А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

„Будем же благодарны“, — скажет женщинам проповедник, но ведь только мужчины будут в эту ночь иметь повод для благодарности».
Этого ей не вынести! И сколько бы там ни говорили, что это ее долг, но только не с Адонайей! Она будет в безопасности, пока идет танец девушек, в безопасности во время борьбы подростков и бойцовских матчей на полу риги, где молотят хлеба и где будут присутствовать торговцы из города.
Но когда замужние женщины погасят факелы и все фонари, кроме самого главного фонаря Имения, и когда останется лишь кривая улыбка луны-свидетельницы, тогда ей придется пойти с любым мужчиной, который попросит послужить ему любым способом, какой только доступен для еще никем не востребованной девственницы. Это ничего, говорили пожилые женщины. Это всего лишь выражение благодарности и простой вежливости.
(— Ты же не захочешь опозорить Праведный Путь?
— Да и кончится это быстро.
— Да, если ты хорошо помнишь уроки и знаешь, что надо делать.
— А я никогда не хотела, когда была молодой, чтоб это кончалось быстро.
— Ну, Селена, ты даешь! Разве женщина из такого может извлечь удовольствие?
— Ну не знаю. Просто это мне напоминает о тех временах, когда я бываю в поре. Уж не хочешь ли ты сказать мне, что ты и тогда ничего не чувствуешь?
— Смотри — ты крошку Рушу прямо в краску вогнала.
— Ну и пусть себе! В темноте не видно.
— Вот именно так меня и приметил Пол — в темноте на празднике Окончания Жатвы.
— О гордыня, гордыня…)
Эхо женских голосов исчезло, остался лишь Червь, передразнивающий их смех.
«Если бы ты только знала, что в темноте тебя будет ждать Джеми, ты небось первой вскочила бы в повозку, отправляющуюся на праздник Окончания Жатвы».
Бекка продолжала говорить, не обращая внимания на Червя, не замечая голосов взрослых женщин. Она слышала собственный голос, рассказывающий па о том, что гнетет ее, и о том нечистом существе, которое подчинило себе ее дух. То, в каком странном облике — запятнанное кровью — это существо перед ней явилось, и то, как она впервые познакомилась с этим наваждением, Бекка от отца, однако, утаила. Наконец Бекка кончила рассказывать и теперь ждала, что сейчас альф одним словом покончит со всем этим.
Пол к тому времени уже снова сидел у стола, подкрутив фитиль лампы так, чтоб она давала побольше света.
— Это все, детка? Только внутренний голос, который сеет в тебе сомнения?
Бекка кивнула.
— Плохие сомнения, па. Сатанинские. Иногда я не сплю целыми ночами, прислушиваясь к нему.
Пол сложил руки, положив одну ладонь на другую. Он не смотрел на дочь. Все время разговора с ней его взгляд был устремлен в маленькое окошко, так слабо освещавшее комнату.
— Когда мне было года на два больше, чем тебе, умер мой брат Натан, — наконец сказал он. — Он был старше меня на год, и ему должно было исполниться девятнадцать. Мы были полными братьями, а не просто родичами и родились вот на этой самой ферме. Моя ма говорила, что нас обоих принимала Баба Фила и что мы происходим по прямой линии от нее; не знаю, правда ли это. — Пол вздохнул. — В тот год, за месяц до того, как ему исполнилось бы девятнадцать, Натан вызвал нашего па на бой и проиграл. Силы у него было много, а по весу и росту он был равен отцу, но именно отец сломал ему шею. Мы все присутствовали на этом бою, а после него, помню, Захария похвалялся, что он провел бы поединок иначе, чем Натан, и получил бы хутор. Однако я что-то не припоминаю, чтоб он сделал такую попытку. Натан был отличный парень. А Захария — проныра и болтун, недостойный коснуться пыли у ног Натана. Но Натан умер, а Захария — жив.
Пол отвел взгляд от окна и перевел на Бекку глаза, как две капли воды похожие на ее собственные.
— Именно в «этот год и пришел ко мне тот сатанинский Червь и поселился во мне.
— В тебе, па? — Бекка не могла представить себе, как эта залитая лунным светом девица подходит к ложу ее отца и шепчет полные яда слова. А может, папин Червь принял другой облик? Бекка пришла покаяться, и оттого, что все обернулось почти наоборот, она ощутила какую-то расслабленность — и в теле, и в уме. И она тут же обругала себя за то, что не нашла лучшего способа избавиться и от праздника Окончания Жатвы, и от Адонайи.
«Ага! — дохнул ей в ухо Червь. — Так вот какова была истинная причина твоего прихода сюда! Вовсе не я! Если бы Джон — начальник Джеми — не сказал, что тот ему нужен на полях, то Джеми отправился бы на праздник, и ты никогда не поведала бы обо мне своему отцу ни слова!»
— Сомнения, — меж тем продолжал Пол, — вот и весь твой дьявольский Червь. Ты росла, как и я, в Праведном Пути. Тебя хорошо воспитывали, рассказывали, что правильно и достойно, а что неправильно и греховно. То, чему мы учим детей, никогда не меняется: вот это верно, и все тут! И пока вы обучаетесь этой детской правильности, у Сатаны нет ни малейших шансов вас заполучить. Но вот приходит время, когда вопросы тебе задает уже не учитель, да и задаются они частенько не вслух. И так как ты хорошо воспитана, ты знаешь, что есть такие вопросы, которые вообще не следует задавать… но ветхий Адам, живущий во всех нас, силен. Ты говоришь: «Ведь это не я задаю все эти почему? отчего? зачем? — ибо знаю, что делать этого нельзя. Значит, должно быть, сам Сатана проник в мою душу и отравляет ее злом».
— Почему твой брат должен был умереть? — тихонько произнесла Бекка.
— Да, это был один из моих вопросов. — Пол протянул ей руку, и она ухватилась за нее обеими руками. — Но я понял, что не следует перекладывать на Сатану вину за то, что есть во мне самом. Я знал, что если буду продолжать в том же духе, то вскоре примусь винить дьявола в каждом непристойном слове, которое произнес, и в каждом плохом поступке, а не только в одних дурных мыслях.
— Значит… это все-таки я сама. Но ведь Баба Фила сказала…
— А сколько лет миновало с тех пор, как Баба Фила позабыла, что такое быть юной? Я же понимаю, откуда твоя боль, малышка. — Пол наклонился и положил на ее ладонь вторую руку. — Это ведь ребенок мисс Линн, не так ли? — Ему даже не понадобилось ждать утвердительного кивка. — Я знал это. То, что ты называешь Червем, подсказывает тебе, что это неправильно, что это несправедливо, что это плохо?
На этот раз Бекка чуть помедлила, прежде чем кивнуть.
— Что ж, может, оно и так. Может, боль так глубока и сильна, что тебе кажется, будто сами кости у тебя сейчас запылают огнем; может, это и в самом деле плохо и жестоко. Но я скажу тебе, чему я научился и что вернуло все мои сомнения в тот ад, из которого они вышли: то, что нечто несправедливо, вовсе не значит, что оно еще и плохо.
Пол притянул Бекку поближе и заставил сесть к себе на колени. Шутливо подергав ее за один из локонов, он продолжал:
— Твой единственный грех состоит в том, что ты слишком быстро развиваешься. Хотелось бы мне, чтоб это была единственная причина, мешающая тебе радоваться поездке на праздник Окончания Жатвы.
— И я бы хотела того же…
Голос Бекки звучал совсем глухо. Ее отец должен был бы быть и слепым, и глухим, чтоб не понять — у нее на душе лежит и другая тяжесть. У Пола с ушами и глазами был полный порядок, а еще он обладал даром задавать нужные вопросы. Всего один простенький вопрос, и вот уже Бекка выплескивает скопившийся в душе страх.
— Адонайя? Хм-м… — сказал Пол, когда Бекка кончила говорить. Он спустил ее с колен и задумался. — Старший сын из живых сыновей Заха, насколько мне известно, или наверняка будет таким, если он унаследовал пронырливость и хитрость отца. Что ж, можешь забыть свои тревоги, Бекка. Поезжай на праздник с легким сердцем вместе с остальными и ничего не бойся. Держись со мной рядом, сколько потребуется и сколько захочешь, и если мы увидим, что Адонайя подходит к нам, я тут же расскажу сказочку о том, как ты помогаешь мне в моих делах и что тебя от них нельзя отрывать. Не говоря уж о том, что там будет множество других девчонок, которые с радостью доведут его до самых Райских Врат.
От слишком вольных слов отца личико Бекки стало совсем пунцовым, но ни один проповедник не мог бы определить масштабов истинной благодарности, которую она сейчас ощущала.
— Правда, па? Ты сделаешь это для меня?
— Столько, сколько смогу. Но помни, я не обещаю, что буду мешать тебе выполнять долг женщины в отношении других мужчин.
— Это я перенесу, па, раз мне не придется делать это для Адонайи…
— Не надо называть это имя, дорогая. Я ведь сказал, что буду держать его подальше от тебя, верно? А это, кстати, напомнило мне, что я пообещал тебе секрет за секрет. Сейчас я покажу тебе одну из причин, по которым этот желтоглазый щенок Захарии не посмеет мне хамить… Не говоря уж о том, что я вообще могу переломить ему шею, как соломинку.
Пол вместе с креслом отъехал назад и выдвинул правый нижний ящик стола. Тот был немного глубже остальных и заполнен бумагами, часть которых успела пожелтеть от времени. Пол запустил в них руки и выложил на столешницу, обнажив дно ящика. Под этим дном пряталась темная металлическая шкатулка.
— Фальшивое дно, — объяснил Пол, отпирая шкатулку. — Взгляни, но ни слова никому о том, что ты увидишь.
Бекка заглянула в шкатулку. Она видела рисунки таких вещей в книгах Кэйти. Читала она и разные истории. Это была награда для тех детей, которые хорошо учились: таких ребятишек пускали в маленькую комнату на задах здания, где Кэйти вела уроки и где в полной безопасности хранились драгоценные книжки. По этим рисункам Бекка сразу узнала вещь, лежавшую в шкатулке, хотя просто не могла поверить собственным глазам. Если б там оказалось стадо мясного скота, с ревом возвращающееся с пастбищ, она наверняка удивилась бы меньше.
— Па, откуда у тебя револьвер?
Пол ухмыльнулся, явно довольный тем впечатлением, которое его тайна произвела на Бекку.
— Значит, ты знаешь, что это такое? Ты хорошо училась, и я горжусь своей девочкой. Вероятно, ты не очень хорошо помнишь тот раз, когда к нам приехали торговцы и впервые обратили внимание на нашего Елеазара? Ты ведь тогда была совсем еще малышкой, с вечно грязной попкой, и пряталась в маминых юбках каждый раз, когда на ферме появлялся кто-то чужой. Да, так вот торговцы из нашего Коопа долго и внимательно слушали, как мой мальчик рассуждал перед ними о том, что он вычитал в книгах. Потом они не менее тщательно осмотрели его в кухне, где он работал полуобнаженным: они желали убедиться, что его тело хотя бы вполовину так же совершенно, как его разум.
— А я не знала, что для них сила играет столь большую роль, сказала Бекка. — Я имею в виду — в городах…
— Еще как играет! — Пол ударил кулаком по ладони другой руки, чтоб подчеркнуть важность своих слов. — Когда-то из-за того, что мы обессилели, мир чуть не погиб. Больше мы не намерены повторять такую ошибку! Мы помним, что тогда случилось. Иначе мы погибнем. Что там — за горами, которые позволили нам сохранить цивилизацию? Один Бог знает, что нас ждет в тех краях. И если горы расколются, как уже однажды раскалывались, и спустят на нас своих чудищ, никакой разум не проживет и минуты, если не будет могучих рук, способных отбросить их. Кооп или Имение, они все нуждаются в сильных мужах, которые встанут вместе с ними, рядом с ними или за ними.
— Да, па. — Голос Бекки дрожал, как зеленый колосок на ветру.
Лицо Пола побагровело, желваки на челюстях вздулись. Испуганный голос дочери вернул его к действительности.
— Извини, детка. — Он виновато улыбнулся. — Вот уж не думал, что этот разговор способен тебя напугать. Ты же изучала историю, как уверяла меня Кэйти. И все это тебе хорошо известно.
— Кое-что. — Бекка снова оказалась в школьной комнате — совсем малышка, с завистью глазеющая на книжные полки Кэйти, будто это невесть какое сокровище. И вот она стоит на цыпочках, стараясь дотянуться до книжки в особо яркой обложке, стоящей в ряду других. Оттуда этой книжке суждено свалиться на пол, и далеко не только ей одной.
— Ладно, во всяком случае, ма рассказывала тебе о бандах ворья и о том, почему следует держаться поближе к дому. — Упоминание отца о ворье оказалось для воспоминаний Бекки тем же, что ушат холодной воды. — Они ведь охотятся отнюдь не только на одиноких женщин, знаешь ли. Когда банда пополнится людьми, она начинает нападать на небольшие группы путешественников, вот так-то. Даже торговцы из города, и те предпочитают не рисковать и ездят большими караванами осенью и весной. Именно весной они и положили глаз на Елеазара. Одному из них мальчишка так понравился, что он хотел его тут же забрать с собой.
— И забрал?
— Нет. — Пол погладил ее по голове, забавляясь тем, насколько невинна его умненькая дочка. — Видишь ли, Бекка, в городах тоже есть определенные порядки, как и у нас. Все создания ведь равны перед лицом Господа и Господина нашего Царя. Тот человек, что был особенно очарован твоим братом, по положению был ниже альфа. И вообще выглядел замухрышкой. Если б я не был уверен в противном, я бы его даже в противоестественности заподозрил.
— Но они же не потерпят такого в городах, правда, не потерпят, па?
— Не потерпят. Высокие стены не меняют внутренней сущности людей и не делают их менее богобоязненными. Там разделываются с грешниками точно так же, как и у нас.
Бекка кивнула, вспомнив случай, о котором, судя по всему, отец думал, что он ей неизвестен. Она была еще слишком мала для работ в поле, когда это случилось, но уж и не такое дитя, чтоб не понимать подслушанного. Один из низших по рангу работников и один из ее родичей — совсем еще подросток… Их застали во время…
Мерзость перед лицом Господа!
Бекка не была уверена в точном значении этих слов, но ей нередко доводилось слышать их в часы, последовавшие за этим открытием, и она видела результаты. Шепоток бежал по хутору, будто огонь, прыгающий по сухим веткам. Мужчины и женщины воззвали к Бабе Филе, которая вышла из своего логова на чердаке, чтобы произнести ритуальный приговор из Писания. О приговоре известили работавших в поле. Детям было приказано не выходить за пределы гостиной большого дома, и к ним приставили одну из девушек для присмотра. И все-таки Бекке удалось узнать о том, что случилось. Мерзость! Интересно, они там, в городах Коопа, действуют так же, как мы, а если да, то как приводят в исполнение приговор?
Пол, однако, не имел времени на анализ проблем горожан. Ему явно не терпелось поведать такому внимательному слушателю дальнейшую историю Елеазара.
— Ну, замухрышка он или нет, но старшина купцов его выслушал и сказал, что мальчик, возможно, обладает нужными данными, но что сам старшина что-то не слыхал по сети, чтоб какие-то города нуждались в притоке новой крови. Тогда тот купец стал с ним спорить, да так яростно, что я ушам своим не поверил.
Тут Пол пожал плечами, вновь вспомнив о недоступном пониманию поведении людей из Коопа.
— Он кричал, что если они будут тянуть, то с мальчиком может что-то стрястись, а еще хуже, его может перехватить какой-нибудь другой… не помню, как он его назвал. Илик, что ли… Знаешь, их очень трудно понять, особенно когда они начинают говорить о своей жизни в городах. Впрочем, я слыхал, будто эта жизнь мало отличается от нашей жизни, только одни и те же вещи называются по-разному — сети какие-то, илики, Коопы, и наверняка один лишь Господин наш Царь знает, как они называют наши фермы, сообщества, кровные семьи и Имения…
— Неужели только этим отличается, па? — спросила Бекка, неотрывно глядя на блестящий от смазки револьвер. — Только названиями?
Пол опять пожал плечами.
— Все мы люди, что тут, что там. Не стоит верить всем этим россказням о сытной и теплой жизни в городах. У тебя слишком хорошая голова, чтоб быть сбитой с панталыку такими дурацкими байками. Я тебе верно говорю — они люди, такие же люди, как ты или я.
Пол откашлялся, сплюнул и продолжал:
— Ну так вот… Этот парень, что хотел получить твоего брата, спорил со все большей яростью, но начальник был непоколебим. Вот так и надо, — подтвердил Пол. — Но, видно, и на него подействовало соображение, что какой-нибудь другой илик может перехватить нашего Елеазара. Поэтому он отвел меня в сторонку.
И мы договорились как мужчина с мужчиной. Я должен был пообещать, что не отпущу мальчика с каким-нибудь независимым торгашом, что бывают у нас еще до весны; а он сообщит мне еще до жатвы — ну, передаст с кем-либо, — да или нет, то есть возьмет он осенью Елеазара или не возьмет.
— А если бы другие торговцы прибыли к нам осенью?
Пол широко улыбнулся, вспомнив о том, уже давно исчезнувшем торговце.
— Что-то говорило мне, что, что бы там ни случилось, даже если бы потребовалось перевернуть землю, тот парень обязательно будет руководителем каравана, который явится сюда к жатве. Даром что он такой замухрышка. Так оно и вышло. Сам он тогда ничего этого еще не знал, но жутко хотел, чтоб Елеазар попал именно к его илику. Он сказал, что пошлет мне слово с верным человеком, если в его общине вдруг да появится вакансия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51