Хлеставшая из парня энергия превращала его в некое подобие взволнованного оленя, каковое имя он и получил, став для начала Баком, а не Мэджиком. Но Мэджик или Бак, какая в том разница, поскольку Джонсон электризовал всю команду, передавая мяч партнерам, раздавая пасы, как написал один из журналистов, «с бескорыстностью раннехристианского мученика», забрасывая из прыжка прямые мячи в корзину, – под стук мяча в дриблинге и под улыбку, достойную кинозвезды.
Чары Джонсона работали, и «Лейкерс» – финишировавшие в предыдущем году при 47:35, а затем проигравшие в полуфинальном круге плей-офф, победили в чемпионате НБА 1979/80 года благодаря, как вы уже догадались, Мэджику, расшевелившему команду и названному «самым полезным игроком плей-офф».
Но Джонсон принес с собой в НБА не только свое мастерство, но и нечто менее материальное, но более важное. Дело в том, что в то время, когда Мэджик появился в лиге, НБА самым серьезным образом нуждалось в носителе харизмы. Достижения ее многочисленных звезд производили впечатление куда большее, чем их личное обаяние. Лица их были столь же неподвижны, как и каменные черты президентов на горе Рашмор, их общение с прессой и публикой было едва ли более выразительным. И тут явился Мэджик, наслаждавшийся вниманием прессы в той же мере, как прочие считали его докукой, и отпускавший улыбки столь же широкие, как и Джон Смит, увидевший перед собой Покахонтас. Пресса его любила.
Публика тоже. И особенно та, что собирается в лос-анджелесском «Форуме», где знаменитости чествуют знаменитостей. С каждым невероятным пасом, с каждым искусным нырком, с каждым метким броском, с каждой радостной улыбкой, демонстрирующей, что «представление началось», «Форум» все больше и больше подпадал под его очарование, добавив имя «Мэджик» к списку лос-анджелесских знаменитостей. Волшебный цирк Джонсона разъезжал по стране, и к общему хору присоединялись восхищенные голоса болельщиков из других городов НБА.
Последующие одиннадцать лет Мэджик продолжал свою веселую жизнь, а лига в знак признательности осыпала его всеми почестями и подарками: в том числе званием самого ценного игрока (три раза), лучшего игрока плей-офф (три раза), попаданием в сборную НБА всех времен (девять раз), и так далее, и так далее вплоть до приза игроку, первым введшему в баскетбольный жаргон словосочетание «двойной триплет».
А потом все вдруг закончилось – 7 ноября 1991 года. На созванной «Лейкерс» пресс-конференции сотни журналистов и не меньшее количество доброжелателей, глотая слезы, узнали от Мэджика, что его анализы выявили положительную реакцию на СПИД. «Жизнь продолжается, и я намереваюсь жить счастливо», – сказал он, блеснув своей заразительной, так сказать волшебной, улыбкой.
Но хотя Мэджик оставил НБА в связи с инфицированностью вирусом, который вызывает СПИД, его улыбка и дух остались в игре. И на первой из выставочных игр «Всех Звезд» НБА три месяца спустя, забросив решающий, победный мяч, он сказал: «Я словно бы сидел за своей пишущей машинкой, и она сама напечатала: «Этот бросок был моим последним броском», а потом – в Барселоне, где он появился в качестве участника «Дрим Тим» и вдохновил сотни атлетов всех стран в матче открытия нарушить официальный строй, чтобы взглянуть на всемирную легенду.
Ирвин Джонсон заслужил свое прозвище «Мэджик», играя так, как надлежит играть: ради счастья самой игры. Именно это, наверное, и имел в виду его давний друг и соперник Ларри Бёрд, сказав: «Я готов заплатить, чтобы увидеть, как играет Мэджик». Никто из спортсменов не был наделен большим обаянием, чем Мэджик.
ТЕД ВИЛЬЯМС
(1918–2002)
В один из редких моментов откровенности Тед Вильямс однажды отодвинул занавес и позволил миру услышать причину, заставлявшую его брать в руки биту, сказав: «Все, чего я хочу от жизни, это чтобы когда я иду по улице, люди оборачивались и говорили: вот идет самый величайший хиттер из всех, кто жил на свете».
И многие считали его таким. Например Джимми Дайкс, старый третий бейзмен, который часто характеризовал Вильямса следующим образом: «Другого такого поганца, другого такого хиттера я еще не видел!» И этой рекомендации более чем достаточно. Ведь карьера Дайкса началась в конце 1910-х годов, когда Тай Кобб и Джо Джексон были величайшими среди выступавших хиттеров, и продлилась до 1939 года, первого года выступлений Вильямса в старшей лиге.
На весенних тренировках перед сезоном 1938 года, рассматривая своих будущих товарищей по команде с юношеской надменностью, Вильямс охотно пользовался преимуществами своей неопытности. Когда кто-то попытался осадить зарвавшегося молокососа и сказал: «Погоди, вот увидишь, как бьет Джимми Фоккс», Вильямс ответил: «Пусть Фоккс смотрит, как я бью!»
Отосланный в Миннеаполис, в команду «Красных Носков» Трипл Эй на предмет дальнейшего созревания, Вильямс, пакуя вещички, отважно предсказал, что не только вернется, но и превзойдет весь аутфилд «Красных Носков», тандем, состоявший из Бена Чэпмена, Дока Крамера и Джо Восмика, имевших по 0,300. В ходе своей карьеры Вильямс выполнит оба обещания. И еще не одно другое.
Никогда не позволявший фортуне подминать его под свою железную пяту, Вильямс доказал всем и каждому, что принадлежит к «Большому Шоу», смягчив свое путешествие в младшую лигу тем, что возглавил там списки Американской ассоциации не менее чем в шести технических характеристиках. В 1939-м он продолжил свое наступление на позиции питчеров Американской лиги, возглавив ее список по RBI со 145, лучшим из показанных новичком результатов, и бэттингу 0,327; финишировал вторым по дублям и третьим по круговым пробежкам, набрав 107, что опять-таки было лучшим результатом для новичка.
На деле среди всей этой рекордной статистики, быть может, самой впечатляющей была общая сумма его пробежек, что свидетельствует о его метком глазе, что подтвердили и флотские врачи, осматривавшие его когда-то как военного летчика, и нашедшие, что такое зрение бывает у одного из сотни тысяч человек. Дайкс, как мы помним, видевший их всех, только удивлялся: «Если он брал подачу, судьи присуждали мяч. Они считали, что он лучше видит зону удара, чем они сами».
Бобби Шантц, выдающийся питчер своего времени, вспоминал нежелание Вильямса замахиваться на мячи, пролетавшие мимо хотя бы на волосок: «Боже, я бросал ему такие хитрые мячи, которые мазали всего на долю дюйма, а он просто стоял, не думая поднимать биту».
Но что бы ни было в этом рослом и крепком парне (193 см, 90 кг) – глаз, умение владеть битой и безупречное совершенство на месте бэттера – после всего одного только года, проведенного им в бейсболе, журналисты вкупе с любителями игры начали использовать в отношении его такие определения как «суперзвезда» и «великий». Год 1940-й только добавил яркости его блеску, поскольку он брал в среднем 0,344, финишировал третьим по подачам и общему количеству баз и возглавил список лиги по результативным пробежкам.
А потом наступил 1941 год.
В ходе последнего предвоенного сезона Вильямс набил всего лишь 0,406 (впервые за восемнадцать лет в истории Американской лиги превзойдя мифический показатель в 0,400 – и в последний с тех пор раз); возглавил список лиги по пробежкам вокруг базы, результативным пробежкам и выиграл встречу «Всех Звезд» при двух в ауте и с девятой пробежки в величайшей из всех когда-либо проведенных игр. На деле она оказалась столь драматичной, что обычно многословный Ред Барбер, комментировавший матч, буквально онемел, ошеломленный ударом Вильямса, пославшего мяч через все крыши.
Как именно Вильямс превысил отметку в 0,400, представляет собой предмет особой песни, позволяющей в чем-то понять этого уверенного в себе, даже дерзкого бейсбольного гиганта, жившего, по его собственным словам, «для того, чтобы бить». До самого последнего дня сезона Вильямс имел средний показатель бэттинга 0,39955, округлявшийся до ровных 0,400. Его менеджер, Джо Кронин, посоветовал молодому бойцу «отсидеться на скамейке запасных». Но Вильямс, презирая дешевый рекорд, отсиживаться отказался и, напротив, вызвался сыграть на обоих концах даблхедера против «Филадельфии-А». В первой игре у него было четыре удара, в том числе пробежка на базу, а во второй он приплел к ним еще два попадания, закончив игру с шестью ударами при восьми выходах к бите и среднем показателе 0,406.
Возглавив список лиги в 1942 году с 0,356 в среднем и выиграв первую из своих «Тройных корон», Вильямс отправился служить своему отечеству в качестве флотского пилота и, оттрубив три года, вместе с прочими Тедди и Джонни вернулся домой, чтобы начать свое дело с того места, на котором оставил его. Имея на бэттинге 0,342, он привел «Красные Носки» к первому чемпионскому вымпелу за двадцать восемь лет.
В последующие десять лет этот длинный и гибкий бэтсмен, занимавший свое место в коробочке бэттера и помахивавший битой, разглядывая питчера с чисто научным интересом во взгляде, продолжал успешно отражать броски питчеров Американской лиги. Более десяти лет Вильямс возглавлял список Американской лиги, имея по бэттингу 0,344.
А потом, в 1957-м, песок начал стремительно вытекать из верхней склянки его часов, но Вильямс по-прежнему был впереди Американской лиги по бэттингу, имея в своем более чем зрелом тридцатидевятилетнем возрасте в среднем 0,388, самый высокий показатель в его карьере после 0,406, показанных шестнадцать лет назад. И чтобы доказать, что случайностью это не было, он вновь был первым в лиге на следующий год – уже сорокалетним.
Вильямс продолжал выступать еще два года, превратившись к 1960 году в живую достопримечательность бейсбола: сорокалетнего игрока. А потом после последнего удара в его карьере, последний раз держа биту в руках, он предпринял, наверное, самую продолжительную, 521-ю пробежку в своей долгой и славной службе бейсболу. Верный своему обычаю, он бежал вокруг баз, болельщики Бостона приветствовали его с трибун, но, пренебрегая жеманством, он не снимал кепку с головы в знак благодарности – как и любители бейсбола.
Всю свою игровую жизнь Тед Вильямс являл собой достойный подражания пример независимости. Удивительно острое зрение позволяло ему читать между строк в книге бейсбола, и он различал в приветствиях болельщиков их способность и освистать его – под горячую руку. Всегда слушавший только себя самого, Вильямс возвышался над толпой и в буквальном, и в переносном смысле. Некоторые называли его «нашим парнем», «великолепной битой» или «великолепным забойщиком», другие «Тедди-бейсболом» или «колотухой». Но почти для всех – в том числе для Джо Ди Маггио, который сказал: «Скажу честно, я никогда не видал лучшего хиттера, чем Тед Вильямс» – он был просто «величайшим хиттером в истории игры».
БОББИ ХАЛЛ
(родился в 1939 г.)
Этот дивно сложенный парень обладал превосходно вылепленными мышцами, плечами, широкими, словно дверь, руками, несокрушимыми, словно алмазы, и крепостью плотно набитого шкафа, что заставило Горди Хоу сказать: «Когда он раздевается, то становится только больше» – ноги как корабельные мачты, валуны бицепсов, грудь и шея, до которых было далеко и Сонни Листону, и всем прочим современным чемпионам в тяжелом весе. И все это образовывало симпатичное обличие, которое даже при обязательном для хоккеиста сломанном носе делало его похожим на какого-нибудь из младших богов Древней Греции.
Так, в частности, полагал один из светских обозревателей Чикаго, видевший в Халле «ожившее изваяние, пришедшее к нам из золотого века Греции, невероятно симпатичное даже без передних зубов». И в самом деле, он был «Золотым мальчиком» хоккея, его «Золотой ракетой».
Однако 190 см, 90 кг и бычье сложение Халла вместе со всей присущей ему мощью отнюдь не составляли основной компоненты его спортивного гения. Бобби Халл был молнией на коньках, самым быстрым конькобежцем в Национальной хоккейной лиге, умевшим набирать с шайбой скорость 28,3 мили в час и 29,7 мили в час без оной.
Но если молния впечатляла, гром производил потрясение еще большее. Именно с шайбой Халл был самым лучшим – возможно, лучше него никто не владел шайбой. Выстрелив с левой руки, Халл отправлял шайбу в полет со скоростью 120 миль в час – почти на 35 миль быстрее, чем средний хоккеист. Так что можно не удивляться тому, что посланная им шайба с удивительной частотой попадала в сетку, в среднем 40 раз за сезон при рекордном числе «хет-триков» – двадцать восемь.
Игроков, пытавшихся преградить путь шайбам, посланным Халлом с едва ли не сверхзвуковой скоростью, можно было уподобить лишь тем людям, которые пропитания ради разряжают бомбы. Один из тех, кто сделал это и выжил, вспоминал с трепетом: «Если Халл прицелился и ахнул, шайба рушится на тебя с той же тяжестью, что и небольшой город». Еще один из тех, кто останавливал его патентованные восемнадцатиметровые броски, излагал свои впечатления так: «Меня словно прижгли клеймом. Бросок его парализовал мою руку на пять минут. Это было невероятно!» Прочие торопились убраться с траектории пущенного им снаряда со всей мыслимой скоростью.
Это сочетание силы, скорости и мощи впервые выкатило на лед НХЛ в матче открытия сезона 1957/58 года едва начинавшим бриться восемнадцатилетним парнишкой. Однако уже к этому времени Бобби Халл мог сказать, что играет в хоккей всю свою жизнь, – во всяком случае с тех пор, когда отец привязал к его ногам самую маленькую пару коньков – под стать росту. Начало хоккея он изучал, играя на замерзшем пруду перед фермой отца, расположенной в окрестности, которую составители карт именуют Пойнт-Энн, Онтарио, а потом вступил в организованный хоккей, играя сперва за «Пи Ви», а потом среди юниоров. И когда он играл среди юниоров, его золотые возможности оказались замеченными тренером Руди Пайлоузом, выделившим молодца и рекомендовавшего его в «Чикаго Блэк Хоукс». Оказавшись в их тренировочном лагере осенью 1957-го, Халл продемонстрировал свой потенциал, забросив два гола в своем первом выставочном матче против «Нью-Йорк Рейнджерс», и в итоге стал самым молодым из игроков, когда-либо попадавших в команду «Блэк Хоукс». Об этом решении команда и ее болельщики никогда не пожалели.
Играя центром нападения в «Блэк Хоукс», Халл забросил 31 шайбу за свои первые два сезона. А потом в плей-офф 1959 года, когда получил травму один из крайних «Блэк Хоукс», Пайлоуз, теперь ставший тренером команды, перевел Халла из центра на его место. Халл сразу же оценил внесенные в сценарий изменения. «Я почувствовал себя как дома, потому что теперь мне не приходилось столько обороняться. У меня появилось время для атаки».
Освободившись от, так сказать, сковывавших его пут, Халл смог переключить свое внимание с зубодробительных обязанностей оборонца на много более приятное дело снайпера. Он буквально расцвел в новой роли. Подхватив шайбу концом клюшки, два-три раза шевельнув коньками, он уже летел по льду, являя собой воплощенный поток энергии, наконец нашедшей себе выход. Мгновение спустя он оказывался на противоположной половине поля, отмеряя коньками доли секунды по льду, а потом выпаливал шайбу с расстояния шестидесяти футов, забрасывая ее невесть откуда в ворота. Его пушечные броски, которых боялись все в НХЛ, описывал такой авторитет, как игравший за Монреаль Бум-бум Джеффрион, называвший их «самыми сильными на моей памяти».
Скоро голы Халла сделались привычными. С 39 шайбами он стал первым в лиге в 1959/60 года. В 1961/62 году он забросил 50 шайб, третьим за Морисом Ришаром и Горди Хоу среди тех, кто добился подобного достижения. Четыре сезона спустя он забросил уже 54 шайбы, пять сезонов спустя – 52 и семь сезонов спустя – 58, каждый раз побивая собственный рекорд и делаясь неким хоккейным подобием Бейба Рата.
А еще он маневрировал, пробиваясь сквозь и мимо защитников, объезжая их, пролетая над ними, тщетно пытавшимися преградить путь этому цирковому силачу к новому голу. Излучая энергию, он был способен прихватить с собой на широкой спине словно пианино защитника, одновременно забивая движением руки новый гол. Преграждать путь рвущемуся к воротам Халлу было все равно что становиться на рельсах перед товарным составом – столь же небезопасно, да и напрасно.
Наконец отыграв пятнадцать лет и забив 604 гола, человек, некогда признававшийся: «Я просто люблю забивать голы. Ради этого я и играю в хоккей… ради того, чтобы забивать», решил, что с него довольно. Прежний огонь в его ногах давно превратился в тупую боль, и, устав от битв за контракты с «Блэк Хоукс», Халл решил собрать свои хоккейные клюшки и отправиться домой.
Тем не менее на пути в отставку с Халлом произошел забавный факт. Во всяком случае, он казался забавным с точки зрения давно укрепившейся Национальной хоккейной лиги. Им стало образование лиги-соперницы, Всемирной хоккейной ассоциации, каковая идея расцвела полным цветом в голове Гэри Дэвидсона, уже даровавшего миру подобия Американской баскетбольной ассоциации и Мировой футбольной лиги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51