роман
Глава 1
СЕМЬЯ КЛЕЙРОВ И ДОКТОР АКРИНГТОН
Когда доктор Акрингтон в понедельник тринадцатого января, прихрамывая, вошел в Хэрпун-клуб, его настроение было на редкость мерзким. Цепь последних событий сначала вызвала у этого джентльмена раздражение, а позже буквально привела в бешенство. Прошедшая ночь выдалась для него почти бессонной. Вряд ли осознавая причину, он затеял ссору со своей сестрой по весьма туманным вопросам относи-
тельно целительного воздействия на человеческий организм грязевых ванн и способа приготовления яичницы. Затем доктор попросил принести газету за прошлый четверг, как оказалось, только для того, чтобы обнаружить, что она уже использована в качестве оберточной бумаги для ленча мистера Мориса Квестинга. Обвиненная в этом проступке племянница Акрингтона Барбара разразилась своим очередным приступом нервного смеха и принесла усеянную жирными пятнами газету, которая вдобавок отвратительно воняла луком. Смяв грязную бумагу и гневно тряхнув ею перед лицом девушки, доктор ударился седалищным нервом о стол.
Ослепший от боли, побелевший от ярости, он проковылял к себе в комнату, разделся, принял душ, завернулся в халат и направился к самому горячему термическому бассейну, где нашел наслаждающегося мистера Квестинга, вокруг непривлекательных очертаний тела которого поднимались пузырьки газа. Купальщик виновато улыбнулся и заявил, что собирается полежать в воде еще минут двадцать, после чего указал на менее горячий, но зато незанятый бассейн. Доктор Акрингтон остановился на образовавшейся из застывшей голубоватой грязи насыпи и начал такую ссору, какую только мог обрушить на голого улыбающегося противника, не произнесшего ни одного слова в ответ на самые изощренные оскорбления. Потом он вернулся к себе в комнату, оделся, не нашел достойной кандидатуры для срыва своей злобы и безжалостно погнал автомобиль по узенькой дорожке вверх от «Горячих источников» к шоссе на Хэрпун. После отъезда доктора осталась вполне соответствующая его настроению атмосфера, особенно если учесть, что воздух, как всегда, был пронизан серными испарениями.
Прибыв в клуб, Акрингтон взял свою корреспонденцию и удалился в библиотеку. Окна выходили прямо на Хэрпунский залив, чьи воды сейчас, летним утром, были сплошь покрыты мелкой рябью, но, несмотря на это, в них почти безупречно отражались небо, белый песок и темная краснота цветущих в это время года на острове Северном в Новой Зеландии деревьев. Потоки раскаленного воздуха поднимались от набережной перед клубом, из-за чего очертания деревьев, гор, бухт выглядели немного дрожащими, словно удивительно первобытный ландшафт на самом деле пока еще только принимал определенные формы, а не являлся окончательным творением природы. Вид был чудесным, но доктор Акрингтон не стал вникать в его суть, а лишь заметил, что день, видимо, выдастся ужасно жарким, и принялся за письма. Лишь одно из них оказалось достойным его внимания.
Доктор расправил перед собой на столике послание и пробежал глазами строки, слегка посвистывая сквозь зубы. Вот что он прочитал:
«Окленд. Уважаемый доктор Акрингтон.Осмеливаюсь обратиться к Вам за советом по одному весьма любопытному делу, касающемуся моего пациента. Это не кто иной, как наша приезжая знаменитость, всем известный Джеффри Гонт. Вы, вероятно,
знаете, что он прибыл в Австралию со своей шекспировской труппой незадолго до начала войны, остался там и продолжал играть спектакли, щедро передавая деньги со всех сборов в патриотический фонд. После окончательного расформирования труппы актер приехал в Новую Зе-. ландию, где, о чем вам скорее всего неизвестно (я хорошо помню о Вашем отношении к радио), сделал в эфире несколько замечательных пропагандистских передач. Около четырех недель назад Гонт обратился ко мне за консультацией, пожаловавшись на бессонницу, острые боли в суставах, потерю аппетита и глубокую депрессию. Он спросил также о моем мнении насчет возможности приступить к активной службе. Актер хочет вернуться в Англию, но лишь в том случае, если сможет быть там полезным. Я поставил диагноз — ревматизм и расстройство нервной системы, предложил простенькую диету, после чего ска-зал, что не считаю его пригодным для какой-либо военной службы. Кажется, теперь у Гонта есть идея написать свою автобиографию. Подобные ему люди всегда занимаются этим. Я предположил, что он мог бы совместить литературные занятия с гидротерапией и отдыхом в полном покое. Появился вариант поездки в Роторуа, но Гонт никогда об этом месте не слышал. Кроме того, ему ужасно надоели охотники на львов и газетчики, а обстановка туристического отеля просто невыносима.
Вы, наверное, догадаетесь, к чему я клоню. Мне известно, что курортом с его минеральными водами и подземными источниками управляет Ваша сестра или ее муж. Я слышал, насколько Вы заняты своими научными исследованиями, следовательно, полагаю, местечко вполне пригодно для спокойной работы. Не будете ли Вы так любезны сообщить, подойдет ли оно, на Ваш взгляд, моему пациенту, и смогут ли полковник и миссис Клейр принять у себя постояльца на полтора месяца или немногим больше? Я знаю, что Вы в настоящее время не занимаетесь практикой, поэтому моя последняя просьба будет самой огромной нескромностью. Не осмотрите ли Вы, как опытный профессионал, мистера Гонта? Он очень интересная личность и, смею надеяться, покажется Вам экстраординарным пациентом. Должен совершенно искренне добавить, я был бы очень горд направить знаменитого актера к столь выдающемуся медицинскому консультанту.
У Гонта есть секретарь и слуга, для которых, насколько я понимаю, тоже потребуется пристанище. Простите, пожалуйста, за мое, я боюсь, чересчур подробное и скучное послание. Искренне Ваш Йен Форстер».
Доктор Акрингтон дважды пробежал текст глазами, сложил письмо, убрал его в свой ежедневник, не переставая посвистывать сквозь зубы, набил трубку и закурил. После примерно пятиминутных раздумий он придвинул к себе чистый лист бумаги и начал заполнять его мелким нервным почерком.
«Дорогой Форстер, — писал он, — премного Вам благодарен за Ваше письмо. Оно требует честного ответа, и я даю его, чего бы это мне не стоило. Местечко Wai-ata-tapu, как Вы правильно заметили, является собственностью моей сестры и ее мужа, которые устроили здесь курорт с термическими и минеральными источниками. Во многих смыслах моих родственников можно назвать людьми недалекими, но они честные глупцы, а это уже достоинство, которое не всегда найдешь в большинстве других владельцев подобных мест отдыха и лечения.Wai-ata-tapu, по моему мнению, сильно запущено, однако, я думаю, Вам вряд ли удастся найти хотя бы одного человека, согласного со мной в данном вопросе. Клейр— военный, и очень жаль, что он оказался не в состоянии впитать в себя ни малейшей капли стремления к порядку и строгому контролю, которых можно было от него ожидать. Моя сестра — помешанная на книгах женщина. Какой бы некомпетентной она ни являлась, кажется, ее руководство курортом производит на великомучеников-клиентов определенное впечатление, и единственным критиком хозяйки всегда оказываюсь я. Вероятно, необходимо добавить, что мои родственники никакой прибыли от своего предприятия не получают, используя собственность словно сбившиеся с дороги лошади, в то время как для простой и выгодной постановки дела требуется лишь элементарный здравый смысл. Относительно пресловутых лечебных свойств местных ванн Вы, очевидно, уже составили собственное мнение. Здесь, как Вы знаете, используются воды термических источников, содержащие щелочи, серную кислоту и углекислый газ. Имеются также грязевые с некоторым содержанием кремния ванны, в связи с чем мой зять небрежно и свободно болтает о радиоактивности. Последнее утверждение я считаю сродни религии племени мумбо-юмбо, но снова оказываюсь в своем убеждении одиноким. Грязи способны оказать волшебное воздействие. Моей ноге нисколько не хуже с тех пор, как я начал принимать процедуры.
Что касается Вашего импозантного пациента, то я не знаю, к какому уровню комфорта он привык. Могу обещать только одно — особых удобств мистер Гонт не получит, несмотря на многочисленные и беспорядочные усилия, которые будут приложены моими родственниками. На самом деле какой-то определенной причины для этого нет. Возможно, секретарь и слуга знаменитого актера смогут добиться успеха там, где несчастных хозяев удастся заменить или лучше даже вообще освободить от обязанностей. Сомневаюсь, что он почувствует себя в Wai-ata-tapu более несчастным, чем где-либо еще в нашей экстравагантной стране. Плата за номер в отеле и услуги будет мизерная. Со всех постояльцев здесь берут шесть гиней в неделю. Если мистеру Гонту из всех комнат больше понравится гостиная, думаю, ее цена окажется немного выше. Некий Тонкс из городка Хэрпун — местный доктор. Больше, пожалуй, мне сообщить нечего. Вероятно, это весьма сомнительная рекомендация здешних целебных вод, но все пациенты доктора Тонкса, лечащиеся с их помощью, остаются живыми. Не вижу причин, почему бы мне не осмотреть знаменитого пациента, и я выполню Вашу просьбу, если мистер Гонт согласится. Ваше письмо подтвердило мое прежнее впечат-
ление, что этот известный актер представляет собой одного из кастрированных фатов, появляющихся для формирования ядра интеллигенции на родине в нынешние дегенеративные дни, украшенные похоронными венками.
Мои научные исследования, как Вы, без сомнения иронично выразились, продвигаются крайне медленно, несмотря на совместные усилия моих коллег раздобыть простейшие вещи, необходимые для нормальной работы. Признаюсь, автобиографические заметки личностей, связанных с театром, кажутся мне имеющими мало общего с серьезным занятием. Но в той области, где у меня нет ни малейших способностей, мистер Гонт, надеюсь, сможет добиться успеха.
Еще раз благодарю Вас за Ваше письмо. Ваш Джеймс Акрингтон. Р.S. Я сослужил бы Вам и мистеру Гонту плохую службу, если бы не сообщил, что в Wai-ata-tapu отдыхает некий премерзкий господин. По поводу этой персоны у меня есть довольно серьезные подозрения. Дж.А.».
Когда доктор Акрингтон запечатывал конверт и надписывал на нем адрес, его привычно суровое лицо осветилось тонким лучом самодовольства. Он позвонил в колокольчик, заказал виски с содовой и с заметным наслаждением от своего занятия принялся за второе письмо.
«Родерику Аллейну, эсквайру, старшему инспектору отдела уголовного розыска.Копия: В Центральное управление полиции, Окленд. Сэр.
Газеты с чудовищной неосмотрительностью сообщают о Вашем прибытии в нашу страну в связи со скандальной утечкой информации к врагу, которая привела к потоплению парохода «Ипполит* в прошедшем ноябре.
Считаю своим долгом сообщить Вам о деятельности личности, в настоящее время проживающей в «Горячих источниках» Wai-ata-tapu, бухта Хэрпун. Человек, называющий себя Морисом Квестингом и остановившийся в отеле местного курорта, имеет привычку покидать свой номер после наступления темноты. Я абсолютно точно знаю, что он посещает гору, известную как Пик Рэнджи, которая является частью района проживания аборигенов. Ее западный склон обращен к морю. Я сам был свидетелем нескольких случаев, когда с этого склона подавались световые сигналы. Обратите внимание, «Ипполит» торпедировали всего в двух милях от Хэрпунского залива.
Должен также сообщить следующее: на вопросы по поводу своих странных перемещений мистер Квестипг дал неясные и даже, можно сказать, лживые ответы. Я посчитал необходимым передать вышеописанную информацию местным представителям полиции, но они восприняли ее в глубоко сонном состоянии, кажущемся прямо-таки патологическим.
Честь имею. С почтением, Джеймс Акрингтон, доктор медицины». Официант принес виски. Доктор Акрингтон обвинил его в подмене марки заказанного напитка, но сделал это скорее со скучным выражением па лице, чем со злым, после чего с удивительным спокойствием принял извинения, просто заметив, что виски, видимо, разбавили его производители, выпил содержимое бокала, немного криво нахлобучил на голову шляпу и пошел отправлять свои письма. В холле швейцар распахнул перед ним дверь и осторожно произнес:
— Военные новости сегодня значительно приятнее, сэр.
— Чем скорее все мы сдохнем, тем лучше, — бодро ответил доктор Акрингтон, издал фальцетом лающий звук и быстро заковылял вниз по ступенькам.
— Это была шутка? — спросил швейцар официанта. В ответ тот поднял глаза к небу.
Полковник и миссис Клейр прожили в «Горячих источниках» Wai-ata-tapu двенадцать лет. Они приехали в Новую Зеландию из Индии, когда дочери Барбаре, родившейся через десять лет после их женитьбы, было тринадцать, а сыну Саймону девять. Проникновенным тоном супруги рассказывали друзьям, что таким образом бежали от условий армейской жизни. Стоило послушать их веселые комментарии относительно просторов новой экзотической страны и небольшом наследстве полковника, пестрящие восторженными фразами. На большую часть этого наследства Клейры построили отель, в котором теперь жили сами. Оставшееся состояние тихо ушло в небытие во время робких деловых операций. Семейство работало словно рабы, прислушиваясь к хорошим советам с нескрываемой обидой, а к плохим с трогательной благодарностью. Кроме вышеописанных слабостей, они обладали необычной тягой к абсолютно беспутным людям и в то время, когда начинается эта история, благоволили к довольно странной личности по имени Герберт Смит, предоставив бродяге приют в отеле.
После отказа своего выдающегося и раздражительного брата от медицинской практики в Лондоне миссис Клейр пригласила его присоединиться к ее семье. Тот согласился приехать только в качестве постояльца, поскольку желал наслаждаться свободой быть критиком и по любому поводу выражать недовольство. С особенной энергией он упражнялся на племяннике Саймоне. Племянница доктора Барбара Клейр с самого начала работы отеля выполняла обязанности двух прислуг и, поскольку редко куда выходила, поддерживала здесь атмосферу, очень схожую с атмосферой дома священника, источником которой являлась мать девушки. Саймон, наоборот, посещая Хэрпунскую государственную школу и находясь под влиянием, с одной стороны, устойчивой семейной бедной, но гордой аристократичности, а с другой — подозрительности одноклассников к английским переселенцам,
стал агрессивным колонистом, каким-то колючим и вызывающе грубым. За год до начала войны он окончил школу и теперь занимался на подготовительных курсах военно-воздушных сил.
Утром, когда доктор Акрингтон находился в Хэрпун-клубе, семейство Клейр занималось привычными делами. В полдень полковник принялся за лечение своего прострела при помощи радиоактивной грязевой ванны, миссис Клейр погрузила седалищный нерв в горячий бассейн. Саймон удалился в отдельно стоящий домик попрактиковаться в азбуке Морзе, а Барбара с горничной Хайей, представительницей местной народности маори, готовила обед в душной, примитивно оборудованной
кухоньке.
— Можешь накрывать на стол, Хайа, — сказала Барбара, отбросив тыльной стороной ладони упавшие на лоб влажные локоны. — Боюсь, я заняла слишком много тарелок. Обедать будут шестеро. Мистер Квестинг отказался.
— Вот и отлично, — весело произнесла Хайа.
Барбара предпочла сделать вид, что не слышала ее слов. Горничная, двигаясь с томной и в то же время энергичной грациозностью, присущей молодой девушке маори, приветливо улыбнулась, затем стала ставить на поднос стопки тарелок.
— Он плохой человек.
Барбара взглянула на Хайю. Та звонко рассмеялась, слегка приподняв короткую верхнюю губку. «Я никогда не научусь понимать их», — подумала Барбара а вслух спросила:
— Может, будет лучше, если ты попытаешься не обращать внимания... когда мистер Квестинг начнет... начнет... Начнет надоедать тебе?
— Он меня раздражает, — ответила Хайа, вдруг совершенно по-детски разозлившись, сверкнув глазами и топнув ножкой. — Глупый осел!
— Но ты же не по-настоящему сердишься.
Горничная краем глаза посмотрела на Барбару, скорчила двусмысленную гримаску и хихикнула.
— Не забудь шапочку и фартук, — напомнила Барбара, направляясь из раскаленной кухни в столовую.
Отель Wai-ata-tapu представлял собой одноэтажное деревянное здание в формы буквы Е, у которой отсутствовала средняя черточка. Столовая располагалась в центре длинной секции, отделяющей кухню и служебные помещения от спален постояльцев, находившихся в восточном крыле. Западное крыло, принадлежавшее семейству Клейров, состояло из сжатых со всех сторон комнатушек и крошечной гостиной. Здание спроектировал сам полковник в армейско-лачужном с небольшой добавкой санаторного стиле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Глава 1
СЕМЬЯ КЛЕЙРОВ И ДОКТОР АКРИНГТОН
Когда доктор Акрингтон в понедельник тринадцатого января, прихрамывая, вошел в Хэрпун-клуб, его настроение было на редкость мерзким. Цепь последних событий сначала вызвала у этого джентльмена раздражение, а позже буквально привела в бешенство. Прошедшая ночь выдалась для него почти бессонной. Вряд ли осознавая причину, он затеял ссору со своей сестрой по весьма туманным вопросам относи-
тельно целительного воздействия на человеческий организм грязевых ванн и способа приготовления яичницы. Затем доктор попросил принести газету за прошлый четверг, как оказалось, только для того, чтобы обнаружить, что она уже использована в качестве оберточной бумаги для ленча мистера Мориса Квестинга. Обвиненная в этом проступке племянница Акрингтона Барбара разразилась своим очередным приступом нервного смеха и принесла усеянную жирными пятнами газету, которая вдобавок отвратительно воняла луком. Смяв грязную бумагу и гневно тряхнув ею перед лицом девушки, доктор ударился седалищным нервом о стол.
Ослепший от боли, побелевший от ярости, он проковылял к себе в комнату, разделся, принял душ, завернулся в халат и направился к самому горячему термическому бассейну, где нашел наслаждающегося мистера Квестинга, вокруг непривлекательных очертаний тела которого поднимались пузырьки газа. Купальщик виновато улыбнулся и заявил, что собирается полежать в воде еще минут двадцать, после чего указал на менее горячий, но зато незанятый бассейн. Доктор Акрингтон остановился на образовавшейся из застывшей голубоватой грязи насыпи и начал такую ссору, какую только мог обрушить на голого улыбающегося противника, не произнесшего ни одного слова в ответ на самые изощренные оскорбления. Потом он вернулся к себе в комнату, оделся, не нашел достойной кандидатуры для срыва своей злобы и безжалостно погнал автомобиль по узенькой дорожке вверх от «Горячих источников» к шоссе на Хэрпун. После отъезда доктора осталась вполне соответствующая его настроению атмосфера, особенно если учесть, что воздух, как всегда, был пронизан серными испарениями.
Прибыв в клуб, Акрингтон взял свою корреспонденцию и удалился в библиотеку. Окна выходили прямо на Хэрпунский залив, чьи воды сейчас, летним утром, были сплошь покрыты мелкой рябью, но, несмотря на это, в них почти безупречно отражались небо, белый песок и темная краснота цветущих в это время года на острове Северном в Новой Зеландии деревьев. Потоки раскаленного воздуха поднимались от набережной перед клубом, из-за чего очертания деревьев, гор, бухт выглядели немного дрожащими, словно удивительно первобытный ландшафт на самом деле пока еще только принимал определенные формы, а не являлся окончательным творением природы. Вид был чудесным, но доктор Акрингтон не стал вникать в его суть, а лишь заметил, что день, видимо, выдастся ужасно жарким, и принялся за письма. Лишь одно из них оказалось достойным его внимания.
Доктор расправил перед собой на столике послание и пробежал глазами строки, слегка посвистывая сквозь зубы. Вот что он прочитал:
«Окленд. Уважаемый доктор Акрингтон.Осмеливаюсь обратиться к Вам за советом по одному весьма любопытному делу, касающемуся моего пациента. Это не кто иной, как наша приезжая знаменитость, всем известный Джеффри Гонт. Вы, вероятно,
знаете, что он прибыл в Австралию со своей шекспировской труппой незадолго до начала войны, остался там и продолжал играть спектакли, щедро передавая деньги со всех сборов в патриотический фонд. После окончательного расформирования труппы актер приехал в Новую Зе-. ландию, где, о чем вам скорее всего неизвестно (я хорошо помню о Вашем отношении к радио), сделал в эфире несколько замечательных пропагандистских передач. Около четырех недель назад Гонт обратился ко мне за консультацией, пожаловавшись на бессонницу, острые боли в суставах, потерю аппетита и глубокую депрессию. Он спросил также о моем мнении насчет возможности приступить к активной службе. Актер хочет вернуться в Англию, но лишь в том случае, если сможет быть там полезным. Я поставил диагноз — ревматизм и расстройство нервной системы, предложил простенькую диету, после чего ска-зал, что не считаю его пригодным для какой-либо военной службы. Кажется, теперь у Гонта есть идея написать свою автобиографию. Подобные ему люди всегда занимаются этим. Я предположил, что он мог бы совместить литературные занятия с гидротерапией и отдыхом в полном покое. Появился вариант поездки в Роторуа, но Гонт никогда об этом месте не слышал. Кроме того, ему ужасно надоели охотники на львов и газетчики, а обстановка туристического отеля просто невыносима.
Вы, наверное, догадаетесь, к чему я клоню. Мне известно, что курортом с его минеральными водами и подземными источниками управляет Ваша сестра или ее муж. Я слышал, насколько Вы заняты своими научными исследованиями, следовательно, полагаю, местечко вполне пригодно для спокойной работы. Не будете ли Вы так любезны сообщить, подойдет ли оно, на Ваш взгляд, моему пациенту, и смогут ли полковник и миссис Клейр принять у себя постояльца на полтора месяца или немногим больше? Я знаю, что Вы в настоящее время не занимаетесь практикой, поэтому моя последняя просьба будет самой огромной нескромностью. Не осмотрите ли Вы, как опытный профессионал, мистера Гонта? Он очень интересная личность и, смею надеяться, покажется Вам экстраординарным пациентом. Должен совершенно искренне добавить, я был бы очень горд направить знаменитого актера к столь выдающемуся медицинскому консультанту.
У Гонта есть секретарь и слуга, для которых, насколько я понимаю, тоже потребуется пристанище. Простите, пожалуйста, за мое, я боюсь, чересчур подробное и скучное послание. Искренне Ваш Йен Форстер».
Доктор Акрингтон дважды пробежал текст глазами, сложил письмо, убрал его в свой ежедневник, не переставая посвистывать сквозь зубы, набил трубку и закурил. После примерно пятиминутных раздумий он придвинул к себе чистый лист бумаги и начал заполнять его мелким нервным почерком.
«Дорогой Форстер, — писал он, — премного Вам благодарен за Ваше письмо. Оно требует честного ответа, и я даю его, чего бы это мне не стоило. Местечко Wai-ata-tapu, как Вы правильно заметили, является собственностью моей сестры и ее мужа, которые устроили здесь курорт с термическими и минеральными источниками. Во многих смыслах моих родственников можно назвать людьми недалекими, но они честные глупцы, а это уже достоинство, которое не всегда найдешь в большинстве других владельцев подобных мест отдыха и лечения.Wai-ata-tapu, по моему мнению, сильно запущено, однако, я думаю, Вам вряд ли удастся найти хотя бы одного человека, согласного со мной в данном вопросе. Клейр— военный, и очень жаль, что он оказался не в состоянии впитать в себя ни малейшей капли стремления к порядку и строгому контролю, которых можно было от него ожидать. Моя сестра — помешанная на книгах женщина. Какой бы некомпетентной она ни являлась, кажется, ее руководство курортом производит на великомучеников-клиентов определенное впечатление, и единственным критиком хозяйки всегда оказываюсь я. Вероятно, необходимо добавить, что мои родственники никакой прибыли от своего предприятия не получают, используя собственность словно сбившиеся с дороги лошади, в то время как для простой и выгодной постановки дела требуется лишь элементарный здравый смысл. Относительно пресловутых лечебных свойств местных ванн Вы, очевидно, уже составили собственное мнение. Здесь, как Вы знаете, используются воды термических источников, содержащие щелочи, серную кислоту и углекислый газ. Имеются также грязевые с некоторым содержанием кремния ванны, в связи с чем мой зять небрежно и свободно болтает о радиоактивности. Последнее утверждение я считаю сродни религии племени мумбо-юмбо, но снова оказываюсь в своем убеждении одиноким. Грязи способны оказать волшебное воздействие. Моей ноге нисколько не хуже с тех пор, как я начал принимать процедуры.
Что касается Вашего импозантного пациента, то я не знаю, к какому уровню комфорта он привык. Могу обещать только одно — особых удобств мистер Гонт не получит, несмотря на многочисленные и беспорядочные усилия, которые будут приложены моими родственниками. На самом деле какой-то определенной причины для этого нет. Возможно, секретарь и слуга знаменитого актера смогут добиться успеха там, где несчастных хозяев удастся заменить или лучше даже вообще освободить от обязанностей. Сомневаюсь, что он почувствует себя в Wai-ata-tapu более несчастным, чем где-либо еще в нашей экстравагантной стране. Плата за номер в отеле и услуги будет мизерная. Со всех постояльцев здесь берут шесть гиней в неделю. Если мистеру Гонту из всех комнат больше понравится гостиная, думаю, ее цена окажется немного выше. Некий Тонкс из городка Хэрпун — местный доктор. Больше, пожалуй, мне сообщить нечего. Вероятно, это весьма сомнительная рекомендация здешних целебных вод, но все пациенты доктора Тонкса, лечащиеся с их помощью, остаются живыми. Не вижу причин, почему бы мне не осмотреть знаменитого пациента, и я выполню Вашу просьбу, если мистер Гонт согласится. Ваше письмо подтвердило мое прежнее впечат-
ление, что этот известный актер представляет собой одного из кастрированных фатов, появляющихся для формирования ядра интеллигенции на родине в нынешние дегенеративные дни, украшенные похоронными венками.
Мои научные исследования, как Вы, без сомнения иронично выразились, продвигаются крайне медленно, несмотря на совместные усилия моих коллег раздобыть простейшие вещи, необходимые для нормальной работы. Признаюсь, автобиографические заметки личностей, связанных с театром, кажутся мне имеющими мало общего с серьезным занятием. Но в той области, где у меня нет ни малейших способностей, мистер Гонт, надеюсь, сможет добиться успеха.
Еще раз благодарю Вас за Ваше письмо. Ваш Джеймс Акрингтон. Р.S. Я сослужил бы Вам и мистеру Гонту плохую службу, если бы не сообщил, что в Wai-ata-tapu отдыхает некий премерзкий господин. По поводу этой персоны у меня есть довольно серьезные подозрения. Дж.А.».
Когда доктор Акрингтон запечатывал конверт и надписывал на нем адрес, его привычно суровое лицо осветилось тонким лучом самодовольства. Он позвонил в колокольчик, заказал виски с содовой и с заметным наслаждением от своего занятия принялся за второе письмо.
«Родерику Аллейну, эсквайру, старшему инспектору отдела уголовного розыска.Копия: В Центральное управление полиции, Окленд. Сэр.
Газеты с чудовищной неосмотрительностью сообщают о Вашем прибытии в нашу страну в связи со скандальной утечкой информации к врагу, которая привела к потоплению парохода «Ипполит* в прошедшем ноябре.
Считаю своим долгом сообщить Вам о деятельности личности, в настоящее время проживающей в «Горячих источниках» Wai-ata-tapu, бухта Хэрпун. Человек, называющий себя Морисом Квестингом и остановившийся в отеле местного курорта, имеет привычку покидать свой номер после наступления темноты. Я абсолютно точно знаю, что он посещает гору, известную как Пик Рэнджи, которая является частью района проживания аборигенов. Ее западный склон обращен к морю. Я сам был свидетелем нескольких случаев, когда с этого склона подавались световые сигналы. Обратите внимание, «Ипполит» торпедировали всего в двух милях от Хэрпунского залива.
Должен также сообщить следующее: на вопросы по поводу своих странных перемещений мистер Квестипг дал неясные и даже, можно сказать, лживые ответы. Я посчитал необходимым передать вышеописанную информацию местным представителям полиции, но они восприняли ее в глубоко сонном состоянии, кажущемся прямо-таки патологическим.
Честь имею. С почтением, Джеймс Акрингтон, доктор медицины». Официант принес виски. Доктор Акрингтон обвинил его в подмене марки заказанного напитка, но сделал это скорее со скучным выражением па лице, чем со злым, после чего с удивительным спокойствием принял извинения, просто заметив, что виски, видимо, разбавили его производители, выпил содержимое бокала, немного криво нахлобучил на голову шляпу и пошел отправлять свои письма. В холле швейцар распахнул перед ним дверь и осторожно произнес:
— Военные новости сегодня значительно приятнее, сэр.
— Чем скорее все мы сдохнем, тем лучше, — бодро ответил доктор Акрингтон, издал фальцетом лающий звук и быстро заковылял вниз по ступенькам.
— Это была шутка? — спросил швейцар официанта. В ответ тот поднял глаза к небу.
Полковник и миссис Клейр прожили в «Горячих источниках» Wai-ata-tapu двенадцать лет. Они приехали в Новую Зеландию из Индии, когда дочери Барбаре, родившейся через десять лет после их женитьбы, было тринадцать, а сыну Саймону девять. Проникновенным тоном супруги рассказывали друзьям, что таким образом бежали от условий армейской жизни. Стоило послушать их веселые комментарии относительно просторов новой экзотической страны и небольшом наследстве полковника, пестрящие восторженными фразами. На большую часть этого наследства Клейры построили отель, в котором теперь жили сами. Оставшееся состояние тихо ушло в небытие во время робких деловых операций. Семейство работало словно рабы, прислушиваясь к хорошим советам с нескрываемой обидой, а к плохим с трогательной благодарностью. Кроме вышеописанных слабостей, они обладали необычной тягой к абсолютно беспутным людям и в то время, когда начинается эта история, благоволили к довольно странной личности по имени Герберт Смит, предоставив бродяге приют в отеле.
После отказа своего выдающегося и раздражительного брата от медицинской практики в Лондоне миссис Клейр пригласила его присоединиться к ее семье. Тот согласился приехать только в качестве постояльца, поскольку желал наслаждаться свободой быть критиком и по любому поводу выражать недовольство. С особенной энергией он упражнялся на племяннике Саймоне. Племянница доктора Барбара Клейр с самого начала работы отеля выполняла обязанности двух прислуг и, поскольку редко куда выходила, поддерживала здесь атмосферу, очень схожую с атмосферой дома священника, источником которой являлась мать девушки. Саймон, наоборот, посещая Хэрпунскую государственную школу и находясь под влиянием, с одной стороны, устойчивой семейной бедной, но гордой аристократичности, а с другой — подозрительности одноклассников к английским переселенцам,
стал агрессивным колонистом, каким-то колючим и вызывающе грубым. За год до начала войны он окончил школу и теперь занимался на подготовительных курсах военно-воздушных сил.
Утром, когда доктор Акрингтон находился в Хэрпун-клубе, семейство Клейр занималось привычными делами. В полдень полковник принялся за лечение своего прострела при помощи радиоактивной грязевой ванны, миссис Клейр погрузила седалищный нерв в горячий бассейн. Саймон удалился в отдельно стоящий домик попрактиковаться в азбуке Морзе, а Барбара с горничной Хайей, представительницей местной народности маори, готовила обед в душной, примитивно оборудованной
кухоньке.
— Можешь накрывать на стол, Хайа, — сказала Барбара, отбросив тыльной стороной ладони упавшие на лоб влажные локоны. — Боюсь, я заняла слишком много тарелок. Обедать будут шестеро. Мистер Квестинг отказался.
— Вот и отлично, — весело произнесла Хайа.
Барбара предпочла сделать вид, что не слышала ее слов. Горничная, двигаясь с томной и в то же время энергичной грациозностью, присущей молодой девушке маори, приветливо улыбнулась, затем стала ставить на поднос стопки тарелок.
— Он плохой человек.
Барбара взглянула на Хайю. Та звонко рассмеялась, слегка приподняв короткую верхнюю губку. «Я никогда не научусь понимать их», — подумала Барбара а вслух спросила:
— Может, будет лучше, если ты попытаешься не обращать внимания... когда мистер Квестинг начнет... начнет... Начнет надоедать тебе?
— Он меня раздражает, — ответила Хайа, вдруг совершенно по-детски разозлившись, сверкнув глазами и топнув ножкой. — Глупый осел!
— Но ты же не по-настоящему сердишься.
Горничная краем глаза посмотрела на Барбару, скорчила двусмысленную гримаску и хихикнула.
— Не забудь шапочку и фартук, — напомнила Барбара, направляясь из раскаленной кухни в столовую.
Отель Wai-ata-tapu представлял собой одноэтажное деревянное здание в формы буквы Е, у которой отсутствовала средняя черточка. Столовая располагалась в центре длинной секции, отделяющей кухню и служебные помещения от спален постояльцев, находившихся в восточном крыле. Западное крыло, принадлежавшее семейству Клейров, состояло из сжатых со всех сторон комнатушек и крошечной гостиной. Здание спроектировал сам полковник в армейско-лачужном с небольшой добавкой санаторного стиле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34