По тому, как вы над ней трясетесь, можно подумать, будто вы с ней нечто большее, чем просто кузины.
Руша потянула Дел за пышный рукав ее голубого хлопчатобумажного платья.
— Дел, такие вещи говорить просто некрасиво!
— Некрасиво? — Глаза Дел широко распахнулись.
— Обвинить собственную родственницу в такой мерзости…
— Только потому, что Эпл хорошо относится к своей кузине Марион? И потому, что она в такие годы все еще торчит на хуторе? И только потому, что она ездит на праздник Окончания Жатвы чуть не столько же раз, как наш па, и до сих пор не нашлось еще ни одного мужчины, достаточно отчаянного, чтоб с ней заговорить? Должно быть, мужчины могут судить о женщине не только, когда она в поре. Они могут вынюхать нечто большее, чем простой факт, что наше тело готово их принять.
— На что ты намекаешь? — Крупные некрасивые руки Эпл, сложенные на коленях, сжались в сильные кулаки.
— А я просто хочу сказать, что есть женщины, которые хотят мужчин, — ответила Дел с улыбкой слаще сахарной свеклы, — а есть, которые не хотят.
Пол вовсе не обрадовался тому, что ему пришлось останавливать караван Праведного Пути, чтобы прекратить свалку в девичьем фургоне. Еще меньше ему понравилось, что ни одна из его дочерей не пожелала разъяснить ему, из-за чего разгорелся весь сыр-бор. Дел зачесала свои жесткие волосы на глаза, чтобы скрыть худшие из полученных царапин, и молчала. Эпл, согнувшись над вязанием, которое захватила с собой как средство борьбы со скукой, распустила несколько идеально сделанных рядов и с головой ушла в работу.
Как только фургон снова двинулся в путь, Орисса пересела на другое место, почти незаметно освободив пространство, которое она занимала между Эпл и Марион, и теперь оказалась между своей младшей сестренкой Рушей и кузиной Беккой.
— Приходилось ли тебе когда-нибудь, — шепнула она, — слышать такое?
— Бедняжка Эпл, — вздохнула Руша и еще крепче обхватила себя руками. — Да убережет меня Господин наш Царь от тех тягот, которые выпали на ее долю. Я бы такого просто не вынесла. Если б я стала такой старой и никто бы на меня не позарился… один стыд от этого заставил бы меня молить о смерти…
— А насчет того, о чем говорила Дел, так такая болтовня возникает нередко, когда девушка так долго не выходит замуж… — И обе сестры глубокомысленно покачали головами.
Саре Джун наконец удалось справиться со своим беспокойством настолько, что она склонилась к Бекке и шепнула:
— Я слыхала, что па просил всех мужчин фермы выяснить, хорошо ли она справляется с Поцелуем и Жестом…
— И что же? — Орисса облизала губы, предвкушая дальнейшие подробности.
— И ничего. Она всегда была достойной женщиной. Иначе бы ее тут уже не было, не правда ли?
— А я слыхала, что в первый же раз после ее Полугодия, когда Эпл вошла в пору, она понесла. — Приска слышала, о чем шепчутся ее кузины в левой стороне фургона, и решила внести свою лепту. Она была почти одних лет с Эпл и тоже до сих пор не востребована, но поскольку на ферме была еще одна девушка чуть постарше ее, та как бы прикрывала Приску от позора, вытекавшего из этого факта. — Тогда как раз приближался праздник Окончания Жатвы, а человек, которому па поручил присматривать за женщинами, оказался слишком стар и слеп, чтоб застукать ее с кем-то из молодых парней. Так я слыхала, во всяком случае.
— Ручаюсь, па убил его в тот же день, как узнал об этом, — сказала Орисса со злобным удовлетворением.
— Понесла? По-настоящему? — Сара Джун, по мнению рассказчицы, отреагировала вполне удовлетворительно. — Да как же это могло случиться? — Презрительное фырканье Приски заставило ее вспыхнуть и быстро исправить ошибку: — Я хочу сказать, почему же об этом не было никаких разговоров? Это ж такая вещь, которую нельзя скрыть ни от женщин, ни от мужчин.
— О, после того, как па разделался со стариком, он отправил ее куда-то, прежде чем стало заметно. — Приска пожала плечами, как будто ее объяснение было совершенно естественным.
— А что стало с тем парнем? — спросила Сара Джун. Она явно находила облегчение в возможности обсуждать чужие и такие интересные проблемы. — Что с ним сделал па?
— Я ничего такого не слыхала. Должно быть, она не назвала его имени, а па не настаивал. Какой смысл терять хорошего работника только потому, что он поддался естественному чувству, заложенному в него самим Господом Богом? К тому же во всем была виновата Эпл. Настоящая женщина следит за собой. Говорят, па отправил ребенка сразу же после его рождения на холм аж куда-то к ферме Благоговение. Думаю, его там кто-нибудь подобрал, но все это только домыслы и предположения.
— Сплетни это или нет, а Эпл все равно несчастная. — Руша бросила взгляд на постель, где, положив под голову свои похожие на окорока ручищи, лежала ее кузина. — А теперь еще все эти неприятности, что ждут ее ма…
— Селена сама виновата во всем. — Приска поджала губы. — Бекка, ты ведь была там. Неужели никто не подсказал Селене, чем она рискует, посылая ту бедняжку в поля во время жатвы? Ну же, Бекка! — И она крепко стукнула Бекку по руке.
— Отстань от меня! — Бекка развернулась и открытой ладонью с силой хлестнула Приску по щеке. Слезы кипели у нее на глазах, но ни одна слезинка — не скатилась вниз. — Не твое поганое дело, что сделала Селена!
— Что ты сказала?! Па! — Приска, казалось, даже не почувствовала удара, хотя он был достаточно силен, чтобы оставить на щеке белый отпечаток всех пяти пальцев Бекки, тут же приобретший пунцовый оттенок. Она высунула голову наружу, приподняв заднее полотнище фургона, и взвыла, как кошка, которой наступили на хвост. — О па-а-а!
Потом Бекка долго шла в хвосте каравана Праведного Пути позади повозок с зерном. Рядом с ней шагал Пол. Его рюкзак тяжело свисал с правого плеча на единственной целой лямке. Он дал Бекке такой же носовой платок, как и его собственный, чтоб она повязала его на лицо, — единственная защита от клубов пыли, поднимаемых колесами телег. Из-за этих платков их голоса звучали приглушенно и незнакомо.
— Я могу, если хочешь, починить порванную лямку, когда мы остановимся на ночевку, — осторожно прозондировала обстановку Бекка. Она видела угловатые очертания какого-то предмета, выпиравшего через брезентовое дно рюкзака. Бекка полагала, что это скорее всего шкатулка из тайника в письменном столе. Металлическая шкатулка с револьвером. Стало быть, Па намерен сдержать свое слово насчет Адонайи. Даже призрак несчастной Сьюзен не мог перевесить то чувство благодарности, которое сейчас она ощутила к своему отцу.
Челюсти Пола были упрямо сжаты. На предложение Бекки он не обратил ни малейшего внимания. Он даже не замедлил шагов, чтоб облегчить ходьбу дочке. Бекка была отличным ходоком, но в паре с Полом ей приходилось почти вдвое против обычного ускорять шаги, чтобы держаться с ним наравне. А суровое молчание отца делало дорогу еще более тяжелой.
— Па, если ты так сердишься на меня, я могу вернуться домой.
— Одна? Когда на хуторах, что лежат на пути домой, так мало людей, что они не смогут выделить никого для твоей защиты? — Пол приподнял носовой платок, закрывавший лицо, и сплюнул на золотую стерню, окаймлявшую дорогу. — А кроме того, ты можешь заблудиться. В этот сезон даже торная дорога небезопасна.
Бекка знала, что отец прав. Дорога, которой их люди ездили в Имение Добродетель на праздник Окончания Жатвы, была совсем не та, которой они пользовались в другие времена года. Весной тот путь, по которому они ехали сейчас, представлял собой просто тропу, тянущуюся между полями.
Каждый хутор имел свой собственный путь, которым он пользовался для путешествия на праздник в имение Добродетель во время осеннего паломничества. Никто из них не прибегал к прямому торному пути. Это было простым проявлением вежливости — едущие в Имение караваны старались не встречаться друг с другом — так проявлялась забота о земле и о животных, которых надо было выпускать на выпас. Если бы множество караванов шли одной и той же дорогой, то вся местность вдоль нее быстро превратилась бы в пустыню, так что последние паломники оказались бы без воды, а их скот погиб бы от голода. Такие инциденты неизбежно вызвали бы войну. А так — чуть больше неудобств, чуть больше времени на дорогу в Добродетель — совсем небольшая плата за мир.
— Я вполне бы могла благополучно дойти до дому. — Лицо Бекки стало таким же суровым и упрямым, как лицо отца, — каменная маска, выражающая наполовину целеустремленность, наполовину — ослиное упрямство. — Отсюда и до самого дома места равнинные, даже если я буду держаться в стороне от торной дороги. Так что опасность я увижу издалека.
— А опасность увидит тебя еще раньше! — Пол ухватил одну из золотых кос Бекки, будто это были поводья норовистой лошади, и потянул за нее так сильно, что Бекка тут же остановилась. Караван продолжал свой путь.
— Па, фургон…
— Ничего, далеко не уйдут. Догоним. Я-то боюсь только одного — как бы Смерть Дураков не добрался до тебя раньше. Ну а теперь послушай меня, девчонка! Вся эта болтовня насчет того, что сам Сатана выстроил свой личный хутор у тебя в душе… Я начинаю ей верить. С тех самых пор, как родилась твоя сестренка Шифра, ты ведешь себя как вестница несчастья. Я понимаю, что ты можешь быть не в своей тарелке из-за первого визита на праздник Окончания Жатвы, но разве я не пообещал не подпускать к тебе Адонайю? Но ты все равно занимаешься домашними делами, а на лице у тебя написан такой страх, будто ты — не ты, а тень какого-то жалкого воришки. Баба Фила говорит, что ты боишься первой встречи с мужчиной. Если это так, я запрещу тебе бывать на чердаке.
— Ох нет, сэр! — Бекка была готова выдумать любую ложь, лишь бы не лишиться тех драгоценных для нее уроков, которые она давала и брала под низкими стропилами крыши. Овладевая Знанием, которому ее обучала девчонка Бабы Филы, Бекка поняла, почему Ева сначала решила попробовать яблоко с Древа Познания, а Древо Жизни так и осталось нетронутым до тех пор, пока не стало слишком поздно. — Баба Фила говорила совсем другое… Разговор шел о чарах третьего рода… — Лоб Бекки собрался в морщинки. — Но когда я спросила, что она имеет в виду, она только засмеялась.
Суровость Пола явно пошла на убыль.
— Экая похотливая старая… А, не важно. Баба Фила молодец. А вот твоя драка в фургоне и брань… Какое право ты имела так обозвать свою кузину? Ругань на устах женщины подобна чашке грязи…
— Приска меня спровоцировала.
— Приска всех провоцирует. А иначе она бы не сидела так долго в девках, верно? Я слыхал, что в Благоговении сейчас альф, потерявший в драке одно ухо. Если он способен пропускать половину ее колкостей, то, может, она ему понравится, и он освободит нас от этой чумы. — Пол двинулся вперед. Как бы совсем между прочим он спросил: — А чем она тебя так достала?
Бекка ускорила шаг, делая вид, что ей очень нужно догнать караван. Она вовсе не собиралась передавать отцу разговоры в девичьем фургоне и особенно те, где упоминалось имя Сьюзен. В ее ушах все еще звенел крик Тали, которая клялась, что Селена заплатит ей своей кровью за смерть Сьюзен:
— Ты обещала, что защитишь ее от Пола! А ее убили, убили, когда она выполняла твое поганое поручение. Пусть Господь Бог накажет тебя бесплодием — ведь ты даже не нуждалась в травнице, чтобы принять у Хэтти ребенка! Просто хотела обезопасить свою шкуру на случай, если что-то пойдет не так. Рэй мне все рассказала!
И Селена, такая жалкая, так похожая на кусок выжатой влажной тряпки. Селена, у которой из носа текло от бесконечных слез, которые она пролила с тех пор, как узнала о том, что Сьюзен мертва, мямлила:
— Я так бы и сделала, Тали! Я прибежала к Полу сразу же после приезда мисс Линн, чтоб умолить его простить девочку. Но к этому времени все было уже кончено. Если б я только знала, что они так строго охраняют свои проклятые жатвенные обряды, я бы никогда…
— Так это, значит, мужские обряды убили мою девочку? Ты это хочешь сказать? Ты навлекаешь на себя проклятие, понося то, что кормит и тебя, и всех нас! Как бы я хотела, чтобы тут сейчас присутствовал мужчина, который мог бы засвидетельствовать твои слова! Это бы избавило меня от необходимости убивать тебя моими собственными руками! Сука! Богопротивная сука! Я уж позабочусь, чтоб ты подохла так, как того заслуживаешь!
Но, конечно, никаких мужчин там не было. Все мужчины уже вернулись на поля и на склады, где готовился караван для Добродетели. А Пол никогда бы не стал выслушивать обвинения одной жены против другой. Требовалось еще не меньше пяти женщин, способных подтвердить подобные обвинения, прежде чем умный альф примет решение. Женская вражда — дело обычное, особенно между женами, а опыт былых ошибок слишком тяжел и широко известен, чтоб его игнорировать.
В комнате присутствовало больше пяти женщин, которые могли бы засвидетельствовать и угрозы Тали, и глупые речи Селены, но это ничего не значило. Никто из них не подумал бы играть роль осведомителя — даже самые богобоязненные. Нужно было нечто гораздо большее, чем смерть одного ребенка, какой бы несправедливой она ни была, чтоб выдать Полу кого-то из своих. Дети родятся еще. И как будто, чтоб доказать это, Тали той же ночью оказалась в поре.
— Бекка! Я, кажется, задал тебе вопрос?
— Ох, да просто глупость, па. Ты же знаешь, какая я вспыльчивая. А Приска принялась меня дразнить, будто я шить не умею. А у меня и так до сих пор платье для танцев не готово.
Пол не слишком поверил, но все же позволил Бекке вернуться в девичий фургон. Новых ссор не последовало.
Караван находился в сутках пути от Имения Добродетель, и атмосфера подавляемого возбуждения возобладала над мелкими ссорами девушек. Этой же ночью, когда раскинули лагерь, маленькая Сара Джун оказалась настолько возбужденной, что принялась во весь голос читать молитвы и никак не могла остановиться.
— Я весьма ценю набожность в женщине, но это уж слишком, — сказал Пол, подходя с несколькими сопровождавшими его мужчинами к девичьему костру, чтоб разобраться с происходящим. — Сара Джун, Бог уже достаточно наслушался от тебя для одного вечера, и я — тоже. Я везу тебя на танцы, а не на заклание. А теперь — спи и дай нам немного побыть в мире и тишине.
— Да, па, — пропищала Сара Джун, но почти сразу же вновь вернулась к перечислению своих просьб к Господу Богу, Господину нашему Царю и Благостной Марии-Матери, и все это таким свистящим шепотом, что и святой мог потерять терпение.
— Я помогу ее успокоить, па, — быстро вмешалась Бекка, увидев, как Пол возвращается к их месту ночлега и глаза у него горят куда сильнее, чем девичий костер. — Разреши мне отнести наши постели чуть подальше. Я посижу с ней, пока она не уснет.
Пол неразборчивым бурчанием выразил согласие. Бекка быстро выложила из камней круг на некотором расстоянии от остальных костров, сложила внутри него небольшой костер из щепочек, принесла из девичьего костра горящую лучину, чтоб разжечь свой. Завернувшись в одеяло, Сара Джун выглядела точь-в-точь как удрученная гусеница и жалась поближе к разгоравшемуся огоньку.
— Прости меня, Бекка, — хныкала она.
— А что тут прощать? — Бекка еще плотнее закутала в одеяло худенькие плечики девушки. — Это ведь и мой первый праздник Окончания Жатвы. У всех у нас бывает время, когда нам кажется, что должно случиться что-то страшное. А хуже всего, когда ожидаешь наступления чего-то нового и незнакомого. Ожидание Перемен, ожидание Полугодия, ночи бдения, поездки на первый праздник Окончания Жатвы, дань благодарности первому мужчине, роды, смерть — все это важные вехи жизни.
— Это я понимаю… — В голосе девушки не слышалось ни убежденности, ни радости.
Бекка обернула руку носовым платком и сняла с углей глиняную чашку, которую она поставила у самого края костра, чтоб согреть.
— Попробуй, милочка, — протянула она чашку Саре Джун. — Бери вместе с платком, она горячая.
— Что это? — Сара Джун еще глубже ушла в свой кокон, спрятала руки подальше, в глазах — страх.
— Немножко травяного чая, который я поставила настояться. Тебя, он успокоит и позволит поскорее уснуть. — Она улыбнулась. — А еще важнее — даст уснуть и нашему па. Ну вперед, ты вполне можешь довериться моей дозировке.
— Ох, ну конечно. — Видимо, уговоры Бекки успокоили девушку. — Ты же учишься на травницу, верно?
— Если Бог пошлет. Ну, пей.
Успокоившаяся и согревшаяся Сара Джун попила чая, а затем со вздохом свернулась в клубочек.
— Бекка, а ты не хочешь спать?
— Немного погодя. А пока хочется посидеть и посмотреть на звезды.
— На звезды? Хм? — Такая мысль показалась Саре Джун столь непонятной, что она тут же забыла о ней, равно как и о самой Бекке. И почти сразу же ее грудь под одеялом стала подниматься и опускаться в ритме глубокого сна.
Бекка села, накинув на плечи свое одеяло, и осторожно оглянулась по сторонам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Руша потянула Дел за пышный рукав ее голубого хлопчатобумажного платья.
— Дел, такие вещи говорить просто некрасиво!
— Некрасиво? — Глаза Дел широко распахнулись.
— Обвинить собственную родственницу в такой мерзости…
— Только потому, что Эпл хорошо относится к своей кузине Марион? И потому, что она в такие годы все еще торчит на хуторе? И только потому, что она ездит на праздник Окончания Жатвы чуть не столько же раз, как наш па, и до сих пор не нашлось еще ни одного мужчины, достаточно отчаянного, чтоб с ней заговорить? Должно быть, мужчины могут судить о женщине не только, когда она в поре. Они могут вынюхать нечто большее, чем простой факт, что наше тело готово их принять.
— На что ты намекаешь? — Крупные некрасивые руки Эпл, сложенные на коленях, сжались в сильные кулаки.
— А я просто хочу сказать, что есть женщины, которые хотят мужчин, — ответила Дел с улыбкой слаще сахарной свеклы, — а есть, которые не хотят.
Пол вовсе не обрадовался тому, что ему пришлось останавливать караван Праведного Пути, чтобы прекратить свалку в девичьем фургоне. Еще меньше ему понравилось, что ни одна из его дочерей не пожелала разъяснить ему, из-за чего разгорелся весь сыр-бор. Дел зачесала свои жесткие волосы на глаза, чтобы скрыть худшие из полученных царапин, и молчала. Эпл, согнувшись над вязанием, которое захватила с собой как средство борьбы со скукой, распустила несколько идеально сделанных рядов и с головой ушла в работу.
Как только фургон снова двинулся в путь, Орисса пересела на другое место, почти незаметно освободив пространство, которое она занимала между Эпл и Марион, и теперь оказалась между своей младшей сестренкой Рушей и кузиной Беккой.
— Приходилось ли тебе когда-нибудь, — шепнула она, — слышать такое?
— Бедняжка Эпл, — вздохнула Руша и еще крепче обхватила себя руками. — Да убережет меня Господин наш Царь от тех тягот, которые выпали на ее долю. Я бы такого просто не вынесла. Если б я стала такой старой и никто бы на меня не позарился… один стыд от этого заставил бы меня молить о смерти…
— А насчет того, о чем говорила Дел, так такая болтовня возникает нередко, когда девушка так долго не выходит замуж… — И обе сестры глубокомысленно покачали головами.
Саре Джун наконец удалось справиться со своим беспокойством настолько, что она склонилась к Бекке и шепнула:
— Я слыхала, что па просил всех мужчин фермы выяснить, хорошо ли она справляется с Поцелуем и Жестом…
— И что же? — Орисса облизала губы, предвкушая дальнейшие подробности.
— И ничего. Она всегда была достойной женщиной. Иначе бы ее тут уже не было, не правда ли?
— А я слыхала, что в первый же раз после ее Полугодия, когда Эпл вошла в пору, она понесла. — Приска слышала, о чем шепчутся ее кузины в левой стороне фургона, и решила внести свою лепту. Она была почти одних лет с Эпл и тоже до сих пор не востребована, но поскольку на ферме была еще одна девушка чуть постарше ее, та как бы прикрывала Приску от позора, вытекавшего из этого факта. — Тогда как раз приближался праздник Окончания Жатвы, а человек, которому па поручил присматривать за женщинами, оказался слишком стар и слеп, чтоб застукать ее с кем-то из молодых парней. Так я слыхала, во всяком случае.
— Ручаюсь, па убил его в тот же день, как узнал об этом, — сказала Орисса со злобным удовлетворением.
— Понесла? По-настоящему? — Сара Джун, по мнению рассказчицы, отреагировала вполне удовлетворительно. — Да как же это могло случиться? — Презрительное фырканье Приски заставило ее вспыхнуть и быстро исправить ошибку: — Я хочу сказать, почему же об этом не было никаких разговоров? Это ж такая вещь, которую нельзя скрыть ни от женщин, ни от мужчин.
— О, после того, как па разделался со стариком, он отправил ее куда-то, прежде чем стало заметно. — Приска пожала плечами, как будто ее объяснение было совершенно естественным.
— А что стало с тем парнем? — спросила Сара Джун. Она явно находила облегчение в возможности обсуждать чужие и такие интересные проблемы. — Что с ним сделал па?
— Я ничего такого не слыхала. Должно быть, она не назвала его имени, а па не настаивал. Какой смысл терять хорошего работника только потому, что он поддался естественному чувству, заложенному в него самим Господом Богом? К тому же во всем была виновата Эпл. Настоящая женщина следит за собой. Говорят, па отправил ребенка сразу же после его рождения на холм аж куда-то к ферме Благоговение. Думаю, его там кто-нибудь подобрал, но все это только домыслы и предположения.
— Сплетни это или нет, а Эпл все равно несчастная. — Руша бросила взгляд на постель, где, положив под голову свои похожие на окорока ручищи, лежала ее кузина. — А теперь еще все эти неприятности, что ждут ее ма…
— Селена сама виновата во всем. — Приска поджала губы. — Бекка, ты ведь была там. Неужели никто не подсказал Селене, чем она рискует, посылая ту бедняжку в поля во время жатвы? Ну же, Бекка! — И она крепко стукнула Бекку по руке.
— Отстань от меня! — Бекка развернулась и открытой ладонью с силой хлестнула Приску по щеке. Слезы кипели у нее на глазах, но ни одна слезинка — не скатилась вниз. — Не твое поганое дело, что сделала Селена!
— Что ты сказала?! Па! — Приска, казалось, даже не почувствовала удара, хотя он был достаточно силен, чтобы оставить на щеке белый отпечаток всех пяти пальцев Бекки, тут же приобретший пунцовый оттенок. Она высунула голову наружу, приподняв заднее полотнище фургона, и взвыла, как кошка, которой наступили на хвост. — О па-а-а!
Потом Бекка долго шла в хвосте каравана Праведного Пути позади повозок с зерном. Рядом с ней шагал Пол. Его рюкзак тяжело свисал с правого плеча на единственной целой лямке. Он дал Бекке такой же носовой платок, как и его собственный, чтоб она повязала его на лицо, — единственная защита от клубов пыли, поднимаемых колесами телег. Из-за этих платков их голоса звучали приглушенно и незнакомо.
— Я могу, если хочешь, починить порванную лямку, когда мы остановимся на ночевку, — осторожно прозондировала обстановку Бекка. Она видела угловатые очертания какого-то предмета, выпиравшего через брезентовое дно рюкзака. Бекка полагала, что это скорее всего шкатулка из тайника в письменном столе. Металлическая шкатулка с револьвером. Стало быть, Па намерен сдержать свое слово насчет Адонайи. Даже призрак несчастной Сьюзен не мог перевесить то чувство благодарности, которое сейчас она ощутила к своему отцу.
Челюсти Пола были упрямо сжаты. На предложение Бекки он не обратил ни малейшего внимания. Он даже не замедлил шагов, чтоб облегчить ходьбу дочке. Бекка была отличным ходоком, но в паре с Полом ей приходилось почти вдвое против обычного ускорять шаги, чтобы держаться с ним наравне. А суровое молчание отца делало дорогу еще более тяжелой.
— Па, если ты так сердишься на меня, я могу вернуться домой.
— Одна? Когда на хуторах, что лежат на пути домой, так мало людей, что они не смогут выделить никого для твоей защиты? — Пол приподнял носовой платок, закрывавший лицо, и сплюнул на золотую стерню, окаймлявшую дорогу. — А кроме того, ты можешь заблудиться. В этот сезон даже торная дорога небезопасна.
Бекка знала, что отец прав. Дорога, которой их люди ездили в Имение Добродетель на праздник Окончания Жатвы, была совсем не та, которой они пользовались в другие времена года. Весной тот путь, по которому они ехали сейчас, представлял собой просто тропу, тянущуюся между полями.
Каждый хутор имел свой собственный путь, которым он пользовался для путешествия на праздник в имение Добродетель во время осеннего паломничества. Никто из них не прибегал к прямому торному пути. Это было простым проявлением вежливости — едущие в Имение караваны старались не встречаться друг с другом — так проявлялась забота о земле и о животных, которых надо было выпускать на выпас. Если бы множество караванов шли одной и той же дорогой, то вся местность вдоль нее быстро превратилась бы в пустыню, так что последние паломники оказались бы без воды, а их скот погиб бы от голода. Такие инциденты неизбежно вызвали бы войну. А так — чуть больше неудобств, чуть больше времени на дорогу в Добродетель — совсем небольшая плата за мир.
— Я вполне бы могла благополучно дойти до дому. — Лицо Бекки стало таким же суровым и упрямым, как лицо отца, — каменная маска, выражающая наполовину целеустремленность, наполовину — ослиное упрямство. — Отсюда и до самого дома места равнинные, даже если я буду держаться в стороне от торной дороги. Так что опасность я увижу издалека.
— А опасность увидит тебя еще раньше! — Пол ухватил одну из золотых кос Бекки, будто это были поводья норовистой лошади, и потянул за нее так сильно, что Бекка тут же остановилась. Караван продолжал свой путь.
— Па, фургон…
— Ничего, далеко не уйдут. Догоним. Я-то боюсь только одного — как бы Смерть Дураков не добрался до тебя раньше. Ну а теперь послушай меня, девчонка! Вся эта болтовня насчет того, что сам Сатана выстроил свой личный хутор у тебя в душе… Я начинаю ей верить. С тех самых пор, как родилась твоя сестренка Шифра, ты ведешь себя как вестница несчастья. Я понимаю, что ты можешь быть не в своей тарелке из-за первого визита на праздник Окончания Жатвы, но разве я не пообещал не подпускать к тебе Адонайю? Но ты все равно занимаешься домашними делами, а на лице у тебя написан такой страх, будто ты — не ты, а тень какого-то жалкого воришки. Баба Фила говорит, что ты боишься первой встречи с мужчиной. Если это так, я запрещу тебе бывать на чердаке.
— Ох нет, сэр! — Бекка была готова выдумать любую ложь, лишь бы не лишиться тех драгоценных для нее уроков, которые она давала и брала под низкими стропилами крыши. Овладевая Знанием, которому ее обучала девчонка Бабы Филы, Бекка поняла, почему Ева сначала решила попробовать яблоко с Древа Познания, а Древо Жизни так и осталось нетронутым до тех пор, пока не стало слишком поздно. — Баба Фила говорила совсем другое… Разговор шел о чарах третьего рода… — Лоб Бекки собрался в морщинки. — Но когда я спросила, что она имеет в виду, она только засмеялась.
Суровость Пола явно пошла на убыль.
— Экая похотливая старая… А, не важно. Баба Фила молодец. А вот твоя драка в фургоне и брань… Какое право ты имела так обозвать свою кузину? Ругань на устах женщины подобна чашке грязи…
— Приска меня спровоцировала.
— Приска всех провоцирует. А иначе она бы не сидела так долго в девках, верно? Я слыхал, что в Благоговении сейчас альф, потерявший в драке одно ухо. Если он способен пропускать половину ее колкостей, то, может, она ему понравится, и он освободит нас от этой чумы. — Пол двинулся вперед. Как бы совсем между прочим он спросил: — А чем она тебя так достала?
Бекка ускорила шаг, делая вид, что ей очень нужно догнать караван. Она вовсе не собиралась передавать отцу разговоры в девичьем фургоне и особенно те, где упоминалось имя Сьюзен. В ее ушах все еще звенел крик Тали, которая клялась, что Селена заплатит ей своей кровью за смерть Сьюзен:
— Ты обещала, что защитишь ее от Пола! А ее убили, убили, когда она выполняла твое поганое поручение. Пусть Господь Бог накажет тебя бесплодием — ведь ты даже не нуждалась в травнице, чтобы принять у Хэтти ребенка! Просто хотела обезопасить свою шкуру на случай, если что-то пойдет не так. Рэй мне все рассказала!
И Селена, такая жалкая, так похожая на кусок выжатой влажной тряпки. Селена, у которой из носа текло от бесконечных слез, которые она пролила с тех пор, как узнала о том, что Сьюзен мертва, мямлила:
— Я так бы и сделала, Тали! Я прибежала к Полу сразу же после приезда мисс Линн, чтоб умолить его простить девочку. Но к этому времени все было уже кончено. Если б я только знала, что они так строго охраняют свои проклятые жатвенные обряды, я бы никогда…
— Так это, значит, мужские обряды убили мою девочку? Ты это хочешь сказать? Ты навлекаешь на себя проклятие, понося то, что кормит и тебя, и всех нас! Как бы я хотела, чтобы тут сейчас присутствовал мужчина, который мог бы засвидетельствовать твои слова! Это бы избавило меня от необходимости убивать тебя моими собственными руками! Сука! Богопротивная сука! Я уж позабочусь, чтоб ты подохла так, как того заслуживаешь!
Но, конечно, никаких мужчин там не было. Все мужчины уже вернулись на поля и на склады, где готовился караван для Добродетели. А Пол никогда бы не стал выслушивать обвинения одной жены против другой. Требовалось еще не меньше пяти женщин, способных подтвердить подобные обвинения, прежде чем умный альф примет решение. Женская вражда — дело обычное, особенно между женами, а опыт былых ошибок слишком тяжел и широко известен, чтоб его игнорировать.
В комнате присутствовало больше пяти женщин, которые могли бы засвидетельствовать и угрозы Тали, и глупые речи Селены, но это ничего не значило. Никто из них не подумал бы играть роль осведомителя — даже самые богобоязненные. Нужно было нечто гораздо большее, чем смерть одного ребенка, какой бы несправедливой она ни была, чтоб выдать Полу кого-то из своих. Дети родятся еще. И как будто, чтоб доказать это, Тали той же ночью оказалась в поре.
— Бекка! Я, кажется, задал тебе вопрос?
— Ох, да просто глупость, па. Ты же знаешь, какая я вспыльчивая. А Приска принялась меня дразнить, будто я шить не умею. А у меня и так до сих пор платье для танцев не готово.
Пол не слишком поверил, но все же позволил Бекке вернуться в девичий фургон. Новых ссор не последовало.
Караван находился в сутках пути от Имения Добродетель, и атмосфера подавляемого возбуждения возобладала над мелкими ссорами девушек. Этой же ночью, когда раскинули лагерь, маленькая Сара Джун оказалась настолько возбужденной, что принялась во весь голос читать молитвы и никак не могла остановиться.
— Я весьма ценю набожность в женщине, но это уж слишком, — сказал Пол, подходя с несколькими сопровождавшими его мужчинами к девичьему костру, чтоб разобраться с происходящим. — Сара Джун, Бог уже достаточно наслушался от тебя для одного вечера, и я — тоже. Я везу тебя на танцы, а не на заклание. А теперь — спи и дай нам немного побыть в мире и тишине.
— Да, па, — пропищала Сара Джун, но почти сразу же вновь вернулась к перечислению своих просьб к Господу Богу, Господину нашему Царю и Благостной Марии-Матери, и все это таким свистящим шепотом, что и святой мог потерять терпение.
— Я помогу ее успокоить, па, — быстро вмешалась Бекка, увидев, как Пол возвращается к их месту ночлега и глаза у него горят куда сильнее, чем девичий костер. — Разреши мне отнести наши постели чуть подальше. Я посижу с ней, пока она не уснет.
Пол неразборчивым бурчанием выразил согласие. Бекка быстро выложила из камней круг на некотором расстоянии от остальных костров, сложила внутри него небольшой костер из щепочек, принесла из девичьего костра горящую лучину, чтоб разжечь свой. Завернувшись в одеяло, Сара Джун выглядела точь-в-точь как удрученная гусеница и жалась поближе к разгоравшемуся огоньку.
— Прости меня, Бекка, — хныкала она.
— А что тут прощать? — Бекка еще плотнее закутала в одеяло худенькие плечики девушки. — Это ведь и мой первый праздник Окончания Жатвы. У всех у нас бывает время, когда нам кажется, что должно случиться что-то страшное. А хуже всего, когда ожидаешь наступления чего-то нового и незнакомого. Ожидание Перемен, ожидание Полугодия, ночи бдения, поездки на первый праздник Окончания Жатвы, дань благодарности первому мужчине, роды, смерть — все это важные вехи жизни.
— Это я понимаю… — В голосе девушки не слышалось ни убежденности, ни радости.
Бекка обернула руку носовым платком и сняла с углей глиняную чашку, которую она поставила у самого края костра, чтоб согреть.
— Попробуй, милочка, — протянула она чашку Саре Джун. — Бери вместе с платком, она горячая.
— Что это? — Сара Джун еще глубже ушла в свой кокон, спрятала руки подальше, в глазах — страх.
— Немножко травяного чая, который я поставила настояться. Тебя, он успокоит и позволит поскорее уснуть. — Она улыбнулась. — А еще важнее — даст уснуть и нашему па. Ну вперед, ты вполне можешь довериться моей дозировке.
— Ох, ну конечно. — Видимо, уговоры Бекки успокоили девушку. — Ты же учишься на травницу, верно?
— Если Бог пошлет. Ну, пей.
Успокоившаяся и согревшаяся Сара Джун попила чая, а затем со вздохом свернулась в клубочек.
— Бекка, а ты не хочешь спать?
— Немного погодя. А пока хочется посидеть и посмотреть на звезды.
— На звезды? Хм? — Такая мысль показалась Саре Джун столь непонятной, что она тут же забыла о ней, равно как и о самой Бекке. И почти сразу же ее грудь под одеялом стала подниматься и опускаться в ритме глубокого сна.
Бекка села, накинув на плечи свое одеяло, и осторожно оглянулась по сторонам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51