Наверное, сборники выходили под названием «Воспоминания о Центральном парке». Я хотел бы посмотреть, если у вас остались.
– Да, сборники у нас были. Семь выпусков по два экземпляра каждый. Но я не могу их вам показать. Дедушка положил несколько выпусков маме в гроб как память. Все остальные экземпляры забрала полиция.
– Полиция?
В это мгновение сверху послышался скрипучий голос:
– Кто там?
Мальчишка закричал в ответ:
– Мой приятель, – и подмигнул мне.
– Спасибо тебе, – ответил я с улыбкой.
– Дедушка устал от атак медиа. Правда, они скоро утихнут. Честно говоря, таких воспитанных людей, как вы, мало.
– Я тоже буду с тобой откровенен. У представителей СМИ во всем мире одинаковый характер. Не хотелось бы разрушать твои мечты, но общее у них одно – цинизм и пошлость.
Мальчишка улыбнулся. Откровенно и непринужденно.
– Скажи, а когда полицейские забрали сборники стихов?
– Вчера вечером. Часов в восемь, после того как ушел второй господин Мацуда. Сказали: «Дайте нам на время, мы обязательно вернем».
– Понятно, – ответил я. – Но разве они не просили вас показать телефонные и записные книжки матери сразу после случившегося?
– Просили. Я обыскал всю мамину комнату, но ничего не нашел. Дело в том, что мама очень любила свою электронную записную книжку и никогда с ней не расставалась. В ней были и телефоны с адресами. Полицейские говорили, что нашли обломки. Но, конечно, информацию из нее извлечь не удалось.
– Понятно, – снова сказал я. – Из сборников объединения ВЦП можно понять, с кем общалась твоя мама. Адреса там вряд ли указаны, а имена и фамилии участниц должны быть. Наверное, полиция рассуждала аналогичным образом.
– Да, они говорили что-то подобное и просили одолжить им сборники.
– Но почему они обратились с этой просьбой только через два дня после случившегося?
– Наверное, потому что не так хорошо, как вы, разбираются в литературных жанрах. Откровенно говоря, следователь, который приходил к нам, не отличался высоким уровнем умственных способностей. Но не надо писать об этом в статье.
– Разумеется, – ответил я и улыбнулся.
Я задал ему еще несколько вопросов. Его мать была домохозяйкой, но и после смерти мужа жила вполне обеспеченно. Помимо руководства объединением поэтов она активно занималась благотворительной деятельностью. Может, на нее повлияли долгие годы, проведенные за границей. Из рассказа мальчика складывалось впечатление, что она была социально активной женщиной.
Я спросил его о семье Ямадзаки. Он не очень хорошо их знал. У них была лапшевня. Единственное, что мне удалось выяснить. Пришла пора откланиваться. Я спросил напоследок:
– Похоже, мне надо будет встретиться и с господином Ямадзаки. Я хочу почитать стихи. А найти их, наверное, теперь можно только у него, если не в полиции.
Мальчишка задумчиво посмотрел на меня.
– Господин Мацуда, а почему вас так интересуют эти танка? Какое отношение они имеют к тому, о чем пишут в еженедельном журнале?
– Не знаю, понравится ли тебе то, что я сейчас скажу, но одна из задач еженедельных журналов – знакомить читателей с такими сторонами человеческой жизни, о которых не пишут в газетах. Более того, иногда в подобных репортажах всплывают неизвестные полиции факты. Поэтому я попрошу тебя ничего не говорить полиции. И обо мне тоже.
Он кивнул, расплывшись в улыбке. Верит, что миссия СМИ – оставить власть в дураках. Такая у него была улыбочка.
– Только общаться с господином Ямадзаки вам, наверное, будет непросто. Я уже говорил, он не особо жалует медиа.
– Буду знать. Я привык к подобному отношению.
Я поблагодарил парнишку и собирался уходить, когда он спросил:
– А какой тираж у журнала «Сан»?
Я вспомнил слова Мори.
– Продается около семисот тысяч. А что?
– Если вы знакомите читателей с разными сторонами человеческой жизни, может быть, мамины… Нет, ничего.
Я посмотрел на мальчишку. Он покраснел от смущения.
– Вот оно что. Может, мы напечатаем мамины стихи, да? И их прочитают семьсот тысяч человек. И дедушка будет рад.
– Нет, нет, что вы… – Он покраснел еще сильнее.
Кажется, я угадал. Немного подумав, я ответил:
– О'кей. Я попрошу ответственного редактора.
Мальчуган засветился от радости.
– Но обещать ничего не могу. Договорились?
– Конечно.
– Для этого мне необходимо раздобыть сборник стихов твоей мамы и ее подруг.
– Хотите, я попрошу полицейских поскорее вернуть сборники? Или могу позвонить господину Ямадзаки.
– Нет, тебе лучше ничего не предпринимать. Я сам постараюсь все уладить. А ты не говори полицейским о том, что я приходил. Даже неудобно, будто ставлю тебе условия.
– Сделаю, как вы сказали, – четко ответил он басом.
Я шел в сторону станции, погрузившись в раздумья. Хороший парень. Интересно, что бы он подумал, если бы заглянул в мой блокнот? Все страницы его были девственно чисты. Слушая его, я лишь притворялся, что делаю записи.
Я вернулся к Восьмой кольцевой. Только хотел перейти дорогу, как послышался громкий гудок автомобиля и передо мной остановился черный «мерс». Открылась водительская дверь, и я увидел Токо.
– Едем к Ямадзаки?
Наверное, мина у меня была кислая. Она сказала:
– Что ты скривился? Живо залезай в машину!
Я покорно открыл переднюю дверь.
– Откуда у тебя эта тачка?
– Как только ты ушел, я сразу позвонила секретарю деда, и он мне ее подогнал. Успела. Хорошо, что место такое видное. Другой дороги нет. Я просто подождала тебя минут десять.
– Для чего тебе эти игры с огнем?
– А разве все остальное не опасно? Ко мне в квартиру кто-то проник, а я даже в полицию не заявила. К тому же ты не забыл? Я дочь погибшей при взрыве. И что, в тот момент, когда появляются новые улики, я должна сидеть сложа руки, вместо того чтобы искать разгадку смерти матери? Не настолько я плохая дочь.
Я вздохнул, автомобиль тронулся с места. Стиль ее вождения образцовым не назовешь. Она дала по газам и с дикой скоростью начала метаться из одного ряда в другой. Абсолютно противоположная манера езды по сравнению с Асаи. Водит отчаяннее, чем якудза. Я хотел ей сказать об этом, но потом передумал. Вздохнул еще раз и спросил:
– Как там с моей просьбой?
– А-а, ты об этом? Ничего не получилось. Мамина секретарша тоже ничего не слышала о Ёко Сибаяме и Юкано Ямадзаки. А как у тебя дела?
Я вкратце пересказал ей свой разговор с мальчиком.
– Значит, все-таки танка, – пробормотала она. – Предположение о том, что Центральный парк – это парк Тюо, тоже оказалось верным. Но скорей всего, маминой фамилии в сборнике нет.
– Я с тобой согласен. Почему ты так решила?
– Ты меня экзаменовать собрался? Ну, ладно. Кажется, я начала понимать ход твоих мыслей. Логическая схема одноклеточного. Значит, так. Полицейские пришли к нему вчера в восемь вечера. Чтобы найти фамилию, много времени не нужно: просмотрел оглавление, и все. То есть, если бы мамина фамилия была в сборнике, полицейские навестили бы меня в тот же вечер и засыпали вопросами.
– Гениально, – сказал я. – Но это не означает, что ее стихов в сборнике нет.
– Возможно, она писала под псевдонимом?
– Именно! – порадовался я. – Псевдонимы не столь распространены среди поэтов танка, как хокку, но и не такая уж редкость.
– Кажется, сейчас моя очередь.
– Ты о чем?
– Ямадзаки – упрямый дедок, ненавидящий СМИ. Как ты думаешь, кого он примет в своем доме? Таких же родственников погибших, как и он сам.
Она была права. Я колебался, обдумывая ее слова. Родственница жертвы взрыва приходит к родственнику другой жертвы. В этом нет ничего противоестественного. По крайней мере, гораздо проще согласиться на эту встречу, чем общаться с любопытными корреспондентами. Это не противоречит обычной морали простых людей.
– Хорошо, – сказал я. – Поручаю тебе общение с Ямадзаки.
Она опять вдавила в пол педаль газа. Я решил не отстегивать ремень безопасности, пока мы не доберемся до дома Ямадзаки.
16
Как и сказал мальчишка, дом Юкано Ямадзаки находился неподалеку от станции Омори, одно здание вместе с лапшевней. На яркой и оживленной улице только на этом доме была ужасно старая вывеска, которая выделяла его среди всех остальных. Здание выглядело так, будто выпало из общего потока времени. Еще и часа не было, а на двери лапшевни висела табличка «Закрыто».
Токо бросила взгляд на парадный вход и, не мешкая ни секунды, открыла дверь. Закричала громким голосом:
– Есть кто-нибудь?
В глубине лапшевни послышалось шуршание, и из недр кухни вышел старик. Седоватый, лет семидесяти. Добродушным он не выглядел. Не меняя мрачного выражения лица, он пристально посмотрел на нас с Токо.
– Кто такие? – Голос его был под стать лицу. Звучал совсем недружелюбно.
– Дедушка, ты, наверное, папа Юкано-сан? – бодро спросила Токо, полностью игнорируя настрой деда.
– Ты что такая невоспитанная? Я спросил вас, кто вы такие.
– Меня зовут Токо Мацусита.
– Дочкина подружка, что ли?
Она покачала головой:
– Наверное, моя мама была ее подругой.
– Наверное? А кто твоя мать?
– Юко Мацусита. Она погибла тогда же, когда и твоя дочь. Во время взрыва.
На мгновение в глазах старика появилась растерянность.
– Мне очень жаль. И какое у вас ко мне дело?
– Принесли благовония за упокой Юкано-сан.
– А что это за мужик с тобой?
– Мамин приятель.
– Нда-а, – пробормотал старик. – Сюда, – неприветливо бросил он и пошел вглубь лапшевни.
Я следил краем глаза за Токо. Она еле заметно улыбалась. О чем она думает, непонятно. Мы молча последовали за стариком.
На буддийском алтаре в комнате стояла фотография. В черной рамке – умное лицо с правильными чертами. Мы зажгли ароматические палочки, сложили ладони, и затем Токо, посмотрев на фотографию, обратилась к старику:
– Твою дочь, дедушка, тоже очень жаль. У нее все еще было впереди. Она ведь работала начальницей отдела в банке?
Я следил за ней боковым зрением, понемногу выпадая в осадок. Она говорила смело, как взрослый человек, помятый жизнью, познавший и боль, и радость. И одновременно с этим в ее словах чувствовались живые, естественные эмоции.
Старик скривил губы и пробормотал:
– Глупая она. Деловая женщина, или как там оно называется, не знаю, но не потащилась бы незамужняя за границу, ничего и не случилось бы.
– Почему ты думаешь, что виновата заграница?
– Так не вступи она в поэтический кружок в Нью-Йорке, не оказалась бы в этом треклятом парке.
– Ты про что?
– Поэтический кружок, который собирался каждый месяц. Она к ним пошла в тот день, дура.
– А-а, – сказала Токо, – в прессе об этом не писали.
– Пресса твоя – мухи, которые слетаются на людское горе. Я прогнал всех идиотов, которые ко мне приходили.
– Да? И я тоже. Дедушка, может, ты и полиции об этом не говорил?
Старик выдержал паузу и бросил:
– А этих господ я ненавижу еще сильнее. Никогда в жизни им ни слова не скажу.
– И тут мы с тобой похожи. У нас много общего. Дедушка, а почему ты их так не любишь?
– Да всякое было. Может, чайку?
– Ага, – кивнула Токо.
Старик тут же вернулся с чаем: наверное, своим приходом мы оторвали его от чаепития. Принес две хороших чашки с крышками. Токо сделала глоток и сказала:
– Какой вкусный!
Я согласился с ней. Морщины старика стали еще глубже. Легкая улыбка, если хорошо приглядеться. Улыбнулся в первый раз.
– Молодая, а разбираешься. На чае я никогда не экономлю. Позволяю себе роскошь.
– А что плохого немного пороскошествовать? У тебя на самом деле такой вкусный чай.
– Хм, – буркнул старик.
– Дедушка, можно я повторю свой вопрос? Почему ты не любишь представителей власти?
– Моего отца застрелила тайная полиция. Во время прошлой войны. Ну и потом, не доверяю я им.
– Вот оно что. Извини, что заставила тебя вспомнить о прошлом.
– Да ничего. Но вы, наверное, пришли не только соболезнования выражать. Что вам нужно? Не верю я в эти поговорки о несчастье, которое будто бы сближает.
– И я тоже. Вообще-то мы ищем одну вещь, память о маме.
– Какую вещь?
– Моя мама тоже жила в Нью-Йорке. Может быть, она ходила в тот же самый поэтический кружок, что и твоя дочь. Наверняка не знаю. Я слышала, что стихи кружка печатали в сборниках. Но их нигде не найти. Вот мы и пришли к тебе – вдруг у тебя они сохранились.
– Хм, – опять буркнул старик и пристально посмотрел на Токо. – С виду молодая, а такая хваткая.
– Конечно. Не стоит меня недооценивать. В наше время не все девушки отплясывают на дискотеках. И не надо предвзятых мнений.
На этот раз старик тихонько засмеялся. Скрипуче, будто закашлялся, но все-таки он смеялся.
– Ты чем-то похожа на мою дочку. Такая же деловая. Книжки эти у меня остались. Показать?
– Конечно. Я ради них и пришла.
Старик кивнул и поднялся с места. Когда он двинулся на второй этаж, я зашептал Токо на ухо:
– Ну, ты даешь.
– Я таких дедушек очень люблю. Твой типаж.
– Обнадежила. Теперь я за свою старость не беспокоюсь.
Старик вернулся и бросил перед Токо пачку книжек. В каждой несколько десятков страниц, аккуратно сброшюрованы и переплетены. На обложке написано по-английски «Воспоминания о Центральном парке». Выпуски с первого по седьмой. Токо молча взяла в руки одну из книжек и стала читать оглавление. Если Юко писала под псевдонимом, вычислить его можно, только прочитав сами стихи. И то неизвестно, получится ли. Я тоже взял книжку и только открыл ее, как Токо закричала:
– Нашла! Я нашла мамины стихи. Она пользовалась псевдонимом. Дедушка, ты не отдашь мне все эти книжки?
Я был поражен. Но еще сильнее я поразился, когда старик с легкостью ответил ей:
– Бери. У меня этих книг куча. Солить их, что ли?! Возьми.
– Спасибо, – ответила Токо и поднялась с места.
Вставая, я подумал, что она ни в чем не обманула старика. У выхода она обернулась:
– Знаешь, дедушка, а может, у нас получится отомстить тем, кто убил твою дочь. Вот он отомстит.
– По крайней мере попытаюсь, – сказал я. – Обойдусь без помощи властей.
Но старик только тряхнул головой, наверное, мы его утомили.
Мы вернулись в машину, я сел на пассажирское сиденье и открыл оглавление сборника, который смотрела Токо. Список из двадцати имен. Среди них – Ёко Сибаяма. Но распознать псевдоним Юко я был не в состоянии. Разумеется, имени Юко Мацусита я там не обнаружил.
– Ты про этот сборник сказала, что в нем – стихи Юко? И где они? Как ты разгадала ее псевдоним?
– Очень просто. Поехали пока в сторону Сибуи. Она завела машину. Я почувствовал резкий старт, но взгляда от оглавления не оторвал. Я по-прежнему не мог догадаться. Решил сдаться и посмотрел на Токо:
– Дай подсказку.
– А ты совсем несообразительный. Я сразу же поняла. Там есть одно очень поэтическое имя.
Я снова посмотрел на оглавление. Действительно, есть такое имя. Ёнэ Кудо. Но какое отношение оно имеет к Юко?
Похоже, Токо надоело ждать, когда я додумаюсь, и она сказала:
– Анаграмма. Простейшая анаграмма.
– Вот оно что, – выдавил я из себя. – Я не силен в головоломках, где надо разгадывать буквы алфавита. Иероглифы ее имени читаются как Ёнэ, да?
– Видимо, да. Она воспользовалась девичьей фамилией.
YONE KUDO. Если поменять порядок букв, то получится YUKO ENDO. Я посмотрел и другие сборники. Это имя встречается только в четвертом и пятом. То есть восемьдесят пятый и восемьдесят шестой годы, как написано на обложках.
– Полиции придется нелегко. Тут и псевдоним, и старик, который не собирается оказывать власти никакого содействия. Наверняка у Юкано была записная книжка, но он ни за что не станет ее показывать.
– Согласен, – ответил я, читая стихи Юко.
– Я в танка плохо разбираюсь. Скажи, если найдешь что-нибудь.
– В большинстве своем это лирические описания улиц Нью-Йорка.
В каждом из сборников было по двадцать стихотворений с простыми названиями «Цикл Пятая авеню», «Цикл Шестая авеню».
Столбами огня
в день кипящего масла
стоят небоскребы.
И ни одного на небе
пристанища не найти.
Улица в сумерках,
куски мяса шагают толпами.
Вот их остановил
сигнал светофора мякотью
рассеченного красного фрукта.
Я начал негромко читать первые танка из «Цикла Пятая авеню», и Токо попросила:
– Объясни, в чем смысл.
– Что тут объяснять, это не такие сложные стихи. В первом «день кипящего масла» означает солнце в разгар лета, которое светит так сочно и густо, будто пролили масло. Впечатления о городском пейзаже. В лучах этого солнца небоскребы кажутся огненными столбами. А «на небе пристанища не найти» значит нет способов убежать от этой нестерпимой жары. И мир, переполненный страданиями, который символизирует этот жаркий день, не меняется, и изменить его невозможно. Чувствуются нотки отчаяния. Но это мое личное мнение. «Куски мяса» во втором танка – это прохожие. Красный светофор Нью-Йорка, остановивший прохожих разных рас и национальностей, кажется ей гранатом с обнаженной мякотью. Вот о чем она пишет.
Некоторое время спустя Токо сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
– Да, сборники у нас были. Семь выпусков по два экземпляра каждый. Но я не могу их вам показать. Дедушка положил несколько выпусков маме в гроб как память. Все остальные экземпляры забрала полиция.
– Полиция?
В это мгновение сверху послышался скрипучий голос:
– Кто там?
Мальчишка закричал в ответ:
– Мой приятель, – и подмигнул мне.
– Спасибо тебе, – ответил я с улыбкой.
– Дедушка устал от атак медиа. Правда, они скоро утихнут. Честно говоря, таких воспитанных людей, как вы, мало.
– Я тоже буду с тобой откровенен. У представителей СМИ во всем мире одинаковый характер. Не хотелось бы разрушать твои мечты, но общее у них одно – цинизм и пошлость.
Мальчишка улыбнулся. Откровенно и непринужденно.
– Скажи, а когда полицейские забрали сборники стихов?
– Вчера вечером. Часов в восемь, после того как ушел второй господин Мацуда. Сказали: «Дайте нам на время, мы обязательно вернем».
– Понятно, – ответил я. – Но разве они не просили вас показать телефонные и записные книжки матери сразу после случившегося?
– Просили. Я обыскал всю мамину комнату, но ничего не нашел. Дело в том, что мама очень любила свою электронную записную книжку и никогда с ней не расставалась. В ней были и телефоны с адресами. Полицейские говорили, что нашли обломки. Но, конечно, информацию из нее извлечь не удалось.
– Понятно, – снова сказал я. – Из сборников объединения ВЦП можно понять, с кем общалась твоя мама. Адреса там вряд ли указаны, а имена и фамилии участниц должны быть. Наверное, полиция рассуждала аналогичным образом.
– Да, они говорили что-то подобное и просили одолжить им сборники.
– Но почему они обратились с этой просьбой только через два дня после случившегося?
– Наверное, потому что не так хорошо, как вы, разбираются в литературных жанрах. Откровенно говоря, следователь, который приходил к нам, не отличался высоким уровнем умственных способностей. Но не надо писать об этом в статье.
– Разумеется, – ответил я и улыбнулся.
Я задал ему еще несколько вопросов. Его мать была домохозяйкой, но и после смерти мужа жила вполне обеспеченно. Помимо руководства объединением поэтов она активно занималась благотворительной деятельностью. Может, на нее повлияли долгие годы, проведенные за границей. Из рассказа мальчика складывалось впечатление, что она была социально активной женщиной.
Я спросил его о семье Ямадзаки. Он не очень хорошо их знал. У них была лапшевня. Единственное, что мне удалось выяснить. Пришла пора откланиваться. Я спросил напоследок:
– Похоже, мне надо будет встретиться и с господином Ямадзаки. Я хочу почитать стихи. А найти их, наверное, теперь можно только у него, если не в полиции.
Мальчишка задумчиво посмотрел на меня.
– Господин Мацуда, а почему вас так интересуют эти танка? Какое отношение они имеют к тому, о чем пишут в еженедельном журнале?
– Не знаю, понравится ли тебе то, что я сейчас скажу, но одна из задач еженедельных журналов – знакомить читателей с такими сторонами человеческой жизни, о которых не пишут в газетах. Более того, иногда в подобных репортажах всплывают неизвестные полиции факты. Поэтому я попрошу тебя ничего не говорить полиции. И обо мне тоже.
Он кивнул, расплывшись в улыбке. Верит, что миссия СМИ – оставить власть в дураках. Такая у него была улыбочка.
– Только общаться с господином Ямадзаки вам, наверное, будет непросто. Я уже говорил, он не особо жалует медиа.
– Буду знать. Я привык к подобному отношению.
Я поблагодарил парнишку и собирался уходить, когда он спросил:
– А какой тираж у журнала «Сан»?
Я вспомнил слова Мори.
– Продается около семисот тысяч. А что?
– Если вы знакомите читателей с разными сторонами человеческой жизни, может быть, мамины… Нет, ничего.
Я посмотрел на мальчишку. Он покраснел от смущения.
– Вот оно что. Может, мы напечатаем мамины стихи, да? И их прочитают семьсот тысяч человек. И дедушка будет рад.
– Нет, нет, что вы… – Он покраснел еще сильнее.
Кажется, я угадал. Немного подумав, я ответил:
– О'кей. Я попрошу ответственного редактора.
Мальчуган засветился от радости.
– Но обещать ничего не могу. Договорились?
– Конечно.
– Для этого мне необходимо раздобыть сборник стихов твоей мамы и ее подруг.
– Хотите, я попрошу полицейских поскорее вернуть сборники? Или могу позвонить господину Ямадзаки.
– Нет, тебе лучше ничего не предпринимать. Я сам постараюсь все уладить. А ты не говори полицейским о том, что я приходил. Даже неудобно, будто ставлю тебе условия.
– Сделаю, как вы сказали, – четко ответил он басом.
Я шел в сторону станции, погрузившись в раздумья. Хороший парень. Интересно, что бы он подумал, если бы заглянул в мой блокнот? Все страницы его были девственно чисты. Слушая его, я лишь притворялся, что делаю записи.
Я вернулся к Восьмой кольцевой. Только хотел перейти дорогу, как послышался громкий гудок автомобиля и передо мной остановился черный «мерс». Открылась водительская дверь, и я увидел Токо.
– Едем к Ямадзаки?
Наверное, мина у меня была кислая. Она сказала:
– Что ты скривился? Живо залезай в машину!
Я покорно открыл переднюю дверь.
– Откуда у тебя эта тачка?
– Как только ты ушел, я сразу позвонила секретарю деда, и он мне ее подогнал. Успела. Хорошо, что место такое видное. Другой дороги нет. Я просто подождала тебя минут десять.
– Для чего тебе эти игры с огнем?
– А разве все остальное не опасно? Ко мне в квартиру кто-то проник, а я даже в полицию не заявила. К тому же ты не забыл? Я дочь погибшей при взрыве. И что, в тот момент, когда появляются новые улики, я должна сидеть сложа руки, вместо того чтобы искать разгадку смерти матери? Не настолько я плохая дочь.
Я вздохнул, автомобиль тронулся с места. Стиль ее вождения образцовым не назовешь. Она дала по газам и с дикой скоростью начала метаться из одного ряда в другой. Абсолютно противоположная манера езды по сравнению с Асаи. Водит отчаяннее, чем якудза. Я хотел ей сказать об этом, но потом передумал. Вздохнул еще раз и спросил:
– Как там с моей просьбой?
– А-а, ты об этом? Ничего не получилось. Мамина секретарша тоже ничего не слышала о Ёко Сибаяме и Юкано Ямадзаки. А как у тебя дела?
Я вкратце пересказал ей свой разговор с мальчиком.
– Значит, все-таки танка, – пробормотала она. – Предположение о том, что Центральный парк – это парк Тюо, тоже оказалось верным. Но скорей всего, маминой фамилии в сборнике нет.
– Я с тобой согласен. Почему ты так решила?
– Ты меня экзаменовать собрался? Ну, ладно. Кажется, я начала понимать ход твоих мыслей. Логическая схема одноклеточного. Значит, так. Полицейские пришли к нему вчера в восемь вечера. Чтобы найти фамилию, много времени не нужно: просмотрел оглавление, и все. То есть, если бы мамина фамилия была в сборнике, полицейские навестили бы меня в тот же вечер и засыпали вопросами.
– Гениально, – сказал я. – Но это не означает, что ее стихов в сборнике нет.
– Возможно, она писала под псевдонимом?
– Именно! – порадовался я. – Псевдонимы не столь распространены среди поэтов танка, как хокку, но и не такая уж редкость.
– Кажется, сейчас моя очередь.
– Ты о чем?
– Ямадзаки – упрямый дедок, ненавидящий СМИ. Как ты думаешь, кого он примет в своем доме? Таких же родственников погибших, как и он сам.
Она была права. Я колебался, обдумывая ее слова. Родственница жертвы взрыва приходит к родственнику другой жертвы. В этом нет ничего противоестественного. По крайней мере, гораздо проще согласиться на эту встречу, чем общаться с любопытными корреспондентами. Это не противоречит обычной морали простых людей.
– Хорошо, – сказал я. – Поручаю тебе общение с Ямадзаки.
Она опять вдавила в пол педаль газа. Я решил не отстегивать ремень безопасности, пока мы не доберемся до дома Ямадзаки.
16
Как и сказал мальчишка, дом Юкано Ямадзаки находился неподалеку от станции Омори, одно здание вместе с лапшевней. На яркой и оживленной улице только на этом доме была ужасно старая вывеска, которая выделяла его среди всех остальных. Здание выглядело так, будто выпало из общего потока времени. Еще и часа не было, а на двери лапшевни висела табличка «Закрыто».
Токо бросила взгляд на парадный вход и, не мешкая ни секунды, открыла дверь. Закричала громким голосом:
– Есть кто-нибудь?
В глубине лапшевни послышалось шуршание, и из недр кухни вышел старик. Седоватый, лет семидесяти. Добродушным он не выглядел. Не меняя мрачного выражения лица, он пристально посмотрел на нас с Токо.
– Кто такие? – Голос его был под стать лицу. Звучал совсем недружелюбно.
– Дедушка, ты, наверное, папа Юкано-сан? – бодро спросила Токо, полностью игнорируя настрой деда.
– Ты что такая невоспитанная? Я спросил вас, кто вы такие.
– Меня зовут Токо Мацусита.
– Дочкина подружка, что ли?
Она покачала головой:
– Наверное, моя мама была ее подругой.
– Наверное? А кто твоя мать?
– Юко Мацусита. Она погибла тогда же, когда и твоя дочь. Во время взрыва.
На мгновение в глазах старика появилась растерянность.
– Мне очень жаль. И какое у вас ко мне дело?
– Принесли благовония за упокой Юкано-сан.
– А что это за мужик с тобой?
– Мамин приятель.
– Нда-а, – пробормотал старик. – Сюда, – неприветливо бросил он и пошел вглубь лапшевни.
Я следил краем глаза за Токо. Она еле заметно улыбалась. О чем она думает, непонятно. Мы молча последовали за стариком.
На буддийском алтаре в комнате стояла фотография. В черной рамке – умное лицо с правильными чертами. Мы зажгли ароматические палочки, сложили ладони, и затем Токо, посмотрев на фотографию, обратилась к старику:
– Твою дочь, дедушка, тоже очень жаль. У нее все еще было впереди. Она ведь работала начальницей отдела в банке?
Я следил за ней боковым зрением, понемногу выпадая в осадок. Она говорила смело, как взрослый человек, помятый жизнью, познавший и боль, и радость. И одновременно с этим в ее словах чувствовались живые, естественные эмоции.
Старик скривил губы и пробормотал:
– Глупая она. Деловая женщина, или как там оно называется, не знаю, но не потащилась бы незамужняя за границу, ничего и не случилось бы.
– Почему ты думаешь, что виновата заграница?
– Так не вступи она в поэтический кружок в Нью-Йорке, не оказалась бы в этом треклятом парке.
– Ты про что?
– Поэтический кружок, который собирался каждый месяц. Она к ним пошла в тот день, дура.
– А-а, – сказала Токо, – в прессе об этом не писали.
– Пресса твоя – мухи, которые слетаются на людское горе. Я прогнал всех идиотов, которые ко мне приходили.
– Да? И я тоже. Дедушка, может, ты и полиции об этом не говорил?
Старик выдержал паузу и бросил:
– А этих господ я ненавижу еще сильнее. Никогда в жизни им ни слова не скажу.
– И тут мы с тобой похожи. У нас много общего. Дедушка, а почему ты их так не любишь?
– Да всякое было. Может, чайку?
– Ага, – кивнула Токо.
Старик тут же вернулся с чаем: наверное, своим приходом мы оторвали его от чаепития. Принес две хороших чашки с крышками. Токо сделала глоток и сказала:
– Какой вкусный!
Я согласился с ней. Морщины старика стали еще глубже. Легкая улыбка, если хорошо приглядеться. Улыбнулся в первый раз.
– Молодая, а разбираешься. На чае я никогда не экономлю. Позволяю себе роскошь.
– А что плохого немного пороскошествовать? У тебя на самом деле такой вкусный чай.
– Хм, – буркнул старик.
– Дедушка, можно я повторю свой вопрос? Почему ты не любишь представителей власти?
– Моего отца застрелила тайная полиция. Во время прошлой войны. Ну и потом, не доверяю я им.
– Вот оно что. Извини, что заставила тебя вспомнить о прошлом.
– Да ничего. Но вы, наверное, пришли не только соболезнования выражать. Что вам нужно? Не верю я в эти поговорки о несчастье, которое будто бы сближает.
– И я тоже. Вообще-то мы ищем одну вещь, память о маме.
– Какую вещь?
– Моя мама тоже жила в Нью-Йорке. Может быть, она ходила в тот же самый поэтический кружок, что и твоя дочь. Наверняка не знаю. Я слышала, что стихи кружка печатали в сборниках. Но их нигде не найти. Вот мы и пришли к тебе – вдруг у тебя они сохранились.
– Хм, – опять буркнул старик и пристально посмотрел на Токо. – С виду молодая, а такая хваткая.
– Конечно. Не стоит меня недооценивать. В наше время не все девушки отплясывают на дискотеках. И не надо предвзятых мнений.
На этот раз старик тихонько засмеялся. Скрипуче, будто закашлялся, но все-таки он смеялся.
– Ты чем-то похожа на мою дочку. Такая же деловая. Книжки эти у меня остались. Показать?
– Конечно. Я ради них и пришла.
Старик кивнул и поднялся с места. Когда он двинулся на второй этаж, я зашептал Токо на ухо:
– Ну, ты даешь.
– Я таких дедушек очень люблю. Твой типаж.
– Обнадежила. Теперь я за свою старость не беспокоюсь.
Старик вернулся и бросил перед Токо пачку книжек. В каждой несколько десятков страниц, аккуратно сброшюрованы и переплетены. На обложке написано по-английски «Воспоминания о Центральном парке». Выпуски с первого по седьмой. Токо молча взяла в руки одну из книжек и стала читать оглавление. Если Юко писала под псевдонимом, вычислить его можно, только прочитав сами стихи. И то неизвестно, получится ли. Я тоже взял книжку и только открыл ее, как Токо закричала:
– Нашла! Я нашла мамины стихи. Она пользовалась псевдонимом. Дедушка, ты не отдашь мне все эти книжки?
Я был поражен. Но еще сильнее я поразился, когда старик с легкостью ответил ей:
– Бери. У меня этих книг куча. Солить их, что ли?! Возьми.
– Спасибо, – ответила Токо и поднялась с места.
Вставая, я подумал, что она ни в чем не обманула старика. У выхода она обернулась:
– Знаешь, дедушка, а может, у нас получится отомстить тем, кто убил твою дочь. Вот он отомстит.
– По крайней мере попытаюсь, – сказал я. – Обойдусь без помощи властей.
Но старик только тряхнул головой, наверное, мы его утомили.
Мы вернулись в машину, я сел на пассажирское сиденье и открыл оглавление сборника, который смотрела Токо. Список из двадцати имен. Среди них – Ёко Сибаяма. Но распознать псевдоним Юко я был не в состоянии. Разумеется, имени Юко Мацусита я там не обнаружил.
– Ты про этот сборник сказала, что в нем – стихи Юко? И где они? Как ты разгадала ее псевдоним?
– Очень просто. Поехали пока в сторону Сибуи. Она завела машину. Я почувствовал резкий старт, но взгляда от оглавления не оторвал. Я по-прежнему не мог догадаться. Решил сдаться и посмотрел на Токо:
– Дай подсказку.
– А ты совсем несообразительный. Я сразу же поняла. Там есть одно очень поэтическое имя.
Я снова посмотрел на оглавление. Действительно, есть такое имя. Ёнэ Кудо. Но какое отношение оно имеет к Юко?
Похоже, Токо надоело ждать, когда я додумаюсь, и она сказала:
– Анаграмма. Простейшая анаграмма.
– Вот оно что, – выдавил я из себя. – Я не силен в головоломках, где надо разгадывать буквы алфавита. Иероглифы ее имени читаются как Ёнэ, да?
– Видимо, да. Она воспользовалась девичьей фамилией.
YONE KUDO. Если поменять порядок букв, то получится YUKO ENDO. Я посмотрел и другие сборники. Это имя встречается только в четвертом и пятом. То есть восемьдесят пятый и восемьдесят шестой годы, как написано на обложках.
– Полиции придется нелегко. Тут и псевдоним, и старик, который не собирается оказывать власти никакого содействия. Наверняка у Юкано была записная книжка, но он ни за что не станет ее показывать.
– Согласен, – ответил я, читая стихи Юко.
– Я в танка плохо разбираюсь. Скажи, если найдешь что-нибудь.
– В большинстве своем это лирические описания улиц Нью-Йорка.
В каждом из сборников было по двадцать стихотворений с простыми названиями «Цикл Пятая авеню», «Цикл Шестая авеню».
Столбами огня
в день кипящего масла
стоят небоскребы.
И ни одного на небе
пристанища не найти.
Улица в сумерках,
куски мяса шагают толпами.
Вот их остановил
сигнал светофора мякотью
рассеченного красного фрукта.
Я начал негромко читать первые танка из «Цикла Пятая авеню», и Токо попросила:
– Объясни, в чем смысл.
– Что тут объяснять, это не такие сложные стихи. В первом «день кипящего масла» означает солнце в разгар лета, которое светит так сочно и густо, будто пролили масло. Впечатления о городском пейзаже. В лучах этого солнца небоскребы кажутся огненными столбами. А «на небе пристанища не найти» значит нет способов убежать от этой нестерпимой жары. И мир, переполненный страданиями, который символизирует этот жаркий день, не меняется, и изменить его невозможно. Чувствуются нотки отчаяния. Но это мое личное мнение. «Куски мяса» во втором танка – это прохожие. Красный светофор Нью-Йорка, остановивший прохожих разных рас и национальностей, кажется ей гранатом с обнаженной мякотью. Вот о чем она пишет.
Некоторое время спустя Токо сказала:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25