Затем Верховный Совет России нашёл не лучший «ответ», объявив о неправомерности передачи Крыма Украине в 1954 году.
Возникло опасное напряжение.
Оно свидетельствовало о готовности руководства Украины и её парламента к активным «силовым» действиям на Черноморском флоте без всякого согласования с нами.
Надо признаться, что время для скандала было выбрано наименее подходящее. Украинский парламент не мог не знать, что в России готовится «шоковая» экономическая реформа с отпуском цен. После образования СНГ моментально напомнили о себе локальные национальные проблемы — скажем, вопрос о немецкой автономии, прибалтийские требования о незамедлительном и без всяких условий выводе войск, требования репрессированных народов Кавказа восстановить историческую справедливость — тоже немедленно и без всяких условий — и так далее…
Вовсю зазвучала тема «развала армии».
Только одно перечисление всех наших действий по урегулированию возникшей проблемы Черноморского флота на протяжении последних двух лет могло бы занять в книге целую главу: бесконечные делегации, консультации, встречи на разных уровнях и, наконец, какие-то промежуточные соглашения, пресс-конференции, заявления…
Перед выступлением в Совете Безопасности ООН в начале 1992 года я срочно вылетел в Крым на встречу с офицерским составом Черноморского флота на военном корабле «Москва» — он стоял на рейде в Новороссийске.
Эта не совсем обычная встреча была остро необходима в первую очередь офицерам флота. Очень было важно снять ощущение «дистанции» у моряков. «Дистанции» с Россией, с её руководителями, с Москвой. Однако, побывав на сверхмощном военном корабле, на этой гигантской боевой машине, поражающей своей силой и величием, я ощутил, что эта встреча была необходима и мне. Остались в памяти тревожные лица моряков. Они словно спрашивают меня: будет ли Россия по-прежнему морской державой, ощущаем ли мы себя сильной страной?
Да, нам это ощущение нужно.
Почему я пишу о проблеме флота в рамках главы о «шокотерапии»? Дело в том, что объективно такой проблемы не существовало. Существовало желание парламента Украины продемонстрировать свою независимость. Никто не собирался уводить корабли с одной базы на другую (а если б и собирался, то не смог бы), никто не отдавал приказов флоту, вооружённому ядерным оружием, скажем, взять на прицел российские объекты.
Зато в считанные дни удалось создать мощнейший информационный миф о такой опасности!
Примерно так же обстояло дело и с «раскручиванием гиперинфляции», и с «массовой безработицей», и с другими «ужасами» экономической реформы Гайдара, в частности, с «обнищанием народа».
Психологический шок от реформы во много раз превышал её реальные кризисные последствия в жизни каждой семьи. Короче, не так страшен черт, как его малюют.
Хроника реформы ясно показывает: правительство Гайдара работало с первых дней в ужасающей моральной обстановке, когда удары сыпались один за другим, когда стоял непрерывный свист и гвалт в прессе и парламенте. Им не дали практически никакого разгона и хотя бы относительной свободы… Реально по их плану инфляцию можно было резко снизить уже к концу 1992 года, может быть, в первой половине 1993-го.
Почему не добились этого результата? Давайте разбираться.
Меня часто спрашивали, почему тогда, осенью 91-го, в ближайший круг президента не вошли такие популярные в горбачевские времена люди, как Попов, Собчак, Афанасьев.
Действительно, в 89 — 90-е годы это были подлинные лидеры демократической волны. Что же произошло дальше?
Попов и Собчак — сильные независимые политики. Оба выбрали самостоятельный путь. Однако судьба их сложилась по-разному. Гавриил Харитонович вскоре после избрания на пост мэра Москвы сделал очень мудрый ход, назначив первым замом Юрия Лужкова, опытного хозяйственника, долгое время работавшего заместителем председателя Мосгорисполкома.
Юрий Михайлович Лужков, вначале казавшийся фигурой неброской, державшийся в тени такой сильной личности, как Попов, вдруг раскрылся ярко и совершенно неожиданно. После августовских событий 91-го года наметился явный кризис доверия демократической власти. И такие качества Лужкова, как опыт, надёжность, умение руководить сложным организмом современного мегаполиса, вывели его в тот первый ряд политиков, которым многое доверяют и от которых многого ждут. Постепенно, шаг за шагом новый мэр Москвы заставил работать исполнительную власть в московском регионе. Рядом с ним — и молодые заместители, которым только исполнилось по тридцать, и опытные, такие, как Владимир Ресин, который знает Москву десятки лет. Лужков доказал, что не демократия виновата в тяжёлых проблемах посткоммунистического периода. Нормально функционировать муниципальные структуры города могут и при новом устройстве общества.
А Попов сумел достойно и вовремя уйти с «горячего» кресла мэра, вернуться к преподаванию и чистой политике. Он остался прежним Гавриилом Поповым. Что, кстати, не удалось Анатолию Собчаку, который на посту петербургского «градоначальника» был вынужден во многом изменить свой прежний имидж. Из респектабельного политика, профессора-юриста он превратился в жёсткого, властного администратора.
Ну, а Афанасьев — это вечный оппозиционер, за что, кстати, я отношусь к нему с огромной симпатией. Он бы не смог ужиться с любой властью. Такие люди очень нужны, но не в правительстве. Где-то в стороне, на холме, откуда лучше видно…
Так вот среди людей этого ряда — а все они были соратниками по межрегиональной депутатской труппе — Бурбулис был почти единственным, кто смог взять на себя такой большой объём работы, и аппаратной, и политической.
…Осенью 1991 года произошло знакомство Бурбулиса с Гайдаром. Именно тогда Бурбулис попросил директора Института экономики Егора Гайдара подготовить концепцию президентского доклада по экономическим вопросам. Бурбулис вообще командный человек. И когда на подмосковной даче в Архангельском, где шла работа над докладом, он познакомился с командой Гайдара — ему не мог не понравиться этот сплочённый и профессионально, и по-человечески крут единомышленников. Выбор был сделан.
Егор Гайдар вырос в семье, принадлежащей к советской литературной элите. В очень интересной семье. Его дед — знаменитый детский писатель, легендарная и неоднозначная личность — Аркадий Гайдар. А дед по материнской линии — знаменитый уральский сказочник Павел Бажов, великий мастер русского языка. Отец — контр-адмирал, знаменитый журналист Тимур Гайдар, многие годы проработавший зарубежным корреспондентом газеты «Правда». Вместе с отцом Егор жил на Кубе, потом в Югославии. Среднюю школу заканчивал в Белграде. В 1978 году получил «Красный диплом» экономического факультета МГУ, не получив за все годы обучения ни одной «четвёрки», только «отлично». Его деканом был Гавриил Попов.
Работал Гайдар в академических институтах, потом в журнале «Коммунист», был редактором экономического отдела в газете «Правда». Ко времени нашего знакомства он имел степень доктора экономических наук, возглавлял академический институт. У него было трое детей. И все это в тридцать с небольшим лет.
Позже Гайдар в одной из статей напишет: «Мы начинали реформы в очень интересной ситуации, когда можно долго перечислять, чего у нас не было и почему реформы проводить нельзя. Я сам мог прекрасно объяснить, почему в 92-м году их проводить нельзя. Не было стабильной поддержки в парламенте, не было нормальных дееспособных институтов власти (армии, таможни, милиции) — они были поражены кризисом власти начала 90-х годов.
Шестнадцать центральных банков вместо единого, не было традиций частного предпринимательства, не было сильного частного сектора, как в Польше. Не было ни копейки валюты, золотого запаса, не было возможности привлечь свободные ресурсы на международном финансовом рынке. Но плюс к этому у нас не было возможности ждать, ничего не делать и объяснять, почему ничего нельзя делать».
Ознакомившись сначала с гайдаровской концепцией экономических реформ, затем познакомившись с самим автором, я согласился с Бурбулисом. Через несколько дней я подписал указ о назначении Егора Гайдара вице-премьером, министром экономики. Вместе с ним в правительство на ключевые посты экономического блока были назначены несколько его единомышленников.
Авторитет Бурбулиса для гайдаровской команды был в то время абсолютно непререкаемым. Все вопросы с президентом министры решали через Геннадия Эдуардовича, то есть заходили в его кабинет, и если было нужно, он нажимал кнопку и напрямую говорил со мной.
Тогда мало кто понимал, что потенциально Гайдар — не менее сильная политическая фигура, чем Бурбулис. Установка гайдаровских министров и самого Егора Тимуровича: ваше дело — политическое руководство, а наше дело — экономика. Не вмешивайтесь, дайте нам работать, и мы не будем лезть в ваши высокие сферы, в вашу хитрую «кухню», которую мы не понимаем.
Бурбулис, назначенный первым вице-премьером, был в тот момент реальным главой кабинета министров. Он выдвинул точную тактическую идею: чтобы вновь не обострять ситуацию вокруг кандидатуры премьера, не устраивать голосования на съезде, в этот переходный период руководство правительством поручить президенту Ельцину. И эта идея прошла.
По вторникам кабинет министров — его экономическая часть — собирался под руководством первого вице-премьера. В неформальной обстановке, столь любимой Бурбулисом со времён межрегиональной депутатской группы, за чаем и бутербродами, решались и стратегические, и тактические вопросы, и кадровые перемещения. В этом «междусобойчике» были свои преимущества, но были и свои минусы. Так, вице-премьером стал бывший исполкомовский работник из Волгограда Махарадзе, ничем себя не прославивший на этом посту. Бывший младший научный сотрудник института, где работал Гайдар, Алексей Головков стал управляющим делами Совмина, а это ведь должность, требующая крепкой хватки и опыта — чисто административного. В результате делопроизводство стало заваливаться куда-то набок…
Почему я вникаю в эти детали? Да потому, что они свидетельствуют о стиле работы Геннадия Бурбулиса — он недолюбливал чиновничество как класс, презирал аппаратную работу, ему очень нравился разрушительный запал гайдаровских министров, которые готовы были буквально зубами разорвать одряхлевший мир чинопочитания и вертикального контроля.
Позднее я понял, что, пожалуй, Гайдар, в отличие от Бурбулиса, был большим государственником.
Вообще если говорить о гайдаровских министрах, не обо всех, конечно, а о некоторых, — их подвело абсолютное неумение реализовывать свои же собственные программы. Столкнувшись с грубой и тяжёлой практикой, они в какой-то момент растерялись, не смогли это преодолеть. Бурбулис их поддержать не мог в силу природной антипатии к аппаратной, черновой работе. Гайдар ещё не осознал своей роли, не встал как следует на ноги.
…Если бы, например, Пётр Авен возглавил Министерство внешних экономических связей примерно через год после своего ухода, то есть успел покрутиться в сегодняшней российской экономической действительности, — вот тогда бы, честное слово, ему можно было доверять любые экономические посты: светлая голова, огромные международные связи, все при нем.
Россия сопротивлялась их экспериментам, поскольку в России очень сложно что-либо создать, но ещё сложнее в ней что-либо развалить.
Скоро выяснилось, что правительство Гайдара, быстро принимающее одно решение за другим, оказалось в полной изоляции.
По стране они не ездили — было некогда. Хасбулатовский парламент изначально выглядел в их глазах инструментом давления на них, символом всего реакционного, с чем надо бороться. Точно таким же было и отношение к Руцкому.
Все негативные последствия этой ситуации обострились перед шестым съездом. К тому времени стало ясно, что правительство Гайдара воспринимают не как самостоятельную экономическую группу, а как команду Бурбулиса. А у него самого сложились не просто плохие, а невозможные отношения со всеми фракциями парламента, с вице-президентом, с администрацией президента во главе с Юрием Петровым. Это было какое-то детское, инфантильное деление на «своих» и «чужих».
Видимо, здесь сказались и ревность Бурбулиса, и стремление «убрать» сильных конкурентов — словом, все качества болезненно самолюбивой натуры.
Но ведь Бурбулис оказался в итоге прав, недолюбливая, мягко говоря, вице-президента, парламент и главу президентской администрации, скажут мне. Да. Но сегодня, рассматривая ретроспективно этот второй план поведения Геннадия Эдуардовича, я могу сказать: детское желание «разделиться», «посчитаться» сыграло в тот момент роковую роль. Много месяцев спустя Руцкой принародно жаловался, что оказался в вакууме, остался без дела. И какая-то доля «сермяжной» правды тут есть. Может, займись этот деятельный товарищ хоть каким-нибудь делом, найди он применение своей энергии — многое пошло бы иначе. А так… ему ничего другого не оставалось, как писать основополагающий труд о сельском хозяйстве.
Подведём предварительный итог. Бурбулис нашёл исполнителей для новой экономической политики российского руководства. Но исполнители оказались талантливее его самого.
Интеллигентно договорившись, так сказать, «умыть руки от грязной политики», отдав всю полноту политической инициативы в руки своего шефа — гайдаровская команда сделала тактическую ошибку, которая дорого всем нам стоила.
На мой взгляд, Гайдару чуть-чуть не хватило времени, чтобы сломать предубеждение к себе, к своей команде и своей программе. Он и его правительство стремительно набирались опыта. Они стали ездить по стране. Гайдар, например, встретился в Тольятти с директорами предприятий. И произошёл слом отчуждения. К сожалению, команда Гайдара не успела нормально поработать с депутатами, а ведь и в депутатском корпусе произошёл некоторый положительный сдвиг в восприятии молодого вице-премьера.
Не хватило совсем немножко.
Ещё один важный момент, касающийся Бурбулиса. Черты в характере Геннадия Эдуардовича, которые раньше казались мне случайными, стали как-то связываться у меня со всей системой его поведения и отношений с людьми.
Бурбулис был самым первым среди новой российской номенклатуры, кто сел в машину «ЗИЛ». У него была многочисленная охрана. И мне кажется, он испытывал особые чувства, когда перед его «ЗИЛом», мигая и завывая сиренами, мчалась машина сопровождения. Это была типичная любовь провинциала к аксессуарам власти. Бурбулис без приглашения мог прийти на любое совещание, независимо от его содержания и формальной стороны, и сесть по правую руку от президента. Он знал, что я не сделаю ему замечания.
Что в общем-то и было моей чисто человеческой ошибкой. Почему для него оказалась так важна эта внешняя, показная сторона власти — для меня до сих пор остаётся загадкой. Ведь этот умный человек реально владел стратегическим инструментом управления, обладая огромными властными полномочиями.
Но именно эти особенности его характера и помешали Бурбулису реально соизмерить свои честолюбивые намерения со своими возможностями.
Не скрою, в какой-то момент я начал чувствовать подспудно накопившуюся усталость — одно и то же лицо я ежедневно видел в своём кабинете, на заседаниях и приёмах, у себя дома, на даче, на корте, в сауне… Можно и нужно стремиться влиять на президента — для пользы дела, для реализации своих идей. Но только знать меру при этом! Так же просто, как входил Геннадий Бурбулис на любое совещание, он начал входить в меня самого. В личных отношениях наступил какой-то предел.
Что ж, это бывает.
Я продолжал высоко ценить и сейчас ценю то, что сделал Бурбулис. Он, безусловно, одарённый, творческий человек. Но работа — это другое. Это ежедневный каторжный труд. Здесь одной одарённости мало…
В ночные часы
В первой книге я уже рассказывал в общих чертах, как мы встретились с Наиной, как поженились.
Часто в ночные часы я вспоминаю отдельные моменты нашей жизни в Свердловске, чтобы как-то легче стало, чтобы переключиться, забыться…
Когда я был первым секретарём обкома, она приезжала домой после работы в совершенно расстроенных чувствах. Выходит в обеденный перерыв в коридор, и сразу вокруг начинаются нарочито громкие разговоры: нет, вы смотрите, какое безобразие творится, жильё вовремя не сдают, масло в магазине пропало! И все в таком духе.
Боря, говорит, я действительно хожу в гастрономы — этого нет, того нет. И это в центре. А на окраинах?
Но что я мог сделать? Область промышленная, вагоны с мясом, маслом, другими продуктами я выбивал из центра, и приходилось чуть ли не целыми сутками, не вылезая из кабинета, звонить, требовать, грозить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Возникло опасное напряжение.
Оно свидетельствовало о готовности руководства Украины и её парламента к активным «силовым» действиям на Черноморском флоте без всякого согласования с нами.
Надо признаться, что время для скандала было выбрано наименее подходящее. Украинский парламент не мог не знать, что в России готовится «шоковая» экономическая реформа с отпуском цен. После образования СНГ моментально напомнили о себе локальные национальные проблемы — скажем, вопрос о немецкой автономии, прибалтийские требования о незамедлительном и без всяких условий выводе войск, требования репрессированных народов Кавказа восстановить историческую справедливость — тоже немедленно и без всяких условий — и так далее…
Вовсю зазвучала тема «развала армии».
Только одно перечисление всех наших действий по урегулированию возникшей проблемы Черноморского флота на протяжении последних двух лет могло бы занять в книге целую главу: бесконечные делегации, консультации, встречи на разных уровнях и, наконец, какие-то промежуточные соглашения, пресс-конференции, заявления…
Перед выступлением в Совете Безопасности ООН в начале 1992 года я срочно вылетел в Крым на встречу с офицерским составом Черноморского флота на военном корабле «Москва» — он стоял на рейде в Новороссийске.
Эта не совсем обычная встреча была остро необходима в первую очередь офицерам флота. Очень было важно снять ощущение «дистанции» у моряков. «Дистанции» с Россией, с её руководителями, с Москвой. Однако, побывав на сверхмощном военном корабле, на этой гигантской боевой машине, поражающей своей силой и величием, я ощутил, что эта встреча была необходима и мне. Остались в памяти тревожные лица моряков. Они словно спрашивают меня: будет ли Россия по-прежнему морской державой, ощущаем ли мы себя сильной страной?
Да, нам это ощущение нужно.
Почему я пишу о проблеме флота в рамках главы о «шокотерапии»? Дело в том, что объективно такой проблемы не существовало. Существовало желание парламента Украины продемонстрировать свою независимость. Никто не собирался уводить корабли с одной базы на другую (а если б и собирался, то не смог бы), никто не отдавал приказов флоту, вооружённому ядерным оружием, скажем, взять на прицел российские объекты.
Зато в считанные дни удалось создать мощнейший информационный миф о такой опасности!
Примерно так же обстояло дело и с «раскручиванием гиперинфляции», и с «массовой безработицей», и с другими «ужасами» экономической реформы Гайдара, в частности, с «обнищанием народа».
Психологический шок от реформы во много раз превышал её реальные кризисные последствия в жизни каждой семьи. Короче, не так страшен черт, как его малюют.
Хроника реформы ясно показывает: правительство Гайдара работало с первых дней в ужасающей моральной обстановке, когда удары сыпались один за другим, когда стоял непрерывный свист и гвалт в прессе и парламенте. Им не дали практически никакого разгона и хотя бы относительной свободы… Реально по их плану инфляцию можно было резко снизить уже к концу 1992 года, может быть, в первой половине 1993-го.
Почему не добились этого результата? Давайте разбираться.
Меня часто спрашивали, почему тогда, осенью 91-го, в ближайший круг президента не вошли такие популярные в горбачевские времена люди, как Попов, Собчак, Афанасьев.
Действительно, в 89 — 90-е годы это были подлинные лидеры демократической волны. Что же произошло дальше?
Попов и Собчак — сильные независимые политики. Оба выбрали самостоятельный путь. Однако судьба их сложилась по-разному. Гавриил Харитонович вскоре после избрания на пост мэра Москвы сделал очень мудрый ход, назначив первым замом Юрия Лужкова, опытного хозяйственника, долгое время работавшего заместителем председателя Мосгорисполкома.
Юрий Михайлович Лужков, вначале казавшийся фигурой неброской, державшийся в тени такой сильной личности, как Попов, вдруг раскрылся ярко и совершенно неожиданно. После августовских событий 91-го года наметился явный кризис доверия демократической власти. И такие качества Лужкова, как опыт, надёжность, умение руководить сложным организмом современного мегаполиса, вывели его в тот первый ряд политиков, которым многое доверяют и от которых многого ждут. Постепенно, шаг за шагом новый мэр Москвы заставил работать исполнительную власть в московском регионе. Рядом с ним — и молодые заместители, которым только исполнилось по тридцать, и опытные, такие, как Владимир Ресин, который знает Москву десятки лет. Лужков доказал, что не демократия виновата в тяжёлых проблемах посткоммунистического периода. Нормально функционировать муниципальные структуры города могут и при новом устройстве общества.
А Попов сумел достойно и вовремя уйти с «горячего» кресла мэра, вернуться к преподаванию и чистой политике. Он остался прежним Гавриилом Поповым. Что, кстати, не удалось Анатолию Собчаку, который на посту петербургского «градоначальника» был вынужден во многом изменить свой прежний имидж. Из респектабельного политика, профессора-юриста он превратился в жёсткого, властного администратора.
Ну, а Афанасьев — это вечный оппозиционер, за что, кстати, я отношусь к нему с огромной симпатией. Он бы не смог ужиться с любой властью. Такие люди очень нужны, но не в правительстве. Где-то в стороне, на холме, откуда лучше видно…
Так вот среди людей этого ряда — а все они были соратниками по межрегиональной депутатской труппе — Бурбулис был почти единственным, кто смог взять на себя такой большой объём работы, и аппаратной, и политической.
…Осенью 1991 года произошло знакомство Бурбулиса с Гайдаром. Именно тогда Бурбулис попросил директора Института экономики Егора Гайдара подготовить концепцию президентского доклада по экономическим вопросам. Бурбулис вообще командный человек. И когда на подмосковной даче в Архангельском, где шла работа над докладом, он познакомился с командой Гайдара — ему не мог не понравиться этот сплочённый и профессионально, и по-человечески крут единомышленников. Выбор был сделан.
Егор Гайдар вырос в семье, принадлежащей к советской литературной элите. В очень интересной семье. Его дед — знаменитый детский писатель, легендарная и неоднозначная личность — Аркадий Гайдар. А дед по материнской линии — знаменитый уральский сказочник Павел Бажов, великий мастер русского языка. Отец — контр-адмирал, знаменитый журналист Тимур Гайдар, многие годы проработавший зарубежным корреспондентом газеты «Правда». Вместе с отцом Егор жил на Кубе, потом в Югославии. Среднюю школу заканчивал в Белграде. В 1978 году получил «Красный диплом» экономического факультета МГУ, не получив за все годы обучения ни одной «четвёрки», только «отлично». Его деканом был Гавриил Попов.
Работал Гайдар в академических институтах, потом в журнале «Коммунист», был редактором экономического отдела в газете «Правда». Ко времени нашего знакомства он имел степень доктора экономических наук, возглавлял академический институт. У него было трое детей. И все это в тридцать с небольшим лет.
Позже Гайдар в одной из статей напишет: «Мы начинали реформы в очень интересной ситуации, когда можно долго перечислять, чего у нас не было и почему реформы проводить нельзя. Я сам мог прекрасно объяснить, почему в 92-м году их проводить нельзя. Не было стабильной поддержки в парламенте, не было нормальных дееспособных институтов власти (армии, таможни, милиции) — они были поражены кризисом власти начала 90-х годов.
Шестнадцать центральных банков вместо единого, не было традиций частного предпринимательства, не было сильного частного сектора, как в Польше. Не было ни копейки валюты, золотого запаса, не было возможности привлечь свободные ресурсы на международном финансовом рынке. Но плюс к этому у нас не было возможности ждать, ничего не делать и объяснять, почему ничего нельзя делать».
Ознакомившись сначала с гайдаровской концепцией экономических реформ, затем познакомившись с самим автором, я согласился с Бурбулисом. Через несколько дней я подписал указ о назначении Егора Гайдара вице-премьером, министром экономики. Вместе с ним в правительство на ключевые посты экономического блока были назначены несколько его единомышленников.
Авторитет Бурбулиса для гайдаровской команды был в то время абсолютно непререкаемым. Все вопросы с президентом министры решали через Геннадия Эдуардовича, то есть заходили в его кабинет, и если было нужно, он нажимал кнопку и напрямую говорил со мной.
Тогда мало кто понимал, что потенциально Гайдар — не менее сильная политическая фигура, чем Бурбулис. Установка гайдаровских министров и самого Егора Тимуровича: ваше дело — политическое руководство, а наше дело — экономика. Не вмешивайтесь, дайте нам работать, и мы не будем лезть в ваши высокие сферы, в вашу хитрую «кухню», которую мы не понимаем.
Бурбулис, назначенный первым вице-премьером, был в тот момент реальным главой кабинета министров. Он выдвинул точную тактическую идею: чтобы вновь не обострять ситуацию вокруг кандидатуры премьера, не устраивать голосования на съезде, в этот переходный период руководство правительством поручить президенту Ельцину. И эта идея прошла.
По вторникам кабинет министров — его экономическая часть — собирался под руководством первого вице-премьера. В неформальной обстановке, столь любимой Бурбулисом со времён межрегиональной депутатской группы, за чаем и бутербродами, решались и стратегические, и тактические вопросы, и кадровые перемещения. В этом «междусобойчике» были свои преимущества, но были и свои минусы. Так, вице-премьером стал бывший исполкомовский работник из Волгограда Махарадзе, ничем себя не прославивший на этом посту. Бывший младший научный сотрудник института, где работал Гайдар, Алексей Головков стал управляющим делами Совмина, а это ведь должность, требующая крепкой хватки и опыта — чисто административного. В результате делопроизводство стало заваливаться куда-то набок…
Почему я вникаю в эти детали? Да потому, что они свидетельствуют о стиле работы Геннадия Бурбулиса — он недолюбливал чиновничество как класс, презирал аппаратную работу, ему очень нравился разрушительный запал гайдаровских министров, которые готовы были буквально зубами разорвать одряхлевший мир чинопочитания и вертикального контроля.
Позднее я понял, что, пожалуй, Гайдар, в отличие от Бурбулиса, был большим государственником.
Вообще если говорить о гайдаровских министрах, не обо всех, конечно, а о некоторых, — их подвело абсолютное неумение реализовывать свои же собственные программы. Столкнувшись с грубой и тяжёлой практикой, они в какой-то момент растерялись, не смогли это преодолеть. Бурбулис их поддержать не мог в силу природной антипатии к аппаратной, черновой работе. Гайдар ещё не осознал своей роли, не встал как следует на ноги.
…Если бы, например, Пётр Авен возглавил Министерство внешних экономических связей примерно через год после своего ухода, то есть успел покрутиться в сегодняшней российской экономической действительности, — вот тогда бы, честное слово, ему можно было доверять любые экономические посты: светлая голова, огромные международные связи, все при нем.
Россия сопротивлялась их экспериментам, поскольку в России очень сложно что-либо создать, но ещё сложнее в ней что-либо развалить.
Скоро выяснилось, что правительство Гайдара, быстро принимающее одно решение за другим, оказалось в полной изоляции.
По стране они не ездили — было некогда. Хасбулатовский парламент изначально выглядел в их глазах инструментом давления на них, символом всего реакционного, с чем надо бороться. Точно таким же было и отношение к Руцкому.
Все негативные последствия этой ситуации обострились перед шестым съездом. К тому времени стало ясно, что правительство Гайдара воспринимают не как самостоятельную экономическую группу, а как команду Бурбулиса. А у него самого сложились не просто плохие, а невозможные отношения со всеми фракциями парламента, с вице-президентом, с администрацией президента во главе с Юрием Петровым. Это было какое-то детское, инфантильное деление на «своих» и «чужих».
Видимо, здесь сказались и ревность Бурбулиса, и стремление «убрать» сильных конкурентов — словом, все качества болезненно самолюбивой натуры.
Но ведь Бурбулис оказался в итоге прав, недолюбливая, мягко говоря, вице-президента, парламент и главу президентской администрации, скажут мне. Да. Но сегодня, рассматривая ретроспективно этот второй план поведения Геннадия Эдуардовича, я могу сказать: детское желание «разделиться», «посчитаться» сыграло в тот момент роковую роль. Много месяцев спустя Руцкой принародно жаловался, что оказался в вакууме, остался без дела. И какая-то доля «сермяжной» правды тут есть. Может, займись этот деятельный товарищ хоть каким-нибудь делом, найди он применение своей энергии — многое пошло бы иначе. А так… ему ничего другого не оставалось, как писать основополагающий труд о сельском хозяйстве.
Подведём предварительный итог. Бурбулис нашёл исполнителей для новой экономической политики российского руководства. Но исполнители оказались талантливее его самого.
Интеллигентно договорившись, так сказать, «умыть руки от грязной политики», отдав всю полноту политической инициативы в руки своего шефа — гайдаровская команда сделала тактическую ошибку, которая дорого всем нам стоила.
На мой взгляд, Гайдару чуть-чуть не хватило времени, чтобы сломать предубеждение к себе, к своей команде и своей программе. Он и его правительство стремительно набирались опыта. Они стали ездить по стране. Гайдар, например, встретился в Тольятти с директорами предприятий. И произошёл слом отчуждения. К сожалению, команда Гайдара не успела нормально поработать с депутатами, а ведь и в депутатском корпусе произошёл некоторый положительный сдвиг в восприятии молодого вице-премьера.
Не хватило совсем немножко.
Ещё один важный момент, касающийся Бурбулиса. Черты в характере Геннадия Эдуардовича, которые раньше казались мне случайными, стали как-то связываться у меня со всей системой его поведения и отношений с людьми.
Бурбулис был самым первым среди новой российской номенклатуры, кто сел в машину «ЗИЛ». У него была многочисленная охрана. И мне кажется, он испытывал особые чувства, когда перед его «ЗИЛом», мигая и завывая сиренами, мчалась машина сопровождения. Это была типичная любовь провинциала к аксессуарам власти. Бурбулис без приглашения мог прийти на любое совещание, независимо от его содержания и формальной стороны, и сесть по правую руку от президента. Он знал, что я не сделаю ему замечания.
Что в общем-то и было моей чисто человеческой ошибкой. Почему для него оказалась так важна эта внешняя, показная сторона власти — для меня до сих пор остаётся загадкой. Ведь этот умный человек реально владел стратегическим инструментом управления, обладая огромными властными полномочиями.
Но именно эти особенности его характера и помешали Бурбулису реально соизмерить свои честолюбивые намерения со своими возможностями.
Не скрою, в какой-то момент я начал чувствовать подспудно накопившуюся усталость — одно и то же лицо я ежедневно видел в своём кабинете, на заседаниях и приёмах, у себя дома, на даче, на корте, в сауне… Можно и нужно стремиться влиять на президента — для пользы дела, для реализации своих идей. Но только знать меру при этом! Так же просто, как входил Геннадий Бурбулис на любое совещание, он начал входить в меня самого. В личных отношениях наступил какой-то предел.
Что ж, это бывает.
Я продолжал высоко ценить и сейчас ценю то, что сделал Бурбулис. Он, безусловно, одарённый, творческий человек. Но работа — это другое. Это ежедневный каторжный труд. Здесь одной одарённости мало…
В ночные часы
В первой книге я уже рассказывал в общих чертах, как мы встретились с Наиной, как поженились.
Часто в ночные часы я вспоминаю отдельные моменты нашей жизни в Свердловске, чтобы как-то легче стало, чтобы переключиться, забыться…
Когда я был первым секретарём обкома, она приезжала домой после работы в совершенно расстроенных чувствах. Выходит в обеденный перерыв в коридор, и сразу вокруг начинаются нарочито громкие разговоры: нет, вы смотрите, какое безобразие творится, жильё вовремя не сдают, масло в магазине пропало! И все в таком духе.
Боря, говорит, я действительно хожу в гастрономы — этого нет, того нет. И это в центре. А на окраинах?
Но что я мог сделать? Область промышленная, вагоны с мясом, маслом, другими продуктами я выбивал из центра, и приходилось чуть ли не целыми сутками, не вылезая из кабинета, звонить, требовать, грозить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51