Первые три игры, в которых имя Ди Маггио было занесено в бэттинг-лист «Янки», состоялись против «Бостонских Красных Носок» на их родной площадке в Фенвей-парк. И по ходу этого сурового, растянувшегося на три игры испытания Ди Маггио нанес всего лишь четыре метких удара по базе, совершил девять пробежек и набрал еще пять очков, заново переписав легенду о Джо Ди Маггио своей битой, и ею же принес «Янки» три победы в упорной битве за призовое место.
В 1950 году, уже в более типичном для Ди Маггио сезоне, он возглавил список лиги по среднему количеству попаданий и финишировал в числе пяти лучших. Но после 1951 года, когда его статистические показатели свалились до самого низкого уровня за всю тринадцатилетнюю карьеру, он убрал свою биту в чемодан с нафталином, выразив свое мнение следующим образом: «По-моему, я достиг уже той стадии, когда ничем уже больше не могу помочь своему клубу, тренеру, товарищам по команде и болельщикам». И сказав так, он с достоинством откланялся.
История игры и почитатели по-прежнему продолжали делать из Джо Ди идола и божка, назвав его в связи со столетием бейсбола «величайшим из живущих игроков». Чары Ди Маггио не рассеивались, так как вскоре после ухода с поля, сочетая оба любимых нацией способов времяпрепровождения, он женился на легендарной кинозвезде Мэрилин Монро, с редким юмором заметив, что «так-то оно лучше, чем гонять по полю с Джо Пейджем». Брак оказался недолгим, хотя и подарил нам один из величайших анекдотов о бейсболе: когда Мэрилин вернулась из Кореи, где развлекала солдат, она принялась со вкусом рассказывать: «Джо, ты никогда не слыхал подобных оваций». И Ди Маггио ответил: «Я?.. Ну что ты, слыхал…»
Так и было – тринадцать лет и все последующие годы. Джо Ди Маггио возвел себе монумент не похвальбой и не бравадой. Игрок командный и великий, он построил памятник себе способом старомодным – мастерством, честностью и внешне незаметным, но упорным трудом.
БОББИ ДЖОНС
(1902–1971)
Одной из самых интересных сторон карьеры Бобби Джонса является проявлявшаяся им в первые семь лет невероятная нестабильность, поскольку он то ослепительно вспыхивал, то погасал, словно искрящий электрический контакт. Но Джонсу были отпущены фараоновские семь тощих и семь тучных лет во всем их единстве. Об этом и наш рассказ – о внезапной сенсации, хотя для того, чтобы она родилась, потребовалось семь тощих лет.
Джонс впервые появился на национальной сцене в 1916 году. Четырнадцатилетний мальчишка с плотным телом, покатыми мускулистыми плечами, крепкими широкими запястьями и крупным лицом молодого южного джентльмена, что как раз и соответствовало действительности, поскольку он был родом из Атланты, Джорджия. Юный Бобби (он терпеть не мог этого имени, предпочитая ему краткое «Боб») играл в гольф с пяти лет. Его семья жила как раз неподалеку от площадки для гольфа в Атланте, и мальчишка, еще не понимая, что делает, начал баловаться с мячиком, конечно старым, и клюшкой – естественно укороченной. К семи годам он уже вовсю махал клюшкой, в девять стал чемпионом клуба, а в двенадцать посылал мяч на 240–250 ярдов, набирая 70 очков.
Всего за год перед первым появлением молодого Бобби Джонса на национальной арене Грантленд Райс, тогда являвшийся ведущим спортивным обозревателем страны, стоял, наблюдая за юным чудом в компании Элии Смита и Джима Барнса, двух прежних победителей Открытого чемпионата. На глазах троицы Джонс разыграл начало, могучим ударом послав мяч на какую-то давно забытую лужайку. Проследив за полетом снаряда, приземлившегося в десяти ярдах от лунки, они заметили, как отброшенная разочарованным юношей клюшка ударяется о ствол дерева. «Как ни жаль, – вспоминал Райс слова Смита, – но из него не получится настоящего гольфера… слишком темпераментен». Райс был вынужден согласиться: «Этот единственный недостаток может оказаться слишком весомым. Если он не научится владеть собой, то никогда не научится играть в гольф так, как способен это делать». Но прошли годы, прежде чем Джонс научился управлять собой так же, как и своими клюшками.
Когда Джонс появился в Филадельфийском клубе крикета «Мерион», чтобы впервые выступить в национальном любительском первенстве 1916 года, где он произвел фурор среди публики, напомнив Джекки Куганеску своим голубым беретом, голубыми глазами и победоносной улыбкой. Однако в его манерах не усматривалось ничего привлекательного, южным привычкам соответствовал южный же темперамент, проявлявший себя, в частности, в швырянии клюшки. Его противником в первом круге был Эбен Байерс – бывший чемпион среди любителей в 1906 году, и тоже имевший привычку чуть что запускать клюшкой в дерево. Их матч превратился в состязание скорее не в меткости, а в норове, и Джонс победил потому, что, как он сказал сам: «У Байерса раньше кончились клюшки».
На следующий день он победил Фрэнка Дайера. В третьем круге, играя с действующим чемпионом, Бобом Гарднером перед колоссальным скоплением публики, которое сделало бы честь и Дню Примирения, он держал в узде и свой характер, и меткость, пока не проиграл на тридцать первой лунке. Публика приветствовала каждый его меткий удар аплодисментами, вдруг вспыхивавшими и угасавшими. Подобная реакция стала типичной для матчей Джонса, начиная с этого круга и до финального матча 1930 года, состоявшегося в том же клубе, когда он завоевал «Большой шлем».
Несколько следующих лет Джонс продолжал бороться со своим характером как человек, казалось бы обреченный всегда становиться собственной жертвой. Однако цепочка должна была где-то окончиться, и это самое «где-то» оказалось открытым первенством Британии 1921 года. Показав поначалу среднюю, в общем-то, игру, он потратил пятьдесят восемь ударов на первые одиннадцать лунок, а потом забрал свой мяч. В боксе в подобных случаях выбрасывают на ринг полотенце; в гольфе это попросту непростительно. Особенно на открытом первенстве Британии, с его почтением к традициям гольфа, бытующим среди джентльменов. Джонсу надлежало усвоить этот урок и в свои девятнадцать лет стать мужчиной.
Но ему предстояло стать и чемпионом. И это наконец случилось в 1923-м на открытом первенстве США в «Инвуд Кантри Клуб», что на Лонг-Айленде, но лишь после того как катастрофическая двойная ошибка на семьдесят второй лунке заставила его участвовать в переигровке с крошечным шотландцем, Бобби Крукшенком. К восемнадцатой лунке на переигровке счет был равным. Наступила очередь Крукшенка, и он послал невысокий мяч, вкатившийся на неровное поле. Джонс ответил далеким ударом и попал на мягкое поле на краю неровного поля. И перед ним встал выбор: или остановиться перед водной преградой, или рискнуть и перебросить мяч через нее на край неровного поля. С дымящей в зубах сигаретой он решил рискнуть и забросил мяч на зеленое, послав его на 190 ярдов – в пределах 5 футов от колышка.
Так Бобби Джонс выиграл свой первый чемпионат. И, начиная с той поры, победы посыпались на него одна за другой. Джонс сражался только с полем.
Следующие восемь лет – «тучных лет», если вам угодно, Джонс установил эталон, так и оставшийся непревзойденным. Каждый год он побеждал хотя бы в одном из крупных американских турниров: на его счету четыре победы в открытом первенстве и пять в любительском. Столь высококачественный гольф в течение такого продолжительного отрезка времени не удавалось демонстрировать более никому.
В начале 1930 года Бобби Крукшенк сказал о Джонсе: «Он просто слишком хорош. Он поедет в Британию и выиграет там любительское и открытое первенство, а потом вернется сюда и победит в открытом и любительском чемпионатах. Он играет слишком хорошо, чтобы его можно было остановить». А потом Крукшенк подкрепил свое предсказание, заключив пари на 500 долларов, поставив 50 к 1 на Джонса в том, что тот выиграет так называемый «Большой шлем», который один из спортивных обозревателей назвал «Неприступным Четырехугольником Гольфа».
В 1930 году Британский любительский чемпионат был разыгран на историческом поле Королевского и Старинного клуба в Сент-Эндрюсе, и после восьми раундов упорной борьбы Джонс выиграл свой первый британский любительский титул. И вместе с тем первую часть «Большого шлема». Потом начались соревнования в Хойлейке, второй этап – Открытый чемпионат Британии. Особо не напрягаясь, он финишировал в двух фарлонгах от всех остальных. До цели оставалась половина пути, и пари Бобби Крукшенка начинало казаться вполне реальным.
Вернувшегося победителя приветствовали дома как истинного героя. В Нью-Йорк-Сити устроили один из патентованных парадов. Когда один из друзей Джонса поинтересовался у раздосадованного суетой полисмена о причине такого шума, тот ответил: «Это из-за какого-то поганого гольфера».
В итогах Открытого первенства США в Интерлахене возле Миннеаполиса никто не сомневался. Предоставив дело своей клюшке носившей имя «Бедовая Джейн», он положил 40-футовый мяч в семьдесят вторую лунку, чего вполне хватило для завоевания чемпионского титула. Итак, из четырех титулов были завоеваны уже три, оставался всего один, и букмекер Бобби Крукшенка уже слышал шаги фортуны.
Поход за четвертым из титулов «Большого шлема» был легкой прогулкой, так как Джонс поставил рекорд в квалификационном раунде, а потом триумфально пронесся по полю; Джин Хоманс, его последняя жертва, проиграл 8 и 7. «Большой шлем» был завоеван в первый и в последний раз.
В возрасте двадцати восьми лет, не имея более непокоренных вершин, обеспечив себе место в истории, Бобби Джонс оставил игру. Бобби Джонс поднялся на самую вершину игры, оставив на память свой рекорд, который никогда не изгладится из памяти болельщиков.
ЭЛДЖИН БЕЙЛОР
(родился в 1934 г.)
Дело в том, что у папы-Бейлора были часы. Золотые часы. Карманные часы. И если быть точным – часы фирмы «Элджин». «В честь этой фирмы он и выбрал мне имя», – утверждал Бейлор впоследствии. И это было вполне справедливо, поскольку в последующие годы Элджин Бейлор работал на баскетбольной площадке с точностью часового механизма.
Однако на то чтобы стать звездой, Элджину потребуется время. Родившийся в столичном округе Вашингтон во времена, предшествовавшие интеграции рас, юный Элджин остался незамеченным восточным баскетбольным сообществом, даже невзирая на то, что мог похвастать попаданием в городскую баскетбольную сборную. И тут вмешавшаяся судьба предложила ему окольный путь – через занятия футболом.
Случилось так, что один из старых приятелей Элджина, Уоррен Вильямс, отправился в небольшой колледж в Айдахо, чтобы учиться там и играть в футбол. Когда его спросили, не знает ли он на востоке других хороших футболистов, Вильямс ответил, что знает очень сильного игрока по имени Элджин Бейлор и что лучшего найти сложно – хотя весь футбольный опыт Бейлора ограничивался несколькими играми с приятелями за клуб «Ребята Северо-запада».
Итак, Элджин отправился в столичный город Колдуэлл, Айдахо, чтобы стать одним из 485 студентов колледжа. Оказавшись там через две недели после начала предсезонной подготовки, он сразу же выгрузился из поезда под дождь. После трех дней непрерывных дождей команда перебралась в спортивный зал, где Элджин играл в баскетбол вместе с товарищами по команде. Примерно на четвертый день, согласно воспоминаниям Элджина, тренер, отнюдь не случайно оказавшийся также тренером баскетболистов, подошел к нему и сказал: «А я и не знал, что ты умеешь играть в баскетбол». Бейлор ответил: «Но вы и не спрашивали». Тогда тренер, отлично понимавший, какой вид спорта обеспечивает наличие масла на его куске хлеба, спросил у Бейлора, не предпочтет ли он в таком случае баскетбол футболу. «Отлично, – сказал Бейлор. – Буду играть в баскетбол». На этом его футбольная карьера закончилась и началась баскетбольная.
Но фортуна еще не закончила свои дела с Элджином. Во всяком случае пока. Дело в том, что однажды вечером, после завершения своего первого сезона, когда Элджин ходил по коридорам спального корпуса, до внимательного уха молодого человека донеслось не что иное, как радиорепортаж о финальной встрече 1955 года НКАА между Сан-Франциско и Ласаллем. Бейлор уселся послушать репортаж, казавшийся таким ярким и наглядным. «Я читал о Томе Гоула и Билле Расселе в газетах, но слышать рассказ об игре по радио было все равно, что видеть ее собственными глазами, – вспоминал Бейлор. – Я буквально видел, как они перехватывали броски, подбирали отскоки и забрасывали мячи. Впечатление было настолько волнующим, что превосходило любую виденную мной игру. И слушая комментатора, я сказал себе: "А хорошо было бы поиграть в чемпионате НКАА (Национальной студенческой спортивной ассоциации США)"».
Этот полет мысли привел его к следующей идее: неплохо бы перевестись в колледж, предпочтительно на Северо-западе, где играют в большой баскетбол. Он разослал прошения, и желание его исполнилось – Элджин получил согласие университета города Сиэтла. И за следующие более чем три года Элджин привел «Вождей» к рекордным 66 победам при 21 поражении, его вихляющая манера вести мяч и невероятные броски из прыжка поражали зрителей.
На третьем году выступления реализовалась и другая часть желания Элджина: играть в чемпионате НКАА. Совершая ходы внутри ходов, Бейлор продолжал удивлять, изумлять и потрясать зрителей и вывел Сиэтл в соревнование, тогда еще не носившее имени «Финальной четверки». В полуфинальной встрече с командой штата Канзас он выкинул фокус, который его бывший тренер, Эл Брайтмен, назвал «самой прохиндейской штучкой из всех, которые я видел в его исполнении. Канзасец Боб Бузер шел на него головой вперед. Элджин стукнул мячом в голову Бузера, потом обвел его и отправился прямо к корзине. Он поступил так потому, что этого требовала логика мгновения. И он был прав». Элджин еще не раз оказывался «правым», и, хотя Сиэтл уступил Кентукки в финальной серии, он был назван самым ценным игроком турнира, забросив 135 очков в пяти играх. Учитывая общеамериканскую известность, это делало его первым кандидатом на повышение в классе в 1958 году.
«Миннеаполис Лейкерс» являлись тогда слабейшим звеном в НБА, команда балансировала на грани банкротства и полной неизвестности. Нищая, ничем не примечательная команда, ничем не блиставшая в сезоне 1957/58 года, могла похвастать лишь 19 победами при 53 поражениях. Команда нуждалась в любой помощи – и в первую очередь на площадке. И помощь эта явилась в лице Элджина Бейлора, подписавшего с больной «Лейкерс» контракт на значительную по тогдашним меркам сумму в 20000 долларов.
Бейлор прибыл в тренировочный лагерь «Лейкерс». Впоследствии он вспоминал свои тогдашние впечатления: «Мне никогда в жизни не приходилось видеть сразу столько рослых людей. В колледже можно увидеть одного-двух длинных парней, но они обычно не наделены необходимыми физическими способностями. А там, в тренировочном лагере, когда я увидел этих верзил, то усомнился в том, что сумею чего-то добиться. Но уже после первой тренировки я ощутил, что ничем не уступаю им».
Нет, он был лучше. Много лучше. Начиная с самой первой игры с «Цинциннати Ройялс», Элджин стал вносить погашающие платежи – с процентом – на вложение в него 20000 долларов, забросив 25 очков. В другой игре против «Ройялс» он набрал 55 очков, показав самый высокий результат того сезона в одной игре. Похожий отчасти на св. Витта и отчасти на св. Павла, он исполнял больше вариаций на тему, чем удалось бы придумать самому Мусоргскому, – шла ли речь о том, чтобы доставить мяч в корзину быстрее-чем-можно-прочесть-это-слово, или молниеносным финтом приготовиться к броску, или отдать пас партнеру по команде, или разразиться каскадом обводящих движений, он проделывал все это, подергивая головой, словно черепаха, убирающая голову под панцирь, – чтобы не вышло чего нехорошего.
Но если Бейлор являлся отличной машиной по забрасыванию мячей, то на подборе он работал не менее качественно. Нападающий ростом шесть футов пять дюймов (198 см), каким бы крепким он ни был, не способен раздвигать поднимающийся вокруг лес локтей и тел, подбирая отскок за отскоком, особенно если при этом приходится иметь дело с личностями, более похожими на великанов. Но именно это и делал Бейлор: раз за разом, упорно, с силой и расчетом, точной выдержкой и интеллектом. Его партнер по команде, Джим Кребс, мог только удивляться: «Он подпрыгнет, опустится, прыгнет снова. Я видел, как он подскакивал таким образом до четырех или пяти раз. И он умел выбирать момент. Такие люди, как я, полагались на блокировку. Но «Элдж» оказывался там, где надо в нужный момент».
В конце первого года выступлений Бейлор стал четвертым в лиге по результативности, в среднем набирая 24,9 очка за игру; третьим по подбору, при среднем числе 15,0 за игру;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51