Настоящее женское движение, связанное с благотворительностью, с заботой о детстве, с феминизмом в его хорошем значении, у нас ещё только в зародыше. Все эти проблемы очень интересуют Наину Иосифовну, и «первая леди», видимо, много сидеть дома не должна.
Когда мы вместе с Наиной совершаем официальные зарубежные визиты, я, хотя и нет у меня времени, все-таки краем глаза наблюдаю, как там жена. И искренне рад, насколько она органично вписалась вроде бы в чуждый для неё мир официальной политики, протокола.
Наина не изображает из себя политического деятеля, никогда не вмешивается в политику и никогда не даёт мне политических советов. Её программа за рубежом связана с проблемами семьи, материнства, детства — с тем, что ей сейчас ближе всего. Она интуитивно уловила, какой ей надо быть и какой быть не надо. Она остаётся сама собой, и это мне очень импонирует.
И ещё она крайне добросовестно относится к протоколу: никогда и нигде ни на секунду не опаздывает. Я, честно говоря, прежде даже не ожидал, насколько естественно способна она вести себя в самых сложных обстоятельствах. Попав в музей, она спокойно признается: вот этого художника я вижу в первый раз, этого знаю, он мне нравится, об этом только слышала, а вот это моя любимая картина. И те комплименты, которые мне говорили в её адрес, прежде всего и сводились к тому, что она удивительно естественный человек, который не боится быть самим собой. Искренне она восхищается тем, что её восхищает, искренне негодует, если речь зашла о каком-то неприглядном поступке. И эта искренность приятна людям, которые её принимают, она помогает легко находить общий язык.
За границей у меня нет возможности для больших, неторопливых, как в России, встреч с простыми людьми, для разговора о их быте, заботах, проблемах. Получилось так, что эту информацию собирает для меня жена. У неё очень зоркий женский глаз, она подмечает тысячи мелочей, мимо которых прошёл бы мужчина. Именно она мне порой и рассказывает интереснее специалистов о своих ощущениях от той или иной страны, где мы побывали. И моё собственное представление о проблемах, которые мы там решали, становится объёмным, я вдруг начинаю понимать, о чем мы не договорили, что упустили, что недоработали. То есть и в этих, вроде бы сугубо торжественных, изолированных от нормальной жизни поездках жена мне реально помогает. А дома она спокойно возвращается к своим обычным домашним обязанностям.
Ванкуверский дневник
Как вообще готовится визит в какую-нибудь страну?
Идёт сбор материалов. Это могут быть книги, журналы, газеты, различные исторические справки. На основе собранного материала составляется объёмная справка о каждом в отдельности лидере страны — главе государства, премьер-министре, человеке, стоящем во главе оппозиции, и т. д.
Справки довольно подробные, помимо биографии, они содержат и психологический портрет человека. Все — вплоть до характеристики жены и детей. И так, постепенно, я изучаю эти материалы и мысленно начинаю входить в обстановку, царящую в этой стране. Мысленно общаюсь с будущими собеседниками, веду диалог на темы, которые могут неожиданно возникнуть. Я освежаю в памяти историю, географию этой страны. Уточняю какие-то нюансы исторических отношений между нашими странами.
Все это надо держать в памяти. Впрочем, и на месте приходится постоянно такими справками пользоваться.
Дальше — перечень официальных документов, которые будут подписываться. Двадцать мы подписали в США, девять, например, в Венгрии. Это договоры, экономические соглашения, соглашения по крупным проектам, которые совместно осуществляют правительства и министерства.
Перед поездкой представители сторон обмениваются предварительными делегациями. Обговаривают всю схему визита. Определяется состав так называемых официальных, сопровождающих лиц, охраны, экспертов, референтов. С собой беру только тех, кто будет необходим в работе. Ну, естественно, службы протокола, МИДа, безопасности, часто МВЭС.
Летим в двух самолётах Ил-62, основном и передовом.
Готовится перечень вопросов для бесед и переговоров. Тут большое значение имеют внутреннее положение в той или иной стране, точки зрения на спорные вопросы. МИДы двух стран и помощники по международным делам руководителей государств стараются заранее максимально согласовать все спорные формулировки. Если это не удаётся, что бывает достаточно часто, в ходе визита уже мы сами, руководители, находим точки соприкосновения.
Перед поездкой накапливается материалов на хороший большой чемодан. Уже в самолёте, ещё раз, чтобы освежить в памяти, я их просматриваю. Не люблю заглядывать во время переговоров в тексты, даже если они где-то рядом. Память на цифры у меня неплохая.
Накануне визита в страну отправляется передовая группа, которая берет на себя последние приготовления. В неё входят сотрудники МИДа, протокола, безопасности, утрясается последний вариант программы визита.
В каждом государстве свой протокол. В большинстве стран прибывших гостей главы государств у трапа не встречают. Только министр иностранных дел. Хотя во Франции, где наиболее «тонкий» протокол, первым у трапа главу другого государства встречает именно президент, тут же почётный караул, то есть визит начинается с этого. Во Франции протокол встречи вообще довольно интересный.
Например, моя резиденция располагалась во дворце Трианон в Версале. Для того, чтобы принять участие в официальном обеде на 500 человек, достаточно было пройти несколько десятков метров, из одного крыла дворца в другое, но по протоколу мне надлежало сесть в машину и доехать до другого входа. Или вот ещё. По протоколу главы государств приветствуют всех приглашённых. Все 500 человек проходят в зал, а мы стоим и должны каждому пожать руку. В других странах чаще всего такого нет. Президент с супругой обычно входят в зал, когда все приглашённые на обед гости уже сидят за столами, они встают и приветствуют президентскую чету.
В семье меня раньше спрашивали: «Ну, рассказывай, какие там достопримечательности?» Но, к сожалению, я обычно не вижу ни города, ни достопримечательностей. С утра до вечера идут официальные встречи, обеды, беседы. Иногда так хочется побыть простым незаметным туристом. Вот когда на пенсию уйду, возьму жену и проедемся с ней по всем странам, где мы побывали, а на самом деле их почти что и не видели. Вот тогда насмотримся…
Итак, Ванкувер.
Накрапывал тёплый дождик. Прилетели в шесть вечера. Когда заиграли наш гимн, слегка моросило. Но при первых же звуках канадского гимна с неба обрушился такой ливень, что казалось, поливают из ведра. Ко мне подбежали с зонтом, но я от него отказался: нехорошо, свой гимн слушал без зонта, а гимн хозяев — под зонтом. Неудобно. Так что будем мокнуть. Потом в гостинице пришлось переодевать костюм, рубашку, даже ботинки и галстук, все вымокло до нитки.
…На следующее утро мы объехали порт на яхте мэрии. Яхта прекрасная, и, конечно, морской шик: подогнанная с иголочки форма у капитана, у официанток, все блестит, корабль действительно классный, ничего не скажешь.
Посмотрели элеваторы — там отгружают знаменитую канадскую пшеницу. И везут её, например, к нам в страну.
Парк королевы Елизаветы. На холме находится знаменитый местный ресторан, откуда открывается вид на весь город. Здесь и произошло наше, по сути дела, настоящее знакомство с президентом США. Первый дружеский обед. До этого мы с ним познакомились в Вашингтоне, тогда Билл Клинтон был кандидатом в президенты, состоялся короткий завтрак, и мы успели только перекинуться несколькими вежливыми
фразами. Теперь нам предстояло узнать друг друга в деле. От того, как сложатся личные взаимоотношения двух президентов, очень многое будет зависеть в отношениях между странами.
Я приготовил короткое выступление, минут на 5 — 7, в зависимости от того, сколько будет говорить Клинтон. Знал, что он тоже всегда говорит без бумажки, импровизирует.
Во время официальных обедов я обычно почти не ем. Все время беседуешь, задаёшь вопросы, отвечаешь — еда мешает.
Мне было необходимо войти в контакт с новым президентом США, понять, что он за человек. И мне кажется, это удалось.
После обеда наш кортеж отъехал первым. Вечер был тихий, тёплый. Было уже темно, мы увидели вечерний Ванкувер.
Люди вдоль трассы нашего следования продолжали стоять, как мне кажется, ещё с утра. Многие с детьми, с собаками — видно, собак здесь любят. Толстые, сытые, спокойные собаки. Хозяева машут флажками, кричат, даже прыгают, а собаки сидят лениво.
…Правильно ли я вёл себя? Не переборщил ли в своём желании раскрыться? Это со мной бывает. Думаю, что нет. Он все правильно понял. Вообще, он мне понравился.
Дружеский трехсторонний завтрак в университете округа Британская Колумбия. Малруни, Клинтон и я. Фотография на память. Снова речи. Попрощались с Малруни. Мы с Биллом Клинтоном вышли на лужайку, полюбоваться морем, пройтись вместе — для прессы, для телевидения. Пятиминутная прогулка, не больше. Переводчик держится в отдалении — телезрители всего мира должны видеть, как президенты легко и непринуждённо общаются. Всю лужайку перед этим прощупали, проверили службы безопасности. Маршрут следования отмечен незаметными для посторонних глаз голубенькими ленточками, только мы с Клинтоном их видим — строго вдоль этих ленточек и идём, разговариваем, улыбаемся объективам, сохраняя весёлый и естественный вид.
Дети Ванкувера подарили мне несколько своих рисунков. Скоро в Кремле откроется музей подарков Президенту России — там среди дорогих и ценных вещей будут и эти милые, непосредственные рисунки.
Сели в машину, доехали до резиденции, и вот там уже состоялась встреча в узком кругу: только президенты и переводчики. Мы обсудили большое количество вопросов. И это сделать было легко, потому что нашли личный контакт, уловили интонацию, которая и стала доминирующей в этой встрече.
По окончании переговоров нас ждала пресс-конференция. Было ясно, что журналисты заготовили острые вопросы. Американскую прессу интересовало, сумел ли Клинтон перехватить эстафету у Буша в американо-российских отношениях, как американское правительство предполагает оказывать содействие нашей экономике и т. д. Пресс-конференция немного беспокоила Клинтона. Он предложил совместно подготовиться к встрече с журналистами. Наши делегации разошлись минут на сорок, потом собрались снова. Было выделено восемь наиболее важных тематических блоков, и по ним согласована общая позиция. Во время пресс-конференции журналисты преимущественно касались именно этих вопросов. Конечно, в ходе её были и удачные импровизации, но, с точки зрения дела, такая согласованность и продуманность показались мне чрезвычайно ценными. Во время пресс-конференции не было неловких пауз, которые порой красноречивее любого ответа. Мы легко подхватывали друг друга, отвечая на вопросы. Пресс-конференция закончилась одобрительными аплодисментами журналистов.
Ночью в гостинице я себя чувствую тяжело. Усталость. Слишком велика психологическая нагрузка — протокольные моменты, общение, пресса. Я всегда пытаюсь задать себе высокий темп, динамику, чтобы не «расплываться». Раньше наши деятели могли позволить себе говорить вместо запланированных 20 минут — 50. Пусть слушают проклятые капиталисты. Я в таких случаях пытаюсь говорить не 20, а 18.
Визит — тяжёлая работа. Со стороны кажется, что вокруг все время кто-то бегает, помогает, ведёт под руку, даёт документы на подпись, подсказывает. Однако психологическая нагрузка от этого только увеличивается. Кажется, что вся эта громадная масса людей, которые участвуют в этих больших действиях, давит на тебя своей тяжестью.
Беспредметных поездок я не понимаю, это труд, который должен приносить конкретный результат.
И поэтому я плохо сплю. Засну и тут же просыпаюсь среди ночи.
В ночные часы
…Была ситуация, когда от любви чуть не задавили меня, такая толпа вокруг сгрудилась, прижали. Нечто подобное случалось не раз в предвыборную президентскую кампанию. Когда десятки, сотни тысяч людей собирались вокруг. К машине не подойдёшь. Никакое кольцо охраны не может удерживать людей. Сдавливают кольцо и потом сдавливают меня.
Но тяжёлых последствий никогда не было. Не было покушений, хотя угрозы идут постоянно. Это везде обычное дело.
Я иногда ради любопытства сравниваю, как работает наша охрана и, скажем, американская или канадская.
На мой взгляд, никто не умеет вести себя в толпе так, как наши ребята. Бывает так, что они находятся почти в горизонтальном положении — руками в одну, а ногами в другую человеческую стену упираются. Какая нужна сноровка для этого.
Я очень быстро выхожу из машины. Такая особенность. Но тут уж секрет в характере, я ничего не могу с собой поделать. Выскакиваю из машины, потому что увидел людей на улице, они меня заинтересовали. Нет у меня при этом чувства опасности, его вообще нет. Просто я не верю в плохое.
Моя охрана особенно плотно защищает мне спину. После авиакатастрофы любой толчок, особенно неожиданный, резкий, может вызвать болезненную реакцию. Поэтому они идут очень плотно, буквально след в след, почти наступая на пятки.
Для меня охрана — это не просто одна из президентских служб. Ведь перед августовским путчем их было всего-то полтора-два десятка человек. Плохо вооружённые, плохо обученные.
Александр Васильевич Коржаков — начальник службы безопасности. Мы с ним не расстаёмся с 1985 года, с тех пор, как я переехал в Москву. Коржаков работал со мной, когда я был секретарём ЦК КПСС, затем первым секретарём МГК. Он служил в 9-м главном управлении КГБ, был одним из нескольких моих так называемых «прикреплённых». Когда меня «погнали» из Политбюро, уволили и моих охранников. А
Коржаков все равно остался со мной. Позвонил, спросил: можно просто так, без зарплаты буду вас охранять? — и пришёл. Возил меня на своей личной машине, на «Ниве». В выходные дни я иногда ездил к нему в гости, в его деревеньку, которую он называет «Простоквашино». Там у него своя маленькая изба. В доме мы не помешались, ставили палатку рядом, удили рыбу, купались в речке.
И сегодня Коржаков никогда не расстаётся со мной, а в поездках даже и ночью, когда не спится, сидим вдвоём. Очень порядочный, умный, сильный и мужественный человек, хотя внешне кажется очень простым. Но за этой простотой — острый ум, отличная и ясная голова.
Ещё один человек, с кем я вместе долгие-долгие годы, — Виктор Васильевич Илюшин. Мой помощник со свердловских времён. Потрясающая память, удивительная работоспособность. Очень начитан, прекрасно ориентируется в широчайшем круге вопросов, умеет спорить, отстаивать своё мнение. Внешне суховатый, педантичный, сосредоточенный только на деле, Илюшин у многих оставляет впечатление холодного чиновника. Но это лишь потому, что очень немногим людям удаётся наладить с ним контакт и, значит, увидеть его другим.
В 8.30 утра ко мне в кабинет входит Илюшин, с этого начинается каждый мой день. Он кладёт передо мной папку наиболее срочных документов, мы обговариваем график дня, вносим какие-то коррективы. А вечером, иногда совсем поздно, перед самым моим отъездом из Кремля, опять появляется Виктор Васильевич, вручает мне толстую папку с документами, которые он подготовил за день. Это моя работа на ночь.
Он загружает меня, иногда даже перегружая. Бывает, я начинаю раздражаться, потому что не всякое дело, не всякую встречу можно уместить в отведённые графиком 5 — 10 минут. Но Виктор Васильевич времени мне не даёт. Я нервничаю, злюсь, и под колесо попадает все тот же первый помощник. Он терпеливо выслушивает мою раздражённую тираду, уходит. Потом возвращается, чтобы напомнить, что пора приступать к следующему делу,
поскольку моя гневная речь заняла ещё несколько ценных минут.
Однажды мы возвращались в Москву на вертолёте из одной поездки по регионам. Я решил сделать остановку, попросил посадить президентский вертолёт около речки, которая мне понравилась.
Казалось бы, что особенного? Но — нарушается инструкция, потому что это, во-первых, означает разрыв с «ядерной кнопкой». Во-вторых: посидеть — да, можно, но не больше часа, ведь ПВО должна держать воздушный коридор для нашей машины. И так далее.
Захочешь полететь на одном вертолёте с премьер-министром — нельзя. Должны находиться в разных машинах. На всякий пожарный случай.
Но главное — это ощущение стеклянного колпака, барокамеры, искусственного воздуха, в котором все время находишься. Все время кто-то пытается вести тебя под руку, подсказывать, делать удобнее, ещё удобнее, ещё удобнее… И начинается тихий, незаметный окружающим психологический шок — ощущение ваты вокруг.
Вроде все просто, элементарно, азбучно. К чему делать из этого какую-то особую проблему — так живут все президенты, так устроена наша жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51