Во всяком случае, народу он убил больше, чем ты знаешь. Вчера мы с ним палили друг в друга, и, если бы не жилет, я бы сейчас лежал в морге.
— Если бы ему не приспичило меня насиловать...
— Он насилует всегда, прежде чем убить. Я имею в виду, когда у него есть на это время. Предлагает расстаться друзьями, насилует, а потом заживо режет на куски. То есть, я хотел сказать, резал. Больше уж ему никого не порезать. Причем пол жертвы его никогда не волновал. Но я, собственно, говорил не об этом.
— А о чем же?
— О твоей реакции на это радостное событие. Ты очень быстро оправилась от шока, если он вообще у тебя был. И тут же пошла бить морду своему редактору. Тебя даже не пришлось особенно уговаривать. По-моему, ты входишь во вкус.
— Чушь.
— Может быть.
— Редактор — просто похотливый козел, он меня достал, понимаешь? А что касается того... Я не боюсь крови. Привыкла, наверное.
Она вынула из кармана и швырнула на колени Валерию плотный черный конверт. Он развернул фотографии веером и гадливо поморщился.
— Что это? — спросил он.
— Мой репортаж.
— Тогда ясно, почему твой редактор так за него цеплялся... вплоть до телефоноприкладства. Неужели тебя ни разу не стошнило, пока ты это снимала?
— Я же говорю, привыкла. Сначала тошнило, конечно.
— А эти вспышки — что это?
— Кто-то стрелял... не попал.
— Не попал... Он, значит, стрелял, а ты, значит, фотографировала.
— Это моя работа. Умри, но приползи назад в редакцию с репортажем в зубах.
— Знаешь... — он замолчал, сосредоточенно раскуривая сигарету.
— Что?
— Я начинаю жалеть Профессора.
Катя раздавила свою сигарету в пепельнице и пожала плечами, поморщившись от боли — ушибленное правое плечо давало о себе знать.
— Не знаю. Не стоило ему так себя вести. Как-то уж очень сильно он меня зацепил. А теперь, похоже, идти на попятный уже поздно.
— Это уж что да, то да. Интересно, как он тебя все-таки нашел? Ты ему про себя ничего не рассказывала?
— Нет, — задумчиво покачала головой Катя. — Слушай, — сказала вдруг она, — а не могло получиться так, что все это простое совпадение?
— Хорошенькое совпадение, — невесело усмехнулся Студент и, сложив фотографии в конверт, отдал его Кате. — Во-первых, Костик случайно ни к кому не приходит, а во-вторых, две мокрухи в одно утро — не многовато ли для одного подъезда? Даже, прямо скажем, для одной квартиры, ведь твоя подруга шла от тебя?
— Все правильно, — согласилась Катя. — Это я так, помечтала... Выходит, что этот Костик — человек твоего Профессора?
— Костик — человек Банкира, — рассеянно ответил Панин, запуская двигатель. — А Банкир, судя по всему, получил от Профессора мзду. Даже две мзды — одну за тебя, а другую за меня, и теперь их отрабатывает. Отрабатывает, надо сказать, как-то очень уж спустя рукава. Не пойму я его что-то: то ли он осторожничает, то ли заплатили ему мало... Тянет он чего-то, халтурит. Хотя, казалось бы, меня шлепнуть ему прямая выгода, даже если и бесплатно. Но Профессор-то, Профессор...
Не ожидал я от него такой прыти, и, главное, из-за чего! Или было, из-за чего?..
Катя с интересом посмотрела на своего спутника: у того вдруг сделался совершенно обалделый вид человека, только что увидевшего у себя в унитазе голову морского змея.
— Эй, — позвала Катя, — ты чего?
Панин вздрогнул, словно внезапно разбуженный, тряхнул головой и выжал сцепление.
— Ничего, — сказал он, — просто задумался.
— Мне почему-то кажется, — сказала Катя, — что ты задумался о чем-то, что мне не мешало бы знать.
— Мешало бы, — снова переходя на привычный легкий тон, сказал Студент. — Еще как мешало бы.
— Ну и черт с тобой, — надулась Катя, чувствуя себя обманутой, — не больно-то и надо. А куда мы едем, ты мне можешь сказать?
— В общих чертах, да, — важно сказал Валерий, выруливая на проспект. — Надо найти какую-нибудь нору, где можно было бы отсидеться и собраться с мыслями.
— И долго мы будем отсиживаться? — немного агрессивно поинтересовалась Катя.
— А ты что, собираешься круглые сутки бегать по городу в этом плаще, размахивать пистолетом и расспрашивать прохожих, где найти Профессора? Остынь, малютка. Чтобы кого-то найти, тебе надо прежде всего выжить, а чтобы выжить, надо исчезнуть с лица земли. И не забудь про своего знакомого Сан Саныча.
Они надолго замолчали. Было уже четыре пополудни, и заложенное тяжелыми насморочными тучами небо темнело на глазах.
В довершение картины, дождь вдруг прекратился, и из непрозрачной мокрой пустоты над крышами слоноподобных серых зданий вдруг густо посыпались похожие на клочья ваты хлопья. Они налипали на ветровое стекло и немедленно начинали таять, стекая вниз комковатыми ручейками. Валерий снова включил дворники, зажег габаритные огни, и тут же загорелась подсветка приборного щитка. В машине стало совсем хорошо и уютно, из скрытых динамиков плавно вытекала музыка, и Катя с легкостью представила себе, что просто выехала покататься со знакомым молодым человеком. Впрочем, эта иллюзия оказалась нестойкой и развеялась, как только Катя шевельнулась, меняя позу: бедром она ощутила твердую выпуклость пистолета в кармане, а рука, на которую она, забывшись, попыталась опереться, взорвалась вспышкой боли. Катя тяжело вздохнула и без спроса взяла сигарету из пачки, лежавшей за приборной доской.
— Взгрустнулось? — спросил Валерий, протягивая ей зажигалку.
— Не в этом дело, — снова вздохнув, ответила Катя.
— А в чем же?
— Знаешь, — призналась она, погружая кончик сигареты в теплый оранжево-голубой огонек, — я опять посуду не помыла.
Глава 8
— Мама дорогая, — сказал майор Селиванов и, чтобы скрыть волнение, занялся сложным процессом раскуривания папиросы: размял, постучал мундштуком о ноготь большого пальца, с трубным звуком продул, снова постучал мундштуком о ноготь, вытряхивая случайно застрявшие там беспризорные крошки табака, замысловатым образом сплющил мундштук и долго возился со спичками, пока стоявший рядом сержант ОМОНа, потеряв терпение, не щелкнул перед его носом зажигалкой. — Благодарю. Это что же здесь было: бой быков?
Он почти дословно повторил удивленный возглас Панина, известного среди городской братвы — как той, что ходила в погонах, так и той, что погон не носила, — под кличкой Студент. Впрочем, пока что майор этого не знал, и потому воззрился на валявшийся у порога жилой комнаты труп грузного рыжеватого мужика в спущенных до колен окровавленных джинсах сердитым взглядом, словно ожидая, что тот сию минуту вскочит, поддернет портки и вразумительно доложит, что должен означать весь этот бедлам и кто, черт побери, посмел заниматься здесь смертоубийством, стоило только ему, майору Селиванову, повернуться спиной и выйти за дверь.
Жмурик молчал, уткнувшись мордой в лужу собственной крови, натекшую из его раскроенной почти надвое головы, и вытянув вперед правую руку. На среднем и безымянном пальцах этой руки не хватало верхних фаланг. Поискав глазами, майор нашел фаланги: они лежали в прихожей, а на двери, там, где по этим фалангам чем-то рубанули, осталась зарубка. Орудие убийства лежало рядом с трупом — смешной кухонный топорик с шипастым набалдашником, чтобы делать отбивные. Майор готов был поспорить на свой месячный оклад, что топорик не точили со дня покупки — Катя Скворцова была, похоже, не из тех хозяек, которых волнуют подобные мелочи. Сомнительно было даже, пользовалась ли она им когда-либо до сегодняшнего дня вообще. Топорик весь был в крови и налипших волосах, даже рукоятка, и Селиванов готов был поставить еще один свой оклад на то, что знает, чьи на ней отпечатки. Они наверняка должны были совпасть с кровавыми пятернями, отпечатавшимися по всей длине стены в прихожей, а также со всеми отпечатками пальцев хозяйки этой квартиры, симпатичной Кати Скворцовой.
Еще здесь были стреляные гильзы — на первый взгляд, от ТТ, — и пулевые пробоины, ясно указывавшие на то, что кто-то — скорее всего, убитый, — лежа на том самом месте, где и был впоследствии обнаружен, палил из пистолета вдоль коридора, пытаясь попасть в кого-то — как вы думаете, Холмс, в кого мог стрелять этот негодяй? Элементарно, Ватсон, в хозяйку этого гостеприимного дома!
— Коррида, — согласился капитан ОМОНа. Селиванов вздрогнул, он совсем забыл про омоновцев, которые все еще топтались по квартире, без всякого интереса разглядывая этот филиал Куликовской битвы. — Только вот тореадор куда-то исчез, некому поаплодировать.
— Тореадор — вот, — сказал Селиванов, кивая себе под ноги. — Забодали тореадора.
— А ты почем знаешь? — заинтересовался капитан.
— Мужик этот здесь не жил. Посторонний мужик. Еще сегодня утром его здесь не было. Я сюда утром на мокруху приезжал, понимаешь...
— Сюда?! — выкатил из-под каски глаза капитан. — Что, прямо в эту квартиру?
— Труп нашли в подвале. Девица погостила у подруги, вышла за дверь и — привет в шляпу... А подруга — да, здесь проживает... или проживала...
— Дело, конечно, не мое, — сказал капитан, — но нет ли тут связи?
— Милый, — сказал ему Селиванов, — да тут ничего нет, кроме этой самой связи. Понять бы только, что это за связь такая, и тогда поймаем...
— Кого?
— Да хрен его знает, кого. Может, психа какого-нибудь, а может, и покрупнее что-нибудь... Дверь вы сломали?
— Мы.
— А осматривали?
— Ну, не так, чтоб очень, но внешне все было в порядке, заперто на два оборота...
— Внешне... — недовольно передразнил Селиванов.
— Ну, брат, не обессудь, — пожал покатыми из-за бронежилета плечами капитан. — У нас своя работа. Мы на перестрелку ехали, нам не до отпечатков пальцев. И потом, мы же замок-то и не трогали — двинули раз ногой, и все дела, так что осматривай на здоровье.
— Ну, спасибо. Этого не трогали? — Селиванов кивнул в сторону трупа.
— Не, — сказал капитан. — На кой хрен он нам сдался?
— И то правда, — согласился Селиванов. — Попроси своих ребят, пускай перевернут. Очень мне хочется его карточкой полюбоваться.
Капитан сделал знак рукой, и двое омоновцев перевернули покойника лицом вверх.
— Твою мать, — тихо выдохнул капитан.
— Да, — согласился с ним Селиванов, — может, ему и повезло, что добили. А личность-то знакомая. Вот удача-то! Некоторые наши красные пахари сильно обрадуются.
— Что так? — без особого интереса спросил капитан.
— Да на этого жмура можно половину наших висячек повесить. Он год как в розыске, фотографии по всей стране разосланы, а он — вот он, лежит себе без штанов, отдыхает.
— За что ж его так? — поинтересовался капитан.
— А за что, по-твоему, с мужиками так поступают? Зверь он был. Теперь таких киллерами повадились называть, но это не киллер, ему больше старинное “душегуб” подходит. Киллер, он что — шлепнул и пошел себе, а наш Костик поразвлечься любил. Рот заклеит, перо возьмет и — вперед. Жертвы потом только по особым приметам опознавали.
— Выходит, доразвлекался, — сказал капитан. — Ну ладно, майор, мы, пожалуй, пойдем. Заламывать тут некого, чего мы вокруг тебя топчемся.
— Да-да, конечно, — рассеянно сказал Селиванов, присаживаясь на корточки в изголовье трупа. — Счастливо, ребята. Спасибо, что позвонили.
— На здоровье, — сказал капитан. Уже в дверях он вдруг остановился и, обернувшись, сказал: — Да, чуть не забыл. Мы, когда подъезжали, видели, как со двора выруливал какой-то “порш”. Сильно торопился. В этом деле никакой “порш” не светился?
— “Порш”... — бездумно повторил Селиванов, роясь в карманах джинсовой куртки убитого. — В этом деле никакой “порш” не проезжал... Что?! “Порш”?!
— “Порше-911”, серый, номер не помню, но точно местный, — немного растерянно подтвердил капитан. — Это важно?
— Что ж ты молчал-то, сирота казанская, так тебя и разэдак, — огорченно сказал Селиванов. — Его ж теперь с собаками не сыщешь... Колокольчиков!!! — заорал он не своим голосом.
Откуда-то выдвинулся шкафообразный Колокольчиков, хмуро глядя из-под насупленных бровей — ни дать ни взять, Илья Муромец перед сечей, только в матерчатой куртке и бритый.
— Студента в розыск, — скомандовал Селиванов. — Чует мое сердце, он это был, хотя как он тут оказался и, главное, зачем — этого я, хоть убей, не пойму. Что-то тут не то.
— Конечно, не то, — набычившись, сказал Колокольчиков. — Один, что ли, Студент по городу на “порше” ездит? Как бы не облажаться, Сан Саныч.
— А ты не бойся облагаться, — посоветовал ему Селиванов. — Ты бойся убийцу проворонить, а остальное как-нибудь переживется. И потом, смотри сам: позавчера исчезает Прудников — Студент тут как тут. Вчера перестрелка на окраине, на месте происшествия — труп, опознанный как Георгий Зверев, он же Гога Зоопарк, один из боевиков Банкира. Кругом куча гильз, причем самых разных, только что не артиллерийских. Единственный свидетель, водитель бетоновоза, показал, что видел “порш” и “БМВ”, который за этим “поршем” гнался. Сегодня вот это, — он раздраженно толкнул носком ботинка Костикову руку и передернулся от омерзения, — ...дерьмо свинячье, козел! И, заметь, поблизости опять крутится серый “порше-911”, как раз такой, на каком ездит наш Панин, и это при том, что каждая собака в городе знает, какая у них с Банкиром “дружба”. А Костик, по слухам, тоже работал на Банкира. На месте вчерашней перестрелки, кстати, обнаружена гильза от охотничьего ружья. Точно такую же мы нашли год назад на месте заказного убийства. То дело работал Костик, это доказано, вот только найти мы его тогда не смогли. Как, вырисовывается цепочка?
— Это, Сан Саныч, пока что не цепочка, а куча мусора, — сказал угрюмый Колокольчиков, дословно цитируя одно из любимых высказываний своего оппонента. — Совершенно непонятно, при чем здесь эта Скворцова.
Селиванов, продолжавший шарить в карманах убитого, вдруг замер и многозначительно округлил глаза. На полу рядом с трупом уже лежали большая связка ключей, фасонистый финский нож с наборной рукояткой, пухлый бумажник и запасная обойма к ТТ. Медленно и торжественно майор вынул руку из кармана убитого и все так же медленно и торжественно сунул то, что в ней было, под нос скептичному Колокольчикову.
— Вот, — сказал он, — при чем здесь Скворцова. Ту девицу в подвале он удавил по ошибке — видимо, каким-то образом перепутал ее со Скворцовой, а потом пришел, чтобы исправить ошибку.
— Да, — сказал Колокольчиков, внимательно рассматривая свисающий из майорскаго кулака кусок рояльной струны с ручками на концах — удавку, которой была задушена Волгина. — Неудачный у него выдался денек.
— То есть просто не то слово, — согласился Селиванов. — И это еще одна причина, по которой я подозреваю, что во всем этом замешан Студент. Он в последнее время только тем и занят, что доставляет неприятности Банкиру.
— Не понятно только, при чем здесь Студент, — гнул свое Колокольчиков.
— А все остальное тебе понятно? — удивился Селиванов, с кряхтением выпрямился и зачем-то отряхнул колени. — Если да, то просвети меня, грешного, потому что я, честно говоря, вообще ни черта не понимаю во всем этом винегрете. Если охотились на Панина, то почему здесь? Если Банкир зачем-то решил убрать Скворцову, то причем здесь Студент? Да и какой у Банкира мог быть мотив? И где Скворцова? Прудникова, между прочим, тоже еще не нашли — ни живого, ни мертвого.
— Ага, — сказал Колокольчиков, — вы еще Прудникова сюда приплетите. Жалко, что расстрел царской семьи к этому делу никак не приспособишь. Или там, землетрясение в Спитаке.
— Так, — сказал Селиванов, — Колокольчиков начал проявлять чувство юмора. Значит, быть беде. В общем, еще слово, и я открываю огонь на поражение. А ну, кончай болтать, и марш заниматься делом! Мне нужен Панин.
Колокольчиков отбыл. По квартире начали расползаться приехавшие криминалисты, и было слышно, как на площадке кто-то из милиционеров насмерть бьется с невесть откуда налетевшей съемочной группой. Майор обнаружил, что у него потухла папироса, и прикурил ее по второму разу. Его толкнули, вежливо извинились, потом толкнули снова, и он отошел в сторонку и присел на кушетку, выглядевшую сиротливо и неряшливо из-за неубранной постели. Усаживаясь, он сдвинул в сторону простыню и смахнул на пол несколько крупных осколков стекла. Его внимание привлекли две подушки, которым явно было тесновато на узенькой тахте. На одной из подушек Селиванов заметил следы губной помады.
Задумчиво почесав переносицу, майор, наконец, решил, что это несущественно — помада наверняка принадлежала убитой утром Волгиной. То, что Волгина эта здесь ночевала, было известно и так. Почему ночевала прямо в помаде? Ну, так ведь пили они, что ж тут непонятного? Взгляд майора случайно упал в угол за дверью. Там было что-то интересное. Приглядевшись, майор понял, что не ошибся — в углу, небрежно скомканный, валялся дорогой кожаный плащ. Подняв его, Селиванов убедился в том, что плащ действительно дорогой, а также в том, что он безнадежно испорчен:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
— Если бы ему не приспичило меня насиловать...
— Он насилует всегда, прежде чем убить. Я имею в виду, когда у него есть на это время. Предлагает расстаться друзьями, насилует, а потом заживо режет на куски. То есть, я хотел сказать, резал. Больше уж ему никого не порезать. Причем пол жертвы его никогда не волновал. Но я, собственно, говорил не об этом.
— А о чем же?
— О твоей реакции на это радостное событие. Ты очень быстро оправилась от шока, если он вообще у тебя был. И тут же пошла бить морду своему редактору. Тебя даже не пришлось особенно уговаривать. По-моему, ты входишь во вкус.
— Чушь.
— Может быть.
— Редактор — просто похотливый козел, он меня достал, понимаешь? А что касается того... Я не боюсь крови. Привыкла, наверное.
Она вынула из кармана и швырнула на колени Валерию плотный черный конверт. Он развернул фотографии веером и гадливо поморщился.
— Что это? — спросил он.
— Мой репортаж.
— Тогда ясно, почему твой редактор так за него цеплялся... вплоть до телефоноприкладства. Неужели тебя ни разу не стошнило, пока ты это снимала?
— Я же говорю, привыкла. Сначала тошнило, конечно.
— А эти вспышки — что это?
— Кто-то стрелял... не попал.
— Не попал... Он, значит, стрелял, а ты, значит, фотографировала.
— Это моя работа. Умри, но приползи назад в редакцию с репортажем в зубах.
— Знаешь... — он замолчал, сосредоточенно раскуривая сигарету.
— Что?
— Я начинаю жалеть Профессора.
Катя раздавила свою сигарету в пепельнице и пожала плечами, поморщившись от боли — ушибленное правое плечо давало о себе знать.
— Не знаю. Не стоило ему так себя вести. Как-то уж очень сильно он меня зацепил. А теперь, похоже, идти на попятный уже поздно.
— Это уж что да, то да. Интересно, как он тебя все-таки нашел? Ты ему про себя ничего не рассказывала?
— Нет, — задумчиво покачала головой Катя. — Слушай, — сказала вдруг она, — а не могло получиться так, что все это простое совпадение?
— Хорошенькое совпадение, — невесело усмехнулся Студент и, сложив фотографии в конверт, отдал его Кате. — Во-первых, Костик случайно ни к кому не приходит, а во-вторых, две мокрухи в одно утро — не многовато ли для одного подъезда? Даже, прямо скажем, для одной квартиры, ведь твоя подруга шла от тебя?
— Все правильно, — согласилась Катя. — Это я так, помечтала... Выходит, что этот Костик — человек твоего Профессора?
— Костик — человек Банкира, — рассеянно ответил Панин, запуская двигатель. — А Банкир, судя по всему, получил от Профессора мзду. Даже две мзды — одну за тебя, а другую за меня, и теперь их отрабатывает. Отрабатывает, надо сказать, как-то очень уж спустя рукава. Не пойму я его что-то: то ли он осторожничает, то ли заплатили ему мало... Тянет он чего-то, халтурит. Хотя, казалось бы, меня шлепнуть ему прямая выгода, даже если и бесплатно. Но Профессор-то, Профессор...
Не ожидал я от него такой прыти, и, главное, из-за чего! Или было, из-за чего?..
Катя с интересом посмотрела на своего спутника: у того вдруг сделался совершенно обалделый вид человека, только что увидевшего у себя в унитазе голову морского змея.
— Эй, — позвала Катя, — ты чего?
Панин вздрогнул, словно внезапно разбуженный, тряхнул головой и выжал сцепление.
— Ничего, — сказал он, — просто задумался.
— Мне почему-то кажется, — сказала Катя, — что ты задумался о чем-то, что мне не мешало бы знать.
— Мешало бы, — снова переходя на привычный легкий тон, сказал Студент. — Еще как мешало бы.
— Ну и черт с тобой, — надулась Катя, чувствуя себя обманутой, — не больно-то и надо. А куда мы едем, ты мне можешь сказать?
— В общих чертах, да, — важно сказал Валерий, выруливая на проспект. — Надо найти какую-нибудь нору, где можно было бы отсидеться и собраться с мыслями.
— И долго мы будем отсиживаться? — немного агрессивно поинтересовалась Катя.
— А ты что, собираешься круглые сутки бегать по городу в этом плаще, размахивать пистолетом и расспрашивать прохожих, где найти Профессора? Остынь, малютка. Чтобы кого-то найти, тебе надо прежде всего выжить, а чтобы выжить, надо исчезнуть с лица земли. И не забудь про своего знакомого Сан Саныча.
Они надолго замолчали. Было уже четыре пополудни, и заложенное тяжелыми насморочными тучами небо темнело на глазах.
В довершение картины, дождь вдруг прекратился, и из непрозрачной мокрой пустоты над крышами слоноподобных серых зданий вдруг густо посыпались похожие на клочья ваты хлопья. Они налипали на ветровое стекло и немедленно начинали таять, стекая вниз комковатыми ручейками. Валерий снова включил дворники, зажег габаритные огни, и тут же загорелась подсветка приборного щитка. В машине стало совсем хорошо и уютно, из скрытых динамиков плавно вытекала музыка, и Катя с легкостью представила себе, что просто выехала покататься со знакомым молодым человеком. Впрочем, эта иллюзия оказалась нестойкой и развеялась, как только Катя шевельнулась, меняя позу: бедром она ощутила твердую выпуклость пистолета в кармане, а рука, на которую она, забывшись, попыталась опереться, взорвалась вспышкой боли. Катя тяжело вздохнула и без спроса взяла сигарету из пачки, лежавшей за приборной доской.
— Взгрустнулось? — спросил Валерий, протягивая ей зажигалку.
— Не в этом дело, — снова вздохнув, ответила Катя.
— А в чем же?
— Знаешь, — призналась она, погружая кончик сигареты в теплый оранжево-голубой огонек, — я опять посуду не помыла.
Глава 8
— Мама дорогая, — сказал майор Селиванов и, чтобы скрыть волнение, занялся сложным процессом раскуривания папиросы: размял, постучал мундштуком о ноготь большого пальца, с трубным звуком продул, снова постучал мундштуком о ноготь, вытряхивая случайно застрявшие там беспризорные крошки табака, замысловатым образом сплющил мундштук и долго возился со спичками, пока стоявший рядом сержант ОМОНа, потеряв терпение, не щелкнул перед его носом зажигалкой. — Благодарю. Это что же здесь было: бой быков?
Он почти дословно повторил удивленный возглас Панина, известного среди городской братвы — как той, что ходила в погонах, так и той, что погон не носила, — под кличкой Студент. Впрочем, пока что майор этого не знал, и потому воззрился на валявшийся у порога жилой комнаты труп грузного рыжеватого мужика в спущенных до колен окровавленных джинсах сердитым взглядом, словно ожидая, что тот сию минуту вскочит, поддернет портки и вразумительно доложит, что должен означать весь этот бедлам и кто, черт побери, посмел заниматься здесь смертоубийством, стоило только ему, майору Селиванову, повернуться спиной и выйти за дверь.
Жмурик молчал, уткнувшись мордой в лужу собственной крови, натекшую из его раскроенной почти надвое головы, и вытянув вперед правую руку. На среднем и безымянном пальцах этой руки не хватало верхних фаланг. Поискав глазами, майор нашел фаланги: они лежали в прихожей, а на двери, там, где по этим фалангам чем-то рубанули, осталась зарубка. Орудие убийства лежало рядом с трупом — смешной кухонный топорик с шипастым набалдашником, чтобы делать отбивные. Майор готов был поспорить на свой месячный оклад, что топорик не точили со дня покупки — Катя Скворцова была, похоже, не из тех хозяек, которых волнуют подобные мелочи. Сомнительно было даже, пользовалась ли она им когда-либо до сегодняшнего дня вообще. Топорик весь был в крови и налипших волосах, даже рукоятка, и Селиванов готов был поставить еще один свой оклад на то, что знает, чьи на ней отпечатки. Они наверняка должны были совпасть с кровавыми пятернями, отпечатавшимися по всей длине стены в прихожей, а также со всеми отпечатками пальцев хозяйки этой квартиры, симпатичной Кати Скворцовой.
Еще здесь были стреляные гильзы — на первый взгляд, от ТТ, — и пулевые пробоины, ясно указывавшие на то, что кто-то — скорее всего, убитый, — лежа на том самом месте, где и был впоследствии обнаружен, палил из пистолета вдоль коридора, пытаясь попасть в кого-то — как вы думаете, Холмс, в кого мог стрелять этот негодяй? Элементарно, Ватсон, в хозяйку этого гостеприимного дома!
— Коррида, — согласился капитан ОМОНа. Селиванов вздрогнул, он совсем забыл про омоновцев, которые все еще топтались по квартире, без всякого интереса разглядывая этот филиал Куликовской битвы. — Только вот тореадор куда-то исчез, некому поаплодировать.
— Тореадор — вот, — сказал Селиванов, кивая себе под ноги. — Забодали тореадора.
— А ты почем знаешь? — заинтересовался капитан.
— Мужик этот здесь не жил. Посторонний мужик. Еще сегодня утром его здесь не было. Я сюда утром на мокруху приезжал, понимаешь...
— Сюда?! — выкатил из-под каски глаза капитан. — Что, прямо в эту квартиру?
— Труп нашли в подвале. Девица погостила у подруги, вышла за дверь и — привет в шляпу... А подруга — да, здесь проживает... или проживала...
— Дело, конечно, не мое, — сказал капитан, — но нет ли тут связи?
— Милый, — сказал ему Селиванов, — да тут ничего нет, кроме этой самой связи. Понять бы только, что это за связь такая, и тогда поймаем...
— Кого?
— Да хрен его знает, кого. Может, психа какого-нибудь, а может, и покрупнее что-нибудь... Дверь вы сломали?
— Мы.
— А осматривали?
— Ну, не так, чтоб очень, но внешне все было в порядке, заперто на два оборота...
— Внешне... — недовольно передразнил Селиванов.
— Ну, брат, не обессудь, — пожал покатыми из-за бронежилета плечами капитан. — У нас своя работа. Мы на перестрелку ехали, нам не до отпечатков пальцев. И потом, мы же замок-то и не трогали — двинули раз ногой, и все дела, так что осматривай на здоровье.
— Ну, спасибо. Этого не трогали? — Селиванов кивнул в сторону трупа.
— Не, — сказал капитан. — На кой хрен он нам сдался?
— И то правда, — согласился Селиванов. — Попроси своих ребят, пускай перевернут. Очень мне хочется его карточкой полюбоваться.
Капитан сделал знак рукой, и двое омоновцев перевернули покойника лицом вверх.
— Твою мать, — тихо выдохнул капитан.
— Да, — согласился с ним Селиванов, — может, ему и повезло, что добили. А личность-то знакомая. Вот удача-то! Некоторые наши красные пахари сильно обрадуются.
— Что так? — без особого интереса спросил капитан.
— Да на этого жмура можно половину наших висячек повесить. Он год как в розыске, фотографии по всей стране разосланы, а он — вот он, лежит себе без штанов, отдыхает.
— За что ж его так? — поинтересовался капитан.
— А за что, по-твоему, с мужиками так поступают? Зверь он был. Теперь таких киллерами повадились называть, но это не киллер, ему больше старинное “душегуб” подходит. Киллер, он что — шлепнул и пошел себе, а наш Костик поразвлечься любил. Рот заклеит, перо возьмет и — вперед. Жертвы потом только по особым приметам опознавали.
— Выходит, доразвлекался, — сказал капитан. — Ну ладно, майор, мы, пожалуй, пойдем. Заламывать тут некого, чего мы вокруг тебя топчемся.
— Да-да, конечно, — рассеянно сказал Селиванов, присаживаясь на корточки в изголовье трупа. — Счастливо, ребята. Спасибо, что позвонили.
— На здоровье, — сказал капитан. Уже в дверях он вдруг остановился и, обернувшись, сказал: — Да, чуть не забыл. Мы, когда подъезжали, видели, как со двора выруливал какой-то “порш”. Сильно торопился. В этом деле никакой “порш” не светился?
— “Порш”... — бездумно повторил Селиванов, роясь в карманах джинсовой куртки убитого. — В этом деле никакой “порш” не проезжал... Что?! “Порш”?!
— “Порше-911”, серый, номер не помню, но точно местный, — немного растерянно подтвердил капитан. — Это важно?
— Что ж ты молчал-то, сирота казанская, так тебя и разэдак, — огорченно сказал Селиванов. — Его ж теперь с собаками не сыщешь... Колокольчиков!!! — заорал он не своим голосом.
Откуда-то выдвинулся шкафообразный Колокольчиков, хмуро глядя из-под насупленных бровей — ни дать ни взять, Илья Муромец перед сечей, только в матерчатой куртке и бритый.
— Студента в розыск, — скомандовал Селиванов. — Чует мое сердце, он это был, хотя как он тут оказался и, главное, зачем — этого я, хоть убей, не пойму. Что-то тут не то.
— Конечно, не то, — набычившись, сказал Колокольчиков. — Один, что ли, Студент по городу на “порше” ездит? Как бы не облажаться, Сан Саныч.
— А ты не бойся облагаться, — посоветовал ему Селиванов. — Ты бойся убийцу проворонить, а остальное как-нибудь переживется. И потом, смотри сам: позавчера исчезает Прудников — Студент тут как тут. Вчера перестрелка на окраине, на месте происшествия — труп, опознанный как Георгий Зверев, он же Гога Зоопарк, один из боевиков Банкира. Кругом куча гильз, причем самых разных, только что не артиллерийских. Единственный свидетель, водитель бетоновоза, показал, что видел “порш” и “БМВ”, который за этим “поршем” гнался. Сегодня вот это, — он раздраженно толкнул носком ботинка Костикову руку и передернулся от омерзения, — ...дерьмо свинячье, козел! И, заметь, поблизости опять крутится серый “порше-911”, как раз такой, на каком ездит наш Панин, и это при том, что каждая собака в городе знает, какая у них с Банкиром “дружба”. А Костик, по слухам, тоже работал на Банкира. На месте вчерашней перестрелки, кстати, обнаружена гильза от охотничьего ружья. Точно такую же мы нашли год назад на месте заказного убийства. То дело работал Костик, это доказано, вот только найти мы его тогда не смогли. Как, вырисовывается цепочка?
— Это, Сан Саныч, пока что не цепочка, а куча мусора, — сказал угрюмый Колокольчиков, дословно цитируя одно из любимых высказываний своего оппонента. — Совершенно непонятно, при чем здесь эта Скворцова.
Селиванов, продолжавший шарить в карманах убитого, вдруг замер и многозначительно округлил глаза. На полу рядом с трупом уже лежали большая связка ключей, фасонистый финский нож с наборной рукояткой, пухлый бумажник и запасная обойма к ТТ. Медленно и торжественно майор вынул руку из кармана убитого и все так же медленно и торжественно сунул то, что в ней было, под нос скептичному Колокольчикову.
— Вот, — сказал он, — при чем здесь Скворцова. Ту девицу в подвале он удавил по ошибке — видимо, каким-то образом перепутал ее со Скворцовой, а потом пришел, чтобы исправить ошибку.
— Да, — сказал Колокольчиков, внимательно рассматривая свисающий из майорскаго кулака кусок рояльной струны с ручками на концах — удавку, которой была задушена Волгина. — Неудачный у него выдался денек.
— То есть просто не то слово, — согласился Селиванов. — И это еще одна причина, по которой я подозреваю, что во всем этом замешан Студент. Он в последнее время только тем и занят, что доставляет неприятности Банкиру.
— Не понятно только, при чем здесь Студент, — гнул свое Колокольчиков.
— А все остальное тебе понятно? — удивился Селиванов, с кряхтением выпрямился и зачем-то отряхнул колени. — Если да, то просвети меня, грешного, потому что я, честно говоря, вообще ни черта не понимаю во всем этом винегрете. Если охотились на Панина, то почему здесь? Если Банкир зачем-то решил убрать Скворцову, то причем здесь Студент? Да и какой у Банкира мог быть мотив? И где Скворцова? Прудникова, между прочим, тоже еще не нашли — ни живого, ни мертвого.
— Ага, — сказал Колокольчиков, — вы еще Прудникова сюда приплетите. Жалко, что расстрел царской семьи к этому делу никак не приспособишь. Или там, землетрясение в Спитаке.
— Так, — сказал Селиванов, — Колокольчиков начал проявлять чувство юмора. Значит, быть беде. В общем, еще слово, и я открываю огонь на поражение. А ну, кончай болтать, и марш заниматься делом! Мне нужен Панин.
Колокольчиков отбыл. По квартире начали расползаться приехавшие криминалисты, и было слышно, как на площадке кто-то из милиционеров насмерть бьется с невесть откуда налетевшей съемочной группой. Майор обнаружил, что у него потухла папироса, и прикурил ее по второму разу. Его толкнули, вежливо извинились, потом толкнули снова, и он отошел в сторонку и присел на кушетку, выглядевшую сиротливо и неряшливо из-за неубранной постели. Усаживаясь, он сдвинул в сторону простыню и смахнул на пол несколько крупных осколков стекла. Его внимание привлекли две подушки, которым явно было тесновато на узенькой тахте. На одной из подушек Селиванов заметил следы губной помады.
Задумчиво почесав переносицу, майор, наконец, решил, что это несущественно — помада наверняка принадлежала убитой утром Волгиной. То, что Волгина эта здесь ночевала, было известно и так. Почему ночевала прямо в помаде? Ну, так ведь пили они, что ж тут непонятного? Взгляд майора случайно упал в угол за дверью. Там было что-то интересное. Приглядевшись, майор понял, что не ошибся — в углу, небрежно скомканный, валялся дорогой кожаный плащ. Подняв его, Селиванов убедился в том, что плащ действительно дорогой, а также в том, что он безнадежно испорчен:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38