Что же касается его преданности своей работе и делу исцеления больных, то она всегда обозначалась ею как вдохновение.Она обладала совершенными познаниями, почти равными познаниям профессионального физиолога, хотя, может быть, и не в столь отшлифованной форме. Ее сердце учащало свой бег, когда она улавливала значение всех меняющихся черт лица Дьювала, поглощенного своей работой, и наблюдала за быстрыми, уверенными движениями его пальцев.Ее лицо оставалось бесстрастным, так как она не одобряла действий своей неразумной сердечной мышцы.Зеркало говорило ей достаточно откровенно, что она не так уж заурядна. Совсем даже наоборот. Ее темные глаза были искусно удлинены, а губы влажно блестели, когда она позволяла им делать это, что было нечасто, а ее фигура вызывала у нее досаду из – за явной склонности мешать должному пониманию ее профессиональной компетентности.Она хотела бы, чтобы волокит (или их интеллектуальные эквиваленты) привлекали ее способности, а не плавные изгибы фигуры, но помешать этому не могла.Дьювал, в конце концов, высоко ценил ее за умение и работоспособность и, казалось, не реагировал на ее внешность, за что она обожала его еще больше.Наконец, она произнесла:– Бенеш приземлится меньше, чем через 30 минут, доктор.– Хм.Он поднял глаза.– Почему вы здесь? Ваш рабочий день закончен.Кара могла бы возразить, что и его рабочий день закончен, но она хорошо знала, что его рабочий день заканчивается только тогда, когда заканчивается работа.Она довольно часто работала с ним по 16 часов подряд, но при этом полагала, что он может утверждать с полной убежденностью, что в отношении ее твердо соблюдается восьмичасовой рабочий день.– Я жду, чтобы увидеть его, – сказала она.– Кого?– Бенеша. Вас это не волнует, доктор?– Нет. А почему это волнует вас?– Он великий ученый, и говорят, что он обладает очень важной информацией, которая вызовет переворот в нашей работе.– Вызовет, правда?Дьювал положил снимок поверх стопки, лежащей сбоку от него, и взял следующий.– И как же это поможет вам в вашей работе с лазером?– Может быть, это облегчит попадание в цель.– Это уже достигнуто. Из того, что добавит к этому Бенеш, смогут извлечь пользу только те, кто занят подготовкой войны. Все, что сделает Бенеш, будет служить увеличению вероятности уничтожения нашего мира.– Но, доктор Дьювал, вы же говорили, что совершенствование технических методов имеет исключительно важное значение для нейрофизиолога.– Я говорил? Ну да, правильно, говорил. Но все таки я предпочел бы, чтобы вы использовали положенные вам часы отдыха, мисс Петерсон.Он снова поднял глаза. Голос его несколько смягчился, или это ей показалось?– У вас усталый вид.Рука Коры инстинктивно вскинулась к волосам, так как в переводе на женский язык слово «усталая» означает «растрепанная».Она сказала:– Как только появится Бенеш, я пойду отдыхать, обещаю вам. Кстати…– Да?– Вы собираетесь завтра работать с лазером?– Это как раз сейчас я и пытаюсь выяснить. Если, конечно, вы мне это позволите, мисс Петерсон…– Моделью 6951 нельзя пользоваться.Дьювал опустил снимок и откинулся назад.– Почему нельзя?– Не совсем ясно. Я не могу его как следует сфокусировать. Полагаю, что вышел из строя один из туннельных диодов, но я не могу определить, какой именно.– Хорошо. Установите лазер, на который можно положиться в случае необходимости, и сделайте это, прежде чем уйдете. А завтра…– Завтра я выясню, что случилось с моделью 6951.– Да.Она повернулась, чтобы уйти, быстро взглянула на часы и сказала:– 21 минута. Говорят, что самолет прибудет вовремя.Он издал неясный звук, и она поняла, что он не расслышал. Она вышла, медленно и совершенно бесшумно закрыв за собой дверь. * * * – Капитан Вильямс Оуэнс откинулся на мягкие подушки сиденья лимузина. Он устало потер нос и стиснул широкие челюсти. Он ощутил, как автомобиль приподнялся на мощных струях сжатого воздуха, а затем двинулся вперед совершенно плавно.Он не слышал даже шороха от работавших турбин двигателя, хотя 500 лошадей грызли удила позади него.Через пуленепробиваемые стекла справа и слева он мог видеть эскорт мотоциклистов.Другие автомашины двигались впереди и сзади него, мерцая в ночи яркими точками притушенных фар.Это выглядело так, как будто он был важной персоной – эта полувоенная охрана – но это было, конечно, не ради него.Это было даже не ради того человека, которого они ехали встречать – не ради того человека как такового. Только ради содержимого его и его великого мозга.Глава секретной службы сидел слева от Оуэнса. Символом этой службы была анонимность, так что оуэнс не был твердо уверен в том, как зовут этого человека неопределенного вида, который выглядел от очков без оправы до старомодных туфель, как профессор колледжа или продавец галантерейного магазина.– Полковник Гандер? – неуверенно произнес Оуэнс, обмениваясь с ним рукопожатием.– Гондер, – последовал быстрый ответ. – Добрый вечер, капитан Оуэнс.Они находились уже на подъезде к аэродрому. Где – то впереди и вверху, наверное, на расстоянии не больше нескольких миль старинный самолет готовился к посадке.– Великий день, да? – сказал Гондер тихо.Все в этом человеке, казалось, таинственно шептало, даже скромный покрой его гражданского костюма.– Да, – ответил Оуэнс.Он старался не проявить напряженности в этом односложном ответе. И не потому, что он действительно чувствовал напряжение, а потому, что в тоне его голоса, казалось всегда ощущалась эта напряженность, вернее, та атмосфера напряженности, которая как бы соответствовала его тонкому сдавленному носу, его узким глазам и резко выступающим скулам.Это иногда мешало его карьере. Некоторые считали его нервничающим тогда, когда он был совершенно спокоен. Во всяком случае, не меньше, чем другие. С другой стороны, некоторые иногда уступали ему дорогу только по этой причине, хотя он даже не шевелил рукой. Так что положительные и отрицательные результаты уравнивались.– Просто удача – доставить его сюда, – сказал Оуэнс. – Службу можно поздравить.– Похвалы следует отнести к нашему агенту. Это самый лучший из наших людей. Я думаю, его секрет состоит в том, что он выглядит в точном соответствии с романтическим стереотипом агента.– Как же он выглядит?– Высокий. В колледже играл в футбол. Красивая внешность. Внушающий почтение, резко очерченный профиль. Один взгляд на него – и враг может сказать: «Вот именно так мог бы выглядеть один из секретных агентов, так что, конечно, это не может быть агент». И они не принимают его в расчет, и слишком поздно выясняется, что это именно он.Оуэнс нахмурился. Говорит ли этот человек серьезно или, может быть, он шутит, думая, что этим поможет снять напряжение?– Вы понимаете, конечно, что ваше участие в этом деле – это нее то, что можно выполнить экспромтом, без подготовки, – сказал Гондер. – Вы ведь знаете его не правда ли?– Я знаю его, – ответил Оуэнс с коротким нервным смешком. – Я встречался с ним несколько раз на научных конференциях на той стороне. Однажды вечером мы с ним напились – ну, не по-настоящему напились, так, были навеселе.– Он разговорился?– Я не спаивал его для того, чтобы он разговорился. Но, как бы то ни было, он не разговорился. С ним был еще один. Их ученые ходили все время по двое.– А вы разговорились?Вопрос был ясным, цель, которую он преследовал, совсем нет.Оуэнс снова рассмеялся.– Поверьте мне, полковник, нет ничего такого из того, что я знаю, что не было бы известно ему. Так что я мог говорить с ним хоть целый день без всякого вреда.– Я желал бы узнать кое-что об этом. Я восхищаюсь вами, капитан. Существует техническое чудо, способное преобразовать весь мир, и есть только горстка людей, способных его осознать. Понимание его ускользает от человека.– Ну, в действительности дела не так уж плохи, – сказал Оуэнс. – Нас достаточно много. Конечно, есть только один Бенеш, и я отстаю на целую милю от ученых его класса. Действительно, я знаю не более, чем нужно, чтобы применить эту технику для моей работы по проектированию кораблей. Вот и все.– Но вы бы узнали Бенеша?Глава секретной службы, казалось, нуждался в большом количестве заверений.– Даже если бы у него был брат-близнец, которого, я уверен, у него нет, то я бы все равно узнал его.– Это не просто академический вопрос, капитан. Наш агент Грант превосходен, как я вам уже говорил, но, даже, учитывая это, я немного удивлен как он ухитрился это сделать. Я спрашиваю себя – а не применили ли здесь двойную хитрость? Не ожидали ли они, что мы попытаемся перехватить Бенеша, и не приготовили ли они псевдо-Бенеша?– Я смогу заметить разницу, – с уверенностью сказал Оуэнс.– Вы не знаете, что в наше время можно сделать с помощью пластической хирургии и наркогипноза.– Это не имеет значения. Лицо может обмануть меня, но разговор – нет. Или он знаком с техникой…Оуэнс на мгновение понизил голос до шепота, явственно подчеркивая, что это слово должно писаться с большой буквы.– Или он знаком с техникой лучше, чем я, или он не Бенеш, как бы он похоже не выглядел. Они могут подделать тело Бенеша, но не его мозг.Они были уже на летном поле. Полковник Гондер посмотрел на часы.– Я слышу его. Самолет должен приземлиться через несколько секунд – и вовремя.Вооруженные солдаты и бронемашины развернулись, чтобы присоединиться к тем, кто окружил аэродром и превратил его в территорию, недоступную для всех, кроме представителей власти.Последние городские огни поблекли, образуя только мелкую рябь слева на горизонте.Оуэнс испустил вздох бесконечного облегчения. Бенеш будет, наконец, здесь через несколько минут.Счастливый конец?Он был недоволен интонацией, промелькнувшей в его мозгу, и знаком вопроса после этих слов.«Счастливый конец! – подумал он непреклонно, но интонация снова вышла из-под контроля и снова получилось: – Счастливый конец?» 2. Автомобиль Когда самолет начал свое долгое снижение, Грант стал следить за приближающимися огнями города с чувством значительного облегчения. Никто никогда не сообщал ему никаких деталей, касающихся важности доктора Бенеша, за исключением того очевидного факта, что он является ученым-перебежчиком, обладающим жизненно важной информацией. Говорили, что он самый важный человек в мире, и пренебрегали объяснениями, почему.– Не нажимай, – говорили ему, – не подстегивай лошадь. Но все это жизненно важно, невероятно важно. Делай его без напряжений; но помни, что от этого зависит все: твоя страна, твой мир, человечество.И вот дело сделано. Он никогда не смог бы сделать его, если бы они не боялись убить Бенеша. В тот момент, когда они поняли, что убийство Бенеша единственный путь, который позволит свести партию хотя бы вничью, было уже поздно, и он был таков.Пуля, скользнувшая по ребрам-все, чем заплатил за это Грант. Об этом позаботилась длинная тугая повязка.Он смертельно устал, устал физически, конечно, но так же и от всей этой безумной глупости. В колледже десять лет тому назад его называли Гранитный Грант, и он, как дурак, старался соответствовать на футбольном поле этому своему прозвищу.Результатом была сломанная рука, но, в конце концов, он был достаточно удачлив и сохранил в неприкосновенности нос и зубы, благодаря чему не утратил своей мужественной красоты. На его губах промелькнула легкая улыбка.И с того времени его не называли по имени. Только односложное ворчание: Грант. Очень мужественный. Очень сильный.Ну и черт с ним. Все, что это ему давало – усталость и возможные перспективы укоротить жизнь. Ему только что перевалило за 30, и как раз настал момент вернуться к имени. Чарльз Грант, может быть, даже Чарли Грант. Старина Чарли Грант!Он поморщился, но потом снова сурово насупился. Это обязательно будет. Старина Чарли. Вот как это было бы. Добрый, нежный старик Чарли, который любит посидеть в кресле-качалке. Ха, Чарли, хороший денек. Эй, Чарли, похоже, будет дождь.Возьмись за легкую работу, старина Чарли, и лодырничай до самой пенсии.Грант посмотрел в сторону Яна Бенеша.Он почувствовал что-то родное в этой копне седых волос, в этом лице с сильным мясистым носом над растрепанными пушистыми усами, тоже седыми. Карикатурист довольствовался бы только этим носом и усами, но были еще глаза, спрятанные в четких линиях морщин, и горизонтальные линии, никогда не сходившие с его лба. Костюм Бенеша был довольно плохого покроя, но они уходили слишком поспешно, у них не было времени выбрать хороший фасон. Грант знал, что ученому было меньше 50, но он выглядел старше.Бенеш наклонился вперед, наблюдая за огнями приближающегося города.– Вы бывали когда-нибудь прежде в этой части страны, профессор? – спросил Грант.– Я никогда не был ни в какой части вашей страны, – ответил Бенеш. – Или этот вопрос был задан в качестве ловушки?В его речи можно было уловить слабый, но отчетливо слышимый акцент.– Нет. Просто чтобы завязать разговор. Там внизу, впереди, наш второй по величине город. Вы могли слышать о нем. Я – с другого конца страны.– Для меня это не имеет никакого значения. Один конец, другой конец. То время, что я здесь… Это будет…Он не закончил фразу, но в глазах его была печаль.«Оторваться нелегко, – подумал Грант, – даже если ты чувствуешь, что должен это сделать.»Он сказал:– У вас не будет времени для печальных размышлений, профессор. Мы окунем вас в работу.Бенеш оставался печальным.– Я в этом не сомневаюсь. Я ждал этого. Это ведь цена, которую я плачу, не так ли?– Боюсь, что именно так. Знаете, вы будете для нас значительной поддержкой.Бенеш положил руку на рукав Гранта.– Вы рисковали жизнью. Я это ценю. Вас могли убить.– Я смотрю на возможность быть убитым, как на обычное дело. Профессиональный риск. Мне за это платят. Не так много как за игру на гитаре или бейсбол, как вы понимаете, но около того, что, по их мнению, стоит моя жизнь.– Вы не можете так легко относиться к этому.– Могу. Мой организм может. Когда я вернусь, то получу только энергичное рукопожатие и одобрительное: «Хорошая работа!» Вы знаете, мужская сдержанность и тому подобное. А затем: «Теперь получите новое назначение, а мы должны вычесть стоимость повязки, которая имеется на вашем боку. Мы должны следить за расходами».– Ваша игра в цинизм не обманет меня, молодой человек.– Она должна обманывать меня, профессор, или я должен уйти с работы.Грант был удивлен неожиданной горечью, прозвучавшей в его голосе.– Пристегнитесь, профессор. Эта летающая груда металлического хлама плохо приземляется. * * * Самолет, вопреки предсказанию Гранта, приземлился очень плавно и, развернувшись, подрулил к стоянке.Отряды секретной службы сомкнулись.Солдаты спрыгнули с грузовиков и образовали вокруг самолета заслон, оставив коридор для моторизированной лестницы, направлявшейся к двери самолета.Кортеж из трех лимузинов подкатил почти к самому подножию лестницы.– Вы переборщили с обеспечением безопасности, полковник, – сказал Оуэнс.– Лучше слишком много, чем слишком мало.Его губы беззвучно зашевелились, и изумленный Оуэнс различил в их движении что-то похожее на короткую молитву.– Я рад, что он уже здесь, – сказал Оуэнс.– Не в такой степени, как я. Вы знаете, самолет мог взорваться во время полета.Дверь самолета открылась, и в проеме тут же появился Грант. Он посмотрел вокруг, затем махнул рукой.– Он выглядит в полном порядке, – заметил полковник Гондер. – Где же Бенеш?Как бы в ответ на этот вопрос Грант прижался к одной стороне двери, давая возможность Бенешу протиснуться через нее. На мгновение на лице Бенеша появилась улыбка. Неся в руке один потрепанный плоский чемоданчик, он осторожно сбежал вниз по ступенькам.Грант последовал за ним. За Грантом спускались командир корабля и второй пилот.Полковник Гондер стоял у подножия лестницы.– Профессор Бенеш, рад видеть вас здесь! Меня зовут Гондер. С этого момента я отвечаю за вашу безопасность. Это капитан Оуэнс. Я думаю, вы знаете его.Глаза Бенеша вспыхнули, он вскинул руки вверх, выронив при этом чемодан. Полковник Гондер незаметно подхватил его.– Оуэнс! Да, конечно. Однажды вечером мы с ним вместе напились. Я хорошо это помню. Длинное, скучное, изнурительное заседание в полдень, где все, что было интересным, нельзя было говорить, так что все это безнадежно оседало на меня, словно серое одеяло. За ужином я и Оуэнс познакомились. С ним вместе было пятеро его коллег, но остальных я помню довольно смутно. Я и Оуэнс после всего этого пошли в небольшой клуб с дансингом и джазом, и мы пили водку, и Оуэнс подружился с одной девушкой. Вы помните Ярославика, Оуэнс?– Того парня, что был с нами? – позволил себе произнести Оуэнс.– Точно. Он любил водку неизъяснимой любовью, но ему было запрещено пить. Он должен был оставаться трезвым. Суровый приказ.– Чтобы следить за вами?Бенеш выразил согласие одним движением головы и сдержанным выпячиванием нижней губы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23