«Записки президента»: Огонёк; Москва; 1994
ISBN 5-88274-083-5
Аннотация
В августе 1991 года случился путч. Это событие потрясло страну да, видимо, и весь мир. 19 августа мы были в одной стране, а 21 августа оказались совсем в другой. Три дня стали водоразделом между прошлым и будущим. События заставили меня взять диктофон, сесть за чистый лист бумаги и начать работу... Мне казалось, что все это будет прочитано читателями когда-то в будущем, не скоро.
Это «будущее» оказалось совсем рядом. В сентябре — октябре 93-го года в России произошли события, которые заставили меня вновь сесть за чистые листы бумаги, и через несколько недель я закончил рукопись. Я уверен в том, что именно сейчас, а не через год-два, должен рассказать, что же случилось со страной. Август-91 и октябрь-93 соединились в одну неразрывную цепь, разрушилась империя, мы стали свидетелями мучительного и жестокого прощания с целой эпохой.
Моя книга — это попытка объясниться. Попытка сейчас, а не потом разобраться, что же произошло с Россией, попытка понять, куда мы идём, что нас всех ждёт впереди.
Борис Ельцин
Записки президента
Моей маме, Клавдии Васильевне Ельциной, посвящаю эту книгу
От автора
После того, как я был избран на пост президента России, несколько крупных издательств обратились ко мне с просьбой продолжить воспоминания. Я всегда считал, что действующий политик не должен заниматься мемуарами, для этого существуют другие времена: пенсия, отставка — прекрасная пора для откровений и запоздалых признаний.
Но в августе 1991 года случился путч. Это событие потрясло страну, да, видимо, и весь мир. 19 августа мы были в одной стране, а 21 августа оказались совсем в другой. Три дня стали водоразделом между прошлым и будущим. События заставили меня взять диктофон, сесть за чистый лист бумаги и начать работу, как казалось мне, над книгой о путче. Мой английский друг Эндрю Нюрнберг, известный литературный агент, который помогал мне в работе над первой книгой, приехал в Москву. Был заключён договор на издание новой книги. Я надиктовал тогда несколько кассет, появились первые десятки исписанных страниц. Попросил детей, жену, чтобы и они, пока события в памяти, записали на диктофон свои впечатления. Мне удалось немного поработать во время отпуска. Но на этом все почти и кончилось. Я увидел, как убежало время вперёд. Да я его и сам торопил. Нелепо было писать о ГКЧП, о Крючкове, Лукьянове и Язове, когда уже начало работать правительство Гайдара, больше не стало СССР, Михаил Горбачёв ушёл в отставку. Я не успевал за событиями, да и не до книги уже было.
Тогда я написал письмо издателям, в котором сообщил, что, к своему глубокому сожалению, не смогу выполнить ранее данных обязательств и, если они по-прежнему заинтересованы в будущей книге, прошу перенести её издание на более поздний срок.
Я продолжал что-то диктовать, что-то записывать и править. Работал чаще всего по ночам, иногда в выходные дни, во время отпуска. Мне казалось, что все это будет прочитано читателями когда-то в будущем, не скоро.
Это «будущее» оказалось совсем рядом. В сентябре — октябре 93-го года в России произошли события, которые заставили меня вновь сесть за чистые листы бумаги, и через несколько недель я закончил рукопись. Я уверен в том, что именно сейчас, а не через год-два, должен рассказать, что же случилось со страной. Август-91 и октябрь-93 соединились в одну неразрывную цепь, разрушилась империя, мы стали свидетелями мучительного и жестокого прощания с целой эпохой.
Я заканчиваю свои преждевременные мемуары, прекрасно сознавая, что действующие лица этой книги — реальные люди. Мне предстоит вместе с ними работать, они, как и я, не уходят в отставку — мы будем и дальше встречаться, обсуждать текущие дела, принимать решения. Наверное, кому-то из них мои размышления покажутся неточными, у кого-то, может быть, книга вызовет негативную реакцию. Что ж, это нормально. Удобнее было бы обсуждать своих соратников, давать оценки событиям и людям, находясь в отставке. Это большое преимущество пенсионера-мемуариста.
Мне повезло чуть меньше. Я ещё президент, и впереди у меня немало дел.
Моя книга — это попытка объясниться. Попытка сейчас, а не потом, разобраться, что же произошло с Россией, попытка понять, куда мы идём, что нас всех ждёт впереди.
Я хотел бы выразить благодарность нескольким людям, которые оказали мне большую помощь в работе над книгой. Без их поддержки она не появилась бы на свет.
Я признателен Валентину Юмашеву, журналисту, заместителю главного редактора журнала «Огонёк». Нас связывает более чем пятилетняя творческая дружба. Он помогал мне в работе над первой книгой. И сейчас, все три года, пока работал над рукописью, я знал, что он рядом со мной. Наши разговоры, иногда ночью в кремлёвском кабинете, иногда в самолёте, иногда у камина, а чаще всего за компьютером «Макинтош», когда шла самая горячая работа над рукописью, позволяли мне постоянно чувствовать образ будущей книги. Его вкус, его советы были для меня крайне важны.
Благодарю Александра Коржакова, начальника службы безопасности президента. Его профессия вряд ли напрямую связана с написанием книг, но должность заставляет его круглые сутки быть рядом со мной. Я не раз и не два обращался к нему за помощью. Его ум и острая наблюдательность помогали мне увидеть хорошо известные ситуации с новой, неожиданной стороны.
Говорю добрые слова и моему первому помощнику Виктору Илюшину. В памяти компьютера, стоящего на его столе, хранится каждый день президента, расписанный по часам и по минутам — и тот, который уже закончен, и тот, который ещё предстоит. А в голове у моего первого помощника анализ каждого прожитого дня. Его оценки, независимые суждения, точные выводы оказались очень полезны.
Я благодарен Льву Суханову, моему помощнику, который также оказал большую помощь в работе над книгой.
Самые добрые и самые тёплые слова — моей семье. За терпение, понимание, поддержку. В те редкие минуты, когда мы могли бы быть вместе, я запирался в своём кабинете, чтобы закончить очередную страницу. Они же были и первыми читателями этих страниц, строгими и справедливыми. Они и обняли меня самыми первыми, когда была поставлена последняя точка в этой рукописи.
Всем вам — большое спасибо…
Как и в прошлый раз, часть гонорара за мою вторую книгу я перечислю на благотворительные нужды. Я храню письма незнакомых мне людей — ветерана спорта и юноши-инвалида, директора музея и главврача больницы, фермера и мамы вылечившейся девочки — всех тех, кому удалось немного помочь, переводя деньги на лечение, на медицинское оборудование, на одноразовые шприцы, инвалидные коляски и т. д. Мои помощники считают, что о каждом таком переводе должна знать пресса, эти факты надо широко рекламировать, они положительно работают на образ президента…
Нет, я не хочу из естественного человеческого участия устраивать политическое мероприятие. Буду счастлив, если, переводя часть гонорара и за эту книгу, смогу помочь людям, оказавшимся в беде.
Борис ЕЛЬЦИН
30 октября 1993 года
Глава 1. Нормальная страна (разные записи)
Дневник президента
4 октября 1993 года
Около пяти утра ко мне пришли начальник главного управления охраны Михаил Барсуков и его первый заместитель, начальник охраны президента Александр Коржаков и попросили, чтобы я встретился с офицерами спецгрупп «Альфа» и «Вымпел». По их тону я понял: что-то не в порядке. Но не стал ничего уточнять, сразу же сказал: у меня нет времени с ними встречаться, перед ними поставлена конкретная задача, пусть выполняют. Барсуков кивнул. Они вышли. Прошло примерно полчаса, и Михаил Иванович вновь попросил разрешения зайти ко мне. Войдя в кабинет, он сказал: «Борис Николаевич, очень вас прошу, надо с ними встретиться, давайте не со всей группой, а хотя бы с командирами подразделений, старшими офицерами. Волнуются ребята, все-таки такое задание. Их ведь второй раз посылают на Белый дом…»
Я подумал немного. Ответил: «Хорошо, встречусь». Вскоре мне доложили, что командиры подразделений, всего около тридцати человек, собрались на третьем этаже, ждут меня. Я шёл к ним, а чувство тревоги, беспокойства, какой-то безнадёжной тоски не покидало меня. Вошёл в зал, собравшиеся встали, приветствуя меня. Я посмотрел на них, почти все опустили глаза в пол.
Решил не тянуть резину, сразу спросил: «Вы готовы выполнить приказ президента?» В ответ — молчание, жуткое, необъяснимое молчание элитного президентского воинского формирования. Подождал минуту, никто не проронил ни слова. Я громко произнёс: «Тогда я спрошу вас по-другому: вы отказываетесь выполнять приказ президента?» В ответ опять тишина. Я обвёл взглядом всех их — огромных, сильных, красивых. Не попрощавшись, пошёл к дверям, сказав Барсукову и Зайцеву, командиру «Альфы», что приказ должен быть выполнен.
Дальнейшая история с «Альфой» и «Вымпелом» развивалась следующим образом. Обе группы отказались принимать участие в операции. Барсукову с трудом удалось их убедить хотя бы просто подойти к Белому дому. То, что спецгруппы находятся где-то рядом, психологически будет давить на засевших в здании, они раньше сдадутся, меньше будет жертв. Барсуков посадил их в автобусы, и в районе зоопарка (это метрах в пятистах от Белого дома) машины остановились. Здесь они сказали, что дальше не пойдут. Каких-то конкретных причин не называли. Кто-то сказал: а пусть Совет федерации даст санкцию на участие «Альфы» в боевых действиях, кто-то неуверенно произнёс: мы не для того готовились, чтобы в безоружных машинисток стрелять.
Тактика была у Барсукова простая: попытаться подтянуться как можно ближе к зданию, к боевым действиям. Почувствовав порох, гарь, окунувшись в водоворот выстрелов, автоматных очередей, они пойдут и дальше вперёд.
Можно ли было обойтись без «Альфы» и «Вымпела»? В общем-то к этому моменту приняли решение для операции в здании использовать подразделения десантников и армейские войска спецназа. Но был важен сам факт: «Альфа» не пошла! Как в августе девяносто первого! Это вызвало бы однозначные ассоциации. Уже завтра в газетах раструбят: кровожадные руководители посылают спецподразделения на политических противников, а бойцы такие справедливые, в политике участия не принимают, плюют и на тех политиков и на этих. Это был, так сказать, первый слой неприятностей, внешний, на него особого внимания можно было бы и не обращать А второй — уже более серьёзный. Информация о том, что «Альфа» отказалась выполнять приказ своих командиров, могла дойти до руководства парламента. Это значит, что там воспрянут духом, начнут с новой силой сопротивляться. Опять будет стрельба, будут новые и новые жертвы.
Барсуков уговорил нескольких добровольцев из «Альфы» сесть на БМП и подойти на них к самому зданию, не пытаясь проникнуть внутрь, а просто осмотреться, чтобы, если все-таки придётся действовать, точно знать как. Четыре машины подъехали к Белому дому, и здесь произошла трагедия. Одна из БМП остановилась около раненого, человек находился в сознании, ему срочно нужна была помощь. Из машины вылез младший лейтенант, подбежал к лежащему, и в это время раздался выстрел снайпера. Пуля попала лейтенанту в спину, прямо под бронежилет. Так погиб Геннадий Сергеев, тридцатилетний офицер, ещё одна жертва кровавого понедельника. Раненый, которому он пытался помочь, через несколько минут тоже скончался.
После того как бойцы «Альфы» узнали, что погиб их товарищ, никого уже не надо было уговаривать. Почти вся команда пошла на освобождение Белого дома. Барсуков связался с Ериным, министром внутренних дел, подогнали несколько машин бронетехники. Под огневым прикрытием вошли внутрь здания. Во главе «Альфы» шли Михаил Барсуков и начальник президентской охраны Александр Коржаков. Он посчитал, и, видимо, правильно, что самой лучшей гарантией моей безопасности станет арест руководителей путча — Хасбулатова, Руцкого, Макашова, Ачалова.
Появление «Альфы» произвело в здании Белого дома сокрушительное действие. Все стали немедленно сдаваться. Стрелять пришлось немного.
Путч бесславно заканчивался.
Дневник президента
1 октября 1993 года
По дороге в Кремль я попросил водителя машины остановиться напротив здания мэрии. Была пасмурная погода, сильный ветер. Ко мне подбежали тележурналисты, и я сказал несколько слов. Постарался, как и следовало в этой ситуации, говорить максимально твёрдо, сурово: «Пока в Белом доме не сдадут оружия, никаких переговоров не будет».
Знакомой тяжёлой громадой возвышался Белый дом, ставший за последний год таким чужим. Хотелось сбросить это наваждение, прямо сейчас, разрушив все планы, всю стратегию, войти в этот подъезд, сесть за стол переговоров, вынудить их пойти на уступки, заставить сдать оружие, отказаться от конфронтации, что-то сделать.
Но сделать уже ничего нельзя. Мосты сожжены.
И от этого — тяжесть на душе, недоброе предчувствие.
Солдаты из оцепления оглядываются. Переговариваются между собой. Холодно им тут. А сколько ещё придётся стоять?
Неужели Россия обречена на кровь?
Был ли я прав тогда, вопреки уговорам многих принимая этот указ? Указ номер тысяча четыреста от двадцать первого сентября, который должен покончить с разрушительным двоевластием. С одной стороны — президент, избранный народом, с другой — советы, составленные по партийным спискам. Не по спискам нынешних партий. А по спискам единой, непобедимой, могущественной КПСС.
Будущее покажет. А пока — я поступаю так, как считаю необходимым. Опираясь на логику событий, опираясь в конечном счёте на свой собственный опыт и понимание.
Узаконенная анархия
Фраза из какой-то западной газеты о царящей сегодня в России узаконенной анархии довольно точно отражает суть происходящего. Вроде бы все в России есть. Есть все государственные структуры. Есть Министерство юстиции. Есть мощная служба безопасности. Есть милиция.
А порядка нет.
Весной 1993 года я подписал указ о казачьих формированиях в армии. Казаки возвращаются к своему основному укладу жизни: они и в армии служат в своих особых подразделениях, и в своих станицах живут по старинному казачьему уставу. У людей все просто и понятно. Им возвращён полувоенный образ жизни, вокруг которого все остальное строилось, и они счастливы.
Однако Россия состоит не из одних казаков. Да и им тоже, я думаю, будет тяжело приспосабливаться к новым условиям. Легко наводить порядок только нагайкой. Наводить порядок головой — всегда сложно.
Анархия при таком количестве силовых структур, при таком количестве государственных служащих и институтов власти, при таком цивилизованном, культурном народе может объясняться только одним. Не работает приводная система. И поэтому механизм не крутится. В конце концов все должно подчиняться какому-то одному, чётко обозначенному принципу, закону, установлению. Грубо говоря, кто-то в стране должен быть главным. Вот и все.
Конечно, введение президентства в России не решит все проблемы сразу. Однако государство на то и государство, что оно должно быть управляемо. По-моему, это так просто, что непонятно — почему этот вопрос представляется многим политикам таким запутанным и неясным. Главное, чтобы государство отвечало своему назначению, помогало гражданам жить.
Никакая реформа — ни экономическая, ни политическая, ни финансовая — мгновенно наших проблем не решит. Проблемы решаются долго, год за годом, кропотливо, мучительно медленно. Но ведь надо начать… Чтобы у нас через десять лет появились хорошие государственные служащие, их надо воспитать при нескольких президентах и парламентах. Сейчас они почти ничего не умеют. А других просто нет. Им неоткуда взяться.
Мы все должны набраться терпения. И мы должны учиться.
Однако такая ситуация по большому счёту не представляется драмой. Даже трагедией общества. Вот когда мы были под коммунистами — это была драма. Когда царя расстреляли — это была трагедия. Когда началась война с Гитлером — речь шла о жизни и смерти целой нации.
Вспомните свою жизнь, жизнь своих родителей. Последние лет тридцать — тридцать пять общество российское жило все-таки довольно мирной, спокойной, устойчивой жизнью, где начали утверждаться основные приоритеты мировой цивилизации: благосостояние семьи, культура, образование, воспитание детей, обязанности по отношению к обществу и к самому себе. Это было и при Хрущёве, и при Брежневе, и при Горбачёве — фашистская сталинская система постепенно превратилась в «бархатный» тоталитаризм (типа режима Франко в Испании или диктаторских режимов в Латинской Америке), при котором традиционные, мирные ценности все-таки главенствовали. И общество приспособилось, научилось существовать в этих ограниченных рамках, внутри которых все-таки начали воспроизводиться приемлемый духовный климат, материальные ценности, обстановка моральной терпимости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51