Наиболее вероятно, сделал вывод Бондаренко, что маршал Язов послал полковника Филитова в какую-то совершенно секретную командировку. Он и в прошлом часто выполнял подобные поручения министра. Бондаренко посмотрел вниз на массивную плотину Нурекской ГЭС. Вторая линия электропередач уже почти протянута, заметил он. Авиалайнер выпустил закрылки и колеса для посадки в аэропорту Душанбе. Сразу после приземления Бондаренко встал, пошел к выходу и первым спустился с 'трапа.— Добро пожаловать, Геннадий Иосифович!— Здравствуйте, товарищ генерал! — удивленно поздоровался Бондаренко. Он не ожидал, что в аэропорт приедет сам Покрышкин.— Пойдемте, — пригласил его тот, ответив на приветствие полковника. — Зачем вам трястись в этом старом автобусе? — Он сделал знак своему сержанту, тут же подхватившему чемодан Бондаренко.— Мне как-то неловко, что вы сами приехали в аэропорт.— Чепуха. — Генерал возглавил процессию, направившуюся к его личному вертолету, несущий ротор которого уже набирал обороты. — Надеюсь, мне когда-нибудь удастся прочитать отчет, написанный вами. Вчера на объект приезжали сразу три — да-да, три! — министра. Теперь все понимают, насколько важен наш проект. Финансирование увеличили на двадцать пять процентов. Хотелось бы мне уметь писать такие доклады!— Но ведь я...— Полковник, не хочу слышать возражений. Вы увидели подлинное положение вещей и сумели донести это до других. Теперь вы являетесь частью нашей семьи, одним из тех, на кого возлагает свои надежды «Яркая звезда». Я попрошу вас серьезно подумать о том, чтобы перебраться к нам сразу после окончания срока службы в Москве. Судя по вашему досье, у вас блестящее техническое образование и хорошие административные способности. Мне нужен заместитель, на которого я мог бы положиться. — Он повернулся к Бондаренко с заговорщицким видом. — Как вы считаете, мне не удастся уговорить вас перейти в ВВС?— Товарищ генерал, я...— Знаю, знаю. Офицер Советской Армии всегда останется офицером Советской Армии, Мы не будем рассматривать это как недостаток, К тому же вы поможете мне справиться с офицерами КГБ, солдаты которых охраняют наружное ограждение по периметру объекта. Они хвастают своим опытом перед старым летчиком-истребителем, но этот фокус не пройдет, когда им придется говорить с боевым офицером, награжденным орденом Красного Знамени за бои в Афганистане. — Генерал жестом дал команду пилоту взлетать. Бондаренко удивило, что в кресле пилота не сидит сам генерал. — Уверяю вас, Геннадий Иосифович, через несколько лет у нас появится совершенно новый род войск — войска космической обороны, может быть, их назовут именно так. Появится возможность сделать блистательную карьеру и продвинуться очень высоко — Прошу вас, подумайте о моем предложении самым серьезным образом. Генералом вы станете, наверно, и так через три-четыре юла, но я вам гарантирую, что здесь вы получите больше звезд на погонах, чем в армии.— А чем мы станем заниматься в ближайшее время? — Бондаренко решил обдумать предложение Покрышкина, но не в кабине вертолета.— Сейчас мы изучаем материалы по зеркалам и компьютерам, которыми пользуются американцы. Руководитель нашей группы зеркал полагает, что ему удастся адаптировать эти планы к имеющейся у нас технике. По его мнению, на разработку материалов потребуется примерно год, но ему неизвестно, сколько времени займет работа над самой техникой. Тем временем мы собираем резервные лазеры и стараемся упростить их конструкцию, чтобы облегчить техническое обслуживание.— На это потребуется еще два года, — заметил Бондаренко.— По меньшей мере, — согласился генерал Покрышкин. — Я уже не застану окончательное завершение программы. Это неизбежно, Если нам удастся провести еще одно успешное испытание, меня отзовут в Москву, где я буду поставлен во главе министерства, и в лучшем случае системы не вступят в действие до того, как я уйду на пенсию. — Он печально покачал головой. — Трудно представить себе, сколько времени требуется для этих проектов. Вот почему вы нужны мне здесь. Мне нужен молодой офицер, способный довести до полного завершения все работы. Я познакомился с досье многих офицеров. Вы, Геннадий Иосифович, лучший из них. Я хочу, чтобы вы заменили меня, когда придет время.Бондаренко был потрясен. Покрышкин выбрал его, предпочел армейского офицера многим кандидатам из своего рода войск!— Но вы знаете меня недостаточно хорошо...— Я получил генеральское звание не за то, что плохо разбираюсь в людях, У вас есть те качества, которые мне нужны. К тому же сейчас вы достигли именно того момента в своей карьере, когда обрели способность к самостоятельной работе. Цвет вашего мундира для меня не так важен, как достоинства человека, который его носит. Я уже послал телекс министру обороны с соответствующей просьбой.Ясно. Бондаренко был слишком удивлен, чтобы почувствовать удовлетворение. Подумать только, и все это из-за того, что старый Михаил Семенович решил, что я лучше других справлюсь с инспекционной поездкой. Надеюсь, он не слишком серьезно болен.— Вы дали ему больше девяти часов, — произнес один из офицеров, обращаясь к Ватутину чуть ли не с упреком. Полковник наклонился и заглянул в камеру по линии световода, наблюдая несколько минут за находящимся там человеком. Сначала он лежал, ворочаясь с боку на бок и пытаясь уснуть, однако все попытки были обречены на неудачу. Затем последовали приступы тошноты и поноса от кофеина; с помощью которого ему не давали уснуть. Наконец он встал и принялся расхаживать по камере и так продолжал ходить уже несколько часов, стараясь утомить свое тело и заставить его уснуть. Часть его организма требовала этого, тогда как другая часть протестовала.— Приведите его сюда через двадцать минут, — приказал полковник КГБ. Он посмотрел на своего подчиненного с покровительственной улыбкой. Ватутин спал всего семь часов, после чего потратил еще два, проверяя, как выполнены отданные им перед сном распоряжения. Затем он принял душ и побрился. Посланный им сотрудник привез из его квартиры новый мундир, а ординарец до зеркального блеска вычистил сапоги. Ватутин позавтракал и с удовольствием выпил чашку кофе, принесенную из буфета для старших офицеров. Он не обращал внимания на взгляды остальных членов своей группы, даже загадочно не улыбался, чтобы показать — он знает, что делает. Если они до сих пор не поняли этого, ну и черт с ними. Закончив, он вытер рот салфеткой и прошел в комнату, отведенную для допросов.Подобно оборудованию большинства таких комнат, стоящий здесь голый стол был на самом деле не так прост, как казалось на первый взгляд. Под его краем, где столешница нависла над ножками, находилось несколько кнопок, которые он мог нажимать, не привлекая к себе внимания. В стенах располагались микрофоны, и единственное украшение на одной стене — зеркало — было таковым только с одной стороны. С противоположной стороны, из соседней комнаты, оно представляло собой прозрачное стекло и позволяло следить за объектом и фотографировать его.Ватутин сел и раскрыл перед собой папку, которую он отложит, когда приведут Филитова. Он мысленно повторил все, что ему предстоит сделать. Разумеется, все было тщательно рассчитано, в том числе и формулировка его устного доклада председателю КГБ. Ватутин взглянул на часы, кивнул в зеркало и провел несколько минут, собираясь с мыслями и готовясь к тому, что ему предстояло сделать. Филитов вошел в комнату точно вовремя.Да, он выглядит сильным, но очень усталым, сразу заметил полковник КГБ. Это из-за кофеина, обильно добавленного ему в пищу. Уверенность, с которой Филитов смотрел на Ватутина, была на самом деле хрупкой и нестойкой. На лице старого полковника проступила гримаса раздражения, тогда как раньше оно отражало только решительность.— Доброе утро, Филитов, — произнес Ватутин, не поднимая головы.— Извольте обращаться ко мне «полковник Филитов». Итак, когда закончится этот спектакль?А ведь он, наверно, верит в это, подумал Ватутин. Арестованный так часто повторял, что Ватутин сунул ему в руку кассету с пленкой, что почти убедил в этом самого себя. Такое случалось нередко. Он опустился на стул, не спрашивая разрешения у Ватутина, и тот сделал знак надсмотрщику, чтобы он ушел.— Когда вы решили предать родину? — задал Ватутин свой первый вопрос.— А когда вы перестали совращать малолетних? — сердито буркнул старик.— Филитов — извините меня, полковник Филитов, — вы знаете, что вас арестовали с кассетой в руке, в двух метрах от американского разведчика. На микрофильме, находящемся в кассете, содержались сведения о совершенно секретном оборонном объекте. Кроме того, вы передавали американцам и другую секретную информацию на протяжении ряда лет. Если вы забыли, напоминаю: у нас нет в этом ни малейших сомнений, — терпеливо объяснил Ватутин. — Меня интересует одно — сколько лет вы занимались разведывательной деятельностью?— Не говорите глупостей, — произнес Филитов, и Ватутин заметил в его голосе легкую дрожь. — Я — трижды Герой Советского Союза. Я убивал врагов нашей страны задолго до того, как вы начали пищать в яйцах своего отца, и у вас хватает наглости называть меня предателем?— Знаете, когда я учился в начальной школе, я зачитывался книгами про вас. Михаил Семенович Филитов, прогнавший фашистов от ворот Москвы. Филитов — бесстрашный танкист, герой Сталинграда, убивающий немцев. Капитан Филитов во главе контратаки на Курской луге. И вот наконец Михаил Семенович Филитов, — закончил Ватутин, — предатель родины.Старый полковник махнул рукой, с раздражением заметив, как она дрожит.— Я никогда не любил чекистов. Когда я вел в атаку свои танки, они тоже были там — позади нас. Они проявили удивительную эффективность при расстрелах пленных, которых захватывали в плен настоящие солдаты. У них также неплохо получалось, когда нужно было стрелять в отступающие войска — вынужденные отступать под натиском подавляющих сил противника. Я помню случай, когда ваш лейтенант взял на себя командование группой танков и завел их в болото. По крайней мере немцы, которых я убивал, были солдатами, воюющими против нас. Я ненавидел их, но уважал в них мужество и стойкость. А вот свиньи, подобные вам, с другой стороны... может быть, мы, простые солдаты, так и не поняли, кто наш враг. Иногда мне приходит в голову мысль: кто убил больше русских — немцы или такие, как вы?Ватутин сохранял полное спокойствие.— Вас завербовал предатель Пеньковский, верно?— Чепуха! Это я раскрыл Пеньковского и сообщил о нем. — Филитов пожал плечами. Он был удивлен своим поведением, но уже не мог остановиться. — Пожалуй, такие, как вы, тоже нужны. Олег Пеньковский был несчастным, не видящим выхода человеком, и его заставили платить своей жизнью, как обычно заставляют платить таких людей.— И вас тоже, — сказал Ватутин.— Я не могу помешать вам убить меня, но мне приходилось видеть смерть много раз. Она забрала мою жену и сыновей. Смерть отняла у меня многих товарищей, да и мне самому часто приходилось смотреть ей в лицо. Рано или поздно смерть настигнет меня — от вас ли она придет или от кого-нибудь еще. Я уже забыл, что такое страх смерти.— Скажите мне, чего вы боитесь?— Не вас. — Он произнес это не с улыбкой, а с холодным презрением во взгляде.— Но все люди чего-то боятся, — заметил Ватутин. — В бою вы не испытывали страха? — Ага, Михаил Семенович, вы разговорились — и даже не замечаете этого, сказал себе Ватутин.— Сначала боялся. Первый раз, когда в мой Т-34 попал снаряд, я напустил в штаны. Но только в первый раз — После этого я понял, что танковая броня отразит большинство попаданий. Человек может привыкнуть к физической опасности, а будучи офицером, вы часто слишком заняты, и вам не до страха. Вы боитесь потерпеть неудачу, выполняя боевое задание, потому что от вас зависят жизни других. Страх перед болью испытываешь всегда, именно не перед смертью, а перед болью. — Филитов действительно сам удивлялся, понимая, что слишком уж разговорился, но он устал от этого слизняка из КГБ. Его охватило волнение, похожее на волнение боя. Это и походило на бой: он сидит в этой камере и сражается с этим человеком.— Я читал, что все люди испытывают страх в бою, но поддерживает их дух чувство самоуважения. Они знают, что не должны уронить свою репутацию в глазах товарищей. Таким образом, мужчины боятся трусости больше, чем опасности. Они боятся подвести самих себя и своих боевых товарищей. — Михаил Семенович кивнул. Ватутин нажал одну из кнопок под столом. — Филитов, вы предали своих людей. Неужели вы не понимаете этого? Разве вам не ясно, что, передав противнику оборонные тайны, вы предали всех тех, кто служил с вами?— Потребуется нечто больше, чем ваши слова, чтобы...Беззвучно открылась дверь. Молодой человек, вошедший в комнату, был одет в грязный промасленный комбинезон, голову его покрывал шлем танкиста. Не были упущены самые мелкие детали: сзади тащился провод от танкового интерфона и вместе с молодым человеком в комнату ворвался запах пороха. Комбинезон выглядел порванным и обожженным, лицо и руки танкиста была забинтованы. Из-под бинта, закрывающего один глаз, сочилась кровь, оставляя след на грязной щеке. Это был двойник Алексея Ильича Романова, ефрейтора Красной Армии, или по крайней мере человек, настолько похожий на него, насколько КГБ удалось сделать это в течение нескольких лихорадочных часов этой ночью.Филитов не слышал, как открылась дверь, но повернулся, почувствовав запах пороха. Рот у него открылся от изумления.— Скажите мне, Филитов, — произнес Ватутин. — Как, по-вашему, отнесутся ваши люди, если они узнают, что вы сделали?Молодой человек — вообще-то он был ефрейтором и служил в Третьем главном управлении — не произнес ни слова. Химический раздражитель в его правом глазу заставил глаз слезоточить, парень старался удержаться от причиняемой этим болезненной гримасы, и слезы текли у него по щекам. Филитов не знал, что ему в пищу подкладывали наркотики. От своего безвременного пребывания в Лефортовской тюрьме он утратил всякую ориентацию и уже не мог понять, что с ним здесь делают. Доза кофеина оказывала ни него воздействие, диаметрально противоположное состоянию алкогольного опьянения. Он остро ощущал все происходящее вокруг, словно в бою, все его органы чувств искали раздражения, замечали каждую мелочь — однако на протяжении всей ночи регистрировать было нечего — Не получая данных для последующей передачи мозгу, его органы чувств начали создавать воображаемые явления, и, когда охранники пришли за Филитовым, его окружали галлюцинации. В полковнике Ватутине он видел цель, на которую устремил свой интерес, излил душу. Но Михаил Семенович также безумно устал, был измучен процедурой, которой подвергли его, и сочетание бодрствования и невероятной, безумной усталости привело его и состояние, при котором он больше не мог отличить воображаемые вещи от действительно происходящих.— Повернитесь ко мне, Филитов! — рявкнул Ватутин. — Смотрите на меня, когда я разговариваю с вами. Я задал вопрос: что подумают люди, служившие вместе с вами?— Кто?— Кто? Солдаты, воевавшие под вашим командованием, старый глупец!— Но... — Филитов снова обернулся. Фигура исчезла.— Я просматривал ваше досье, все эти наградные листы, которые вы писали на своих людей — и не только на командиров. Там были и Иваненко, и Пухов, и этот ефрейтор Романов. Эти люди, которые лишились жизни за вас, что подумают они теперь?— Они поймут меня! — упрямо повторил Филитов, чувствуя, как гнев охватывает его, побеждая все остальное.— Что они поймут? Скажите мне, что они должны понять?— Их убили такие, как вы, — не я, не немцы, но люди, подобные вам!— И ваших сыновей тоже?— Да! Обоих моих сыновей, моих смелых мальчиков, они пошли по моим стопам и...— Значит, мы убили и вашу жену?— Конечно! — яростно выкрикнул Филитов. Он наклонился вперед, глядя на Ватутина. — Вы отняли у меня все, чекистские ублюдки, а теперь удивляетесь, почему я решил бороться с вами? Никто не служил государству лучше меня, и чем оно отплатило мне, какую благодарность получил я от партии? Все, что было моим миром, вы забрали у меня. а теперь утверждаете, что я предал родину, да? Это вы предали ее и предали меня!— Значит, из-за всего этого Пеньковский завербовал вас и вы снабжали Запад информацией — вы обманывали нас все эти годы!— Невелика заслуга обманывать таких дураков! — Филитов стукнул кулаком по столу. — Тридцать лет, Ватутин, тридцать лет я... — Он замолчал, и на его лице появился удивленный взгляд. Филитов понял, что он только что сказал.Ватутин сделал паузу, прежде чем ответить, и, когда он заговорил, его голос был мягким и спокойным:— Спасибо, товарищ полковник. Пока этого достаточно. Позднее мы поговорим о том, какие сведения конкретно вы передавали на Запад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80