов даже старцам хотелось повеселиться и вновь обрести молодость. Звуки лютен мешались с возгласами кравчих, от мелодий чанга и криков куропаток соловьи рыдали, а розы смеялись.
Джахандар то поднимал кубок за изогнутые брови возлюбленной, то пил вино за благоухающие мускусом локоны чаровницы. Так он одержал верх над неверной судьбой, добился своей цели и вписал свой успех в книгу приходов.
С разрешения шаханшаха Джахандар возвращается в свою страну, добившись своего
Когда Бахравар-бану по велению умопомрачительной любви отдала себя целиком Джахандар-султану, знатные дамы Мину-Савада, судившие лишь по внешности, сочли Джахандара худородным бедняком и стали порицать Бахравар-бану, а его укорять происхождением.
— Хотя Бахравар-бану, — судачили они, — в гордыне отвергла всех сватавшихся к ней земных властелинов и падишахов, в конце концов она влюбилась в какого-то каландара, у которого нет ни кола, ни двора, который всю свою жизнь провел на улицах, скитаясь и безумствуя, словно Меджнун. И самое удивительное, что она считает его венценосцем и достойным себя супругом. Словно она и не ведает, что отпрыски царских родов не носят залатанного рубища и миску на поясе и деревянных башмаков, подвязанных веревками.
Бахравар— бану сильно огорчалась такими пересудами. Когда же об этом прослышал Джахандар, он счел своим долгом искоренить причину огорчения своей любимой, наказать тех глупых слепцов, показав невежам, что скрыто под личиной его нищеты. Он пришел к падишаху и повел такую речь:
— Твой нижайший раб просит тебя хоть один раз озарить своим приходом мою скромную лачугу, которой после этого станет завидовать само солнце, и тем самым вознести ничтожную пылинку до высот своего дворца. Этим ты окажешь мне великую честь.
Благодаря покровительству всевышнего просьба его была удовлетворена. Джахандар от радости расцвел, словно роза, стал готовиться к роскошному пиру и велел припасти яства, подобающие сану падишаха.
Падишах, венчанный солнцем, с лицом, румяным от вина, сел на спокойного гнедого коня, так что солнце стало завидовать седлу, в которое он уселся, и поехал к месту пиршества, где взошел на приготовленный для него престол. Как только прибыл падишах, Джахандар дал знак слугам и музыкантам удвоить усердие, постелить красную скатерть, расставить на ней всевозможные яства и напитки, при виде которых даже небо изумилось бы. А фруктов и сладостей принесли столько, что их и сосчитать было невозможно.
После окончания трапезы внесли множество ковров, подушек и покрывал из редких тканей, всяких драгоценных каменьев, которых не счесть и самым искусным математикам. Все это Джахандар преподнес в качестве дара падишаху, а после этого начал по всем правилам этикета извиняться перед ним,
— Эти никчемные вещи не стоят даже, чтобы ими одарять слуг падишаха, — сказал Джахандар, — но ведь от муравья, кроме ножки кузнечика , нечего ждать! И если падишах соизволит принять сей дар, то он окажет великую честь своему рабу, обязанному ему своим существованием.
Увидев эти богатства, присутствовавшие на пиру погрузились в пучину изумления, падишах же пред сокровищами, достойными кладовых самого господа бога, остановился пораженный, ибо таких богатств не было ни у одного властелина обширной земли со дня сотворения мира. Весть о случившемся распространилась в тот же миг по всей стране, так что те, кто сомневался в Джахандаре, вынуждены были раскаяться и устыдиться И простые и знатные, и великие и малые мужи той державы признали величие души и знатное происхождение Джахандара и стали прославлять и превозносить его.
Джахандар, убедившись, что события идут по его желанию, решил вернуться в родную страну и обратился с просьбой к падишаху с подобающей вежливостью, как надлежит разумным мужам. Хоть падишаху и трудно было расстаться с дочерью, но он скрепя сердце был вынужден согласиться и дал за ней приданое, подобающее его сану. Он подарил ей парчовые ткани, касаб и алоэ, и амбру, и золото, и яхонты, и драгоценные каменья, горностаев, и соболей, благовония, гнедых скакунов, быстроходных верблюдов, гороподобных слонов, периликих невольниц, рабов, подобных райским отрокам, — в общем все, что необходимо властелинам, и в таком количестве, что ни одна голова не способна была пересчитать это.
Узнав о шахских дарах, Джахандар в вежливых и почтительных выражениях отказался от них, сославшись на то, что у него мало вьючных животных, а дороги проходят через узкие ущелья. Он простился в благословенный час и отправился в гарем, чтобы проститься со святой женщиной, матерью Бахравар-бану. Жена падишаха в предчувствии разлуки с любимой дочерью пролила из глаз поток слез-жемчужин, схватила Джахандара за полу и поручила ему свое драгоценное чадо.
— Хотя Бахравар-бану, — говорила она, — взращена в неге и покое, как дочь падишаха, теперь она — твоя служанка. Она, конечно, достойна твоего брачного ложа, но вместе с тем она готова служить тебе, как раба. Ты же, памятуя о величии своей души, относись к ней так, как это подобает твоему сану.
Джахандар, как человек рассудительный, стал утешать и успокаивать тещу, простился с ней и двинулся в путь по направлению к родной стране. Когда он сделал первую остановку, попугай, который был мудрейшей птицей, стал поздравлять Джахандара в смиренных выражениях, прочел за него молитвы, восславил его, а потом сказал:
— Слава Аллаху, я слабая птица, жалкая горсть перьев, всегда мог проявить к тебе, пребывающему в расцвете молодости, покорность и верность, — ведь они необходимы преданным рабам и искренним помощникам. Под руководством недремлющего счастья и с помощью благоволящих звезд я сослужил тебе верную службу, стал причиной важных для тебя событий и, несмотря на свое ничтожное тело, совершил великие деяния. Благодаря божественному вспомоществованию ты полностью достиг мечты, которая была целью твоей жизни. А теперь в соответствии со стихом
По древним обычьям достоин свободы
Раб, прослуживший долгие годы
,
я прошу отпустить на волю твоего верного раба. Я хочу вернуться на родину и после долгой разлуки встретиться со своими сверстниками, с которыми я резвился в детстве на лужайках. И тогда молва о величии твоей души распространится до границ нашего мира, и все остальные попугаи округи станут возносить богу благодарственные молитвы, прославлять и восхвалять тебя.
Как ни старался Джахандар отговорить попугая, тот продолжал настаивать на своей просьбе, и он был вынужден уступить и отпустить его на волю.
Джахандар теряет дорогу к счастью и попадает в долину невзгод из-за коварства изменчивого неба
Поскольку мед, даруемый этим двуличным роком, всегда перемешан с горьким колоквинтом и поскольку этот обманчивый небосвод меняет свои хитрые уловки сотни раз, то не успел Джахандар еще насладиться блаженством, как судьба свернула коврик его счастья, не успел он прикоснуться губами к чаше наслаждения, как рок пролил во прах несчастия напиток его желаний. Вот как это случилось.
Когда этот светоч на небе царства двинулся из города Мину-Савад к родной стране, он проявил великое усердие и в скором времени прибыл в ту местность, где хитростью добыл чудесные вещи у двух спорщиков. Он вспомнил, что тогда поступил несправедливо, лоб его покрылся испариной стыда, и он стал разыскивать их, желая вернуть им их собственность и попросить прощения. Найти их не составило труда. Со стыдом и раскаянием Джахандар положил перед ними те вещи и стал просить прощения и оправдываться тем, что они, эти диковинки, были нужны ему для того, чтобы прибыть в Мину-Савад и добиться свидания с Бахравар-бану. Он рассказал им всю свою историю и, поскольку достиг того, чего желал, стал благодарить их. Благородные юноши отвечали ему:
— О любезный человек! Не ныряй понапрасну в бездну стыда, не скачи в тревоге по степи извинений, ибо мы, как только обнаружили пропажу чудесных вещей, тут же простили их тебе. Пусть они будут для тебя столь же дозволены, как молоко матери! А теперь, если ты пожелаешь, за оказанное тобой нам благодеяние мы подарим тебе такое благо, которого еще никто на свете не удостоивался. А состоит оно в искусстве оставлять свое тело и переселяться в другое.
Джахандар был поражен их словами и попросил:
— Объясните получше. Ведь я виноват перед вами, за что же я удостоился благодарности и благодеяния?
— О благородный муж! — ответили юноши. — Мы — братья. Наш отец — да благословит его Аллах — простился с этим миром и оставил нам в наследство огромное богатство, в том числе те чудесные вещи: старое ведро, рваную подушку, миску каландара и деревянные башмаки. Мы не могли поделить их поровну и потому ссорились. Тогда мы положились на бога и стали дожидаться человека, который помог бы нам разделить спорные предметы. Этим человеком по воле судьбы оказался ты, и ты прекратил распрю между братьями. Мы сочли такой поступок божественной милостью и стали благодарить тебя за помощь. А теперь наше удовлетворение увеличивается еще тем, что ты благодаря тем вещам достиг своей цели. Пусть же они останутся у тебя.
Джахандар похвалил великодушие, чистосердечность и бескорыстность тех юношей, научился у них искусству перевоплощения и продолжал свой путь.
Но вслед за Джахандаром ехал Хурмуз, сын везира, который изнывал от страсти к Бахравар-бану. Он затаился в засаде, выжидая только удобного и благоприятного случая. В то время когда Джахандар вел беседу с теми братьями, расспрашивая о свойствах диковинных вещей, он сидел в укромном местечке и подслушивал. В тот самый миг, когда Джахандар учился переселению души, он слушал тайком и тоже научился этому искусству.
После того как Джахандар миновал несколько переходов, Хурмуз поступил к нему на службу и продолжал путь вместе с его караваном. Желая обмануть его бдительность, он притворился его искренним другом и верным слугой, а сам в глубине души намеревался погубить Джахандара и приберегал в своих помыслах семена зла.
Спустя некоторое время они прибыли к той самой широкой реке, через которую невозможно было переплыть, — мы уже рассказывали о ней в начале книги. Как и в первый раз, они переправились через реку с помощью святого дервиша и оказались, наконец, у границ державы отца Джахандара. Случайно они встретили в той степи одного кузнеца, который знал о том, что случилось с Джахандаром. Он узнал Джахандара, оказал ему подобающие почести и стал поздравлять его. Джахандар пообещал ему царские подарки и послал с радостной вестью к отцу, чтобы тот встретил его со свитой и многочисленным войском. Сам же Джахандар решил ждать на границе прибытия свиты и необходимых вещей.
На другой день охотники раскинули свои тенета, и Джахандар по совету Хурмуза отправился на охоту. Словно Бахрам Гур, натянул он свой лук и пускал стрелы, пронзавшие гранит и разившие добычу. Хурмуз, оставшись наедине с Джахандаром, прибегнул к хитрости и обратился к нему:
— О шах с сердцем Рустама! Я знаю одно чудесное искусство, которое может сравниться с чудом Мессии. Думаю, что под этим высоким небосводом никто, кроме меня, не знает ничего подобного. Я умею оставлять свое тело и переселяться в другое, произнеся при этом великое имя бога, творца души. Если хочешь, я научу тебя этому. Но с условием, что ты отблагодаришь меня за этот дар и будешь впредь уважать меня.
Джахандар, не ведая о коварстве двуличной судьбы, выпустил из рук поводья предосторожности и сказал:
— В этом искусстве мне нечему у тебя учиться, я и сам могу тебя поучить.
— Странно, — возразил Хурмуз, — как великие падишахи могут осквернить себя ложью и даже не стыдятся при этом.
Джахандара рассердила его дерзость.
— Я сию же минуту докажу тебе свою правоту, и тогда кровь такого болтуна и хвастуна, как ты, будет дозволенной!
— Что ж, если ты обратишься сейчас в эту подстреленную тобой газель, освободившись от своей бренной оболочки из праха, то я призываю бога в свидетели, что моя кровь будет дозволенной, — сказал Хурмуз.
Джахандар, от которого отвернулась судьба, не стал раздумывать над его словами, по воле рока покинул свою телесную оболочку и превратился в газель. Хурмуз же, убедившись, что все случилось так, как он замыслил, не стал терять времени, покинул свою мерзкую телесную оболочку, вошел в пречистую оболочку Джахандара, мигом вскочил на его скакуна в золотое седло, инкрустированное драгоценными каменьями, и поскакал, ликуя, к Бахравар-бану. Но Бахравар-бану догадалась по его поведению, что это не Джахандар, по своему природному уму она сразу поняла, что здесь подмена, и притворилась больной, чтобы не загрязнить свое целомудрие на ложе мерзавца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Обрадованный Джахандар, видя невесту-мир в таком наряде, слыша радостные крики тех, кто ликовал на ложе весны, не стал отступать от обычая пирующих гуляк и решил усердствовать в удовольствиях и наслаждениях. Он обвил рукой шею возлюбленной и величаво, словно Фаридун, поспешил в сад, трава которого была не хуже, чем в садах рая, а красотой гиацинтов которого похвастался бы сам Ризван. А тут как раз бутоны роз распустились от утреннего ветерка, птица утра, приученная подниматься рано, взвилась в небо, розы стали перлами падать на головки красавиц лужайки, ветерок поднимал от сна сладкоустых дев сада, тюльпан пил утренний напиток, напевая про себя, роза любовалась в зеркале своим отражением, нарцисс подводил глаза сурьмой, травка умывалась розовой водой росы и румянила щеки, кипарис распрямлял стройный стан, фиалка прихорашивалась, гиацинт расчесывал свои локоны, и даже воздух проливал слезы.
Джахандар погулял по саду, порадовался чудесам творца и полюбовался лужайкой, которая могла бы посрамить райские сады. Там росли царственные розы, чаши тюльпанов были полны пурпурным вином, базилики под улыбками ветерка распространяли пряный аромат, гиацинты благоухали, кипарис волновался от песни горлинки, пальма загоралась желанием к лужайке. В ушах роз качались сережки росы, движение ветерка доводило до бесчувствия иву, тюльпаны льнули к гиацинтам, а розы, одетые в платье из капель дождя, казались светильниками. Цветы пьянели от росы, птицы заливались трелями, словно жрецы в храме, прозрачные ручьи текли плавно, словно стихи импровизатора, горлинка прославляла в виршах кипарис, лилия пела хвалы весне, соловей грустил, как Меджнун, жаворонок заливался, словно искусный музыкант, яблони покрылись сплошь желтым цветом, словно лик Фархада, персики, словно уста влюбленной, все были молоко и сахар, а цветы граната рдели рубином. Гроздья винограда свешивались, словно Плеяды, алыча предлагала пирующим на лугах кисло-сладкую закуску, а абрикос дарил устам сладкоустых сладость.
Джахандар решил подражать в веселии и радости цветам и деревьям на лужайке и устроил пир, который чуть не посрамил весну. Розоликие кравчие наливали пурпурное вино в белые чаши, а периликие музыкантши и певцы состязались своими мелодиями с певчими птицами. В руках у прекрасных дев заплясали бубны, аккомпанируя арфам. Вино, которое доселе пряталось в бутылях, словно джинн, с помощью кравчих превратило в коня чашу и стало бросаться на окружающих. Прекрасные, как гурии, девы с устами алее тюльпанов красовались повсюду, и сад стал прекрасен, точно рай. От сладостной игры музыкантов даже старцам хотелось повеселиться и вновь обрести молодость. Звуки лютен мешались с возгласами кравчих, от мелодий чанга и криков куропаток соловьи рыдали, а розы смеялись.
Джахандар то поднимал кубок за изогнутые брови возлюбленной, то пил вино за благоухающие мускусом локоны чаровницы. Так он одержал верх над неверной судьбой, добился своей цели и вписал свой успех в книгу приходов.
С разрешения шаханшаха Джахандар возвращается в свою страну, добившись своего
Когда Бахравар-бану по велению умопомрачительной любви отдала себя целиком Джахандар-султану, знатные дамы Мину-Савада, судившие лишь по внешности, сочли Джахандара худородным бедняком и стали порицать Бахравар-бану, а его укорять происхождением.
— Хотя Бахравар-бану, — судачили они, — в гордыне отвергла всех сватавшихся к ней земных властелинов и падишахов, в конце концов она влюбилась в какого-то каландара, у которого нет ни кола, ни двора, который всю свою жизнь провел на улицах, скитаясь и безумствуя, словно Меджнун. И самое удивительное, что она считает его венценосцем и достойным себя супругом. Словно она и не ведает, что отпрыски царских родов не носят залатанного рубища и миску на поясе и деревянных башмаков, подвязанных веревками.
Бахравар— бану сильно огорчалась такими пересудами. Когда же об этом прослышал Джахандар, он счел своим долгом искоренить причину огорчения своей любимой, наказать тех глупых слепцов, показав невежам, что скрыто под личиной его нищеты. Он пришел к падишаху и повел такую речь:
— Твой нижайший раб просит тебя хоть один раз озарить своим приходом мою скромную лачугу, которой после этого станет завидовать само солнце, и тем самым вознести ничтожную пылинку до высот своего дворца. Этим ты окажешь мне великую честь.
Благодаря покровительству всевышнего просьба его была удовлетворена. Джахандар от радости расцвел, словно роза, стал готовиться к роскошному пиру и велел припасти яства, подобающие сану падишаха.
Падишах, венчанный солнцем, с лицом, румяным от вина, сел на спокойного гнедого коня, так что солнце стало завидовать седлу, в которое он уселся, и поехал к месту пиршества, где взошел на приготовленный для него престол. Как только прибыл падишах, Джахандар дал знак слугам и музыкантам удвоить усердие, постелить красную скатерть, расставить на ней всевозможные яства и напитки, при виде которых даже небо изумилось бы. А фруктов и сладостей принесли столько, что их и сосчитать было невозможно.
После окончания трапезы внесли множество ковров, подушек и покрывал из редких тканей, всяких драгоценных каменьев, которых не счесть и самым искусным математикам. Все это Джахандар преподнес в качестве дара падишаху, а после этого начал по всем правилам этикета извиняться перед ним,
— Эти никчемные вещи не стоят даже, чтобы ими одарять слуг падишаха, — сказал Джахандар, — но ведь от муравья, кроме ножки кузнечика , нечего ждать! И если падишах соизволит принять сей дар, то он окажет великую честь своему рабу, обязанному ему своим существованием.
Увидев эти богатства, присутствовавшие на пиру погрузились в пучину изумления, падишах же пред сокровищами, достойными кладовых самого господа бога, остановился пораженный, ибо таких богатств не было ни у одного властелина обширной земли со дня сотворения мира. Весть о случившемся распространилась в тот же миг по всей стране, так что те, кто сомневался в Джахандаре, вынуждены были раскаяться и устыдиться И простые и знатные, и великие и малые мужи той державы признали величие души и знатное происхождение Джахандара и стали прославлять и превозносить его.
Джахандар, убедившись, что события идут по его желанию, решил вернуться в родную страну и обратился с просьбой к падишаху с подобающей вежливостью, как надлежит разумным мужам. Хоть падишаху и трудно было расстаться с дочерью, но он скрепя сердце был вынужден согласиться и дал за ней приданое, подобающее его сану. Он подарил ей парчовые ткани, касаб и алоэ, и амбру, и золото, и яхонты, и драгоценные каменья, горностаев, и соболей, благовония, гнедых скакунов, быстроходных верблюдов, гороподобных слонов, периликих невольниц, рабов, подобных райским отрокам, — в общем все, что необходимо властелинам, и в таком количестве, что ни одна голова не способна была пересчитать это.
Узнав о шахских дарах, Джахандар в вежливых и почтительных выражениях отказался от них, сославшись на то, что у него мало вьючных животных, а дороги проходят через узкие ущелья. Он простился в благословенный час и отправился в гарем, чтобы проститься со святой женщиной, матерью Бахравар-бану. Жена падишаха в предчувствии разлуки с любимой дочерью пролила из глаз поток слез-жемчужин, схватила Джахандара за полу и поручила ему свое драгоценное чадо.
— Хотя Бахравар-бану, — говорила она, — взращена в неге и покое, как дочь падишаха, теперь она — твоя служанка. Она, конечно, достойна твоего брачного ложа, но вместе с тем она готова служить тебе, как раба. Ты же, памятуя о величии своей души, относись к ней так, как это подобает твоему сану.
Джахандар, как человек рассудительный, стал утешать и успокаивать тещу, простился с ней и двинулся в путь по направлению к родной стране. Когда он сделал первую остановку, попугай, который был мудрейшей птицей, стал поздравлять Джахандара в смиренных выражениях, прочел за него молитвы, восславил его, а потом сказал:
— Слава Аллаху, я слабая птица, жалкая горсть перьев, всегда мог проявить к тебе, пребывающему в расцвете молодости, покорность и верность, — ведь они необходимы преданным рабам и искренним помощникам. Под руководством недремлющего счастья и с помощью благоволящих звезд я сослужил тебе верную службу, стал причиной важных для тебя событий и, несмотря на свое ничтожное тело, совершил великие деяния. Благодаря божественному вспомоществованию ты полностью достиг мечты, которая была целью твоей жизни. А теперь в соответствии со стихом
По древним обычьям достоин свободы
Раб, прослуживший долгие годы
,
я прошу отпустить на волю твоего верного раба. Я хочу вернуться на родину и после долгой разлуки встретиться со своими сверстниками, с которыми я резвился в детстве на лужайках. И тогда молва о величии твоей души распространится до границ нашего мира, и все остальные попугаи округи станут возносить богу благодарственные молитвы, прославлять и восхвалять тебя.
Как ни старался Джахандар отговорить попугая, тот продолжал настаивать на своей просьбе, и он был вынужден уступить и отпустить его на волю.
Джахандар теряет дорогу к счастью и попадает в долину невзгод из-за коварства изменчивого неба
Поскольку мед, даруемый этим двуличным роком, всегда перемешан с горьким колоквинтом и поскольку этот обманчивый небосвод меняет свои хитрые уловки сотни раз, то не успел Джахандар еще насладиться блаженством, как судьба свернула коврик его счастья, не успел он прикоснуться губами к чаше наслаждения, как рок пролил во прах несчастия напиток его желаний. Вот как это случилось.
Когда этот светоч на небе царства двинулся из города Мину-Савад к родной стране, он проявил великое усердие и в скором времени прибыл в ту местность, где хитростью добыл чудесные вещи у двух спорщиков. Он вспомнил, что тогда поступил несправедливо, лоб его покрылся испариной стыда, и он стал разыскивать их, желая вернуть им их собственность и попросить прощения. Найти их не составило труда. Со стыдом и раскаянием Джахандар положил перед ними те вещи и стал просить прощения и оправдываться тем, что они, эти диковинки, были нужны ему для того, чтобы прибыть в Мину-Савад и добиться свидания с Бахравар-бану. Он рассказал им всю свою историю и, поскольку достиг того, чего желал, стал благодарить их. Благородные юноши отвечали ему:
— О любезный человек! Не ныряй понапрасну в бездну стыда, не скачи в тревоге по степи извинений, ибо мы, как только обнаружили пропажу чудесных вещей, тут же простили их тебе. Пусть они будут для тебя столь же дозволены, как молоко матери! А теперь, если ты пожелаешь, за оказанное тобой нам благодеяние мы подарим тебе такое благо, которого еще никто на свете не удостоивался. А состоит оно в искусстве оставлять свое тело и переселяться в другое.
Джахандар был поражен их словами и попросил:
— Объясните получше. Ведь я виноват перед вами, за что же я удостоился благодарности и благодеяния?
— О благородный муж! — ответили юноши. — Мы — братья. Наш отец — да благословит его Аллах — простился с этим миром и оставил нам в наследство огромное богатство, в том числе те чудесные вещи: старое ведро, рваную подушку, миску каландара и деревянные башмаки. Мы не могли поделить их поровну и потому ссорились. Тогда мы положились на бога и стали дожидаться человека, который помог бы нам разделить спорные предметы. Этим человеком по воле судьбы оказался ты, и ты прекратил распрю между братьями. Мы сочли такой поступок божественной милостью и стали благодарить тебя за помощь. А теперь наше удовлетворение увеличивается еще тем, что ты благодаря тем вещам достиг своей цели. Пусть же они останутся у тебя.
Джахандар похвалил великодушие, чистосердечность и бескорыстность тех юношей, научился у них искусству перевоплощения и продолжал свой путь.
Но вслед за Джахандаром ехал Хурмуз, сын везира, который изнывал от страсти к Бахравар-бану. Он затаился в засаде, выжидая только удобного и благоприятного случая. В то время когда Джахандар вел беседу с теми братьями, расспрашивая о свойствах диковинных вещей, он сидел в укромном местечке и подслушивал. В тот самый миг, когда Джахандар учился переселению души, он слушал тайком и тоже научился этому искусству.
После того как Джахандар миновал несколько переходов, Хурмуз поступил к нему на службу и продолжал путь вместе с его караваном. Желая обмануть его бдительность, он притворился его искренним другом и верным слугой, а сам в глубине души намеревался погубить Джахандара и приберегал в своих помыслах семена зла.
Спустя некоторое время они прибыли к той самой широкой реке, через которую невозможно было переплыть, — мы уже рассказывали о ней в начале книги. Как и в первый раз, они переправились через реку с помощью святого дервиша и оказались, наконец, у границ державы отца Джахандара. Случайно они встретили в той степи одного кузнеца, который знал о том, что случилось с Джахандаром. Он узнал Джахандара, оказал ему подобающие почести и стал поздравлять его. Джахандар пообещал ему царские подарки и послал с радостной вестью к отцу, чтобы тот встретил его со свитой и многочисленным войском. Сам же Джахандар решил ждать на границе прибытия свиты и необходимых вещей.
На другой день охотники раскинули свои тенета, и Джахандар по совету Хурмуза отправился на охоту. Словно Бахрам Гур, натянул он свой лук и пускал стрелы, пронзавшие гранит и разившие добычу. Хурмуз, оставшись наедине с Джахандаром, прибегнул к хитрости и обратился к нему:
— О шах с сердцем Рустама! Я знаю одно чудесное искусство, которое может сравниться с чудом Мессии. Думаю, что под этим высоким небосводом никто, кроме меня, не знает ничего подобного. Я умею оставлять свое тело и переселяться в другое, произнеся при этом великое имя бога, творца души. Если хочешь, я научу тебя этому. Но с условием, что ты отблагодаришь меня за этот дар и будешь впредь уважать меня.
Джахандар, не ведая о коварстве двуличной судьбы, выпустил из рук поводья предосторожности и сказал:
— В этом искусстве мне нечему у тебя учиться, я и сам могу тебя поучить.
— Странно, — возразил Хурмуз, — как великие падишахи могут осквернить себя ложью и даже не стыдятся при этом.
Джахандара рассердила его дерзость.
— Я сию же минуту докажу тебе свою правоту, и тогда кровь такого болтуна и хвастуна, как ты, будет дозволенной!
— Что ж, если ты обратишься сейчас в эту подстреленную тобой газель, освободившись от своей бренной оболочки из праха, то я призываю бога в свидетели, что моя кровь будет дозволенной, — сказал Хурмуз.
Джахандар, от которого отвернулась судьба, не стал раздумывать над его словами, по воле рока покинул свою телесную оболочку и превратился в газель. Хурмуз же, убедившись, что все случилось так, как он замыслил, не стал терять времени, покинул свою мерзкую телесную оболочку, вошел в пречистую оболочку Джахандара, мигом вскочил на его скакуна в золотое седло, инкрустированное драгоценными каменьями, и поскакал, ликуя, к Бахравар-бану. Но Бахравар-бану догадалась по его поведению, что это не Джахандар, по своему природному уму она сразу поняла, что здесь подмена, и притворилась больной, чтобы не загрязнить свое целомудрие на ложе мерзавца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46