С этого начинается баланс, взаимодействие властей.
Слухи о скорой отставке Козырева не имеют под собой никаких оснований. По заявлению пресс-секретаря президента Костикова, «такой вопрос не ставился, не обсуждался и относится исключительно к сфере политических фантазий».
Август
На пресс-конференции после переговоров президентов России и Украины на ялтинской даче 4 августа Ельцин сообщил: отныне они с Кравчуком на «ты» и по имени. Наконец найдено хоть временное, но решение по ЧФ: флот выведут из состава Вооружённых Сил СНГ и по крайней мере на 3 года передадут под объединённое командование России и Украины. Будут два командующих флотом, назначать и снимать которых смогут только президенты.
Канадский пшеничный комитет заявил, что он прекращает отгрузку зёрна в Россию. Решение принято по согласованию с федеральным правительством. Причина — Россия не выполняет финансовых обязательств, сильно отстала в оплате счётов.
Сбербанк России повысил процентные ставки по вкладам населения.
В телефонном разговоре между Шеварднадзе и Ельциным достигнута договорённость о том, что граница между Россией и Грузией будет закрыта. Это, по мнению членов Госсовета Грузии, снимет проблему проникновения на территорию республики боевиков с Северного Кавказа.
28 августа на торгах ММВБ курс рубля буквально рухнул, составив 205 рублей за доллар США.
К 1 октября 1992 года будут отпечатаны первые 40 миллионов российских приватизационных чеков. Об этом заявил 31 августа председатель Госкомимущества Чубайс.
Глава 6. Шокотерапия
Болевая реакции
Я не претендую на то, чтобы говорить о философии экономической реформы. Но хотел бы подчеркнуть некоторые штрихи, особенно важные для меня.
Ни одна реформа в России никогда не была доведена до конца. Целью реформ Петра, например, было — создать «русских европейцев». Это, конечно, глобальная цель, которую в течение жизни одного поколения не достигнуть. И в каком-то смысле эта цель петровских реформ не достигнута до сих пор.
Мы стали европейцами, но при этом остались сами собой.
Можно вспоминать разные эпохи — и всегда за радикальной реформой следовал откат. Причём резкий откат. Особенно в XX веке. Ни две земельных реформы, ни три революции, ни нэп, ни сталинская индустриализация, ни хрущёвская, ни «тихая» косыгинская реформы ничего принципиально не изменили.
Сделать реформу необратимой — такую цель я ставил перед собой.
Мощь и сила экономического сдвига должна была совпадать по резонансу с грандиозными политическими изменениями. И вот тогда нас уже не остановить. Тогда вслед за нами обязательно придут другие, которые доделают все до конца, продвинут страну к процветанию.
…Конечно, я не считаю Гайдара доктором, который вылечил нашу экономику. Но и знахарем, который её окончательно доконал, не считаю тоже.
Если продолжать медицинское сравнение, то я вспоминаю сразу то утро в Испании, в больнице, где меня резали, где мне сразу после операции предложили встать. И я встал, без костылей, весь в поту от страха и напряжения, и сделал несколько шагов.
Роль Гайдара заключалась в том, чтобы резко поднять нашу парализованную экономику, заставить работать её жизненные центры, её ресурсы, её организм. Пойдёт — не пойдёт? Довольно жестоко. Но необходимо. Пока другие врачи спорили о методах лечения, он вытащил больного из постели. И по-моему, больной пошёл…
Я делаю этот вывод не на основании экономических показателей, которые объективно плохие.
Я делаю этот вывод на основании того, что в стране появились люди с совершенно новой психологией. С психологией мужиков, которые не ждут чужой помощи, ни на кого не надеются — ни на правительство, ни на парламент, ни на Ельцина. Поругивают всех и упрямо делают своё дело. Посмотрите вокруг — и вы увидите, что такие люди, в основном молодые, есть и в бизнесе, и в творчестве, и в науке, и в культуре, и вообще в жизни. Пока они не очень заметны, пока они слишком заняты. Но они уже есть. В стране начали появляться незакомплексованные, смелые люди, которых раньше просто давили.
И в основе всего — как я считаю — именно болезненная, шоковая реакция организма, когда все силы мобилизуются, человек приобретает уверенность и собранность. Так бывает в спорте. Но думаю, что и в общественном развитии эта схема также работает.
Конечно, есть риск с таким подходом довести и до катастрофы, когда речь уже идёт о выживании, и человек просто звереет, теряет человеческие черты, потому что боится лишиться средств к существованию. Где та грань, которую преступить нельзя?!
Беда России состояла вовсе не в недостатке или переизбытке реформаторов. Беда была в невозможности проводить последовательную политику. Будь то царь или генеральный секретарь — всем хотелось отличиться перед историей. Многие преувеличивали свою уникальную историческую миссию. И круто поворачивали руль управления. Чаще всего — на сто восемьдесят.
В истории России за два последних века было два правителя, которые в силу своей заурядности придерживались чисто консервативной, даже резко заявленной антиреформаторской ориентации. При их правлении общество жило с ощущением «гнёта» С ощущением «державного сапога». Уж слишком ярко была выражена централизация власти. Это сопровождалось очень строгой государственной концепцией в области идеологии. Ну, а инакомыслие, естественно, преследовалось.
Я говорю об Александре III и Брежневе. Оба правили долго. Оба ушли из жизни, презираемые обществом.
Однако промышленный скачок при Александре III неоспорим. Конечно, он не принёс народу благоденствия, но в России наконец-то появился средний класс. Была подготовлена материальная база для расцвета науки и культуры. Российское государство окончательно вошло в семью цивилизованных народов.
При Брежневе, разумеется, сохранялась античеловеческая советская система. Продолжались политические преследования. СССР вёл курс на опасную военную конфронтацию. И так далее. Не буду говорить банальные вещи.
Однако наблюдалась и другая тенденция. При внешнем консерватизме (как и в эпоху Александра III) Брежнев отнюдь не повернул страну на сто восемьдесят градусов, как тогда казалось многим.
Основной костяк хрущёвских преобразований был сохранён. А тупая, но, надо признать, очень последовательная административная жёсткость позволила накопиться некоторым благотворным тенденциям.
Брежневская концепция «развитого социализма» и «неуклонного повышения благосостояния трудящихся» — тысячу раз осмеянная при перестройке — имела под собой определённую почву.
Социалистические отношения — как мы теперь видим — продвинулись довольно далеко. В самую глубь народной психологии. Что же касается благосостояния — то его, конечно, не было. При отсутствии в магазинах масла и мяса такой лозунг выглядел издевательством. Но на самом деле — при достижении определённого паритета в международной политике — от народа уже не требовали бросать в топку государства все силы. Приносить в жертву общей цели — последнее. Как это бывало раньше.
Шаг за шагом — административным путём, с диким ржавым скрипом — осваивались рубежи западных жизненных стандартов. Свои квартиры. Социальные гарантии. Бытовая техника. Минимальное землевладение. Даже личные автомобили. Более или менее сносные условия жизни для «маленького человека», рядового гражданина. Я, конечно, не буду касаться сложных процессов, которые шли в обществе в эту эпоху — с середины шестидесятых примерно до середины семидесятых годов. Подчеркну лишь вот эту тенденцию постепенного, незаметного накопления каких-то жизненных благ. Понятно, что это почти незаметное улучшение достигалось за счёт варварского разбазаривания природных ресурсов страны, а не за счёт нормальной эффективной работы.
Затем лидер одряхлел. Разваливающийся генсек стал символом разваливающегося хозяйства — огромного, но бестолкового.
Помню, сколько критики вызвал указ о свободной торговле, о снятии ограничений с торгово-посреднической деятельности. «В России махровым цветом расцвела спекуляция», — кричала коммунистическая пресса. И действительно, на какой станции метро в Москве ни выйдешь, всюду уйма этих ларьков, торгующих, как пишут острословы, «колониальным товаром» — импортной водкой, сигаретами, конфетами и так далее. Страх Божий, да и только.
Давайте вспомним страницы классики. Когда торговый капитал в России пользовался репутацией кристально чистого? В пьесах Островского — сплошные разорения, да махинации, да долговые ямы. Но именно с замоскворецких купцов, с этой диковатой эпохи и начиналась русская большая промышленность, история русского капитала.
Естественно, неизбежны издержки роста, но мы не стремились к расцвету жульничества. На то и существуют милиция, прокуратура, чтобы бороться с подобными вещами. На спекуляцию должен быть один ограничитель — закон. Другое дело, что приноравливаются к новому правоохранительные органы медленно, плохо. Но это типично русский стиль.
…В сентябре 1992 года я посмотрел цифры экономических показателей за девять месяцев. Было от чего прийти в ужас. Страна неуклонно ползла к гиперинфляции, к развалу производства, к обрыву экономических связей.
И, наверное, только одно вселяло надежду — принципиально иная ситуация с потребительским спросом населения. Дефицит товаров был ликвидирован за несколько месяцев, причём по всем показателям, за исключением самого дешёвого продовольствия, а вскоре и за ним перестали давиться. Потому что знали: хлеб и молоко будет и сегодня, и завтра, и послезавтра.
В России начался совершенно другой дефицит — дефицит денег.
…О чем, собственно, и предупреждал Гайдар.
В интервью телекомпании «Останкино» Александр Исаевич Солженицын задал риторический вопрос интервьюеру, зрителям, всему народу, президенту: «Вы свою мать будете лечить шоковой терапией?»
Мать — Россия. Мы — её дети. Лечить шоковой терапией мать действительно жестоко. Не по-сыновьи.
Да, в каком-то смысле Россия — мать. Но в то же время Россия — это мы сами. Мы — её плоть и кровь, её люди. А себя я шоковой терапией лечить буду — и лечил не раз. Только так — на слом, на разрыв — порой человек продвигается вперёд, вообще выживает.
Я выбирал путь шоковой терапии не для какой-то недоразвитой страны, не для абстрактного народа — я в том числе и для себя выбирал этот путь. Первому, кому предстояло пройти через шок, и не однажды, через болевые реакции, через напряжение всех ресурсов — это мне, президенту.
Изматывающие приступы депрессии, тяжкие раздумья по ночам, бессонницу и головную боль, отчаяние и горечь при виде грязной, обнищавшей Москвы и других российских городов, вал критики, каждый день несущийся со страниц газет и с экрана телевизора, травлю на съездах, всю тяжесть принятых решений, обиду на близких людей, которые в нужную минуту не поддержали, не выстояли, обманули, — все это довелось пережить.
Я уж не говорю про октябрьский путч.
…Следующие страницы этой главы посвящены, так сказать, политической технологии экономической реформы, её закулисной стороне, которую тоже должен знать читатель моей книги. Но мне бы не хотелось, чтобы эти мотивы заслоняли главное — необходимость решительного шага вперёд после настигшего страну развала. Именно нравственную, человеческую необходимость.
Ситуация в стране к началу реформ была совсем нерадостной. Потерявшее стабильность общество со страхом ждало начала радикальных реформ, понимая, чем они грозят — повышением цен, безработицей. К осени 1991 года нормирование всего и вся ужесточилось до предела. Магазинные полки были абсолютно пусты. Во многих городах людям раздали толстые, сброшюрованные талонные книжки, по которым можно было делать покупки. В дефицит превратилось все: соль, сахар, хлеб, спички.
Довольно угрюмой была и политическая атмосфера. Бывшие союзные республики относились друг к другу, а особенно к России, с явным оттенком недоверия.
В этот очень напряжённый и ответственный момент прозвучал «первый звонок» от Руцкого.
18 декабря, то есть за две недели до начала реформ, он выступил в «Независимой газете». Вице-президент писал, что российское правительство — неуправляемое, дезорганизованное, это место интриг, никто не знает, куда мы идём и что у нас за цель, президент пытается управлять единолично и деспотично, и если либерализация цен не будет отменена, он, Руцкой, уйдёт в отставку.
Меня удивило даже не то, что вице-президент стал давать оценку правительству, которое ещё не приступило к реформам, а интонация, тон — хамский, начальственный.
Среди иностранных наблюдателей ходили упорные слухи, что военные, недовольные распадом Союза, готовят новый переворот. И политическим лидером его станет Руцкой. До переворота было ещё далеко, но тем не менее фамилия Руцкого называлась далеко не случайно. Совершая поездку по оборонным предприятиям Сибири, Руцкой назвал команду реформаторов в правительстве Гайдара «мальчиками в розовых штанах». Прецедент политического хамства произошёл. Эту эстафету с большим удовольствием вскоре подхватил Хасбулатов…
Особый статус
С Геннадием Эдуардовичем Бурбулисом я познакомился во время работы межрегиональной депутатской группы ВС СССР. Уже тогда он произвёл на меня сильное впечатление своей эрудицией профессионального философа.
Я быстро понял и другое — Геннадий Эдуардович никогда не был кабинетным теоретиком или удобным для начальства исполнителем, как бы мягким, ускользающим человеком, каким кажется поначалу.
Напротив, это человек заводной, моторный, с очень сильной волей.
…В Свердловске мы не были знакомы, «крутились» на разных, скажем так, орбитах. Однако общий корень, свердловские воспоминания тоже многое значили в наших отношениях. И, наконец, в юности он серьёзно увлекался футболом, играл за армейскую команду, как и я, любил спорт.
Первой его непосредственной обязанностью в качестве моего помощника было руководство штабом выборов народного депутата в российский парламент в Свердловске. Вскоре Бурбулис был назначен на должность полномочного представителя Председателя Верховного Совета России.
Такой должности раньше не было. Её придумали «под Бурбулиса». Чтобы подчеркнуть его особый статус.
…Особенно тесным было наше общение в Архангельском. Мне вообще там нравилось проводить время. И не скрою, разговоры с Геннадием Эдуардовичем меня в тот период вдохновляли на новые идеи.
Он умел заглянуть далеко вперёд. Дать ближайшим событиям стратегическую, глобальную оценку. Концепция новой политики, новой экономики, нового государственного и жизненного уклада для России вырисовывалась все ярче, яснее, отчётливее.
…Однако свой окончательный выбор я сделал во время отпуска, в сентябре 91-го года, в Сочи, куда приезжали и Силаев, и Бурбулис.
В эти напряжённые дни у меня была возможность ещё раз сравнить осторожного, компромиссного Силаева и полного жизненной энергии молодого Бурбулиса. Я ощущал острую необходимость иметь рядом с собой энергичного человека: себе оставить всю тактику и стратегию политической борьбы, а кому-то поручить работу на перспективу, подбор направлений и людей…
В тот момент я и сделал ставку на Бурбулиса.
Мне нравился не только его оригинальный ум, но и умение разбираться в чужих идеях, в чужих концепциях. Он прекрасно знал молодых политиков и практиков своего поколения. Дав ему свободу в выборе новой команды, я, слава Богу, не ошибся. Назову хотя бы две креатуры Бурбулиса, двух людей, которых он активно отстаивал и «тянул» в тот период: Гайдар и Козырев. Было и много других ярких фигур.
Итак, Геннадий Бурбулис стал госсекретарём и первым вице-премьером Российской Федерации.
Его часто называли в прессе «серым кардиналом». Это, конечно, чушь: для того, чтобы быть «кардиналом», надо иметь в кресле президента безвольную фигуру, мягкую и апатичную (такими сейчас, на расстоянии, мне видятся отношения между Сусловым и Брежневым).
У Бурбулиса было два серьёзных минуса: сверхболезненное самолюбие и неумение подать себя обществу.
Дело доходило просто до смешного. Предположим, телекомментаторы приглашали для беседы Гайдара, а вместо него (узнав о передаче) приходил Бурбулис, садился перед камерой и начинал «вещать» с телеэкрана заумным языком довольно скучные вещи.
Это, конечно, случай единичный, не показатель. Но надо признать, что все попытки Бурбулиса стать лидером общественного мнения оказались безуспешными.
В самые первые дни нового, 1992 года одним из самых тревожных вопросов политической жизни СНГ стал вопрос о Крыме и Черноморском флоте.
Сначала Министерство обороны Украины и её Верховный Совет предприняли активные односторонние шаги с целью привести личный состав черноморцев под украинскую присягу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Слухи о скорой отставке Козырева не имеют под собой никаких оснований. По заявлению пресс-секретаря президента Костикова, «такой вопрос не ставился, не обсуждался и относится исключительно к сфере политических фантазий».
Август
На пресс-конференции после переговоров президентов России и Украины на ялтинской даче 4 августа Ельцин сообщил: отныне они с Кравчуком на «ты» и по имени. Наконец найдено хоть временное, но решение по ЧФ: флот выведут из состава Вооружённых Сил СНГ и по крайней мере на 3 года передадут под объединённое командование России и Украины. Будут два командующих флотом, назначать и снимать которых смогут только президенты.
Канадский пшеничный комитет заявил, что он прекращает отгрузку зёрна в Россию. Решение принято по согласованию с федеральным правительством. Причина — Россия не выполняет финансовых обязательств, сильно отстала в оплате счётов.
Сбербанк России повысил процентные ставки по вкладам населения.
В телефонном разговоре между Шеварднадзе и Ельциным достигнута договорённость о том, что граница между Россией и Грузией будет закрыта. Это, по мнению членов Госсовета Грузии, снимет проблему проникновения на территорию республики боевиков с Северного Кавказа.
28 августа на торгах ММВБ курс рубля буквально рухнул, составив 205 рублей за доллар США.
К 1 октября 1992 года будут отпечатаны первые 40 миллионов российских приватизационных чеков. Об этом заявил 31 августа председатель Госкомимущества Чубайс.
Глава 6. Шокотерапия
Болевая реакции
Я не претендую на то, чтобы говорить о философии экономической реформы. Но хотел бы подчеркнуть некоторые штрихи, особенно важные для меня.
Ни одна реформа в России никогда не была доведена до конца. Целью реформ Петра, например, было — создать «русских европейцев». Это, конечно, глобальная цель, которую в течение жизни одного поколения не достигнуть. И в каком-то смысле эта цель петровских реформ не достигнута до сих пор.
Мы стали европейцами, но при этом остались сами собой.
Можно вспоминать разные эпохи — и всегда за радикальной реформой следовал откат. Причём резкий откат. Особенно в XX веке. Ни две земельных реформы, ни три революции, ни нэп, ни сталинская индустриализация, ни хрущёвская, ни «тихая» косыгинская реформы ничего принципиально не изменили.
Сделать реформу необратимой — такую цель я ставил перед собой.
Мощь и сила экономического сдвига должна была совпадать по резонансу с грандиозными политическими изменениями. И вот тогда нас уже не остановить. Тогда вслед за нами обязательно придут другие, которые доделают все до конца, продвинут страну к процветанию.
…Конечно, я не считаю Гайдара доктором, который вылечил нашу экономику. Но и знахарем, который её окончательно доконал, не считаю тоже.
Если продолжать медицинское сравнение, то я вспоминаю сразу то утро в Испании, в больнице, где меня резали, где мне сразу после операции предложили встать. И я встал, без костылей, весь в поту от страха и напряжения, и сделал несколько шагов.
Роль Гайдара заключалась в том, чтобы резко поднять нашу парализованную экономику, заставить работать её жизненные центры, её ресурсы, её организм. Пойдёт — не пойдёт? Довольно жестоко. Но необходимо. Пока другие врачи спорили о методах лечения, он вытащил больного из постели. И по-моему, больной пошёл…
Я делаю этот вывод не на основании экономических показателей, которые объективно плохие.
Я делаю этот вывод на основании того, что в стране появились люди с совершенно новой психологией. С психологией мужиков, которые не ждут чужой помощи, ни на кого не надеются — ни на правительство, ни на парламент, ни на Ельцина. Поругивают всех и упрямо делают своё дело. Посмотрите вокруг — и вы увидите, что такие люди, в основном молодые, есть и в бизнесе, и в творчестве, и в науке, и в культуре, и вообще в жизни. Пока они не очень заметны, пока они слишком заняты. Но они уже есть. В стране начали появляться незакомплексованные, смелые люди, которых раньше просто давили.
И в основе всего — как я считаю — именно болезненная, шоковая реакция организма, когда все силы мобилизуются, человек приобретает уверенность и собранность. Так бывает в спорте. Но думаю, что и в общественном развитии эта схема также работает.
Конечно, есть риск с таким подходом довести и до катастрофы, когда речь уже идёт о выживании, и человек просто звереет, теряет человеческие черты, потому что боится лишиться средств к существованию. Где та грань, которую преступить нельзя?!
Беда России состояла вовсе не в недостатке или переизбытке реформаторов. Беда была в невозможности проводить последовательную политику. Будь то царь или генеральный секретарь — всем хотелось отличиться перед историей. Многие преувеличивали свою уникальную историческую миссию. И круто поворачивали руль управления. Чаще всего — на сто восемьдесят.
В истории России за два последних века было два правителя, которые в силу своей заурядности придерживались чисто консервативной, даже резко заявленной антиреформаторской ориентации. При их правлении общество жило с ощущением «гнёта» С ощущением «державного сапога». Уж слишком ярко была выражена централизация власти. Это сопровождалось очень строгой государственной концепцией в области идеологии. Ну, а инакомыслие, естественно, преследовалось.
Я говорю об Александре III и Брежневе. Оба правили долго. Оба ушли из жизни, презираемые обществом.
Однако промышленный скачок при Александре III неоспорим. Конечно, он не принёс народу благоденствия, но в России наконец-то появился средний класс. Была подготовлена материальная база для расцвета науки и культуры. Российское государство окончательно вошло в семью цивилизованных народов.
При Брежневе, разумеется, сохранялась античеловеческая советская система. Продолжались политические преследования. СССР вёл курс на опасную военную конфронтацию. И так далее. Не буду говорить банальные вещи.
Однако наблюдалась и другая тенденция. При внешнем консерватизме (как и в эпоху Александра III) Брежнев отнюдь не повернул страну на сто восемьдесят градусов, как тогда казалось многим.
Основной костяк хрущёвских преобразований был сохранён. А тупая, но, надо признать, очень последовательная административная жёсткость позволила накопиться некоторым благотворным тенденциям.
Брежневская концепция «развитого социализма» и «неуклонного повышения благосостояния трудящихся» — тысячу раз осмеянная при перестройке — имела под собой определённую почву.
Социалистические отношения — как мы теперь видим — продвинулись довольно далеко. В самую глубь народной психологии. Что же касается благосостояния — то его, конечно, не было. При отсутствии в магазинах масла и мяса такой лозунг выглядел издевательством. Но на самом деле — при достижении определённого паритета в международной политике — от народа уже не требовали бросать в топку государства все силы. Приносить в жертву общей цели — последнее. Как это бывало раньше.
Шаг за шагом — административным путём, с диким ржавым скрипом — осваивались рубежи западных жизненных стандартов. Свои квартиры. Социальные гарантии. Бытовая техника. Минимальное землевладение. Даже личные автомобили. Более или менее сносные условия жизни для «маленького человека», рядового гражданина. Я, конечно, не буду касаться сложных процессов, которые шли в обществе в эту эпоху — с середины шестидесятых примерно до середины семидесятых годов. Подчеркну лишь вот эту тенденцию постепенного, незаметного накопления каких-то жизненных благ. Понятно, что это почти незаметное улучшение достигалось за счёт варварского разбазаривания природных ресурсов страны, а не за счёт нормальной эффективной работы.
Затем лидер одряхлел. Разваливающийся генсек стал символом разваливающегося хозяйства — огромного, но бестолкового.
Помню, сколько критики вызвал указ о свободной торговле, о снятии ограничений с торгово-посреднической деятельности. «В России махровым цветом расцвела спекуляция», — кричала коммунистическая пресса. И действительно, на какой станции метро в Москве ни выйдешь, всюду уйма этих ларьков, торгующих, как пишут острословы, «колониальным товаром» — импортной водкой, сигаретами, конфетами и так далее. Страх Божий, да и только.
Давайте вспомним страницы классики. Когда торговый капитал в России пользовался репутацией кристально чистого? В пьесах Островского — сплошные разорения, да махинации, да долговые ямы. Но именно с замоскворецких купцов, с этой диковатой эпохи и начиналась русская большая промышленность, история русского капитала.
Естественно, неизбежны издержки роста, но мы не стремились к расцвету жульничества. На то и существуют милиция, прокуратура, чтобы бороться с подобными вещами. На спекуляцию должен быть один ограничитель — закон. Другое дело, что приноравливаются к новому правоохранительные органы медленно, плохо. Но это типично русский стиль.
…В сентябре 1992 года я посмотрел цифры экономических показателей за девять месяцев. Было от чего прийти в ужас. Страна неуклонно ползла к гиперинфляции, к развалу производства, к обрыву экономических связей.
И, наверное, только одно вселяло надежду — принципиально иная ситуация с потребительским спросом населения. Дефицит товаров был ликвидирован за несколько месяцев, причём по всем показателям, за исключением самого дешёвого продовольствия, а вскоре и за ним перестали давиться. Потому что знали: хлеб и молоко будет и сегодня, и завтра, и послезавтра.
В России начался совершенно другой дефицит — дефицит денег.
…О чем, собственно, и предупреждал Гайдар.
В интервью телекомпании «Останкино» Александр Исаевич Солженицын задал риторический вопрос интервьюеру, зрителям, всему народу, президенту: «Вы свою мать будете лечить шоковой терапией?»
Мать — Россия. Мы — её дети. Лечить шоковой терапией мать действительно жестоко. Не по-сыновьи.
Да, в каком-то смысле Россия — мать. Но в то же время Россия — это мы сами. Мы — её плоть и кровь, её люди. А себя я шоковой терапией лечить буду — и лечил не раз. Только так — на слом, на разрыв — порой человек продвигается вперёд, вообще выживает.
Я выбирал путь шоковой терапии не для какой-то недоразвитой страны, не для абстрактного народа — я в том числе и для себя выбирал этот путь. Первому, кому предстояло пройти через шок, и не однажды, через болевые реакции, через напряжение всех ресурсов — это мне, президенту.
Изматывающие приступы депрессии, тяжкие раздумья по ночам, бессонницу и головную боль, отчаяние и горечь при виде грязной, обнищавшей Москвы и других российских городов, вал критики, каждый день несущийся со страниц газет и с экрана телевизора, травлю на съездах, всю тяжесть принятых решений, обиду на близких людей, которые в нужную минуту не поддержали, не выстояли, обманули, — все это довелось пережить.
Я уж не говорю про октябрьский путч.
…Следующие страницы этой главы посвящены, так сказать, политической технологии экономической реформы, её закулисной стороне, которую тоже должен знать читатель моей книги. Но мне бы не хотелось, чтобы эти мотивы заслоняли главное — необходимость решительного шага вперёд после настигшего страну развала. Именно нравственную, человеческую необходимость.
Ситуация в стране к началу реформ была совсем нерадостной. Потерявшее стабильность общество со страхом ждало начала радикальных реформ, понимая, чем они грозят — повышением цен, безработицей. К осени 1991 года нормирование всего и вся ужесточилось до предела. Магазинные полки были абсолютно пусты. Во многих городах людям раздали толстые, сброшюрованные талонные книжки, по которым можно было делать покупки. В дефицит превратилось все: соль, сахар, хлеб, спички.
Довольно угрюмой была и политическая атмосфера. Бывшие союзные республики относились друг к другу, а особенно к России, с явным оттенком недоверия.
В этот очень напряжённый и ответственный момент прозвучал «первый звонок» от Руцкого.
18 декабря, то есть за две недели до начала реформ, он выступил в «Независимой газете». Вице-президент писал, что российское правительство — неуправляемое, дезорганизованное, это место интриг, никто не знает, куда мы идём и что у нас за цель, президент пытается управлять единолично и деспотично, и если либерализация цен не будет отменена, он, Руцкой, уйдёт в отставку.
Меня удивило даже не то, что вице-президент стал давать оценку правительству, которое ещё не приступило к реформам, а интонация, тон — хамский, начальственный.
Среди иностранных наблюдателей ходили упорные слухи, что военные, недовольные распадом Союза, готовят новый переворот. И политическим лидером его станет Руцкой. До переворота было ещё далеко, но тем не менее фамилия Руцкого называлась далеко не случайно. Совершая поездку по оборонным предприятиям Сибири, Руцкой назвал команду реформаторов в правительстве Гайдара «мальчиками в розовых штанах». Прецедент политического хамства произошёл. Эту эстафету с большим удовольствием вскоре подхватил Хасбулатов…
Особый статус
С Геннадием Эдуардовичем Бурбулисом я познакомился во время работы межрегиональной депутатской группы ВС СССР. Уже тогда он произвёл на меня сильное впечатление своей эрудицией профессионального философа.
Я быстро понял и другое — Геннадий Эдуардович никогда не был кабинетным теоретиком или удобным для начальства исполнителем, как бы мягким, ускользающим человеком, каким кажется поначалу.
Напротив, это человек заводной, моторный, с очень сильной волей.
…В Свердловске мы не были знакомы, «крутились» на разных, скажем так, орбитах. Однако общий корень, свердловские воспоминания тоже многое значили в наших отношениях. И, наконец, в юности он серьёзно увлекался футболом, играл за армейскую команду, как и я, любил спорт.
Первой его непосредственной обязанностью в качестве моего помощника было руководство штабом выборов народного депутата в российский парламент в Свердловске. Вскоре Бурбулис был назначен на должность полномочного представителя Председателя Верховного Совета России.
Такой должности раньше не было. Её придумали «под Бурбулиса». Чтобы подчеркнуть его особый статус.
…Особенно тесным было наше общение в Архангельском. Мне вообще там нравилось проводить время. И не скрою, разговоры с Геннадием Эдуардовичем меня в тот период вдохновляли на новые идеи.
Он умел заглянуть далеко вперёд. Дать ближайшим событиям стратегическую, глобальную оценку. Концепция новой политики, новой экономики, нового государственного и жизненного уклада для России вырисовывалась все ярче, яснее, отчётливее.
…Однако свой окончательный выбор я сделал во время отпуска, в сентябре 91-го года, в Сочи, куда приезжали и Силаев, и Бурбулис.
В эти напряжённые дни у меня была возможность ещё раз сравнить осторожного, компромиссного Силаева и полного жизненной энергии молодого Бурбулиса. Я ощущал острую необходимость иметь рядом с собой энергичного человека: себе оставить всю тактику и стратегию политической борьбы, а кому-то поручить работу на перспективу, подбор направлений и людей…
В тот момент я и сделал ставку на Бурбулиса.
Мне нравился не только его оригинальный ум, но и умение разбираться в чужих идеях, в чужих концепциях. Он прекрасно знал молодых политиков и практиков своего поколения. Дав ему свободу в выборе новой команды, я, слава Богу, не ошибся. Назову хотя бы две креатуры Бурбулиса, двух людей, которых он активно отстаивал и «тянул» в тот период: Гайдар и Козырев. Было и много других ярких фигур.
Итак, Геннадий Бурбулис стал госсекретарём и первым вице-премьером Российской Федерации.
Его часто называли в прессе «серым кардиналом». Это, конечно, чушь: для того, чтобы быть «кардиналом», надо иметь в кресле президента безвольную фигуру, мягкую и апатичную (такими сейчас, на расстоянии, мне видятся отношения между Сусловым и Брежневым).
У Бурбулиса было два серьёзных минуса: сверхболезненное самолюбие и неумение подать себя обществу.
Дело доходило просто до смешного. Предположим, телекомментаторы приглашали для беседы Гайдара, а вместо него (узнав о передаче) приходил Бурбулис, садился перед камерой и начинал «вещать» с телеэкрана заумным языком довольно скучные вещи.
Это, конечно, случай единичный, не показатель. Но надо признать, что все попытки Бурбулиса стать лидером общественного мнения оказались безуспешными.
В самые первые дни нового, 1992 года одним из самых тревожных вопросов политической жизни СНГ стал вопрос о Крыме и Черноморском флоте.
Сначала Министерство обороны Украины и её Верховный Совет предприняли активные односторонние шаги с целью привести личный состав черноморцев под украинскую присягу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51