— Черт его дери! — бормочет Старик.Я скашиваю на него глаза, чтобы понять, куда направлен его бинокль. Затем я навожу бинокль на горизонт и начинаю медленно вести влево, стараясь повернуть его на тот же угол. С большим трудом можно отличить горизонт от вечернего неба. Я продолжаю искать. Есть! Действительно, мачта! Тонкая, как волос! Дымного плюмажа нет — значит, корабль сопровождения. Корвет? Эсминец? Тральщик, описывающий свой большой ежевечерний круг, чтобы очистить окрестности от мин до наступления темноты?Они уже заметили нас? В их «вороньих гнездах» всегда сидят лучшие моряки!В любом случае, мы оказались прямо перед ними с западной стороны, где тьма еще нигде не сгустилась в достаточной степени. Мы слишком четко выделяемся на фоне горизонта.Почему Старик ничего не предпринимает? Он сгорбился, как гарпунер у своей пушки, ожидая, когда снова забьет фонтан кита. Не отнимая от глаз бинокль он командует:— Обе машины — самый полный вперед!Никаких указаний относительно рулей глубины. Никакой команды к погружению.Турбины взревели. Лодка прыгнула вперед. Бог мой, эти белые буруны кильватерного следа выдадут нас Томми! Конечно же, наш корпус выкрашен в серый защитный цвет, но этот белый след и синеватое облачко выхлопных газов над ним… Сейчас дизели изрыгают из себя столько дыма, как неисправный трактор. Затянутый плотной пеленой выхлопов, горизонт за нашей кормой полностью пропадает, а вместе с ним и иголочка мачты. Я не могу понять, вырастает она или уменьшается.Если мы не можем разглядеть их, может, они нас тоже не видят.Дизели угрожающе рычат. Они по-настоящему вгрызаются в топливные запасы шефа.Я замечаю, что шеф исчез с мостика. Бинокль Старика по-прежнему смотрит за корму. Мы не отклонились от нашего курса ни на градус. Штурман вместе с ним всматривается назад.По прошествии некоторого времени Старик отдает приказание обеим машинам малый вперед. Длина кильватерного следа сокращается. Постепенно сизая дымка за нами рассеивается. Старик и штурман пристально рассматривают горизонт. Я делаю то же самое, сантиметр за сантиметром. Ничего.— Хм! — произносит Старик. Штурман хранит молчание. Он держит бинокль в равновесии меж вытянутых больших и средних пальцев. Наконец он отвечает:— Ничего, господин каплей!— Вы записали, когда мы заметили их?— Jawohl, господин каплей! В 19.52.Старик подходит к люку и передает вниз:— В журнал: «19.52. Заметили корабль сопровождения» — Записали? — «Ушли, развив максимальную скорость на поверхности — Эскортирующий корабль не увидел нас за дымовой завесой нашего выхлопного газа» — Успеваете? — «за завесой нашего выхлопного газа».Так вот что это было на самом деле. Старик преднамеренно использовал выхлопы.Мое сердце неистово колотится.— Увлекательно, правда? — спрашивает он. Затем — новая неожиданность. С западной стороны высоко в небо взлетает ракета; она зависает наверху на некоторое время и, описав дугу, похожую по форме на ручку трости, падает вниз и гаснет.Командир первым опускает бинокль:— Что бы это могло означать?— Они меняют курс! — высказывает догадку штурман.— Возможно — а возможно, вызывают эсминцы, — ворчит командир. — Мы не хотим, чтобы они именно сейчас загнали нас под воду. Смотрите в оба, господа! Дневной отдых закончился, — и вскоре добавляет:— Выпустить ракету — да они, видно, с ума сошли!Штурман обращается к хроникеру в глубине лодки:— Осветительная ракета над конвоем на десяти градусах — и отметьте время!— Забавно, — снова бормочет Старик. Затем он поворачивает лицо к луне. — Будем надеяться, что мы скоро избавимся от этой гадости!Я стою рядом ним и смотрю в направлении его взгляда. Луна похожа на человеческое лицо: упитанное, круглое, с лысой головой.— Точь-в-точь удовлетворенный завсегдатай борделя, — отзывается о нем второй вахтенный офицер.— «Двое, созерцающие луну», — негромко говорю я сам себе.— Что вы сказали?— Да так, ничего — название картины Фридриха.— Какого Фридриха?— Каспара Давида Фридриха — немецкого романтического художника.— Ясно. Любитель природы…— Мачты стали выше! — перебивает нас штурман.Конвой, должно быть, повернул в нашу сторону.— Опять сменили курс!Снизу сообщают новое положение руля:— Курс — двести градусов!Луна украсилась широким радужным ореолом.— Хоть бы ты пропала, — еле слышно бурчит командир. Затем он громко осведомляется о расходе топлива.Моментально является шеф, словно он подслушивал неподалеку в ожидании этого вопроса. Он рапортует:— Остаток сверили в 18.00, господин каплей. К настоящему моменту, в связи с максимальной скоростью, мы израсходовали не менее шести тысяч литров. Резервов практически нет.— У Первого номера еще осталось немного растительного масла для камбуза, — не унывает Старик. — А когда и оно закончится, мы пойдем домой под парусами.Я усаживаюсь на мокрый от брызг выступ рядом с платформой зенитного пулемета. Мимо меня проносятся непрестанно меняющие свои очертания белые полосы пены. Отражение луны на воде за нашей кормой дрожит, колеблемое расходящейся кильватерной волной. Мириады крошечных осколков складываются в новый узор калейдоскопа. Прозрачный океан светится изнутри неисчислимым количеством мельчайших зеленоватых точек. Корпус лодки явственно очерчен на фоне сияния — это планктон. Стальные полосы ограждения отбрасывают резкие тени на обрешетку палубы, прочерчивая на ней темные линии, разрываемые отдельными прутьями на части и складывающиеся вместе с ними в грани бриллианта. Эти грани двигаются. Полоса тени от ограждения падает на мои сапоги: наверно, лодка разворачивается в направлении конвоя.Внезапно снопы лучей бледно-зеленого света, похожие на распущенные веера, озаряют небосклон.— Северное сияние! Только его и не хватало! — раздается голос командира.Через весь небосвод протянулась гирлянда сверкающих стеклянных трубок, похожих на те, что свисают у нас дома с люстры в гостиной. По этой стеклянной занавеске волнами пробегает то бриллиантово-зеленое, то белое свечение. Из-за горизонта в небо тянутся переливающиеся копья, потухают, вспыхивают снова, слегка меркнут, вновь вытягиваются в длину по мере того, как становятся ярче. Вода вокруг лодки искрится, как будто усыпанная светлячками. Наш кильватерный след превращается в блестящий шлейф.— Прямо как праздничный фейерверк, — отзывается о зрелище командир, — Мило, но для нас не совсем кстати.По коротким фразам, которыми обменялись командир и штурман, я догадался, что они обсуждают, стоит ли нам атаковать середину конвоя на встречном курсе, двигаясь навстречу неприятелю. Штурман задумчиво поводит головой справа налево, затем — в обратную сторону. Старик, похоже, тоже колеблется.— Лучше не будем! — наконец объявляет он и поворачивается к луне. Она похожа на почти идеальный круг, прорезанный в чернильном полотне неба, восхитительное белое пламя, которое светит, подобно газовому фонарю, белым, как мел, но необычайно ярким светом. Несколько туч дрейфуют от одного края небосвода к другому, как серые льдины. Оказавшись в свете луны, они тоже начинают светиться; местами эти небесные айсберги кажутся украшенными россыпью сапфиров.Внизу, под луной, океан напоминает огромный лист смятой фольги, искрящейся и сверкающей, отражающей лунное сияние одновременно тысячами лучей. Такое впечатление, будто лунный свет заставил океан застыть в изумлении. Волн нет — лишь неподвижные груды бриллиантов. Внезапно мне вспомнилась сцена в баре «Ройаль» в ночь перед нашим выходом — Томсен. Не надо думать сейчас об этом.Невзирая на лунный свет, Старик пытается подкрасться поближе к конвою, надеясь на наш темный задний план и, вероятно, полагаясь на ослабнувшую бдительность моряков конвоя.Конечно же, мы невысоко высовываемся из воды, и при такой скорости от нашего носа расходятся не очень заметные волны. Если бы мы могли повернуться к врагу в фас, носом или кормой, мы были бы практически не видны. К сожалению, сейчас это невозможно: мы вынуждены следовать вместе с конвоем параллельным курсом, немного опережая корабли.Почему вокруг такого большого конвоя так мало эскорта? — задаю я себе вопрос. Неужели для прикрытия своих флангов Томми смогли выделить лишь один корабль? Или мы уже оказались между внешним кольцом защиты и самим конвоем?Старик знает, что надо делать. Это у него не первый конвой. Он отлично изучил тактику противника. Однажды он даже наблюдал в перископ глубинную атаку, направленную против него самого. Капитан эсминца решил, что лодка лежит глубоко в установленном месте, которое Старик уже давно успел покинуть. Старик полностью остановил двигатели, лодка зависла на перископной глубине, а он наблюдал, как эсминец утюжит облюбованный им участок моря, устилая его ковром из глубинных бомб. Он взял на себя роль спортивного комментатора, ведущего репортаж с захватывающего состязания, чтобы команда могла разделить с ним удовольствие.Но сейчас он хранит молчание.— Четыре колонны, — единственное, что удалось услышать от него за последние пятнадцать минут.Удирая от дозорного корабля мы, очевидно, намного обогнали конвой. Вот поэтому некоторое время мы шли малым ходом. Командование наверняка направило сюда другие лодки, которые пока не успели подтянуться. Так что пока наша задача — сообщать о направлении движения конвоя.— Может, подойдем еще поближе?Вопрос командира адресован Крихбауму.— Ммм! — все, что отвечает штурман, не сводя бинокля с конвоя. Для Старика мычание оказывается достаточным выражением согласия. Он отдает рулевому команду, которая по диагонали сближает нас с курсом конвоя.Мы опять молча замираем. Волнуемся? Боже упаси! «Как сухопутные моряки» Новички, впервые вышедшие в море.

— проносится у меня в голове. Сухопутные? При чем тут суша? Но я тут же одергиваю себя: «К дьяволу все посторонние мысли! Лучше соберись и смотри повнимательнее!»— Занять боевые посты! — хрипло раздается голос командира. Он вынужден откашляться, чтобы прочистить голосовые связки.Снизу один за другим доносятся громкие крики:— Старшему инженеру: занять боевые посты в машинном отделении!Шеф докладывает на мостик:— Расчеты нижней палубы заняли боевые посты!Но это еще не все:— Первому вахтенному офицеру: торпедной команде занять боевые посты!А теперь слышен высокий голос первого вахтенного, который не спутаешь ни с чьим:— Торпедная команда заняла боевые посты!Приносят дальномер, чтобы определить наводку на цель. Первый вахтенный офицер осторожно устанавливает его на штырь, словно это — сырое яйцо.Если смотреть с кораблей конвоя, мы находимся прямо на лунной дорожке. Я никак не могу взять в толк, почему Старик не укроется в тень. Скорее всего, он думает, как могут рассуждать они: «Море сияет, как фольга при свете луны, ярче, чем при полуденном солнце. С чего это вдруг немецкие субмарины окажутся здесь?»Старик явно рассчитывает на то, что защита врага с лунной стороны будет слабее. И похоже, он прав: если бы с этой стороны в ней не было брешей, нас бы уже давно заметили.Я представляю себе расположение транспортов и кораблей эскорта так отчетливо, как будто вижу их на фотографии, сделанной с самолета-разведчика: четыре кильватерных колонны вытянулись прямоугольником, в центре которого — самые ценные корабли — танкеры, два корвета или сторожевых корабля в передовом охранении носятся широкими кругами перед конвоем, чтобы не дать никакой подлодке проскользнуть промеж пароходов в хвост конвоя, разойдясь с конвоем на встречных курсах. Взад и вперед мечутся эсминцы и корветы, прикрывающие фланги, конечно же, с той стороны, где нет луны. И далее, на большом удалении от всего этого скопища, арьергард — убийцы, корабли сопровождения, которые на самом деле предназначены не для защиты конвоя, так как подлодки едва ли в состоянии атаковать конвой с тыла. Их задача — позаботиться о каждой лодке, обнаруженной дозорными корветами, и обрабатывать ее до тех пор, пока конвой будет двигаться дальше.20.00. Мне пришло в голову, что неплохо бы было иметь при себе вторую пленку для ночной съемки. Озаренный этой удачной идеей, я сломя голову бросаюсь вниз, устроив по пути немалый тарарам. Только я достиг центрального поста, как сверху раздается крик сразу нескольких голосов. Позабыв о пленке, я так же спешно карабкаюсь снова наверх.— Приближается корабль, — это командир, — Вон там — с внешней стороны — видите, высовывается оттуда.Я затаил дыхание. Впереди, четыре румба по левому борту, я замечаю мачты парохода. Но Старик глядит назад. Я смотрю в том же направлении. Вот и он: узкий силуэт, выступающий над горизонтом.Что мы теперь будем делать? Нырнем? Скроемся? Откажемся от добычи? Пошлем ее к черту?— Обе машины — полный вперед! — звучит ровный голос командира. Неужели он применит уже испробованную уловку и будет двигаться дальше?— Один румб лево руля!Значит, будет что-то новое.Спустя минуту командир раскрывает свой замысел:— Сближаемся с конвоем!Когда я вновь нацеливаю свой бинокль на транспорты, штурман извещает более чем будничным голосом:— Мачты растут!Нам придется либо нырнуть, чтобы ускользнуть от приближающегося эсминца, либо подойти вплотную к конвою.Наш кильватерный след виляет по сторонам, как огромный хвост. Над ним растекаются выхлопы дизелей, скрывая нас за своей дымкой; если повезет, этот трюк опять сработает. Как бы то ни было, сквозь эту завесу я больше не вижу тень эсминца.Я поворачиваю бинокль вперед. Теперь конвой — прямо перед нашим носом.— Черт бы его побрал! — вырывается у командира.— Эсминец, похоже, начал отставать, — сообщает штурман. Проходят томительные минуты неуверенности, пока он не подтверждает. — Дистанция увеличивается!Командир больше ни разу не взглянул на эсминец. Все его внимание приковано к вырастающим на горизонте возвышенностям — прямо у нас по курсу.— Наш курс?— Пятьдесят градусов!— Возьмите пятнадцать румбов вправо, курс — сто сорок градусов!Я по-прежнему не могу пошевелиться от страха.— Они идут достаточно свободным строем… — замечает командир, и лишь теперь возвращается к эсминцу. — Хорошо, что мы не нырнули. На этот раз он подобрался к нам близко.Неожиданно он спрашивает штурмана:— Крихбаум, какое чувство вы испытали?Штурман, не пошевелив локтями, отрывается от своего бинокля и поворачивает голову к командиру:— Да уж известно какое, господин каплей! Правильно. Надо работать!— Тогда полный вперед!Любопытный разговор, подумал я. Они что, убеждают друг друга?Я бросаю взгляд назад, в боевую рубку. С вычислителя положения цели, с определителя склонения и с механизма пуска торпед сняли чехлы. Шкалы мерцают голубоватым светом.— Время? — обращается командир вниз.— 20.10!Невозможно поверить, что нам позволили незамеченными никем идти борт о борт с кораблями конвоя, как будто мы тоже из их числа.— Не нравится мне этот силуэт, — негромко говорит командир штурману.Я смотрю в том направлении и в бинокль различаю тень. Она движется под острым углом относительно нашего курса. Но вот приближается или удаляется — сказать нельзя. Тридцать градусов или сто пятьдесят? Это точно не пароход! Но Старик опять повернулся вперед.Первый вахтенный офицер суетливо возится с дальномером. Он то посмотрит в окуляр, то на мгновение разогнет спину, чтобы оценить направление невооруженным глазом, взглянув на конвой поверх бульверка. Старик, ощущая его нервозность, тихонько интересуется насмешливо-сочувственным голосом:— Нормальная видимость, господин первый вахтенный офицер?Старик снова и снова оглядывается на луну. Наконец его раздражение прорывается наружу:— Если бы ее можно было сбить оттуда…Я возлагаю надежду на тучи, которые большими кучами обложили горизонт и постепенно поднимаются ввысь — но так медленно, лениво, что пройдет еще немало времени, прежде чем они скроют луну.— Они отворачивают направо! — говорит Старик, которому незамедлительно вторит штурман:— Я так и предполагал!Тени и правда стали менее отчетливы.Старик приказывает повернуть на десять румбов вправо:— Они ведь не выкинут никакого нового фокуса?Я стою так близко от целеуказателя, что слышу каждый выдох первого вахтенного. Мне не по себе: неясная тень больше не видна.— Время?— 20.28! VIII. Вторая атака Побелевшая луна приобрела более льдистый холодный оттенок. Небо вокруг ее четко очерченного гало чистое. Но от горизонта надвигается одна туча, похожая на авангард наступающих полчищ.Но мой взор устремлен именно на это облако. Сперва оно двигается в правильном направлении, затем начинает замедляться, пока наконец почти не перестает подниматься вверх; вот оно начинает растрепываться на лоскуты, распускающиеся по одной нитке. Оно тает у нас на глазах. Вскоре от него остается лишь легкая дымка.— Черт возьми! — шипит штурман.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70