На улице коп проследовал за ним несколько кварталов, явно ожидая увидеть, что он бросится под машину или прошибет головой витрину какого-нибудь магазина. Но Богус двигался бодрым шагом, как если бы знал, куда направляется, — коп отступил и вскоре пропал. Трампер остался один, кружа по Грабен, по его безопасным улочкам; ему потребовалось вре-мя> чтобы найти кофейню «Леопольд Хавелка». Он немного поколебался, прежде чем войти внутрь, как если бы знал всех, кто окажется там. Как если бы поиски Меррилла не продвинулись ни на шаг с момента его первого визита сюда.
Внутри он увидел проворного официанта и улыбнулся ему. Он увидел девушку, когда-то немного знавшую Меррилла. Он увидел отяжелевшую девицу с неоново-зелеными тенями, Мамашу Притонов, проводящую инструктаж среди своих приверженцев. Кого он не ожидал увидеть, так это длиннобородого проповедника, который сидел почти скрытый за дверью — как американский вышибала, проверяющий документы, или хитрожопый билетер в злачном кинотеатре. Когда проповедник заговорил, он повысил голос, и Богус завертел головой по сторонам, пытаясь определить, кто кричит.
— Меррилл Овертарф! — прогудел проповедник. — Ну так ты нашел его? — То ли звук его голоса, то ли тот факт, что он заставил Трампера застыть неподвижно в неудобной позе в пол-оборота, привлекли внимание чуть ли не всех посетителей «Хавелки», — казалось, все решили, будто вопрос адресован к ним; они тоже застыли "над своим кофе, а кое-кто над бокалами чая, пива и бренди — сосредоточенные, прекратившие жевать еду, которую они намеревались проглотить. — Ну так нашел? — нетерпеливо повторил проповедник. — Меррилл Овертарф, ты говорил, верно? Разве ты не его искал? Так ты его нашел?
Вся кофейня «Хавелка» ждала ответа. Богус сделал вид, что не слышит; он чувствовал себя так, как если бы он являлся катушкой пленки, прокрученной назад до того, как был закончен просмотр.
— Ну? — ласково произнесла неоново-зеленая девица. — Ты его нашел?
— Я не знаю, — ответил Трампер.
— Ты не знаешь? — прогудел проповедник.
— Иди сюда и садись, — заискивающе произнесла неоново-зеленая красотка. — Ты должен отвлечься от этого. Я думаю, я смогу помочь…
Но он бросился к двери вместе со своим неуклюжим чемоданом, стукнув им прямо в пах официанта, отчего этот расторопный и шустрый человек сложился пополам, — на какое-то мгновение он удержал при помощи геройского балансирования соскальзывающие с подноса кофе и пиво.
Проповедник схватил Богуса в охапку у двери, но Богус выскользнул, услышав, как тот объявил:
— Он что-то принял… — И перед тем как захлопнулась дверь, Трампер услышал, как тот крикнул: — Брось это! У тебя ничего не выйдет!
Снаружи «Хавелки» кто-то ласково дотронулся до него рукой.
— Меррилл? — выдохнул Богус.
— Gra! Gra! — произнес человек, очень похожий на футбольного болельщика, он ткнул каким-то пакетом в живот Трампера. Ух-х!
Когда Богус смог распрямиться, мужчина уже исчез. Отойдя к краю тротуара, он поднес пакет к свету — это был твердый предмет, завернутый в белую бумагу и перевязанный белой бечевкой, как в лавке мясника. Он развязал его. То, что находилось внутри, походило на шоколад, странно липкий на ощупь и пахнувший мятой. Плитка мятной пастилки? Странный подарок. Затем он наклонился ближе, вдохнув глубже запах и дотронувшись до предмета языком. Это был чистый гашиш, идеально вырезанный прямоугольник, размером немного больше кирпича.
У него зашумело в голове, когда он попытался представить себе, сколько это стоит.
В затуманенном окне «Хавелки» он увидел, как чья-то рука процарапала глазок на улицу. Внутренний голос провозгласил: «Он все еще здесь!»
И тогда Богус поспешил исчезнуть. У него не было намерения возвращаться снова на широкий Грабен — просто он случайно бросился бежать в этом направлении; и вот он опять на сверкающей улице с проститутками. Он запихнул плитку гашиша в чемодан.
Он также не собирался ни с кем заговаривать; просто когда он заметил даму в меховом пальто и такой же меховой муфте, он понял, что она сменила наряд. Ни мехового пальто, ни муфты — на ней был весенний костюм, как если бы было тепло.
И он спросил, есть ли у нее время.
Глава 27
КАК ЧТО-ТО ОДНО ОТНОСИТСЯ К ЧЕМУ-ТО ДРУГОМУ?
Ральф попытался объяснить структуру своего фильма, сравнивая его с современным романом Хельбарта «Роковые телеграммы».
— Структура — это все, — заявил он. Затем процитировал анонс с обложки книги, в котором говорилось, что Хельбарт совершил в некотором роде прорыв. «Все образы, все ассоциации на деле являются вспомогательными средствами автора; это скорее элементы структуры текста, чем истории персонажей; Хельбарт усложняет вариации игры со словом, а не сам сюжет», — утверждалось в анонсе.
Кент часто кивал головой, но Ральф больше беспокоился о том, чтобы его поняли Трампер и Тюльпен. Сравнение с романом Хельбарта имело целью пролить необходимый свет на его работу для редактора Тюльпен и звукорежиссера Трампера.
— Ты сечешь? — спросил Ральф у Тюльпен.
— А тебе понравилась эта книга, Ральф? — ответила Тюльпен.
— Дело не в этом, дело вовсе не в этом, черт побери! — кипятился Ральф. — Она заинтересовала меня только в качестве примера. Ну конечно, она мне не понравилась.
— Думаю, она просто ужасна! — сказала Тюльпен.
— Практически нечитабельна, — добавил Трампер, направляясь в ванную с книгой под мышкой. На самом деле он еще даже не открывал ее.
Он уселся в ванну, окруженный записками, появление которых объясняется наличием телефона в ванной. Ральф перенес его сюда, когда обнаружил слишком большое число междугородних звонков, в которых никто не желал признаваться. Он был уверен, что прохожие с Кристофер-стрит заскакивали в студию для того, чтобы позвонить в другой город. Они проникали внутрь (по его теории), когда Тюльпен, Трампер и Кент были заняты в других комнатах студии. Как бы там ни было, любому проникшему в студию с подобной целью не пришло бы в голову искать телефон в ванной.
— Ну а если кто-то заскочит, чтобы воспользоваться ванной? — спросил Трампер.
Но, тем не менее, телефон был установлен в ванной. Стены, крышка сливного бачка, зеркало и полки были покрыты записками, номерами телефонов, срочными запросами и телефонными сообщениями, которые принимал Кент.
Сняв трубку с телефона, Трампер открыл «Роковые телеграммы». Ральф уверял, что особенность структуры этой книги делает возможным чтение ее с любого места, якобы все будет понятно. Открыв на середине, Трампер прочитал главу 77 от начала до конца.
Глава 77
«С первого момента, как он увидел ее, он догадался. И все же он упорствовал.
Мы мгновенно ощутили, что система соединения шарниров была непригодной. Тогда почему мы настаивали на этом?
В следующий момент коза была умервшлена, мы видели, что нас привели сюда для того же. Притворяться, что это не так, было бы абсурдным. И все же Мэри Бет солгала.
Как бы там ни было, не имело смысла использовать выдернутую розетку подобным образом. Однако это могло сработать.
В отвратительном потрошении Чарльза не было ни капли забавного. Странно, что мы не были шокированы, когда Холли засмеялась.
С такими ногами, как у него, Эдди оставалось не слишком много надежды. Но, взглянув на него, тем не менее, можно было подумать, что с его пальцами на ногах по-прежнему все в порядке.
— Не подходите ко мне! — стонала Эстелла, простирая руки.
Мы знали, что мысль о нуге с рогаликом противоречит концепции намазывания. Однако и то и другое было коричневым.
Разумеется, страх карлика перед очень большой кошкой Харольда не поддавался никакой логике. Но если бы вы провели какое-то время на коленях, то вы бы убедились, насколько по-другому все выглядит оттуда».
Это была глава 77. Заинтересовавшись «потрошением Чарльза», Трампер перечитал ее снова. Ему пришелся по душе отрывок о нуге и рогалике. Он прочитал главу в третий раз, раздражаясь оттого, что так и не понял, что случилось с ногами Эдди. И кто такая Эстелла?
В дверь ванной постучал Ральф; он хотел воспользоваться телефоном.
— Я понимаю страх карлика перед очень большой кошкой Харольда, — заявил ему Трампер через закрытую дверь. Ральф отошел, чертыхаясь.
Чего Трампер никак не мог понять, так это какое отношение имела книга Хельбарта к фильму Ральфа. Затем ему пришла в голову одна мысль: возможно, ни то ни другое вообще не имеет смысла. Почему-то это заставило его проникнуться большей симпатией к фильму. Расслабившись, он приблизился к унитазу. Однако расслабление оказалось чрезмерным, поскольку он позабыл расстегнуть ширинку. Из шланга с блокированным носиком очень трудно попасть в цель. Он пустил струю прямо себе в ботинок и, отскочив назад, сбил локтем в раковину телефон. Поморщившись, он неуклюже полил мочой путь к унитазу. Хотя писать в его состоянии было очень больно, но остановиться было бы еще больней.
Слишком большая плата за расслабление, подумал он. И тут ему на ум пришел один из множества уроков, извлеченных им из поэмы «Аксельт и Туннель» — страшная история о Спроге.
Спрог был телохранителем Аксельта: оруженосцем, слугой, точильщиком ножей, главным охотником, командиром разведчиков, излюбленным партнером в диспутах, надежным поставщиком шлюх. Когда они наезжали в захваченные города, Спрог пробовал все, что подавали Аксельту до того, как господин успевал что-либо съесть.
Старый Так подарил Спрога Аксельту в день его рождения, когда тому исполнился двадцать один год. Аксельт обрадовался Спрогу намного больше, чем любой из своих лошадей, собак или других слуг. В день рождения Спрога Аксельт подарил ему плененную гретцкую женщину по имени Флавия, которая пользовалась его высочайшим покровительством. Флавия очень нравилась Аксельту; так что вы видите, как высоко он ценил Спрога.
Спрог не был гретцем. В плен гретцких мужчин не брали — только женщин. Гретцких мужчин заставляли рыть огромную яму, затем забивали их камнями до смерти, сбрасывали в яму и засыпали землей.
Однажды Старый Так возвращался с войны берегом Швуда, когда один из его разведчиков подъехал к нему и доложил, что берег впереди перегорожен длинной весельной шлюпкой, перед которой стоит человек, держащий в руках огромное плавучее бревно, как если бы это был легкий деревянный молоток.
Старый Так проехал со своим отрядом вперед, дабы взглянуть на диво. Человек этот был ростом не более пяти футов, с курчавыми светлыми волосами, но ширина его груди была поразительной: наверное, все те же пять футов. Ни шеи, ни запястий, ни лодыжек — эдакий здоровенный сундук без рук и ног, с лицом не менее невыразительным и плоским, чем обрамленная курчавыми светлыми волосами наковальня. Огромное бревно легко покоилось на его плече.
— Поезжай на него, — велел Старый Так одному из своих дружинников, и тот стремительно рванул на эту странную груду мускулов, преградившую путь своею весельной шлюпкой.
Могучий карлик махнул бревном, словно бейсбольной битой, по груди лошади, сразив животное наповал, затем вырвал смельчака из седла и переломил надвое, будто соломинку. Потом он снова замахнулся бревном, словно ракеткой, уставившись в ту точку берега, откуда Старый Так со своей дружиной наблюдал за происходящим.
Трампер вспомнил, как подумал тогда, что остальные воины в этот момент, наверное, наложили в штаны.
Но Старый Так был не таким расточительным, чтобы жертвовать людьми понапрасну. Стоило ему увидеть этого карлу, как он сразу распознал в нем незаменимого телохранителя, поэтому он выслал гонца за подмогой. Это дивное диво нужно было ему живым.
Около двадцати воинов с сетями и острогами в конце концов захватили в плен огромного тролля, перегородившего берег Швуда. Старший из ловцов первым назвал пленника Спрогом. «Da Sprog» в грубом переводе значит «дьявольская гадина», наиглавнейший гад, который изображает дьявола или в образе которого дьявол хромает по земле, — неизменный атрибут их религии.
Но все это оказалось чепухой. Спрог так же легко обучался, как сокол, и скоро был предан Старому Таку не меньше, чем любимый пес Така Ротц. Так что, расставшись со Спрогом и подарив его своему сыну Аксельту, Старый Так продемонстрировал самым наглядным образом свою отцовскую любовь.
Трампер прервал воспоминания о событиях поэмы, задумавшись, в тот ли момент жизни Спрог начал задаваться и считать, будто ему все дозволено. Возможно, это случилось позже, размышлял он, поскольку первые пять лет жизни с Аксельтом Спрог страдал от неадекватности своего положения. Старый Так был менее требователен, и Спрог находил роль хозяйского пса очень удобной. Но Аксельт был ровесником Спрога и имел склонность сближаться со слугами; одним словом, Аксельт любил хорошенько выпить со Спрогом, и Спрог не знал, какоп теперь его статус. Разумеется, он питал к Аксельту глубокую привязанность и сделал бы для него все на свете, но с ним обращались почти как с другом Аксельта, и это сбивало его с толку. Социальное неравенство — тема несущественная в «Аксельте и Туннель», однако здесь она всплывала в своей типично примитивной манере.
Однажды ночью Аксельт и Спрог хорошенько набрались в маленькой деревушке под названием Тит и, покачиваясь из стороны в сторону, побрели домой в замок через сад; по дороге они состязались, кто выдерет с корнем самое большое дерево. Победил, разумеется, Спрог, что, видимо, рассердило Аксельта. Но, тем не менее, они пересекли ров рука об руку, после чего Аксельт спросил у Спрога, не будет ли он против, если Аксельт переспит с его новой женой Флавией. В конце концов, они ведь друзья…
Вероятно, из-за этой просьбы в голове Спрога внезапно и возникла путаница. Ведь он должен был хорошо понимать, что Аксельт мог взять себе Флавию когда угодно, стоило пожелать; и поэтому, видимо, Спрог решил, что, спрашивая его позволения, хозяин как бы наделяет его теми же правами.
К чему Спрог оказался не готов, то есть он не только с радостью позволил Аксельту позабавиться с Флавией, но и сломя голову сам кинулся в королевские покои позабавиться с Аксельтовой Туннель. Однако Аксельт ничего такого ему не предлагал. Совершенно очевидно, что Спрог превратно истолковал ситуацию.
Трампер представил себе, как бедный Спрог катится по лабиринтам коридоров в королевские покои, словно пятифутовый шар для боулинга. Вот тогда-то Спрог и расслабился.
Тут Ральф снова забарабанил в дверь ванной, и Трампер подумал, что надо открыть. Он глянул в книгу, которую держал в руках, почему-то ожидая, что это «Аксельт и Туннель», и с разочарованием обнаружил, что это всего лишь «Роковые телеграммы» Хельбарта. Когда он открыл дверь, Ральф проследовал за телефонным шнуром до раковины. Казалось, он ничуть не удивился, обнаружив телефон именно там; он набрал номер прямо в раковине, прислушался к сигналу «занято» и положил трубку обратно.
«Господи, мне следовало бы вести дневник», — подумал Трампер.
Тем-же самым вечером он попытался начать. После того как они с Тюльпен кончили заниматься любовью, возникли вопросы. В его мозгу всплывали аналогии. Он подумал об Аксельте, взявшем в темноте Флавию, которая поджидала своего толстяка Спрога. Флавия поначалу испугалась, ибо решила, что это Спрог. А Флавия и Спрог давно заключили между собой соглашение: никогда не заниматься любовью, если Спрог пьян, поскольку Флавия опасалась, как бы он не сломал ей позвоночник. К тому же невозможно выразить словами, что за запах исходил от Спрога, когда он надирался до чертиков.
Но Флавия быстро смекнула, кто услаждает ее, возможно, потому, что ее позвоночник остался цел, а может, по королевскому запаху.
— О, мой господин Аксельт! — прошептала она. И снова Трампер подумал о бедном, введенном в заблуждение Спроге, который спешил, сгорая от страсти к Туннель, в королевские покои. Затем он подумал о детях, противозачаточных средствах и о занятиях любовью с Бигги, сравнивая их с занятиями любовью с Тюльпен. Его дневник так и оставался девственно-чистым.
Он вспомнил, как Бигги всегда забывала принимать свои пилюли. Богус подвесил в ванной на тонкой веревочке маленькую пластинку с помеченными таблетками, чтобы она вспоминала о них всякий раз, когда включала и выключала свет, но ей не понравилось, что ее контрацепция была вывешена на всеобщее обозрение. Всякий раз, когда Ральф бывал у них в доме, она страшно сердилась.
— Ты приняла свою таблетку сегодня, Бигги? — ехидничал Ральф, выходя из ванной.
У Тюльпен, напротив, имелась внутриматочная спираль. Когда Бигги была в Европе, у нее, разумеется, тоже сидела внутри такая хитроумная штучка, но она ее потеряла. Трампер вынужден был признать, что присутствие постороннего предмета вызывало немного странные ощущения. Он чувствовал эту штуковину внутри, как некое удлинение своего члена, еще одну руку или тонкий палец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44