Панина отшвырнуло назад, как тряпичную куклу, и он упал спиной в грязь, даже не успев вынуть из кармана руку с пистолетом.
Серый инстинктивно съехал на сиденье пониже, стараясь занимать как можно меньше места и проклиная беспечность Студента, так нелепо подставившегося под пулю и, самое главное, подставившего его, Серого. Он лихорадочно перебирал в уме варианты бегства, но не мог придумать ровным счетом ничего. Машина отпадала: путь вперед был перекрыт, а на разворот требовалось время, которого у него не было. Можно было, конечно, выскочить из машины и попытаться нырнуть в темноту, прежде чем сидевшие в черном “БМВ” успеют поймать его на мушку, но риск был слишком велик.
Дверца “БМВ” открылась шире, и на дорогу вылез один из людей Банкира. Серый знал этого костолома в лицо, знал и о его дурной славе садиста и психопата, всегда стреляющего без предупреждения, а порой и безо всякой видимой причины. Звалось это нежное создание Костиком, вид имело самый устрашающий, а в опущенной руке его поблескивал сдвоенными стволами обрез крупнокалиберного охотничьего ружья. Костик переломил обрез, выбросил стреляную гильзу на дорогу и вложил на ее место новый патрон. Пока он этим занимался, из машины вышли еще двое, и Серый понял, что момент для бегства безнадежно упущен.
— Ой, блин, — едва слышно проскулил Серый и взвел курок своего револьвера, с отчаянием заметив при этом, как сильно трясутся руки. Он решил, что, если получится, первым выстрелом постарается свалить Костика — он был, несомненно, самым опасным из троих, да и за Студента, между прочим, ему тоже причиталось.
Костик с отчетливым щелчком вернул стволы обреза в нормальное положение.
— Контрольный, — не поворачивая головы, сказал он одному из своих людей, и тот двинулся к лежащему посреди дороги Панину, осторожно переступая через лужи и на ходу поднимая руку с пистолетом. Усатое лицо его было усталым и безразличным. В двух шагах от лежащего человека он остановился и начал прицеливаться.
— Ближе, — сказал ему Костик.
Человек оглянулся на голос, пожал плечами и сделал еще один шаг, не подозревая о том, что он станет его последним шагом по земле. Не подававший признаков жизни Панин вдруг выстрелил в него прямо сквозь карман куртки. У него не было возможности прицелиться, но выстрел был сделан почти в упор, и он не промахнулся: пуля ударила подошедшего убийцу в низ живота. Тот ужасно закричал, выронил пистолет и опустился на колени, зажимая ладонями простреленный пах. Студент резко перекатился, выхватил пистолет из кармана и трижды выстрелил по стоявшим у машины. Один из них согнулся пополам, схватившись за правый бок. Невредимый Костик вскинул обрез, и крупная картечь выбила из дороги целый фонтан грязи у самых ног стоявшего на одном колене Студента. Тот немедленно бросился в сторону, и второй заряд просвистел в том месте, где только что была его голова.
Костик, видимо, поняв, что не успеет перезарядить обрез, нырнул в машину, что при его комплекции было непросто. Пуля Панина пробила заднее стекло “БМВ”. Только тогда Серый пришел в себя и выскочил на дорогу. Он прицелился в водительское окошко машины, но, заметив, что раненый в бок боевик снова поднимает оружие, пальнул в его сторону. Мотор “БМВ” взревел, и раненый, передумав вести боевые действия, повалился на заднее сиденье. Пробуксовав в грязи, машина рванула с места и с ходу вылетела на обочину. Костику повезло меньше, чем Студенту — колеса машины сразу же угодили в глубокую, наполненную жидкой грязью рытвину, и “БМВ” забуксовал. Серый выстрелил по машине, краем глаза заметив, что Студент уже на ногах и бежит к увязшему в грязи автомобилю, разбрызгивая лужи. Первый из подстреленных Паниным боевиков Банкира, корчась на земле и не переставая выть, дотянулся до пистолета, прицелился и нажал на курок. Пуля оцарапала Серому щеку, несколько охладив его лихорадочный пыл.
— Ах ты пидор! — испуганно заорал он и, почти не целясь, выстрелил в раненого. Скорее благодаря везению, чем собственной меткости, он попал: раненый дернулся и затих. Пальцы его медленно разжались, и пистолет выпал в грязь.
Костик врубил заднюю передачу и дал полный газ. Колеса машины с чмоканьем вырвались из грязи, и черный “БМВ”, подпрыгнув на ухабе, выскочил обратно на дорогу, зацепив бампером и отшвырнув в сторону не успевшего увернуться Студента. Машина рванулась вперед. Костик вильнул влево, пытаясь переехать Панина, но тот сумел откатиться. Когда машина с ревом промчалась мимо Серого, тот снова выстрелил по ней и услышал, как пуля с лязгом ударилась о металл. Он снова выстрелил, целясь по удаляющимся габаритным огням, но тут набежал мокрый, ощеренный, с головы до ног перемазанный глиной Студент и заорал сорванным голосом:
— В машину, дурак! За ними!
Он подкрепил свои слова увесистой затрещиной, и Серый сам не заметил, как оказался за рулем “порше”. Студент плюхнулся на соседнее сиденье, тяжело дыша и утирая грязь с лица мокрым рукавом куртки. Серый выжал сцепление и попытался включить передачу, но что-то мешало: он никак не мог ухватиться за рукоятку рычага. Только после нескольких бесплодных попыток он с трудом сообразил, что мешает все еще намертво зажатый в кулаке револьвер. С нервным смешком бросив оружие на колени, он передвинул, наконец, рычаг, отпустил сцепление и дал газ. Стремительно развернувшись, “порше” рванулся вслед за улепетывающим “ БМВ ”.
Вскоре они въехали на относительно приличную дорогу. Машина, которую вел Костик, словно сквозь землю провалилась. Как ни терзал подгоняемый Студентом Серый акселератор, они не догнали черный “БМВ”. Костику удалось ускользнуть.
— Ладно, — сказал, наконец, Панин, — стой.
Серый остановил машину.
— Пф-ф-ф, — выдохнул Панин, откидываясь на спинку сиденья и пряча пистолет в бардачок. — Ну и ночка. Как твои штанишки, не подмокли?
— А твои? — вместо ответа спросил Серый.
— На моих, как видишь, ни одной сухой нитки. Вот же сука Костик! Чуть все ребра не переломал. Чуть сильнее, и я бы отключился. Валялся бы сейчас с простреленной башкой. А ты молоток. Я боялся, что ты сразу выскочишь и начнешь шмалять.
— Какой там молоток, — с мучительной неловкостью признался Серый, которого все еще время от времени начинала бить крупная дрожь. — Обгадился просто.
— Тогда вдвойне молоток, — серьезно сказал Панин. Кожанка на его груди свисала лохмотьями в том месте, куда угодил заряд картечи, и Серый избегал смотреть на эти лохмотья. Он уже догадался, в чем дело, но смотреть туда все равно было страшно.
— Почему же это? — спросил он.
— Во-первых, потому, что не слинял, а во-вторых, потому, что признался. Я это запомню.
Он завозился на сиденье, нашаривая под курткой застежки бронежилета.
— Надоел, зараза, — пояснил он, перехватив взгляд Серого. — Чувствуешь себя, как в гробу.
— Ты что, целый день в нем проходил? — изумился Серый.
Панин кивнул.
— Было у меня предчувствие, что не только я Банкира, но и он меня станет искать. Он, волчара, меня ментам подставил, а когда увидел, что не вышло...
— Так это с его подачи тебя в легавку таскали?
— Думаю, с его. Больше просто некому. У него прямой интерес был и Профессора, и меня одним махом прибрать.
— Думаешь, Профессора он сделал?
— Не я же...
— Тогда понятно, почему мы его целый день найти не можем.
— Н-да... И Костик, сучий потрох, ушел.
— Ничего, поймаем.
— Смотри, как бы он тебя не поймал. У него, брат, разговор короткий. И вообще, держи ухо востро, и ребятам передай, чтобы ворон не считали. Охотятся они за мной, но мимоходом и вам может перепасть.
— Ладно, пуганые...
Панин посмотрел на Серого с каким-то веселым недоумением.
— Однако... Быстро же ты очухался. Смотри, дружок, это тебе не ментам глазки строить: я, мол, не я, и знать ничего не знаю. Банкир — мужчина серьезный, если наедет, от тебя даже воробьиной погадки не останется. Смотри в оба. Тебя куда подбросить — домой?
— Не, чего-то мне домой неохота.
— Ясно. Возбудился, петушок, пары сбросить захотелось? Все правильно. Я читал, что насилие и секс — вещи взаимосвязанные. Ты только хвастать там не вздумай, Рэмбо из себя не строй. Каждая из этих девок таких рэмбов перевидала вагон и маленькую те лежку, а вот заложить невзначай тебя могут.
— Да ладно тебе, что ты меня учишь, как маленького!
— Ты мне дорог как память. И потом, терпеть не могу таскать передачи в тюрягу, а уж пить на поминках — хуже этого, по-моему, только на приеме у стоматолога.
— Ну все, все, я уже дрожу, у меня медвежья болезнь начинается.
— Это уже лучше, — серьезно сказал Панин. — Ладно, поехали. Посмотрю, где ты себе партнерш находишь...
— Может, присоединишься? — оживился Серый. — Там классные телки, первый сорт. Есть там одна, вымя — как два арбуза, чес-слово! Поехали, а?
— Двигай, двигай, — снисходительно усмехнулся Студент. — Посмотрим, что там за пастбище и какие телки на нем пасутся. У тебя, между прочим, вся щека в крови.
— Плевать, — отмахнулся Серый, трогая машину с места и сразу перестраиваясь во второй ряд. Он был весь во власти предвкушений и далее подсигивал на месте от едва сдерживаемого нетерпения. — На месте умоюсь.
Забрызганный грязью “порше” вырулил на оживленный проспект. В черном небе сумасшедшим северным сиянием полыхали огни реклам, магнитола с ревом изрыгала рок-н-ролл, а пятью с небольшим километрами северо-западнее того места, где лежал на грязной дороге все еще никем не обнаруженный труп подосланного Банкиром убийцы, пьяная в дым Верка Волгина, длинно и с большим знанием дела поцеловав не менее пьяную Катю Скворцову в губы, принялась неторопливо расстегивать пуговицы на ее халате...
А в это время грузный, начинающий лысеть и терять форму, но все еще очень крепкий мужчина, известный в определенных кругах как Банкир, дослушав до конца сбивчивый доклад обильно потеющего на нервной почве Костика, движением бровей устранил костолома из поля своего зрения и неторопливо, вдумчиво, с полным сознанием важности процесса раскурил толстую манильскую сигару. На безымянном пальце его правой руки поблескивал тяжелый золотой перстень с крошечным бриллиантом — Банкир питал слабость к перстням, — а в вырезе стеганого шелкового халата виднелась густо поросшая уже начавшими седеть жесткими курчавыми волосами синяя от наколок грудь. Банкир думал — когда ведешь свое собственное дело, всегда есть о чем подумать, а сегодня пища для размышлений была более чем обильной.
Майор Селиванов тоже думал, жуя безвкусный ужин, приготовленный его не отличавшейся кулинарными талантами супругой. Он думал о том, что же, черт возьми, могло произойти с этим растреклятым коллекционером, и о том, что “порше” — очень хорошая машина, которой ничего не стоит стряхнуть с себя милицейский “хвост”, и о том, не слишком ли поспешно он снял наблюдение за Паниным, и еще о многом другом.
В кишащем миллионами живых душ людском муравейнике жили, передвигались, думали и строили планы несколько человек, которых уже коснулась легкая тень темных крыльев. Они все еще полагали себя хозяевами собственной судьбы — даже самые умные из них, но, вопреки своим желаниям и убеждениям, уже были намертво связаны друг с другом обоюдной зависимостью. Ниточки этих связей, скрещиваясь и пересекаясь, уже спутались в немыслимый клубок, и с каждой минутой узел затягивался все туже.
Глава 6
Валерий Панин по кличке Студент проснулся в своей постели. За окном шел темно-серый дождь, и было совершенно непонятно, который час. Валерий забросил руку за голову и, нащупав на полке часы, поднес их к глазам. Стрелки показывали половину одиннадцатого. Валерий приложил часы к уху и услышал торопливое звонкое тиканье с металлическим подголоском — часы шли, и, следовательно, он действительно проспал чуть меньше полусуток. Тут он вспомнил про Банкира и кое-что еще, связанное с этой зловещей личностью, торопливо встал и, не одеваясь, босиком прошлепал в прихожую. Осторожно отвязав от ручки входной двери новенькую, еще сохранившую на своих ребристых боках следы заводской смазки “лимонку”, он аккуратно вернул в исходное положение отогнутые накануне усики чеки и рассеянно сунул гранату на полку встроенного шкафа. Его капкан для непрошенных гостей не сработал, и значит, следовало ожидать чего-нибудь другого, не столь примитивного. Он встал перед зеркалом и внимательно рассмотрел здоровенный, самого зловещего вида синяк на ребрах и схожий с ним по цвету след от заднего бампера “БМВ” на правом бедре. Банкир всерьез решил избавиться от молодого, но уже проевшего ему плешь конкурента, не останавливаясь ни перед чем. Валерий догадывался о причинах столь некорректного поведения такого солидного мужчины, как Банкир, но совершенно справедливо полагал, что одних догадок маловато, и что в целях обеспечения собственной безопасности ему теперь просто необходимо добраться до Банкира первым.
С проблемой подобного рода Валерий сталкивался впервые — его тернистый путь был не так тернист, как у большинства его коллег, по ряду причин. Прежде всего, Студент был умен и никогда не лез на рожон, всегда замечая опасность за версту и предпочитая мирные переговоры всем остальным методам воздействия. Вдобавок, он был обаятелен, знал это и никогда не упускал случая воспользоваться этим своим качеством. Главным же было то, без чего все перечисленное не стоило бы ломаного гроша: Валерий Панин смотрел на свой образ жизни не как на бизнес, а как на азартную игру, и никогда не пытался откусить больше, чем смог бы прожевать. Поэтому он легко и без душевных мук шел на потерю части доходов, когда это было необходимо, и никогда не рисковал чьей бы то ни было жизнью, справедливо полагая, что никакие деньги того не стоят. Он знал, что это любительский подход, но он и не собирался становиться профессионалом: он давно установил предельную сумму своих накоплений, заработав которую, собирался заняться чем-нибудь более конструктивным, чем выбивание дани из владельцев торгующих жвачкой киосков. Банкира он дразнил из чистого озорства да еще потому, что его смешила и раздражала носорожья тупость и самоуверенность этого короля местных подонков. Но теперь, судя по всему, игры кончились.
Его размышления были прерваны диким трезвоном — кто-то из соседей неистово молотил чем-то металлическим по трубам парового отопления. Зевая и почесываясь, Валерий прошлепал на кухню и три раза грохнул ножками табурета в пол. После этого условного сигнала колокола громкого боя смолкли, и из вентиляционной отдушины долетел гулкий бас:
— Валерка, рожа протокольная, спускайся, мне выпить не с кем!
Валерий резко тряхнул головой, прогоняя остатки сна, и взял с подоконника трубку радиотелефона. Набрав номер и дождавшись ответа, он сказал:
— Степаныч, ну что ты, как маленький, ей-богу? Что у тебя, телефона нет?
— Да я опять бумажку с твоим номером куда-то засунул, — с притворной виноватостью в голосе пробасил живший под ним прапорщик Мороз. Валерий в ответ на это заявление только усмехнулся — прапорщик беззастенчиво врал, просто ему нравилось барабанить по трубам и орать в вентиляцию. Больше соответствовало его характеру, надо полагать. — Спускайся, я три литра “шпаги” стяжал.
Валерия передернуло.
— Слушай, Степаныч, ну побойся ты Бога. Половина одиннадцатого, причем, заметь, утра, а не вечера, а ты мне предлагаешь спирт глушить в антисанитарной обстановке.
— Почему это — в антисанитарной? Я вчера прибирался.
— Знаю, знаю я твою уборку. Бутылки сдал и доволен... Я, между прочим, только что проснулся.
— Так самое ж время, Валера, друг ты мой дорогой! Спускайся, что ты ломаешься, как генеральская вдова!
Валерий на минуту задумался. События вчерашнего вечера вдруг всплыли перед глазами с предельной отчетливостью. Он словно наяву услышал звериный вой человека, которому собственноручно прострелил пах, заломило ребра, к горлу подкатил тугой ком, и во рту возник отвратный привкус желудочного сока.
— Ну, чего замолчал? Слюной захлебнулся?
Помимо всего прочего, вспомнилось Валерию, прапорщик Мороз всегда был весьма полезным человеком, потому что мог у себя на службе стяжать не только банку авиационного спирта, именуемого в народе “шпагой”, но и кое-какие гораздо более ценные вещи, например всемирно известную гранату Ф-1, она же “лимонка”, или пистолет Макарова — тот самый, который лежал в данный момент у Валерия под подушкой. Валерий подозревал, что, случись такая нужда, развеселый прапорщик с шутками и прибаутками подогнал бы к подъезду танк или, как минимум, бронетранспортер. Обижать такого человека не следовало, особенно сейчас.
— Ладно, Глеб Степаныч, — вздохнул Валерий, — иду.
— Скорей давай, — обрадованно загорланил прапорщик, — душа горит!
— Дай, я хоть штаны надену, не в трусах же мне к тебе спускаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Серый инстинктивно съехал на сиденье пониже, стараясь занимать как можно меньше места и проклиная беспечность Студента, так нелепо подставившегося под пулю и, самое главное, подставившего его, Серого. Он лихорадочно перебирал в уме варианты бегства, но не мог придумать ровным счетом ничего. Машина отпадала: путь вперед был перекрыт, а на разворот требовалось время, которого у него не было. Можно было, конечно, выскочить из машины и попытаться нырнуть в темноту, прежде чем сидевшие в черном “БМВ” успеют поймать его на мушку, но риск был слишком велик.
Дверца “БМВ” открылась шире, и на дорогу вылез один из людей Банкира. Серый знал этого костолома в лицо, знал и о его дурной славе садиста и психопата, всегда стреляющего без предупреждения, а порой и безо всякой видимой причины. Звалось это нежное создание Костиком, вид имело самый устрашающий, а в опущенной руке его поблескивал сдвоенными стволами обрез крупнокалиберного охотничьего ружья. Костик переломил обрез, выбросил стреляную гильзу на дорогу и вложил на ее место новый патрон. Пока он этим занимался, из машины вышли еще двое, и Серый понял, что момент для бегства безнадежно упущен.
— Ой, блин, — едва слышно проскулил Серый и взвел курок своего револьвера, с отчаянием заметив при этом, как сильно трясутся руки. Он решил, что, если получится, первым выстрелом постарается свалить Костика — он был, несомненно, самым опасным из троих, да и за Студента, между прочим, ему тоже причиталось.
Костик с отчетливым щелчком вернул стволы обреза в нормальное положение.
— Контрольный, — не поворачивая головы, сказал он одному из своих людей, и тот двинулся к лежащему посреди дороги Панину, осторожно переступая через лужи и на ходу поднимая руку с пистолетом. Усатое лицо его было усталым и безразличным. В двух шагах от лежащего человека он остановился и начал прицеливаться.
— Ближе, — сказал ему Костик.
Человек оглянулся на голос, пожал плечами и сделал еще один шаг, не подозревая о том, что он станет его последним шагом по земле. Не подававший признаков жизни Панин вдруг выстрелил в него прямо сквозь карман куртки. У него не было возможности прицелиться, но выстрел был сделан почти в упор, и он не промахнулся: пуля ударила подошедшего убийцу в низ живота. Тот ужасно закричал, выронил пистолет и опустился на колени, зажимая ладонями простреленный пах. Студент резко перекатился, выхватил пистолет из кармана и трижды выстрелил по стоявшим у машины. Один из них согнулся пополам, схватившись за правый бок. Невредимый Костик вскинул обрез, и крупная картечь выбила из дороги целый фонтан грязи у самых ног стоявшего на одном колене Студента. Тот немедленно бросился в сторону, и второй заряд просвистел в том месте, где только что была его голова.
Костик, видимо, поняв, что не успеет перезарядить обрез, нырнул в машину, что при его комплекции было непросто. Пуля Панина пробила заднее стекло “БМВ”. Только тогда Серый пришел в себя и выскочил на дорогу. Он прицелился в водительское окошко машины, но, заметив, что раненый в бок боевик снова поднимает оружие, пальнул в его сторону. Мотор “БМВ” взревел, и раненый, передумав вести боевые действия, повалился на заднее сиденье. Пробуксовав в грязи, машина рванула с места и с ходу вылетела на обочину. Костику повезло меньше, чем Студенту — колеса машины сразу же угодили в глубокую, наполненную жидкой грязью рытвину, и “БМВ” забуксовал. Серый выстрелил по машине, краем глаза заметив, что Студент уже на ногах и бежит к увязшему в грязи автомобилю, разбрызгивая лужи. Первый из подстреленных Паниным боевиков Банкира, корчась на земле и не переставая выть, дотянулся до пистолета, прицелился и нажал на курок. Пуля оцарапала Серому щеку, несколько охладив его лихорадочный пыл.
— Ах ты пидор! — испуганно заорал он и, почти не целясь, выстрелил в раненого. Скорее благодаря везению, чем собственной меткости, он попал: раненый дернулся и затих. Пальцы его медленно разжались, и пистолет выпал в грязь.
Костик врубил заднюю передачу и дал полный газ. Колеса машины с чмоканьем вырвались из грязи, и черный “БМВ”, подпрыгнув на ухабе, выскочил обратно на дорогу, зацепив бампером и отшвырнув в сторону не успевшего увернуться Студента. Машина рванулась вперед. Костик вильнул влево, пытаясь переехать Панина, но тот сумел откатиться. Когда машина с ревом промчалась мимо Серого, тот снова выстрелил по ней и услышал, как пуля с лязгом ударилась о металл. Он снова выстрелил, целясь по удаляющимся габаритным огням, но тут набежал мокрый, ощеренный, с головы до ног перемазанный глиной Студент и заорал сорванным голосом:
— В машину, дурак! За ними!
Он подкрепил свои слова увесистой затрещиной, и Серый сам не заметил, как оказался за рулем “порше”. Студент плюхнулся на соседнее сиденье, тяжело дыша и утирая грязь с лица мокрым рукавом куртки. Серый выжал сцепление и попытался включить передачу, но что-то мешало: он никак не мог ухватиться за рукоятку рычага. Только после нескольких бесплодных попыток он с трудом сообразил, что мешает все еще намертво зажатый в кулаке револьвер. С нервным смешком бросив оружие на колени, он передвинул, наконец, рычаг, отпустил сцепление и дал газ. Стремительно развернувшись, “порше” рванулся вслед за улепетывающим “ БМВ ”.
Вскоре они въехали на относительно приличную дорогу. Машина, которую вел Костик, словно сквозь землю провалилась. Как ни терзал подгоняемый Студентом Серый акселератор, они не догнали черный “БМВ”. Костику удалось ускользнуть.
— Ладно, — сказал, наконец, Панин, — стой.
Серый остановил машину.
— Пф-ф-ф, — выдохнул Панин, откидываясь на спинку сиденья и пряча пистолет в бардачок. — Ну и ночка. Как твои штанишки, не подмокли?
— А твои? — вместо ответа спросил Серый.
— На моих, как видишь, ни одной сухой нитки. Вот же сука Костик! Чуть все ребра не переломал. Чуть сильнее, и я бы отключился. Валялся бы сейчас с простреленной башкой. А ты молоток. Я боялся, что ты сразу выскочишь и начнешь шмалять.
— Какой там молоток, — с мучительной неловкостью признался Серый, которого все еще время от времени начинала бить крупная дрожь. — Обгадился просто.
— Тогда вдвойне молоток, — серьезно сказал Панин. Кожанка на его груди свисала лохмотьями в том месте, куда угодил заряд картечи, и Серый избегал смотреть на эти лохмотья. Он уже догадался, в чем дело, но смотреть туда все равно было страшно.
— Почему же это? — спросил он.
— Во-первых, потому, что не слинял, а во-вторых, потому, что признался. Я это запомню.
Он завозился на сиденье, нашаривая под курткой застежки бронежилета.
— Надоел, зараза, — пояснил он, перехватив взгляд Серого. — Чувствуешь себя, как в гробу.
— Ты что, целый день в нем проходил? — изумился Серый.
Панин кивнул.
— Было у меня предчувствие, что не только я Банкира, но и он меня станет искать. Он, волчара, меня ментам подставил, а когда увидел, что не вышло...
— Так это с его подачи тебя в легавку таскали?
— Думаю, с его. Больше просто некому. У него прямой интерес был и Профессора, и меня одним махом прибрать.
— Думаешь, Профессора он сделал?
— Не я же...
— Тогда понятно, почему мы его целый день найти не можем.
— Н-да... И Костик, сучий потрох, ушел.
— Ничего, поймаем.
— Смотри, как бы он тебя не поймал. У него, брат, разговор короткий. И вообще, держи ухо востро, и ребятам передай, чтобы ворон не считали. Охотятся они за мной, но мимоходом и вам может перепасть.
— Ладно, пуганые...
Панин посмотрел на Серого с каким-то веселым недоумением.
— Однако... Быстро же ты очухался. Смотри, дружок, это тебе не ментам глазки строить: я, мол, не я, и знать ничего не знаю. Банкир — мужчина серьезный, если наедет, от тебя даже воробьиной погадки не останется. Смотри в оба. Тебя куда подбросить — домой?
— Не, чего-то мне домой неохота.
— Ясно. Возбудился, петушок, пары сбросить захотелось? Все правильно. Я читал, что насилие и секс — вещи взаимосвязанные. Ты только хвастать там не вздумай, Рэмбо из себя не строй. Каждая из этих девок таких рэмбов перевидала вагон и маленькую те лежку, а вот заложить невзначай тебя могут.
— Да ладно тебе, что ты меня учишь, как маленького!
— Ты мне дорог как память. И потом, терпеть не могу таскать передачи в тюрягу, а уж пить на поминках — хуже этого, по-моему, только на приеме у стоматолога.
— Ну все, все, я уже дрожу, у меня медвежья болезнь начинается.
— Это уже лучше, — серьезно сказал Панин. — Ладно, поехали. Посмотрю, где ты себе партнерш находишь...
— Может, присоединишься? — оживился Серый. — Там классные телки, первый сорт. Есть там одна, вымя — как два арбуза, чес-слово! Поехали, а?
— Двигай, двигай, — снисходительно усмехнулся Студент. — Посмотрим, что там за пастбище и какие телки на нем пасутся. У тебя, между прочим, вся щека в крови.
— Плевать, — отмахнулся Серый, трогая машину с места и сразу перестраиваясь во второй ряд. Он был весь во власти предвкушений и далее подсигивал на месте от едва сдерживаемого нетерпения. — На месте умоюсь.
Забрызганный грязью “порше” вырулил на оживленный проспект. В черном небе сумасшедшим северным сиянием полыхали огни реклам, магнитола с ревом изрыгала рок-н-ролл, а пятью с небольшим километрами северо-западнее того места, где лежал на грязной дороге все еще никем не обнаруженный труп подосланного Банкиром убийцы, пьяная в дым Верка Волгина, длинно и с большим знанием дела поцеловав не менее пьяную Катю Скворцову в губы, принялась неторопливо расстегивать пуговицы на ее халате...
А в это время грузный, начинающий лысеть и терять форму, но все еще очень крепкий мужчина, известный в определенных кругах как Банкир, дослушав до конца сбивчивый доклад обильно потеющего на нервной почве Костика, движением бровей устранил костолома из поля своего зрения и неторопливо, вдумчиво, с полным сознанием важности процесса раскурил толстую манильскую сигару. На безымянном пальце его правой руки поблескивал тяжелый золотой перстень с крошечным бриллиантом — Банкир питал слабость к перстням, — а в вырезе стеганого шелкового халата виднелась густо поросшая уже начавшими седеть жесткими курчавыми волосами синяя от наколок грудь. Банкир думал — когда ведешь свое собственное дело, всегда есть о чем подумать, а сегодня пища для размышлений была более чем обильной.
Майор Селиванов тоже думал, жуя безвкусный ужин, приготовленный его не отличавшейся кулинарными талантами супругой. Он думал о том, что же, черт возьми, могло произойти с этим растреклятым коллекционером, и о том, что “порше” — очень хорошая машина, которой ничего не стоит стряхнуть с себя милицейский “хвост”, и о том, не слишком ли поспешно он снял наблюдение за Паниным, и еще о многом другом.
В кишащем миллионами живых душ людском муравейнике жили, передвигались, думали и строили планы несколько человек, которых уже коснулась легкая тень темных крыльев. Они все еще полагали себя хозяевами собственной судьбы — даже самые умные из них, но, вопреки своим желаниям и убеждениям, уже были намертво связаны друг с другом обоюдной зависимостью. Ниточки этих связей, скрещиваясь и пересекаясь, уже спутались в немыслимый клубок, и с каждой минутой узел затягивался все туже.
Глава 6
Валерий Панин по кличке Студент проснулся в своей постели. За окном шел темно-серый дождь, и было совершенно непонятно, который час. Валерий забросил руку за голову и, нащупав на полке часы, поднес их к глазам. Стрелки показывали половину одиннадцатого. Валерий приложил часы к уху и услышал торопливое звонкое тиканье с металлическим подголоском — часы шли, и, следовательно, он действительно проспал чуть меньше полусуток. Тут он вспомнил про Банкира и кое-что еще, связанное с этой зловещей личностью, торопливо встал и, не одеваясь, босиком прошлепал в прихожую. Осторожно отвязав от ручки входной двери новенькую, еще сохранившую на своих ребристых боках следы заводской смазки “лимонку”, он аккуратно вернул в исходное положение отогнутые накануне усики чеки и рассеянно сунул гранату на полку встроенного шкафа. Его капкан для непрошенных гостей не сработал, и значит, следовало ожидать чего-нибудь другого, не столь примитивного. Он встал перед зеркалом и внимательно рассмотрел здоровенный, самого зловещего вида синяк на ребрах и схожий с ним по цвету след от заднего бампера “БМВ” на правом бедре. Банкир всерьез решил избавиться от молодого, но уже проевшего ему плешь конкурента, не останавливаясь ни перед чем. Валерий догадывался о причинах столь некорректного поведения такого солидного мужчины, как Банкир, но совершенно справедливо полагал, что одних догадок маловато, и что в целях обеспечения собственной безопасности ему теперь просто необходимо добраться до Банкира первым.
С проблемой подобного рода Валерий сталкивался впервые — его тернистый путь был не так тернист, как у большинства его коллег, по ряду причин. Прежде всего, Студент был умен и никогда не лез на рожон, всегда замечая опасность за версту и предпочитая мирные переговоры всем остальным методам воздействия. Вдобавок, он был обаятелен, знал это и никогда не упускал случая воспользоваться этим своим качеством. Главным же было то, без чего все перечисленное не стоило бы ломаного гроша: Валерий Панин смотрел на свой образ жизни не как на бизнес, а как на азартную игру, и никогда не пытался откусить больше, чем смог бы прожевать. Поэтому он легко и без душевных мук шел на потерю части доходов, когда это было необходимо, и никогда не рисковал чьей бы то ни было жизнью, справедливо полагая, что никакие деньги того не стоят. Он знал, что это любительский подход, но он и не собирался становиться профессионалом: он давно установил предельную сумму своих накоплений, заработав которую, собирался заняться чем-нибудь более конструктивным, чем выбивание дани из владельцев торгующих жвачкой киосков. Банкира он дразнил из чистого озорства да еще потому, что его смешила и раздражала носорожья тупость и самоуверенность этого короля местных подонков. Но теперь, судя по всему, игры кончились.
Его размышления были прерваны диким трезвоном — кто-то из соседей неистово молотил чем-то металлическим по трубам парового отопления. Зевая и почесываясь, Валерий прошлепал на кухню и три раза грохнул ножками табурета в пол. После этого условного сигнала колокола громкого боя смолкли, и из вентиляционной отдушины долетел гулкий бас:
— Валерка, рожа протокольная, спускайся, мне выпить не с кем!
Валерий резко тряхнул головой, прогоняя остатки сна, и взял с подоконника трубку радиотелефона. Набрав номер и дождавшись ответа, он сказал:
— Степаныч, ну что ты, как маленький, ей-богу? Что у тебя, телефона нет?
— Да я опять бумажку с твоим номером куда-то засунул, — с притворной виноватостью в голосе пробасил живший под ним прапорщик Мороз. Валерий в ответ на это заявление только усмехнулся — прапорщик беззастенчиво врал, просто ему нравилось барабанить по трубам и орать в вентиляцию. Больше соответствовало его характеру, надо полагать. — Спускайся, я три литра “шпаги” стяжал.
Валерия передернуло.
— Слушай, Степаныч, ну побойся ты Бога. Половина одиннадцатого, причем, заметь, утра, а не вечера, а ты мне предлагаешь спирт глушить в антисанитарной обстановке.
— Почему это — в антисанитарной? Я вчера прибирался.
— Знаю, знаю я твою уборку. Бутылки сдал и доволен... Я, между прочим, только что проснулся.
— Так самое ж время, Валера, друг ты мой дорогой! Спускайся, что ты ломаешься, как генеральская вдова!
Валерий на минуту задумался. События вчерашнего вечера вдруг всплыли перед глазами с предельной отчетливостью. Он словно наяву услышал звериный вой человека, которому собственноручно прострелил пах, заломило ребра, к горлу подкатил тугой ком, и во рту возник отвратный привкус желудочного сока.
— Ну, чего замолчал? Слюной захлебнулся?
Помимо всего прочего, вспомнилось Валерию, прапорщик Мороз всегда был весьма полезным человеком, потому что мог у себя на службе стяжать не только банку авиационного спирта, именуемого в народе “шпагой”, но и кое-какие гораздо более ценные вещи, например всемирно известную гранату Ф-1, она же “лимонка”, или пистолет Макарова — тот самый, который лежал в данный момент у Валерия под подушкой. Валерий подозревал, что, случись такая нужда, развеселый прапорщик с шутками и прибаутками подогнал бы к подъезду танк или, как минимум, бронетранспортер. Обижать такого человека не следовало, особенно сейчас.
— Ладно, Глеб Степаныч, — вздохнул Валерий, — иду.
— Скорей давай, — обрадованно загорланил прапорщик, — душа горит!
— Дай, я хоть штаны надену, не в трусах же мне к тебе спускаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38