— Иди, повидай маму.
Котел оттягивал руки девушек мертвым грузом. Безымянная остановилась, вынудив тем самым Бекку опустить котел на пол. Потом она прислонилась к косяку и скользнула вниз, сев у стояка на корточки. Бекка повернула дверную ручку, но не раньше, чем обменялась со странной и страшноватой прислужницей Бабы Филы прощальным взглядом.
Именно в это мгновение их мысли как бы слились, переливаясь из прошлого в настоящее: «Мне было тогда семь, столько же, сколько тебе».
«Ей было семь, когда и мне исполнилось семь. Значит, мы родились в одном и том же году. Родилась для холма, так как в том году Праведный Путь в девчонках не нуждался. Она старше меня, но ведь могло случиться и так? Первым пришел, первым и получай. Ну а если? Па ценит мою маму и детей, которых она ему рожает. И даже если она родилась первой, то есть последней девочкой, которая была нужна Праведному Пути, то когда родилась я, для нее все могло измениться. И изменил это па».
У альфа есть такая власть.
У альфа в руках много власти.
Жизнь Бекки уже готова была прерваться, уже послана была какая-то несчастная личность, чтоб вырвать ее из объятий матери. «Но ты же обещал мне, Пол! Ты же говорил, что она будет жить!» Дело альфа принимать решение, право альфа изменять его. Бог дает. Господин наш Царь — отнимает. Если так случилось, то у этой девушки когда-то было свое имя. И вместо того, чтобы отправить ее на холм, ее отдали Бабе Филе, чтоб она прислуживала старухе всю свою оставшуюся жизнь.
Могло так случиться? Та часть мозга Бекки, которая превращала мысли в слова, начисто отвергала подобную возможность. А та, что ведала чувствами — догадками, инстинктами, дурацкими девчачьими выдумками, та отвечала — да, да, да! Стоило только поглядеть в глаза безымянной, но когда-то имевшей имя девушки.
«Ты у меня в долгу, Бекка. — Подергивание уголков губ подтверждало это. — Ты достаточно умна, чтоб не отрицать того, что знаешь наверняка. Или наоборот — слишком глупа. Вот почему ты свободна и жива, а я заперта на чердаке и должна сама обдумывать планы, как спастись, когда придет мое время. И все это потому, что чрево твоей матери рождает умниц — с иголочки новенькие отводки с Древа Познания. И разве не прекрасен вкус Знания? Это единственный вкус, который остается на языке навсегда».
— Бекка? — Мисс Линн открыла дверь. Она улыбалась. — Входи, дитя. Пора познакомиться с сестренкой. — Травница ввела ее в комнату и закрыла за ней дверь. Хэтти лежала на полу на матрасе, под спину подложена целая гора подушек. Резкие запахи пота и крови исчезли, их выгнали за дверь вместе с грязным бельем и родильной стойкой. Простыню с окна убрали, и оконный переплет рассекал серый и пурпурный квадрат неба. Других жен в комнате не было.
— Поздновато ты подошла, — мягко упрекнула мисс Линн. — Нам пришлось воспользоваться той водой, что была в кувшинах, чтоб обмыть ее. Я сделала все возможное, чтоб охранить твою маму и малышку от родильной горячки. Полагаю, удалось.
— Котел был слишком горяч, — начала объяснять Бекка.
— Не имеет значения. Я принимала детей, когда не хватало гораздо большего, нежели чашка горячей воды.
— Бекка… — Волосы Хэтти были зачесаны назад и перевязаны счастливой голубой ленточкой. Новорожденная в белых пеленках сосала грудь, а Хэтти улыбалась обеим своим девочкам. — Встань на колени и погляди-ка на нее получше. — Любовь придала голосу Хэтти непривычную мягкость.
Бекка повиновалась. Мисс Линн чем-то занялась; шорох и шарканье шагов создавали фон, на котором дети знакомились друг с другом.
— Ее зовут Шифра.
Тут мисс Линн не могла не вмешаться:
— Это в честь повитухи в Писании, да, Хэтти? Той, что рассказывала, как весело и живо рожали еврейки своих детей. А по мне — так и эта девица уж чересчур веселилась во время родов.
На лице Хэтти засветилась слабая улыбка, когда она согнутым пальцем, вложенным в ребячий ротик, заставила девочку отпустить сосок. И тут же переложила ее к другой груди.
— Да, она очень торопилась родиться. Должно быть, ангелы шепнули ей, что ее ждет прекрасная жизнь, Бог да благословит ее!
Бекка увидела, как ее собственная рука как бы сама собой тянется коснуться поросли золотых волосиков, выбившихся из-под надвинутой на головку пеленки. Видеть, обонять, осязать ребенка казалось ей цепью невероятных чудес. Новорожденная слегка вздрогнула от ее прикосновения, но все ее внимание было поглощено грудью Хэтти.
— Пол жутко обрадовался, — шепнула Хэтти.
— Вот как? — Бекка произнесла это слишком громко, и в ее голосе прозвучало слишком много удивления. Ее мать бросила на нее вопрошающий взгляд.
— А как же иначе? Разве можно сомневаться… Как только Селена сказала ему об этом, он так громко закричал от радости, что вся ферма наверняка уже знает эту важную новость.
— Если он так рад… — Бекка решила лучше промолчать и удержать при себе дальнейшие результаты своих наблюдений: «Если он так рад, то почему же выглядел таким печальным — там, в гостиной? О Господи, не дай ему изменить свое решение! Если он сейчас вырвет эту чудесную девчушку из маминых рук, то, клянусь, я буду той, кто убьет его».
Мисс Линн протянула руки за ребенком.
— Она хорошо поела. А теперь ты должна поспать, Хэтти. Утром вас обеих отправят наверх. — Травница положила малютку в колыбель, стоявшую у Хэтти в головах. Она помогла роженице устроиться поудобнее, затем погасила лампу, которая стояла по другую сторону матраса, и притушила свет других ламп. — Ну вот, теперь хорошо. Можно не опасаться, что она собьет ее во сне. Проводи меня до лошади, Бекка.
— Вы уже уезжаете? В такую темень?
— Твой па велел своим людям ждать меня на дороге, чтоб в целости и сохранности проводить до дому. Он мало о чем забывает.
За дверями комнаты, где спали Хэтти и Шифра, дом казался совсем обезлюдевшим. Безымянная девушка ушла, вместе с ней исчез и котел, кресло перед камином пустовало. Бекка взяла с каминной полки одну из глиняных ламп, чтобы освещать дорогу.
— Я так поняла, что нам сейчас нужны девочки, — сказала Бекка, когда мисс Линн взобралась на седло.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что па позволил этой… Позволил маме оставить ее.
— Бекка, у тебя не мозги, а булыжник! — Мисс Линн наклонилась с седла и заговорила в самом резком тоне; в колеблющемся свете лампы фигура ее выглядела крайне внушительно. — Сказать такое! Лучше бы тебе помолчать, а то неровен час, па услышит! Нам нужны все дети! Каждое рождение — радость, это выполнение завета Господа Бога всем народам земли. Ты думаешь, род Ноя делил детей на девочек и мальчиков, когда он заново заселял землю? Ты думаешь, иудейские женщины воздерживались от деторождения, когда фараон объявил, что будет швырять младенцев в Нил, или когда они блуждали в пустыне, где у них не было даже куска хлеба для пропитания? Даже тогда — в пустыне — они плодились, выполняя завет Господа. И согласно Его воле, они безропотно принимали решения Господина нашего Царя.
— Но ведь Господин наш Царь появился гораздо позже! Я не понимаю…
— А тебе ничего и не надо понимать! — Мисс Линн выпрямилась в седле и тряхнула поводьями. — Так учит нас Писание, и такова жизнь. И никакое твое понимание или непонимание ничего изменить не может. Надо принимать все таким, каким оно предопределено быть. — Кобыла развернулась и лениво зарысила по дороге к Миролюбию. Всадница сидела в седле прямо и сурово, как столб родильной стойки. Мисс Линн теперь во время объездов уже не пела. Она непреклонно и без тени вполне простительного страха смотрела во тьму.
Бекка попробовала выкинуть из головы только что испытанное ею удивление. Мисс Линн коренным образом изменилась со времени «рождения» своего сына Иессея. Эта резкость, это желание спрятаться за законы Писания заставили сердце Бекки сжаться от боли.
А желудок все равно требовал пищи. Бекка постаралась забыть обо всем, кроме одной мысли — где раздобыть кусочек-другой чего-нибудь съедобного. Никакие силы сейчас не заставили бы ее проделать путь, ведущий к девичьим спальням мимо Поминального холма. Да еще ночью, да еще с пустым желудком, да еще в это время года, когда многие шарили по кладовкам да закромам. Сейчас запасы, оставшиеся с прошлого года, учитывались и проверялись гораздо менее строго, поскольку кладовые и склады как раз в эти дни должны были принимать плоды нового урожая. Поэтому Бекка и отправилась к ближайшему складу.
Это была одна из временных построек — крытый дерном погреб, какие заново копали ежегодно перед праздником Окончания Жатвы; прошлогодние уничтожались сразу же после него. На землях Праведного Пути были и другие склады и погреба — в том числе большие и постоянные как наземные, так и подземные. Житницы, склады корнеплодов — все они тщательно охранялись. Времянки же представляли собой хранилища без окон в дерновом куполе, с дощатым полом, настланным над собственно погребом. На полу стояли два-три предмета мебели — жалкие удобства для тех, кому придется работать в этом помещении.
Хуторские правила гласили, что в каждой времянке должен храниться запас продуктов, достаточный для пропитания двух взрослых и двух детей в течение всей зимы. Никто, насколько помнила Бекка, опытным путем не проверял точности подобных расчетов. Не знала она и той причины, по которой эти строения должны ежегодно уничтожаться и строиться заново — год за годом. Принимай все таким, каким оно было от века, говорила ей мисс Линн. Таков был ответ, даваемый в Праведном Пути на множество неудобных вопросов. Запасы в землянках были особенно обильны сразу после окончания жатвы, и тогда же они охранялись особенно тщательно, ибо здесь же лежали и товары для Коопа. К завершению же своего жизненного цикла землянки почти пустели и были открыты для каждого, кто не ленился в них пошарить.
Когда Бекка вошла в землянку, уже приближалось время сна. Все уже поужинали, а мужчины так наработались за день, что вряд ли у них обнаружилось бы желание шарить по закромам в такое время. Бекка осторожно потянула веревочку щеколды.
Как только свет лампы осветил помещение, из-за стола вскочила Рэй. Ее толстые пальцы с силой сжимали глиняный кувшин, полный крекеров, но она тут же поставила его снова на стол, узнав свою гостью.
— Извини. — Бекка попятилась к двери, но Рэй оказалась быстрее и заставила ее сесть к столу.
— Значит, теперь у тебя сестренка, как я слыхала. Возрадуйся.
— Я рада. — То, что добродушие Рэй так быстро восстановилось, заставило Бекку насторожиться. — Мама назвала ее Шифрой.
— Хорошее имя. — Рэй села за стол и пододвинула к Бекке кувшин с крекерами. — Голодна?
— Спасибо. — Бекка взяла крекер и держала его во рту, пока он не размяк. Голод сразу поутих. Но атмосфера, окружавшая ее и Рэй, казалась густо насыщенной тайнами. Гнев пожилой женщины уже испарился. Теперь Бекка видела на ее лице только печаль, как будто перекочевавшую на него прямо с лица па. Придется спрашивать о причине. Мисс Линн должна была бы знать, но не в характере Бекки было принимать вещи такими, какими кто-то и почему-то захотел их видеть. Ей обязательно нужно было протянуть руку и сорвать Яблоко Познания; ей надо было знать.
— Рэй, что случилось?
— Случилось? Да ничего…
— Не верю! Разве я не женщина, разве я не из числа женщин Праведного Пути, что от меня скрывают? Говори же, Рэй.
— Что ж… Сьюзен умерла, — ответила та.
Бекка задохнулась. Вкус плодов с Древа Познания был острее ножа.
— Ее убил Пол.
7

Восславьте Господа, люди,
Имя Его восславьте, народы, по всей Земле.
Кто, как не он, посылает силу и гордость мужчинам,
Кто, как не он, посылает женщинам их красоту.
Он своей мощной дланью четко провел границу:
По эту сторону — жизнь, по ту — неизбежная смерть.
И кто посмеет поставить себя против силы Бога.
Кто сможет сказать: «Я всесилен, и слава моя в веках»?
Кто сможет сказать: «Я вечен, и время над мной не властно»?
Бог может тебя возвысить, а может — развеять в прах.
Во власти Его природа, во власти — людские судьбы,
И тот, кто сегодня первый, последним станет потом.
Но новые сильные встанут и обретут свободу,
Только затем, чтоб рухнуть и обратиться в пыль.
Только затем и встанут, чтобы по воле Бога
Были забыты навечно даже их имена.

— Селене просто повезло, вот что я хочу сказать! — Дел устроилась поудобнее на устланном подушками полу крытого фургона и, не прерывая разговора, продолжала рыться в большой плетеной корзине с едой. Фургон сильно трясло, и речь Дел сама напоминала ухабистую проселочную дорогу, ведущую в Имение Добродетель. Ответное же хихиканье Марион вообще скорее походило на икоту.
— Ей просто повезло, что Тали вдруг оказалась в поре.
С губ Марион снова сорвался взрыв смеха:
— Точно, как и то, что Ленору угораздило войти в пору как раз накануне праздника Окончания Жатвы! Вы бы поглядели на ее физиономию…
— А как она пыталась скрыть это от па! — Дел снова склонилась над корзиной и толкнула локтем Бекку. — Ты-то при этом присутствовала?
— Нет…
Бекка молча снова углубилась в свое шитье. Во время той сцены она была совсем в другом месте, там, где, строго говоря, быть ей вовсе не полагалось. И искала там что-то, чего брать права не имела. Обсуждать несчастья Леноры у нее не было ни малейшего желания. Старая-престарая книжка, которую она разыскала в кладовке Кэйти, постыдным грузом оттягивала потайной внутренний карман ее юбки.
— Очень жаль, что тебя там не было. Случилось это на кухне. Я тебе говорю — ее физия то пылала огнем, то становилась серее пепла. Она повторяла свое «нет», «нет», «нет» снова и снова, пока по глазам па не увидела, что тот все знает. Это заткнуло ей глотку. — Дел захлопнула крышку корзины и сунула ее на место — к боковой стенке фургона. — Мыло! — воскликнула она так, будто испустила клич победы. — Эта дуреха думала, что запах городского мыла ее спасет! Кстати, мыло она украла у твоей ма, Бекка. Прямо удивительно, что ты ничего не знала.
— Будто это могло обмануть па! Или вообще какого-нибудь мужчину! — Приска опустила свою вышивку тамбуром на колени и присоединилась к общей дискуссии.
Всего в крытом фургоне их было восемь. Восемь готовых к браку девиц из Праведного Пути, и каждая из них имела свое мнение. Помалкивали пока только Бекка и Сара Джун. Бекке было о чем подумать, а что касается совсем еще юной Сары Джун, то она боялась приближающегося праздника не меньше Дассы из Миролюбия.
— Ну не знаю. — Раскрасневшаяся Руша подтянула свои высоко поднятые коленки еще выше. — Я слыхала разговоры, будто есть приемы, с помощью которых мужчин в таком деле можно провести.
— Какой только чуши не наслушаешься, — фыркнула Марион, — если слушать всех дур с длинными языками. Да я сама слыхала глупейший разговор, будто есть способы, пользуясь которыми женщина может принять мужчину, не будучи в поре. Я говорю, конечно, не о Поцелуе и Жесте. — Все девицы тут же потребовали, чтоб она назвала идиотку, которая несла такую несусветную ерунду, но Марион не захотела распространяться на эту тему. — Говорю вам, услышать можно что угодно! А вот правда — это дело совсем другое. Когда женщина в поре, то нет на земле такой вещи, которая заставила бы мужчин думать, будто это не так. Один наш запах способен привлечь их всех с расстояния в несколько миль. Полевая работа в это время так и кипит у них в руках, потому что молодежь бесится, а те, что постарше, надеются, будто альф разрешит кому-то из них тоже попользоваться.
— А что хорошего в том, что они бесятся? — Теперь наступила очередь Дел вызвать презрительный смешок.
— Они видят сны. И вряд ли есть нужда, Дел, рассказывать, что они видят в этих снах. Даже страх перед па не может удержать парней от того, чтоб не изловчиться и не заняться самообслуживанием. Спорю, па очень рад, что с Ленорой это случилось так близко ко времени праздника Окончания Жатвы: теперь он может убрать парней из хутора и отправить в Добродетель, прежде чем они сотрут себе пальцы в порошок.
— Марион, и ты еще берешься осуждать меня! — возмутилась Дел. — У тебя грязный язык и еще более грязные мысли.
Ее родственница в ответ только хихикнула.
В разговор вмешалась старшая дочь Селены, все еще живущая на хуторе. Ее звали Эпл — Яблочко, — как красотку из книжки с картинками, хотя сама девушка не выглядела ни такой свежей, ни такой сочной, ни такой соблазнительной или хотя бы такой же приятной, как ее литературная тезка.
— В такое время года это разрешается. Занимайся лучше своим делом, Делл. Марион — хорошая девушка.
— И насколько же она хороша? — промурлыкала Дел, хитро щуря глаза. В ее словах содержался намек столь откровенный и понятный, что только тряпичная кукла могла его не понять. — Я считаю совершенно удивительным, как это вы, мисс Эпл, вечно берете Марион под защиту. И что бы только эта бедняжка делала, если б вы не следили за каждым ее шагом и не затыкали рот каждому, кто скажет ей резкое слово!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51