– То есть, вы предлагаете нам стать вашим домашним скотом?! – криво усмехнувшись, спросил Щёголев.
– Зачем так грубо. Это просто сотрудничество. Торговля... Ведь ваша кровь вкуснее любой другой. Значит, можно извлечь взаимную пользу. И вам, и нам будет хорошо и удобно, как в прибрежном иле...
Декапод увлечённо резонёрствовал, а Щёголев между тем размышлял над его жестикуляцией. Два передних щупальца непрерывно шевелились, каждую фразу сопровождал прихотливый воздушный слепок, словно инопланетянин дублировал свою речь на языке глухонемых. Интересно, это индивидуальное свойство пленника или компонент их речевой культуры в целом?
Его размышления прервал заунывный сверлящий звук. Не сразу Щёголев сообразил, что это сигнал тревоги. Спустя несколько секунд из динамика над притолокой донёсся щелчок, что-то скрежетнуло, затеял раздался ровный, преувеличенно бесстрастный баритон особиста Лихачёва: «Внимание. Боевая тревога. Внимание. Боевая тревога. База атакована. Группа десанта, к бою. Гражданскому персоналу перейти в укрытия и заблокировать входы. Повторяю. Гражданскому персоналу перейти в укрытия и заблокировать входы».
Щёголев ошарашенно метнулся к двери, но тут же сообразил, что виварий надёжнее любого укрытия. Электронные замки, многослойная броня. На всякий случай он расстегнул подплечную кобуру, тронул рубчатую рукоять лазерного пистолета. Всё в порядке, нечего психовать понапрасну. Стараясь унять омерзительную дрожь в коленных чашечках, Щёголев опустился в кресло и закинул ногу на ногу.
Из-за многослойной стеклянной перегородки на него уставился холодный фиолетовый взгляд декапода.
...Эвелин нахлобучила шлем, выхватила из оружейной пирамиды увесистый лучемёт и выбежала в коридор. Отовсюду слышались дробные частые шаги – бойцы рассредотачивались по базе, занимая оборону.
– Хадсон, охраняйте первый ангар, – послышался в наушниках голос полковника Лихачёва.
– Есть, – пробормотала она и пустилась бегом по коридору.
– Внимание, – продолжал Лихачёв. – Базу штурмуют декаподы. У них численный перевес почти вдвое. Всем занять указанные позиции, ждать моих указаний. – И полковник принялся заново перечислять: – Окамото – лабораторный комплекс, Чукарин – медчасть, Хадсон – первый ангар, Стразд – мастерская...
Эвелин и раньше понимала, что помещения базы прослушиваются и просматриваются. Но не могла предположить, насколько тотален этот контроль. Благодаря ему всеведущий Лихачёв, засевший где-то глубоко в бронированном подвале, руководил каждым из бойцов. По крайней мере, драться будем не вслепую. Нет худа без добра, как говорят русские.
– Хадсон, осторожно! – окликнул её контрразведчик, когда она подбежала к воротам ангара. – Идите в боковую дверь. Там двое. Атакуйте гранатами. Уяснили?
– Так точно, – ответила Эвелин.
Свернув за угол, она остановилась перед ведущей в ангар дверцей, перевела дух, вынула из поясного кармашка гранату.
– Они слева от двери, в дальнем углу, – уточнил Лихачёв. – Выставьте таймер на пять.
Эвелин крутнула колёсико таймера, выдернула чеку и, распахнув дверь, метнула гранату в глубь ангара. Отшатнулась за косяк, изумрудный шарик плазмы сухо треснул о дверную створку, на облицовочном пластике вспух обугленный рубец. Прошли тягучие пять секунд, ухнул взрыв. По стенкам защебетали осколки.
– Точно метнули, – одобрил контрразведчик. – Обоих накрыло.
С лучемётом наперевес Эвелин заглянула в тёмный просторный ангар, скудно освещённый лампочками дежурного освещения. Различила в глубине помещения две неподвижные туши, рядом с ними ртутно поблёскивающие плазменные ружья. Не сходя с места, прицельно сделала контрольные выстрелы. После второго раздался короткий сдавленный вопль умирающего декапода.
Сразу вспомнилось, как в своём первом бою она замешкалась, не в силах добить раненого медузняка. Шедший с ней в паре Краузе сделал это за неё. Вот из этого самого лучемёта. Потом, когда вернулись на базу, он долго крыл её на чём свет стоит. С чисто немецким педантизмом объяснял, насколько инопланетяне опасны и живучи. Что ж, теперь она убивает не колеблясь. А Краузе больше нет в живых...
– Хадсон, вы ближе всех к виварию, – снова обратился к ней Лихачёв. Бегите туда, прикройте Якубина. Он один против троих.
Особист давал указания каждому из десантников не по сети, а на индивидуальной волне, чтобы не вносить лишнюю сумятицу. И, похоже, всюду поспевал. Высокий профи, ничего не скажешь.
– Хадсон, перед вами, справа за углом, декапод, – опять предупредил Лихачёв, едва Эвелин выбежала из ворот ангара. – Остановитесь. Сейчас он на вас выйдет. Оружие к бою, Хадсон. Три, два, один... Вот он.
Но Эвелин уже и сама увидела бурую тушу, проворно выкатившуюся из-за поворота. Она выстрелила, декапод пронзительно пискнул, обмяк, выронив плазменное ружьё и объёмистый пластиковый мешок. По плиткам пола застрекотали золотистые мелкие кристаллы.
– Отлично, Хадсон, – буркнул контрразведчик. – Бегите к виварию. Впереди чисто.
Свернув за угол, Эвелин увидела тянувшуюся вдоль стены россыпь золотистых крупинок. Убитый ею декапод разбрасывал на ходу из мешка элериум, топливо для летающих тарелок, бесценный неземной минерал.
– Полковник, тут на полу элериум! – крикнула Хадсон, сообразив, в чём тут дело. – Они хотят взорвать базу!
– Не отвлекайтесь. Возьмите под охрану виварий. Вперёд!
Пахло горелой пластмассой и озоном. Под тяжёлыми башмаками бегущей десантницы хрустела сверхмощная взрывчатка. На миллионы долларов элериума. Килотонны тротилового эквивалента. С ума сойти можно.
Лаборантка Галахер вперилась в экран, судорожно сжимая подлокотники кресла. Укреплённая снаружи над дверью обзорная камера показывала пустой коридор.
Джейн понимала, что волноваться глупо. Здесь она в безопасности, в полной безопасности. Бронированную дверь в два дюйма толщиной не пробьёт никакая винтовка. Разве что подорвут мощной взрывчаткой... Да нет, глупости, с какой стати они будут возиться с этой дверью. Слышно, где-то неподалёку стреляют. Ухнул взрыв гранаты. Ручная граната такой двери тоже не страшна. Да её даже из гранатомёта не пробить...
Вдруг из-за поворота выкатился бурый бугор, серебристо блеснул ствол плазменного ружья. Джейн инстинктивно отшатнулась. Декапод припал к полу, выставив ружьё, затем приподнялся, неспешно посеменил в сторону вивария и остановился перед бронированной дверью, запертой на электронный замок.
Джейн глазам своим не поверила, когда чудище запустило щупальце в кармашек бронежилета, извлекло оттуда золотистый прямоугольник чип-карты и вставило его в прорезь.
Такое могло привидеться только в кошмарном сне: инопланетянин с персональной картой сотрудника базы. Откуда он знает, как ею пользоваться?..
Клацнул язычок замка, сервопривод медленно распахнул дверь.
– Пресвятая Дева! – выдохнула Джейн.
Вжавшись в угол, она смотрела на стоящего в дверном проёме декапода и не могла шевельнуться. В ящике её компьютерного столика лежал заряженный бластер. Недосягаемый. Бессмысленный.
Но за соседней дверью, всего в нескольких шагах, находится Щёголев. У него всегда при себе лазерный пистолет, положенный ксенологу по инструкции. Каждую неделю он упражняется в тире базы. Он стреляет без промаха.
Декапод что-то тихо проворчал в микрофон, прикреплённый к высокому вороту бронежилета.
Джейн не сводила глаз с инопланетного ружья, похожего на хищную серебристую рыбу. Сейчас оно выстрелит. Щёголев не успеет прийти на выручку.
– Палец! – вдруг произнёс декапод по-русски, уставившись на Джейн.
Она оледенела, вжавшись в стену, не сводя глаз с узенького ружейного дула. Она не понимала, почему декапод ещё не выстрелил.
Щёголев не расстаётся со своим пистолетом, всегда носит его в подплечной кобуре. Даже когда выходит к завтраку в спортивной майке.
– Палец! – повторил инопланетянин, боком передвинувшись к двери вивария. – Сюда!
Кончик щупальца коснулся глазка, над которым горел алый прыщик лампочки.
«Он хочет, чтобы я открыла дверь», – поняла Джейн, но не двинулась с места. Пусть Щёголев откроет сам. Тогда на его стороне будет эффект неожиданности.
Не дождавшись ответа, декапод вытащил из ножен длинный тесак с зазубренным лезвием.
– Будет больно, – предупредил он. – Очень больно.
В дверях появился ещё один декапод с винтовкой наперевес, окликнул первого. Тот, не оборачиваясь, ответил булькающей и рокочущей фразой.
Джейн поняла, что спасения нет. С двумя сразу Щёголев не справится. Она даже не сопротивлялась, когда холодное щупальце обвило её предплечье и припечатало к столу.
Щёголев стоял в дальнем углу вивария, сжимая обеими руками лазерный пистолет, нацеленный на дверь. По сравнению с плазменным ружьём его оружие – жалкая хлопушка. Однако броню декапода луч пробьёт. Большим пальцем он передвинул регулятор с короткой очереди на длинную. Поразмыслил, вернул рычажок в прежнее положение. Надо беречь боезапас. Кто знает, сколько этих тварей там, за дверями.
Из-за двери донёсся вопль Джейн.
Декапод поднёс отрубленную кисть руки к объективу биометрического замка, и тот подмигнул зелёной лампочкой.
Ваня Якубин сидел, привалившись к створке лифта, искромсанный осколками гранаты. На окровавленном лице стекленели голубые глаза. В правой руке винтовка, левая ладонь притиснута к животу. В пяти шагах от него валялся труп декапода, сразу за поворотом коридора ещё один. Эвелин сразу поняла, что произошло. Тяжело раненный Якубин выстрелил подствольной гранатой в стену – сам погиб, но двоих уложил. Третий декапод уцелел, он где-то здесь...
Со стороны вивария послышался истошный женский крик. Эвелин ринулась туда. Добежав до распахнутой двери, она припала на колено и выстрелила навскидку, в упор. Длинный импульс лучемёта прошил обоих декаподов насквозь.
Всхлипывающая Джейн Галахер сидела на полу и, раскачиваясь, баюкала культю правой руки, обёрнутую подолом. Клетчатый твид набух кровавым сочащимся пузырём.
– Товарищ полковник, тут раненая! – крикнула Эвелин в микрофон. – Пришлите врача и подкрепление!
– Я в курсе, – пробурчал в ответ контрразведчик. – Людей не хватает. Окажите ей первую помощь.
Не спуская глаз с двери, десантница припала на колено рядом с изувеченной лаборанткой, вытащила из кармашка рулон эластичного медицинского жгута и туго обмотала им предплечье Джейн.
– Внимание! – загремел вдруг из динамика торжествующий голос Лихачёва. – На базу вернулся «Борт-1»! Держитесь, ребята! Пришло подкрепление!

* * *

Раздосадованный Кхан бесновался, крутился волчком, хлестал щупальцами по стенкам бассейна. Вспененная вода бурлила, как кипяток. Потревоженные актинии вобрали щупальца и вжались в камни садика для медитаций.
Выплеснув безысходную ярость, обессиленный Кхан улёгся на дно. Широко раскрыл жабры, восполняя недостаток кислорода. От бурного выброса ферментов саднило в головогруди.
Требовалось осмыслить происшедшее. Нападение на Псковскую базу шло по плану с двойным запасом прочности, в атаку шли только декаподы, охотники не ниже девятого ранга. Тем не менее, удача отвернулась от Кхана.
Он всегда смеялся над суевериями тупоумных медузняков. Миропорядок чрезвычайно запутан, однако предсказуем. Любая сумма вероятностей в принципе поддаётся анализу. Другое дело, что может сработать цепочка самых ничтожных вероятностей. И тогда уж, как водится в таких случаях, беды идут косяком.
Хотя начиналась операция вполне удачно. Через Паттона Кхан сумел раздобыть подробную схему базы и электронные коды пропусков. Вся эта сверхсекретная информация обнаружилась, как ни странно, в одном из бухгалтерских компьютеров комиссии ООН.
А вот потом, когда дошло до дела, началось фатальное невезение. Ещё не начав атаку, штурмовая группа потеряла половину своей численности. На редкость успешно сработала система противовоздушной обороны, и один из двух транспортов с бойцами оказался уничтожен на подлёте к Псковской базе. Возможно, радарные комплексы оказались оснащены какими-то новинками. В этом ещё предстоит разобраться.
По плану декаподам предстояло иметь дело лишь с отдыхающей сменой десанта, но отвлекающий манёвр сорвался. Малый транспорт с медузняками был сбит над селом возле Ладожского озера, орбитальный зенитный спутник прошил его рентгеновским лазером. В результате вылетевший по тревоге гравиплан вернулся на Псковскую базу в самый разгар боя. Хотя и без того горстка десантников сопротивлялась на редкость успешно. Ни освободить высокородного пленника, ни взорвать базу не удалось. Потеряны три судна, пять дюжин декаподов и полдюжины медузняков.
Итак, провал. Унизительный, скандальный провал, Самый крупный с тех пор, как главным егерем на этой планете стал Кхан.
Полоса неудач началась после того, как сорвалось покушение на Безногого. Какой-то жалкий двуногий червяк неожиданно вмешался и едва не одолел его, пси-виртуоза высшей ступени. Пожалуй, именно тогда он, Кхан, «потерял гребень волны», как говорят медузняки. Но он обойдётся без приношений духам предков, ему не нужны амулеты из раковин и кручёных кишок. Всё это чушь для полуграмотной прислуги.
Судьбе покоряется лишь слабый. Полоса неудач закончится, и он оседлает волну блистательных успехов. Могучий интеллект и филигранное мастерство принесут ему окончательную победу.

* * *

...В палату вошёл тучный старик с бледным, как восковая свечечка, простецким лицом: широкие скулы, нос картошкой. Со времён второй гражданской войны он нисколько не изменился. Всё так же носит чёрную скуфейку вместо белого клобука и по внешности может сойти за обыкновенного инока, если бы на заношенной рясе не посверкивали две панагии. Но ярче драгоценных знаков высочайшего сана сияли глаза владыки, словно бы обведённые мягким жемчужным свечением. Отблеск Фаворского света, с первоапостольских времён хранимый, живой нитью протянутый от одного великого молитвенника к другому.
Потрясённый Березин рывком сел на койке, протянул за благословением сложенные ковшиком руки. Старик беглым мотыльковым движением благословил генерала, а когда тот потянулся губами к руке патриарха, легонько поцеловал в лоб.
– Ваше Святейшество, благодарю за великую честь...
– Называйте меня «отче», Андрей Николаевич, – молвил патриарх с улыбкой. – Я прежде монах, а потом уже всё остальное.
Каждому человеку на Руси было ведомо «всё остальное». Самый молодой профессор-славист Петербургского университета, полиглот и эрудит, вдруг оставил кафедру, принял постриг, уехал подвизаться на Афон. Спустя десятилетие приехал на родину погостить и, по зимнему времени, тяжко захворал. Его первоначальный наставник, старец из Псковского монастыря, удостоился видения и предрёк: доколе тот не даст Богородице обета остаться в России, не исцелится. Так вот вышло, что афонский архимандрит поднялся со смертного одра и не вернулся на святой полуостров. А впоследствии взошёл на патриарший престол, положил конец кровавой междуусобной распре и объединил растерзанную страну.
Зачарованный жемчужным свечением глаз, Березин смешался и умолк. Казалось ему, любые речи будут жалкими, зряшными, недостойными собеседника.
– Вот решил вас проведать, – сказал Тихон II, усевшись на стул подле койки. – Слышал, вы на поправку идёте.
– Благодарю, отче. Врачи обещают к Страстной выписать.
– К сердечной молитве прибегаете? – Патриарх взглянул вдруг остро, с прищуром.
– Да, отче.
– Оно видно. Поосторожнее с нею, Андрей Николаевич, вы мирянин всё-таки. Не переусердствуйте.
– Знаю, отче.
– Кто вас на молитву благословил?
– Батюшка Александр из Николая на Таганке, – сказал Березин и, чуть поколебавшись, смущённо добавил: – Он меня уже предостерегал от рвения не по разуму.
Владыка одобрительно кивнул.
– Знаю вашего батюшку. Худого не присоветует.
Повисла небольшая пауза.
Генерал понимал, что патриарх самолично пожаловал в клинику отнюдь не просто так. Нешуточной важности дело, должно быть. Однако ему не пришлось долго теряться в догадках.
– Должен с вами объясниться начистоту. Я велел одному иноку охранять входы в ваше виртуальное пространство, – пристально глядя на Березина, Тихон II добавил: – Прошу понять правильно, Андрей Николаевич, велел не следить за вами, а сторожить вас от проникновения извне.
– Да, конечно, я понимаю разницу.
– Как выяснилось, предосторожность оказалась нелишней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24