OCR Busya
«Иори Фудзивара «Зонтик для террориста». Серия «Азбука. The Best»»: Азбука-классика; СПб.; 2007
ISBN 978-5-91181-541-7
Аннотация
Впервые на русском – один из самых известных романов признанного мастера современного японского детектива Иори Фудзивары. Дотошность Хейли, грустная ирония Чандлера, мистицизм Мураками и персонажи в духе фильмов Такэси Китано принесли автору бешеную популярность. «Зонтик для террориста» получил высшую в своем жанре японскую награду – премию Эдогавы Рампо. Герой этого романа – бармен в крошечной пивной и алкоголик со стажем – случайно оказывается свидетелем террористического акта в центральном парке Токио. Среди многочисленных жертв взрыва – начальник управления по борьбе с терроризмом, а также лучший друг и бывшая возлюбленная нашего героя, с которыми он не виделся четверть века, со времен студенческих волнений конца 60-х. Все эти годы он хотел убежать от прошлого и скрытых в нем тайн, но теперь прошлое настигло его само и закружило кровавым водоворотом, в котором сплелись интересы якудзы, террористические замыслы, месть за преданную дружбу и большие деньги…
Иори Фудзивара
Зонтик для террориста
От автора
У каждого свое золотое время. Последние десять лет для меня золотыми стали выходные: читай себе детективы да попивай виски. Только здоровье от этого крепче не делается: виски пришлось заменить пивом, а потом и пива брать поменьше, но в такие часы я по-прежнему испытываю наивысшее блаженство.
Однако если меня попросят назвать любимого писателя, то, как ни странно, я отвечу: Осаму Дадзай. Был период, когда я читал Дадзая вперемежку с детективными романами. И вот что я заметил: в некоторых его произведениях можно обнаружить общие черты с «крутыми» детективами. Например, рассказ «Бидзан». В его добром взгляде я почувствовал что-то родное, до боли знакомое. До того мне казалось, я постоянно брожу во мраке. Я мучился от неопределенности, и доброта Дадзая помогла мне.
Конечно, Дадзай – гений слова от природы. Строго говоря, есть в его мастерстве и что-то от опытного ремесленника. Часто случается, что сотни талантов не могут сравниться с профессиональным мастерством. Я видел тому прекрасные примеры среди авторов детективов. Если подвергать романы классификации, то существует только две категории: прекрасный роман и тот, что таковым не является. Я люблю прекрасные романы. Наверное, в мое золотое время мне однажды открылся путь: писать книги в своем любимом жанре. Я написал первый роман, и он, к счастью, получил премию. Хотелось бы шаг за шагом совершенствовать свое ремесло, приближаясь к мастерству профессионалов.
Может, эта мечта о далеком будущем, но, надеюсь, она осуществится.
Иори Фудзивара
Моим друзьям: тем, кто выжил в нашу эпоху, и тем, кто, увы, ушел навсегда

1
В эту субботу октября наконец-то кончился дождь.
Я проснулся, по обыкновению, в одиннадцатом часу. Включил свет и высунулся из окна, как всегда. Незаметно появившаяся привычка жильца квартиры, где не бывает солнца. Протяни руку из единственного окошка – и ты уже упираешься в стену соседнего дома. Но небо все-таки видно. Пусть и крохотный кусочек, тонко вырезанный по контуру зданий. Давно я не видел такого цвета: голубого, до рези в глазах. Я натянул свитер и вышел на улицу. В погожий денек совсем неплохо понежиться на солнышке. Да и первый стаканчик пропустить на свежем воздухе – самое милое дело. В ясную погоду не было для меня важнее задачи, чем эта. Должна же быть какая-то задача и у помятого бармена-алкаша, разменявшего пятый десяток.
Ветра не было. Минут тридцать я прошагал в лучах утреннего света. Перешел через шоссе Косю, потом по мосту мимо мэрии. Улегся на газоне с высохшей травой поближе к входу в парк. Занял привычную позицию. До сих пор предпочитавшее прятаться солнце светило наискосок над головой. Как и полагается в субботний день, по парку неспешно прогуливались семьи. Тяжело дыша, мимо проносились бегуньи в коротких облегающих майках. Вдалеке звучала незнакомая музыка: кто-то слушал кассетник. Я достал бутылку из бумажного пакета и налил виски в пластиковый стаканчик. Руки у меня тряслись, я немного пролил. Вот и первый глоток за сегодняшний день, обжигающий горло.
Осеннее солнце светило мягко и умиротворенно. В его прозрачных лучах тихо танцевали сухие листья гинкго. Хорошо. Нет никаких проблем. Ясный день рождал у всех схожие мысли. Струящийся солнечный свет в одиннадцать утра. И вокруг все спокойно. Мирная картина. Наверное, если бы в парке не было таких, как я, и мне подобных, он выглядел бы еще более умиротворенным. На траве, кроме меня, валялись несколько бомжей. Им, поди, тоже иногда хочется выползти на белый свет, подальше от тусклых фонарей Западного выхода.
Я налил второй раз. Дрожь в руках не прошла, и виски опять пролился. Но я знал: немного времени, и я буду в полном порядке. Первую-то я уже выпил, остальное – ерунда. Вечером, когда на донышке остается чуть-чуть, я превращаюсь в достойного, серьезного человека. И приступаю к какой-никакой работе, пусть и не особо уважаемой. А задача на каждый день в этом году у меня одна. Я задумчиво изучал свои трясущиеся руки.
Вдруг я почувствовал чей-то взгляд. Поднял глаза – на меня смотрела девчонка лет пяти-шести. В красном пальто. Она глядела на меня, наклонив голову, пялилась на мои руки, которые я рассматривал.
– Тебе что, холодно? – спросила девчонка.
– Нет. С чего ты взяла, что мне холодно?
– У тебя руки трясутся. Ды-ды-ды.
– Ды-ды-ды? – Я улыбнулся. – Это точно. Но я не замерз.
– Значит, ты болен?
Алкоголизм – тяжелейшая форма зависимости. Но болезнь ли это? Понятия не имею. Никогда об этом не задумывался.
– Наверное, нет. Скорей всего.
– Да-а? Но тебе это в чем-то мешает, правда?
– Нет, не мешает, – ответил я.
– На скрипке хорошо не сыграешь.
Я расхохотался:
– Так я не скрипач. И не пианист. Поэтому больших неудобств не испытываю. А ты играешь на скрипке?
– Угу. Я очень хорошо умею играть.
– Насколько хорошо?
Она запихала руки в карманы пальто. Похоже, не знала, как ответить на мой вопрос. Наконец произнесла:
– Ну-у, я могу Третью Генделя сыграть. Третью сонату.
– О-о. Здорово.
– Я стану скрипачкой.
– Вот и хорошо.
– Скажи, как ты думаешь, у меня получится?
Я ответил, немного подумав:
– Получится, наверное. Если фортуна к тебе повернется.
– Фортуна?
– Ага. То есть удача.
– Значит, мне нужно дружить с удачей?
– Точно.
– Хм, – пробурчала девчонка и взглянула на меня. Она стояла, выпрямив свою тоненькую хрупкую спинку, и не сводила с меня глаз.
Я лежал на траве и размышлял: «Когда я в последний раз разговаривал с девчонкой ее возраста?»
– Дядя, – сказала она как ни в чем не бывало, – а ты потрясный.
– С чего ты взяла? – спросил я.
– Да все отвечают мне: «Конечно, получится, не сомневайся». В моем возрасте не исполняют Генделя. Взрослые меня хвалят, говорят, я прекрасно играю. Но это такие глупости. Никто не сказал того, что ты.
– В мире существуют разные точки зрения. Может, как раз все и правы.
– Нет, не правы. Они дураки.
– Вот как? Не стоит разбрасываться словами.
– Ты о чем?
– По крайней мере, никакой я не потрясный. Не бывает потрясных пьяниц.
– А ты пьяница? Выпиваешь?
– Да. Вот и сейчас тоже.
– Ну и что. Выпивка не имеет никакого значения.
Пока я размышлял над смыслом ее слов, в поле моего зрения показался мужчина, приближавшийся к нам вальяжной походкой. Одного со мной возраста, может, немного постарше. Наверное, девчонкин отец. В очках в серебряной оправе. В твидовом пиджаке и галстуке-платке с узором «огурцами». Наверное, для мужчины после сорока пяти это один из способов почувствовать выходной. С моим потертым свитером его костюм явно не сочетался.
Мужчина положил руку девчонке на плечо. Бросил взгляд на меня и мой виски, но выражение его лица не изменилось. Ровным голосом он обратился к девчонке:
– Не мешай дяде.
Девчонка подняла на него глаза, тут же перевела взгляд на меня и спросила, надув губы:
– Дядя, я тебе мешаю?
– Вовсе нет.
Мужчина посмотрел на меня и улыбнулся. Улыбка из вежливости.
– Девочки в таком возрасте становятся несносными.
– Мы разговаривали об истинах этого мира.
Мужчина принял безразличный вид:
– Извините. Похоже, мы причинили вам беспокойство. Прошу простить нас.
Он взял девчонку за руку:
– Ну, пошли.
Девчонка заартачилась было, но последовала за отцом. Они стали удаляться, и тут девчонка оглянулась, будто хотела мне еще что-то сказать. Я почувствовал то же самое и помахал ей рукой. Она застенчиво улыбнулась мне в ответ. А потом выдернула руку из отцовской руки и пустилась вперед вприпрыжку.
Иногда я чувствую неприязненное отношение к себе. Это из-за того, как я выгляжу. Из-за того, что от меня уже днем начинает разить спиртным. Но я привык. Привык с помощью разума подавлять охватывающие меня эмоции. Правда, есть же в мире и те, кому не свойственны дискриминация и неприязнь. Редко таких встретишь, и тем не менее они существуют.
Я продолжал рассеянно попивать виски. Задумываясь о словах, сказанных маленькой девчонкой. Они сладким гимном звучали у меня в ушах. «Выпивка не имеет никакого значения».
Когда я окончательно запутался, сколько стаканчиков я уже опрокинул, ко мне подошел молодой парень. Волосы выкрашены в рыжий цвет, прижимает к груди пачку листовок. Одну из них он протягивал мне.
– Не хотите поговорить о Боге? – спросил он.
– Извини, я работаю.
– Работаете? Кем?
– Да вот… – Я потряс перед ним бутылкой. – Профессиональный алкаш.
– Редкая у вас работа, – сказал он и заухмылялся. – Хорошо устроился, папаша.
Парень покивал и ушел.
Я покачал головой. Неужели попадаются простаки, кто встает на путь веры, вняв его россказням? Кто знает. В Синдзюку, что ни случись, удивляться не приходится. Так что и в Боге нет ничего необычного. Я продолжил пить. Наконец-то стала утихать дрожь в руках. Я перевернулся на спину. На небе всего несколько тоненьких облачков. Лучи солнца по-прежнему светили мягко и прозрачно. Вокруг – ряды небоскребов. Парк в самом центре города. Теплое солнце. Чудесное место, чтобы пропустить стаканчик-другой.
Я услышал этот звук сквозь дрему. Звук пришел от земли, с такой силой, что я чуть не подпрыгнул. Раздались крики. Что-то подталкивало меня. Я вскочил. Я знал этот звук, резко отдающий в животе.
Так разрывается взрывчатка.
Повалил дым. Побежали люди. Все они что-то кричали. Но что, разобрать невозможно. Сквозь толпу протиснулись две женщины и с воплями пронеслись мимо меня. Мелкими шажками протрусила группа старичков. Через мгновение я уже летел в противоположном толпе направлении. Полицейский участок Синдзюку совсем рядом. Я рассчитал время. Полторы минуты. Наверное, это все, чем я располагаю. Я добрался до центра парка. Фонтан на площади просел. На площадке слева вырвало стены и крышу сооружения, где велись работы по строительству метро, оголило металлоконструкции. Площадь стала видна как на ладони.
Повсюду лежали люди. Справа по асфальту водопадом хлестала вода, ниже, у ее кромки, образовалась воронка. Оттуда в разные стороны полукружьями сочилась черная грязь. Вокруг были разбросаны не только человеческие тела, но и то, что когда-то ими было. Разорванные куски, потерявшие прежний облик. Плоть и кровь. Когда я спускался по каменной лестнице, мне на глаза попалось нечто напоминающее сломанную ветку. Сначала я не понял, что это. Слишком неестественно оно было вывернуто. Оторванная рука. С аккуратным маникюром цвета красного вина. Чуть ниже на ступеньке сидел мужчина, будто молился. Согнувшись, он держался за живот. Между его пальцев свисало что-то мягкое, тускло отсвечивающее. Его кишки вывалились наружу. Я бежал, и перед моими глазами проносились картины, одна ужаснее другой. Стоны низкоголосым хором разносились по всей площади, время от времени к ним примешивались душераздирающие вопли.
Я побежал к эпицентру взрыва. Мне нужно было найти одного человека. Я надеялся, что он успел уйти из парка. Сколько минут прошло с тех пор? Нет, часов. Тут я увидел, как кто-то бегом поднимается по лестнице со стороны площади. Не пострадавший от взрыва. Похоже, не один я проявлял интерес к произошедшей трагедии. Вокруг были раскиданы трупы и части человеческих тел. Вот туловище без рук и ног и с наполовину оторванной головой. Рядом валяется нога. На ней – будто чья-то шутка – рука другого человека с оголенной костью. Все обожжено до черноты. И перепачкано кровью. За какие-то мгновения эта картина отпечаталась в моем сознании. Повсюду те, кто уже испустил последний вздох или находится на последнем издыхании. Я метался среди них в рассеивающихся клубах порохового дыма. Потоки крови струились, будто змеи. Я ступал в них, перемешивая одни с другими. В ноздри била резкая вонь. Не привычный мне аромат кислятины, а запах крови. Вдалеке от эпицентра взрыва, со стороны парка, выходящей к вокзалу, доносились крики. По-прежнему прозрачно светило солнце. Но мир больше не напоминал тот, каким был совсем недавно. В одно мгновение он сошел с ума. А может, был безумен с самого начала? Во мне пробуждались воспоминания. Поднимались на поверхность, словно пузырьки со дна болота. Я старался подавить их.
На бегу я попытался подсчитать, сколько времени прошло с того момента, как я услышал взрыв. Около минуты. Время вышло. Я уже стал отчаиваться и тут заметил красное пальто. На противоположной стороне площади в тени насаждений, окруженных бетоном, лежала девочка, которая мечтала стать скрипачкой. Она была без сознания, лицо побледнело. Со лба струйкой стекала кровь. Но, похоже, она не пострадала от самого взрыва. Скорей всего, ее отбросило ударной волной и она ударилась обо что-то. Так близко от эпицентра, что иначе как чудом ее спасение не назовешь. Наверное, девочку защитила бетонная ограда, что была выше ее. Правда, неизвестно, есть ли повреждения внутренних органов. Я положил руку ей на шею. Пульс ровный.
– Что ни говори, фортуна на твоей стороне, – пробормотал я. Взял девочку на руки и поднялся по ближайшей лестнице.
Там стоял человек. Ко мне спиной, в черном костюме и очках от солнца. Наверное, он почувствовал мое присутствие и скрылся среди деревьев. Может быть, это тот, кто недавно поднимался по лестнице. Я не прореагировал на него. Послышался слабый звук сирены. Передо мной оставалась задача первостепенной важности. Я огляделся вокруг. На земле сидел молодой рыжеволосый сектант, недавно говоривший со мной. Взгляд остановившийся, изо рта течет слюна. Я ударил его по щекам.
– Ты жив?
– А-а… – Взгляд парня медленно сфокусировался. Наконец он заметил меня. – Что со мной? Что это?…
Я прервал его:
– С тобой все в порядке. Простой шок. Надеюсь, и девчонка выживет.
– А?
– Я говорю: и девчонка выживет. Поручаю ее тебе. Одних молитв недостаточно. Когда приедет «скорая», первой отправишь ее в больницу.
– А почему я?
Я еще раз ударил его.
– Понял меня? Если с ней что-то случится, я тебя пришью. Запомни. Я не шучу.
– А я…
Я не дослушал его. Ушел, не оглядываясь. Перебежал через мост. Мимо меня пронеслись двое полицейских. Они что-то прокричали мне, но я не расслышал. Уже вовсю гудели сирены, будто соревнуясь друг с другом. Я указал пальцем на парк позади меня. Полицейские кивнули и побежали в его сторону. Когда я смешался с толпой зевак у мэрии, патрульные машины кольцом окружили парк. По мосту вдоль целой улицы отелей бежали полицейские. Около главного входа стояло несколько поврежденных автомобилей. Со стороны вокзала прибыли еще несколько полицейских. Все полицейские Синдзюку собрались здесь. Пройдя мимо них, я наконец-то смог спокойно вздохнуть. Я запыхался. И только когда пошел в сторону, противоположную парку, я вспомнил. Молодой проповедник наверняка расскажет обо мне полиции. А я забыл бутылку виски и стаканчик, на которых остались мои отпечатки пальцев. Четкие, как следы ног на свежем асфальте. Наверное, много времени не потребуется, чтобы сличить их с теми, что есть в полиции.
2
В туннеле на Западном выходе по-прежнему стояли ряды картонных домов. Когда я шел по направлению к вокзалу, меня кто-то окликнул.
– Эй, Сима-сан!
Меня знают мало бомжей. Один из них выглядывал сейчас из картонной коробки. У них есть правило – не обращаться друг к другу по настоящим именам. Но он сам попросил называть его «Тацу».
– Что там случилось? Ну и грохот. И копы туда понеслись.
У него был детский голос. Я никогда не интересовался, сколько ему лет. Наверное, чуть больше двадцати пяти. Самый молодой из всех здешних обитателей картонных домов. А может, и вообще единственный, не разменявший тридцатник.
Я наклонился. От его длинных, до пояса, волос воняло. Один из моих немногочисленных знакомых, кто воняет сильнее меня.
– Бомба взорвалась.
– Бомба?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25