Это был успех. Оркестр вновь оказался в центре внимания, а фотография Эллингтона появилась даже на обложке журнала «Тайм». В оркестр начали возвращаться старые звезды: Ходжес, Кути Уильямс. А тромбонист Квентин Джексон достойно заменил Нэнтона. Коллектив состоял теперь из музыкантов почтенного возраста. В 1968 году, когда создавался «Second Sacred Concert», Эллингтону было шестьдесят восемь лет, Гарри Карни — пятьдесят восемь, Ходжесу — шестьдесят три, Уильямсу и Расселлу Прокопу — по пятьдесят девять, Лоренсу Брауну — шестьдесят два. И хотя о новаторстве уже не могло быть и речи, они продолжали играть интересную свинговую музыку. Эллингтон умер в мае 1974 года. В ряду музыкантов, оказавших наиболее значительное влияние на джаз и вообще на всю западную музыку, он стоит рядом с Армстронгом и Чарли Паркером.
В чем особенно проявился гений Эллингтона? Во-первых, в редком чувстве музыкального колорита. Как мы помним, у него были способности к рисованию. Он говорил, что «думает о музыке в категориях живописи», и с самого начала стремился передать звук «многоцветно», в разных тембрах. С точки зрения европейской музыки, формы его произведений не представляли серьезного интереса. Но в создании чистого звука он почти не имел себе равных. В 30-е годы, когда Хендерсон, Редмен, Билл Челлис и другие писали для оркестровых групп, Эллингтон взял простейшую мелодию, аранжировал ее для кларнета и засурдиненных трубы и тромбона и создал знаменитую композицию «Mood Indigo». Такое необычное сочетание инструментов требовало тончайшего звукового баланса между ними, который позволил бы достичь четкого, слаженного звучания. Другими словами, как лучше смешать красный, желтый и белый цвета, чтобы получить нужный оттенок оранжевого? Мастерство Эллингтона в решении таких задач внушало благоговение.
Во-вторых, Эллингтон в совершенстве владел диссонансом. Любое, даже самое острое гармоническое сочетание у него не резало слух, ибо несло свою образную нагрузку. В пьесе «The Saddest Tale» Гарри Карни исполняет соло на басовом кларнете на фоне засурдиненных труб. При этом звучание в целом не становится раздражающим.
Тонкое чувство гармонии в соединении с чувством колорита давало Эллингтону огромное преимущество при создании оркестровой музыки. Кроме того, он был блестящим мелодистом. Я имею в виду не только пьесы «In My Solitude», «I Let a Song Go Out of My Heart», «Don't Get Around Much Anymore» и другие, но и короткие фрагменты мелодий и отдельные фразы, звучащие в его произведениях. Любая композиция Эллингтона расцвечивается лаконичными мотивами, вспыхивающими в музыке. Темы из пьес «Jubilee Stomp», «Rockin' in Rhythm», «Blues with a Feeling», «Cotton Tail», «Old Man Blues» сегодня так же свежи, как и много лет назад.
В-третьих, Эллингтон, несомненно, усвоил уроки композиции, преподанные ему Уиллом Марионом Куком. Взять, к примеру, джазовое клише, основанное на переходе от сексты к минорной терции (в тональности До мажор — от ля к ми-бемоль). Эта фигура выведена из блюзовых тонов; в ней VI ступень выступает в роли „блюзовой" VII ступени и минорная III ступень — в роли „блюзовой" III ступени. В основе пьесы «Main Stem» лежит описанная фигура, но сыгранная наоборот, мелодия идет вверх, а не вниз. Или рассмотрим одну из лучших свинговых композиций Эллингтона «Cotton Tail» (1940). Здесь использована часто встречающаяся в джазе последовательность аккордов из композиции «I've Got Rhythm», анализ мелодии также обнаруживает сходство с темой Гершвина. Основная тема пьесы «East St. Louis Toodle-Oo» — переработка мелодии «Sister Kate». «Drag» (60-е годы) — вариация композиции «Ding Dong Daddy from Dumas», которая в свою очередь сама является вариацией на тему пьесы «Ja Da». Мелодия «Creole Love Call» почти целиком совпадает с темой Оливера «Camp Meeting Blues». И таких превращений можно найти немало.
Это вовсе не означает, что Эллингтон был плагиатором. Практика трансформирования известных мелодий имеет долгую историю. Использование Эллингтоном тем из произведений, которые он слышал, ничуть не отличается от использования А. Дворжаком и другими композиторами народных мелодий. Важно то, как применен, в каком контексте использован материал. Пьесу Оливера «Camp Meeting Blues» не помнит никто, кроме специалистов, а композицию Эллингтона «Creole Love Call» исполняют до сих пор.
И, наконец, в-четвертых, Эллингтон постоянно пытался выйти за рамки структурных стереотипов, лежащих в основе джаза и популярной музыки, для которых типичны лишь восьми-, двенадцати-, шестнадцати— и тридцатидвухтактовые тематические структуры. Эллингтон смело нарушал его. Пьеса «Baby, When You Ain't There» (1932) представляет собой блюз, но он начинается и заканчивается двадцатитактовыми сегментами, образованными удлинением блюзовой структуры на несколько тактов. Композиция «East St. Louis Toodle-Oo» включает (наряду с восьми— и шестнадцатитактовыми) восемнадцатитактовый сегмент. В основе пьесы «Birmingham Breakdown» — двадцатитактовая тема. И таких примеров множество. Причем Эллингтон так искусно соединял части композиции, что лишь немногие музыканты могли уловить отступление от традиционной формы. Стиль Эллингтона индивидуален в большом и малом, и он практически не имел подражателей.
Эллингтона отличала способность находить и готовить инструменталистов, которые смогли бы придать его музыке нужное звучание. Он очень чутко относился к особенностям исполнения, присущим тому или иному музыканту оркестра. Например, тромбонисты в его оркестре 40-х годов — Джо Нэнтон, Хуан Тизол и Лоренс Браун — были настолько разными, что, казалось, играли на разных инструментах. Таким образом, невозможно рассуждать о творчестве Эллингтона, не упомянув музыкантов его оркестра, особенно пятерых из них. Это трубач Кути Уильямс, корнетист Рекс Стюарт, баритон-саксофонист Гарри Карни, альт-саксофонист Джонни Ходжес и кларнетист Барни Бигард.
Карни пришел в оркестр первым, играл в нем почти пятьдесят лет и умер спустя несколько месяцев после смерти Дюка. Он родился и вырос в Бостоне (где позднее познакомился с Ходжесом и Чарли Холмсом). Он играл на фортепиано с шести лет, и, конечно, это была классическая музыка. Как и Эллингтону, ему пришлось впоследствии осваивать джаз. Карни играл в стиле Хокинса и Адриана Роллини, но главное его качество заключалось в том, что он, как говорили, «побуждал весь оркестр свинговать». Карни был одним из немногих, кто сумел сблизиться с Эллингтоном. В отсутствие Эллингтона ему поручалось руководство коллективом.
Кларнетист Барни Бигард работал в оркестре с 1927 по 1942 год. Он родился в 1906 году в Новом Орлеане в креольской семье. Учился у Лоренцо Тио. Вначале выступал в известных оркестрах Нового Орлеана, затем играл в Чикаго в оркестре Оливера. В 1927 году он был принят в оркестр Эллингтона и во многом способствовал его становлению. В 40-х годах Барни ушел из оркестра и организовал собственный ансамбль на 52-й улице, а в дальнейшем работал с группой Армстронга «All-Stars» и с различными диксилендами. Выступал вплоть до 70-х годов. Стиль Бигарда, как и других кларнетистов-креолов (например, Нуна и Саймена), характеризовался плавностью звучания и непринужденностью. Наиболее известно его соло на пластинке Эллингтона «Mood Indigo», а также композиция «Clarinet Lament» (1936), первое джазовое произведение, написанное Эллингтоном как концерт для солиста. Такого рода работы были написаны им и для других музыкантов.
Чарлз „Кути" Уильямс, заменивший в 1929 году Баббера Майли, был в отличие от большинства членов оркестра Эллингтона уроженцем Юга и имел непосредственный опыт общения с негритянской традицией и ранним джазом. Он родился в 1910 году в Мобайле, штат Алабама, в ста пятидесяти милях от Нового Орлеана. Гастролирующие новоорлеанские музыканты, и среди них Джелли Ролл Мортон, часто приезжали в Мобайл. В юности Уильямс, несомненно, имел возможность познакомиться с блюзом, ранним джазом, регтаймом и церковной музыкой.
С пяти лет он играл на ударных. Потом освоил тромбон, тубу и, наконец, трубу. В четырнадцать лет он уже выступал в ансамбле во главе с Билли Янгом, отцом Лестера Янга, в шестнадцать регулярно играл в Мобайле, а в восемнадцать приехал в Нью-Йорк, где подружился с Армстронгом и попал под его влияние. Тогда он еще не использовал сурдину и граул-эффекты. Это стало атрибутом его манеры позже. Поначалу звучание его инструмента было сильным и чистым, Уильяме уверенно владел нотной грамотой, что по праву сделало его первой трубой в оркестре Хендерсона.
Когда в 1929 году Дюк предложил ему работу, Уильяме оказался на распутье. Он играл в ведущем оркестре того времени, но было ясно — будущее за Эллингтоном. И Уильяме сделал выбор. У Нэнтона, перенявшего когда-то манеру Майли, он научился граул-эффектам. Больше десяти лет Уильяме использовал в оркестре «эффект Эллингтона». Он стал одной из звезд ансамбля. В 1940 году, к ужасу поклонников Эллингтона, он перешел в оркестр Бенни Гудмена и в первый год был, по его словам, «счастлив больше, чем когда-либо». Уильяме играл и в оркестре и в составе секстета. Пожалуй, самая известная его пластинка — «Concerto for Cootie». Это произведение Эллингтон написал в 1940 г. специально для него; позже оно было переработано и получило широкую известность как популярная песня «Do Nothin' Till You Hear from Me». Уильяме демонстрирует в этой записи граул-эффекты, а также сильное открытое звучание в духе Армстронга. К сожалению, возможностей для импровизации у него не было. Более характерно его исполнение на пластинке «In a Mellotone», где он играет хорус с граул-эффектами и участвует в изящной музыкальной беседе с саксофонами. Среди пластинок, записанных с секстетом Гудмена, наиболее выигрышна пьеса «Breakfast Feud». В 40-е годы Уильямс руководил сначала большим оркестром, затем рядом малых групп. Он вернулся к Эллингтону в 1962 году и оставался с ним до 70-х годов.
Еще один знаменитый трубач оркестра Эллингтона — Рекс Стюарт. Он умел придать своей трубе яркое, сочное звучание и еще в большей степени, чем Уильямс, использовал всякого рода виртуозные приемы. Стюарт родился в Филадельфии в 1907 году. Когда ему было семь лет, семья переехала в Вашингтон. Его отец играл на скрипке, мать — на фортепиано, мальчика с детства обучали играть на этих инструментах. Став постарше, он занялся кларнетом и в четырнадцать лет уже ездил с концертами по Вашингтону. Он играл танцевальную музыку, популярные мелодии, но не джаз. В 1923 году Стюарт переехал в Нью-Йорк. Работал в оркестре Хендерсона, где стал одним из ведущих солистов. В последующие годы он играл попеременно то с Хендерсоном, то с ансамблем МакКинни «Cotton Pickers», то в оркестре Луиса Расселла, сотрудничал со многими известными негритянскими джазовыми музыкантами. С 1934 по 1943 год Стюарт работал у Эллингтона. Позже выступал главным образом с собственными ансамблями, гастролируя с ними по США и Европе. Он умер в 1967 году.
Стюарт выделялся среди музыкантов. Он пробовал писать прозу. Его критические статьи появлялись в журналах «Даун Бит», «Мелоди Мэйкер» и других. Он автор книги «Мастера джаза 30-х годов» [86], вышедшей под редакцией Мартина Уильямса. Он работал также диск-жокеем на небольших радиостанциях, снялся в трех фильмах.
Звучание трубы Стюарта отличалось богатством красок. Он часто использовал обыкновенную сурдину, что давало искаженный тонкий звук, применял также плунжерные сурдины, великолепно владел граул-эффектами, которым научился у Баббера Майли. Но, пожалуй, более всего он знаменит умением играть с полузакрытым клапаном. Для него это был не случайный прием, практикуемый время от времени большинством трубачей для модулирования звуков, а системой, охватывающей все исполнение. Подобный прием создавал неповторимый «носовой» призвук. Это особенно ярко проявляется в записи «Boy Meets Horn» (1937). Стюарт также разработал систему граул-эффектов с педальными тонами для воспроизведения львиного рычания во вступлении к пьесе «Menelik (the Lion of Judah)». Наиболее удачные образцы творчества Стюарта — записи «Subtle Slough» с Эллингтоном и «Linger Awhile» с малой группой. Примером открытого насыщенного звучания его трубы может служить пьеса, записанная в Париже с гитаристом Джанго Рейнхардтом; в разное время она называлась по-разному — «Finess» и «Night Wind» (1939).
Но самым знаменитым из всех музыкантов оркестра Эллингтона был, безусловно, саксофонист Джонни Ходжес. Он родился в Бостоне в 1906 году и никогда не занимался музыкой специально. Подобно новоорлеанским исполнителям, он был самоучкой. Сначала выучился играть на ударных и фортепиано, а позже на альт-саксофоне. В тринадцать лет он познакомился с Сиднеем Беше, работавшим в варьете, и в течение долгого времени находился под его влиянием. В 1924 году они вместе выступали в одном из нью-йоркских клубов. Освоив стиль Беше, Ходжес нередко играл его вступления и хорусы, когда тот отсутствовал. С 1928 по 1951 год Ходжес работал у Эллингтона. Ровное и плавное звучание его саксофона хорошо контрастировало с граул-эффектами и носовыми звуками медных духовых. К началу 30-х годов Ходжес был признан лучшим альт-саксофонистом джаза и сохранял этот статус вплоть до появления Чарли Паркера и боперов. Время от времени он играл и на сопрано-саксофоне и был в те годы единственным, после Беше, ярким исполнителем на этом инструменте.
В 1951 году Ходжес сформировал собственный ансамбль, который пользовался определенным успехом (особенно пьеса «Castle Rock»). Ho сам Ходжес как руководитель оркестра так и не завоевал признания. В 1955 году он вновь вернулся в оркестр Эллингтона и играл там до конца жизни. Ходжес умер в 1970 году от сердечного приступа. К наиболее удачным его записям следует отнести «Never No Lament» (композиция, созданная Эллингтоном и первоначально известная под названием «Don't Get Around Much Anymore») и «Warm Valley» (также написанная Эллингтоном). Никто в джазе не добивался такой чувственности, страстности и теплоты звучания, как Ходжес в этих медленных пьесах.
Играя в более быстром темпе, Ходжес сочетает плавность с напряженным свингом. Одно из лучших его соло звучит в записи «Main Stem». Это блюзовый хорус с тремя филигранно отделанными мелодическими фигурами. Ходжес снижает и повышает динамичность игры в соответствии с развитием мелодической линии, и звучание его саксофона то приближается, то удаляется. Как и Хокинс, он играет два звука, приходящихся на ударную метрическую долю, по длительности неровно, что является одной из причин непрерывного свинга, пронизывающего его соло.
Эллингтон записал также множество пластинок с небольшими группами из своего оркестра, которые сопровождали разных солистов. Именно в этих записях особенно ярко проявлялась способность Ходжеса к свингу. Блестящий образец свинга представлен в записи «Rendez vous with Rhythm». В другой записи — «Jeep's Blues» — запечатлена его игра на саксофоне-сопрано. Здесь заметно влияние Беше, особенно в „блюзовых" терциях его вступительного хоруса. Влияние Беше сказывается также в исполнении пьесы «Dear Old Southland», сделанной с ансамблем «Cotton Club Band» (1933). Но в этой записи уже появляются свойственные только Ходжесу мелодические фразы, обнаруживается его прекрасное владение ритмом. Все это обусловливает свинговое звучание даже при медленном темпе.
Важнейшей фигурой в оркестре Эллингтона был композитор и аранжировщик Билли Стрейхорн. Он родился в 1915 году в Дейтоне (штат Огайо), вырос в Северной Каролине, учился в Питтсбурге. Получил классическое музыкальное образование, хорошо знал европейскую теорию музыки. В 1938 году он встретился с Эллингтоном в надежде получить у него работу, показал ему несколько своих композиций. Эллингтон заинтересовался и взял Стрейхорна в оркестр. Вскоре были сделаны записи его пьес «Lush Life» и «Something to Love For». Стрейхорн иногда выступал в оркестре в качестве пианиста, а также помогал Эллингтону в аранжировке и оркестровке. Их творческие взгляды настолько совпадали, что даже люди, хорошо разбиравшиеся в музыке, с трудом различали их работу. Наиболее известные произведения Стрейхорна — пьеса «Take the A-Train», ставшая музыкальной эмблемой оркестра, и эмоциональная полнозвучная композиция «Chelsea Bridge», не совсем джазовая по характеру. Позже Стрейхорн работал с Эллингтоном и над крупными концертными композициями: «Such Sweet Thunder» и «A Drum is a Woman». Существует запись нескольких дуэтов, сыгранных им и Эллингтоном на дружеской вечеринке. Определить, кто именно солирует в тот или иной момент, почти невозможно. После смерти Стрейхорна в 1967 году Эллингтон посвятил ему композицию «His Mother Called Him Bill».
Но при всех достоинствах выдающихся музыкантов-исполнителей оркестр Эллингтона был в первую очередь детищем своего руководителя. Ни один из упомянутых музыкантов не приобрел известности самостоятельно, вне его оркестра. Именно Эллингтон открывал и создавал их. Его гений многообразен. Бесполезно пытаться выделить для анализа какие-то конкретные записи из сотен, сделанных оркестром Эллингтона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
В чем особенно проявился гений Эллингтона? Во-первых, в редком чувстве музыкального колорита. Как мы помним, у него были способности к рисованию. Он говорил, что «думает о музыке в категориях живописи», и с самого начала стремился передать звук «многоцветно», в разных тембрах. С точки зрения европейской музыки, формы его произведений не представляли серьезного интереса. Но в создании чистого звука он почти не имел себе равных. В 30-е годы, когда Хендерсон, Редмен, Билл Челлис и другие писали для оркестровых групп, Эллингтон взял простейшую мелодию, аранжировал ее для кларнета и засурдиненных трубы и тромбона и создал знаменитую композицию «Mood Indigo». Такое необычное сочетание инструментов требовало тончайшего звукового баланса между ними, который позволил бы достичь четкого, слаженного звучания. Другими словами, как лучше смешать красный, желтый и белый цвета, чтобы получить нужный оттенок оранжевого? Мастерство Эллингтона в решении таких задач внушало благоговение.
Во-вторых, Эллингтон в совершенстве владел диссонансом. Любое, даже самое острое гармоническое сочетание у него не резало слух, ибо несло свою образную нагрузку. В пьесе «The Saddest Tale» Гарри Карни исполняет соло на басовом кларнете на фоне засурдиненных труб. При этом звучание в целом не становится раздражающим.
Тонкое чувство гармонии в соединении с чувством колорита давало Эллингтону огромное преимущество при создании оркестровой музыки. Кроме того, он был блестящим мелодистом. Я имею в виду не только пьесы «In My Solitude», «I Let a Song Go Out of My Heart», «Don't Get Around Much Anymore» и другие, но и короткие фрагменты мелодий и отдельные фразы, звучащие в его произведениях. Любая композиция Эллингтона расцвечивается лаконичными мотивами, вспыхивающими в музыке. Темы из пьес «Jubilee Stomp», «Rockin' in Rhythm», «Blues with a Feeling», «Cotton Tail», «Old Man Blues» сегодня так же свежи, как и много лет назад.
В-третьих, Эллингтон, несомненно, усвоил уроки композиции, преподанные ему Уиллом Марионом Куком. Взять, к примеру, джазовое клише, основанное на переходе от сексты к минорной терции (в тональности До мажор — от ля к ми-бемоль). Эта фигура выведена из блюзовых тонов; в ней VI ступень выступает в роли „блюзовой" VII ступени и минорная III ступень — в роли „блюзовой" III ступени. В основе пьесы «Main Stem» лежит описанная фигура, но сыгранная наоборот, мелодия идет вверх, а не вниз. Или рассмотрим одну из лучших свинговых композиций Эллингтона «Cotton Tail» (1940). Здесь использована часто встречающаяся в джазе последовательность аккордов из композиции «I've Got Rhythm», анализ мелодии также обнаруживает сходство с темой Гершвина. Основная тема пьесы «East St. Louis Toodle-Oo» — переработка мелодии «Sister Kate». «Drag» (60-е годы) — вариация композиции «Ding Dong Daddy from Dumas», которая в свою очередь сама является вариацией на тему пьесы «Ja Da». Мелодия «Creole Love Call» почти целиком совпадает с темой Оливера «Camp Meeting Blues». И таких превращений можно найти немало.
Это вовсе не означает, что Эллингтон был плагиатором. Практика трансформирования известных мелодий имеет долгую историю. Использование Эллингтоном тем из произведений, которые он слышал, ничуть не отличается от использования А. Дворжаком и другими композиторами народных мелодий. Важно то, как применен, в каком контексте использован материал. Пьесу Оливера «Camp Meeting Blues» не помнит никто, кроме специалистов, а композицию Эллингтона «Creole Love Call» исполняют до сих пор.
И, наконец, в-четвертых, Эллингтон постоянно пытался выйти за рамки структурных стереотипов, лежащих в основе джаза и популярной музыки, для которых типичны лишь восьми-, двенадцати-, шестнадцати— и тридцатидвухтактовые тематические структуры. Эллингтон смело нарушал его. Пьеса «Baby, When You Ain't There» (1932) представляет собой блюз, но он начинается и заканчивается двадцатитактовыми сегментами, образованными удлинением блюзовой структуры на несколько тактов. Композиция «East St. Louis Toodle-Oo» включает (наряду с восьми— и шестнадцатитактовыми) восемнадцатитактовый сегмент. В основе пьесы «Birmingham Breakdown» — двадцатитактовая тема. И таких примеров множество. Причем Эллингтон так искусно соединял части композиции, что лишь немногие музыканты могли уловить отступление от традиционной формы. Стиль Эллингтона индивидуален в большом и малом, и он практически не имел подражателей.
Эллингтона отличала способность находить и готовить инструменталистов, которые смогли бы придать его музыке нужное звучание. Он очень чутко относился к особенностям исполнения, присущим тому или иному музыканту оркестра. Например, тромбонисты в его оркестре 40-х годов — Джо Нэнтон, Хуан Тизол и Лоренс Браун — были настолько разными, что, казалось, играли на разных инструментах. Таким образом, невозможно рассуждать о творчестве Эллингтона, не упомянув музыкантов его оркестра, особенно пятерых из них. Это трубач Кути Уильямс, корнетист Рекс Стюарт, баритон-саксофонист Гарри Карни, альт-саксофонист Джонни Ходжес и кларнетист Барни Бигард.
Карни пришел в оркестр первым, играл в нем почти пятьдесят лет и умер спустя несколько месяцев после смерти Дюка. Он родился и вырос в Бостоне (где позднее познакомился с Ходжесом и Чарли Холмсом). Он играл на фортепиано с шести лет, и, конечно, это была классическая музыка. Как и Эллингтону, ему пришлось впоследствии осваивать джаз. Карни играл в стиле Хокинса и Адриана Роллини, но главное его качество заключалось в том, что он, как говорили, «побуждал весь оркестр свинговать». Карни был одним из немногих, кто сумел сблизиться с Эллингтоном. В отсутствие Эллингтона ему поручалось руководство коллективом.
Кларнетист Барни Бигард работал в оркестре с 1927 по 1942 год. Он родился в 1906 году в Новом Орлеане в креольской семье. Учился у Лоренцо Тио. Вначале выступал в известных оркестрах Нового Орлеана, затем играл в Чикаго в оркестре Оливера. В 1927 году он был принят в оркестр Эллингтона и во многом способствовал его становлению. В 40-х годах Барни ушел из оркестра и организовал собственный ансамбль на 52-й улице, а в дальнейшем работал с группой Армстронга «All-Stars» и с различными диксилендами. Выступал вплоть до 70-х годов. Стиль Бигарда, как и других кларнетистов-креолов (например, Нуна и Саймена), характеризовался плавностью звучания и непринужденностью. Наиболее известно его соло на пластинке Эллингтона «Mood Indigo», а также композиция «Clarinet Lament» (1936), первое джазовое произведение, написанное Эллингтоном как концерт для солиста. Такого рода работы были написаны им и для других музыкантов.
Чарлз „Кути" Уильямс, заменивший в 1929 году Баббера Майли, был в отличие от большинства членов оркестра Эллингтона уроженцем Юга и имел непосредственный опыт общения с негритянской традицией и ранним джазом. Он родился в 1910 году в Мобайле, штат Алабама, в ста пятидесяти милях от Нового Орлеана. Гастролирующие новоорлеанские музыканты, и среди них Джелли Ролл Мортон, часто приезжали в Мобайл. В юности Уильямс, несомненно, имел возможность познакомиться с блюзом, ранним джазом, регтаймом и церковной музыкой.
С пяти лет он играл на ударных. Потом освоил тромбон, тубу и, наконец, трубу. В четырнадцать лет он уже выступал в ансамбле во главе с Билли Янгом, отцом Лестера Янга, в шестнадцать регулярно играл в Мобайле, а в восемнадцать приехал в Нью-Йорк, где подружился с Армстронгом и попал под его влияние. Тогда он еще не использовал сурдину и граул-эффекты. Это стало атрибутом его манеры позже. Поначалу звучание его инструмента было сильным и чистым, Уильяме уверенно владел нотной грамотой, что по праву сделало его первой трубой в оркестре Хендерсона.
Когда в 1929 году Дюк предложил ему работу, Уильяме оказался на распутье. Он играл в ведущем оркестре того времени, но было ясно — будущее за Эллингтоном. И Уильяме сделал выбор. У Нэнтона, перенявшего когда-то манеру Майли, он научился граул-эффектам. Больше десяти лет Уильяме использовал в оркестре «эффект Эллингтона». Он стал одной из звезд ансамбля. В 1940 году, к ужасу поклонников Эллингтона, он перешел в оркестр Бенни Гудмена и в первый год был, по его словам, «счастлив больше, чем когда-либо». Уильяме играл и в оркестре и в составе секстета. Пожалуй, самая известная его пластинка — «Concerto for Cootie». Это произведение Эллингтон написал в 1940 г. специально для него; позже оно было переработано и получило широкую известность как популярная песня «Do Nothin' Till You Hear from Me». Уильяме демонстрирует в этой записи граул-эффекты, а также сильное открытое звучание в духе Армстронга. К сожалению, возможностей для импровизации у него не было. Более характерно его исполнение на пластинке «In a Mellotone», где он играет хорус с граул-эффектами и участвует в изящной музыкальной беседе с саксофонами. Среди пластинок, записанных с секстетом Гудмена, наиболее выигрышна пьеса «Breakfast Feud». В 40-е годы Уильямс руководил сначала большим оркестром, затем рядом малых групп. Он вернулся к Эллингтону в 1962 году и оставался с ним до 70-х годов.
Еще один знаменитый трубач оркестра Эллингтона — Рекс Стюарт. Он умел придать своей трубе яркое, сочное звучание и еще в большей степени, чем Уильямс, использовал всякого рода виртуозные приемы. Стюарт родился в Филадельфии в 1907 году. Когда ему было семь лет, семья переехала в Вашингтон. Его отец играл на скрипке, мать — на фортепиано, мальчика с детства обучали играть на этих инструментах. Став постарше, он занялся кларнетом и в четырнадцать лет уже ездил с концертами по Вашингтону. Он играл танцевальную музыку, популярные мелодии, но не джаз. В 1923 году Стюарт переехал в Нью-Йорк. Работал в оркестре Хендерсона, где стал одним из ведущих солистов. В последующие годы он играл попеременно то с Хендерсоном, то с ансамблем МакКинни «Cotton Pickers», то в оркестре Луиса Расселла, сотрудничал со многими известными негритянскими джазовыми музыкантами. С 1934 по 1943 год Стюарт работал у Эллингтона. Позже выступал главным образом с собственными ансамблями, гастролируя с ними по США и Европе. Он умер в 1967 году.
Стюарт выделялся среди музыкантов. Он пробовал писать прозу. Его критические статьи появлялись в журналах «Даун Бит», «Мелоди Мэйкер» и других. Он автор книги «Мастера джаза 30-х годов» [86], вышедшей под редакцией Мартина Уильямса. Он работал также диск-жокеем на небольших радиостанциях, снялся в трех фильмах.
Звучание трубы Стюарта отличалось богатством красок. Он часто использовал обыкновенную сурдину, что давало искаженный тонкий звук, применял также плунжерные сурдины, великолепно владел граул-эффектами, которым научился у Баббера Майли. Но, пожалуй, более всего он знаменит умением играть с полузакрытым клапаном. Для него это был не случайный прием, практикуемый время от времени большинством трубачей для модулирования звуков, а системой, охватывающей все исполнение. Подобный прием создавал неповторимый «носовой» призвук. Это особенно ярко проявляется в записи «Boy Meets Horn» (1937). Стюарт также разработал систему граул-эффектов с педальными тонами для воспроизведения львиного рычания во вступлении к пьесе «Menelik (the Lion of Judah)». Наиболее удачные образцы творчества Стюарта — записи «Subtle Slough» с Эллингтоном и «Linger Awhile» с малой группой. Примером открытого насыщенного звучания его трубы может служить пьеса, записанная в Париже с гитаристом Джанго Рейнхардтом; в разное время она называлась по-разному — «Finess» и «Night Wind» (1939).
Но самым знаменитым из всех музыкантов оркестра Эллингтона был, безусловно, саксофонист Джонни Ходжес. Он родился в Бостоне в 1906 году и никогда не занимался музыкой специально. Подобно новоорлеанским исполнителям, он был самоучкой. Сначала выучился играть на ударных и фортепиано, а позже на альт-саксофоне. В тринадцать лет он познакомился с Сиднеем Беше, работавшим в варьете, и в течение долгого времени находился под его влиянием. В 1924 году они вместе выступали в одном из нью-йоркских клубов. Освоив стиль Беше, Ходжес нередко играл его вступления и хорусы, когда тот отсутствовал. С 1928 по 1951 год Ходжес работал у Эллингтона. Ровное и плавное звучание его саксофона хорошо контрастировало с граул-эффектами и носовыми звуками медных духовых. К началу 30-х годов Ходжес был признан лучшим альт-саксофонистом джаза и сохранял этот статус вплоть до появления Чарли Паркера и боперов. Время от времени он играл и на сопрано-саксофоне и был в те годы единственным, после Беше, ярким исполнителем на этом инструменте.
В 1951 году Ходжес сформировал собственный ансамбль, который пользовался определенным успехом (особенно пьеса «Castle Rock»). Ho сам Ходжес как руководитель оркестра так и не завоевал признания. В 1955 году он вновь вернулся в оркестр Эллингтона и играл там до конца жизни. Ходжес умер в 1970 году от сердечного приступа. К наиболее удачным его записям следует отнести «Never No Lament» (композиция, созданная Эллингтоном и первоначально известная под названием «Don't Get Around Much Anymore») и «Warm Valley» (также написанная Эллингтоном). Никто в джазе не добивался такой чувственности, страстности и теплоты звучания, как Ходжес в этих медленных пьесах.
Играя в более быстром темпе, Ходжес сочетает плавность с напряженным свингом. Одно из лучших его соло звучит в записи «Main Stem». Это блюзовый хорус с тремя филигранно отделанными мелодическими фигурами. Ходжес снижает и повышает динамичность игры в соответствии с развитием мелодической линии, и звучание его саксофона то приближается, то удаляется. Как и Хокинс, он играет два звука, приходящихся на ударную метрическую долю, по длительности неровно, что является одной из причин непрерывного свинга, пронизывающего его соло.
Эллингтон записал также множество пластинок с небольшими группами из своего оркестра, которые сопровождали разных солистов. Именно в этих записях особенно ярко проявлялась способность Ходжеса к свингу. Блестящий образец свинга представлен в записи «Rendez vous with Rhythm». В другой записи — «Jeep's Blues» — запечатлена его игра на саксофоне-сопрано. Здесь заметно влияние Беше, особенно в „блюзовых" терциях его вступительного хоруса. Влияние Беше сказывается также в исполнении пьесы «Dear Old Southland», сделанной с ансамблем «Cotton Club Band» (1933). Но в этой записи уже появляются свойственные только Ходжесу мелодические фразы, обнаруживается его прекрасное владение ритмом. Все это обусловливает свинговое звучание даже при медленном темпе.
Важнейшей фигурой в оркестре Эллингтона был композитор и аранжировщик Билли Стрейхорн. Он родился в 1915 году в Дейтоне (штат Огайо), вырос в Северной Каролине, учился в Питтсбурге. Получил классическое музыкальное образование, хорошо знал европейскую теорию музыки. В 1938 году он встретился с Эллингтоном в надежде получить у него работу, показал ему несколько своих композиций. Эллингтон заинтересовался и взял Стрейхорна в оркестр. Вскоре были сделаны записи его пьес «Lush Life» и «Something to Love For». Стрейхорн иногда выступал в оркестре в качестве пианиста, а также помогал Эллингтону в аранжировке и оркестровке. Их творческие взгляды настолько совпадали, что даже люди, хорошо разбиравшиеся в музыке, с трудом различали их работу. Наиболее известные произведения Стрейхорна — пьеса «Take the A-Train», ставшая музыкальной эмблемой оркестра, и эмоциональная полнозвучная композиция «Chelsea Bridge», не совсем джазовая по характеру. Позже Стрейхорн работал с Эллингтоном и над крупными концертными композициями: «Such Sweet Thunder» и «A Drum is a Woman». Существует запись нескольких дуэтов, сыгранных им и Эллингтоном на дружеской вечеринке. Определить, кто именно солирует в тот или иной момент, почти невозможно. После смерти Стрейхорна в 1967 году Эллингтон посвятил ему композицию «His Mother Called Him Bill».
Но при всех достоинствах выдающихся музыкантов-исполнителей оркестр Эллингтона был в первую очередь детищем своего руководителя. Ни один из упомянутых музыкантов не приобрел известности самостоятельно, вне его оркестра. Именно Эллингтон открывал и создавал их. Его гений многообразен. Бесполезно пытаться выделить для анализа какие-то конкретные записи из сотен, сделанных оркестром Эллингтона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67