Если проститутка не зарегистрирована, она не может работать легально».
Меррилл Овертарф имел обыкновение говорить: «Никогда не связывайся с ними, пока не увидишь их штамп о проверке».
Точно так же официально некоторые отели и пансионы в каждом районе имеют лицензии на подобный вид деятельности. Цены, как правило, фиксированы как для отелей, так и для проституток, и самый престижный район имеет самых молодых и красивых женщин, соответственно, самых Дорогих. Чем дальше от Старого города, тем старше, уродливее и дешевле становятся проститутки. Овертарф любил приговаривать, что он живет по тарифу пятнадцатого района.
Когда Богусу наскучило печатать, он подошел к окну и принялся наблюдать за тротуаром. Прямо под ним стояла проститутка в меховом манто и такой же меховой муфте. Он постучал по двустворчатому окну, и она задрала голову вверх. Богус повернул лицо так, чтобы она могла разглядеть его, он старался поймать как можно больше света от ночного столика и показать ей, кто он такой. Богус подумал, что снизу он, должно быть, похож на трусливого эксгибициониста, у которого недостает смелости высунуться выше подоконника.
Но она узнала его и улыбнулась. Или, может, она улыбнулась по привычке, приняв его за очередного мужчину, позвавшего ее к себе? Она указала на него и пошевелила пальцем, и он снова увидел сверкающую кольцами руку. Когда она направилась к двери, Трампер отчаянно забарабанил по стеклу: «Нет, нет! Я вас не звал к себе. Я просто поздоровался…» Но кажется, она приняла его стук за восхищение; она действительно спешила на зов, запрокинув лицо вверх. Издалека он не видел ее макияжа; возможно, она похожа на ту фаворитку, которая после скачек готова ехать домой.
Он выбежал, топая, в коридор, по-прежнему закутанный в полотенце; оно задралось чуть ли не до пупка, когда он остановился на лестничной площадке, широко расставив ноги и ежась от холодного воздуха, хлынувшего из открывшейся внизу парадной двери. Он узнал руку женщины на перилах, скользящую вверх на первом пролете. Когда он окликнул ее, голова дамы появилась внизу лестничного колодца: она посмотрела вверх, прямо под его юбку, хихикнув, словно молоденькая девчонка.
Он крикнул:
— Nein! — но она продолжала подниматься по второму пролету, и тогда он крикнул: — Halt!
И снова ее лицо запрокинулось вверх в, пространстве лестничного колодца, и он плотно сжал коленями полотенце.
— Простите меня, — сказал он ей. — Я не хотел, чтобы вы пришли. — Уголки ее рта опустились вниз, вокруг глаз внезапно образовались гусиные лапки; теперь она выглядела на все тридцать с хвостиком, если не сорок. Однако она продолжала подниматься.
Трампер замер, как застывшая статуя, а она остановилась на ступеньку ниже него, тяжело дыша и обдавая его запахом духов; холод от входной двери продолжал поступать, нежно подкрасив ее лицо румянцем.
— Я знаю, — сказала она. — Вы всего лишь хотели узнать у меня время.
— Нет, — возразил он. — Я узнал вас. Я постучал в окно, чтобы сказать вам «Привет».
— Привет, — откликнулась она. Теперь ее дыхание стало еще более прерывистым, и она, опираясь на перила, состарилась прямо у него на глазах — «специально затем, чтобы я почувствовал себя свиньей».
— Мне очень жаль, — извинился Богус. — У меня нет ничего, что я мог бы дать вам.
Она пристально посмотрела на его полотенце. Затем дотронулась до уголка рта. Она и вправду была красивой. В центральном районе они часто бывают красивыми, вовсе не похожими на шлюх, более элегантными. У нее хорошее пальто, волосы чистые и просто уложенные, красивая фигура.
— Правда, я бы хотел, — пробормотал Богус.
Она снова внимательно посмотрела на его полотенце и сказала, чересчур ласково, насмешливо подражая заботливой мамаше:
— Наденьте что-нибудь. Вы что, хотите простудиться?
Затем она ушла. Он следил за ее красивой рукой все три пролета вниз, потом побрел назад к своей пишущей машинке; он был настроен почти лирически, собираясь отстучать какое-нибудь предложение о жалости к самому себе, когда очередное рычание биде внизу и скребок в дверь фрау Таши прервали его.
— Пожалуйста, больше не печатайте, — потребовала она. — Люди пытаются заснуть.
Люди пытаются совокупиться, имела она в виду. Его стук сбивает их с ритма или тревожит совесть. Но он больше не прикоснулся к этим чудным иностранным клавишам. Глядя вниз на Шпигелыит-рассе, он заметил проститутку, которую дважды ввел в заблуждение: они шли рука об руку с другой проституткой, направляясь выпить кофе. Он размышлял, как обойдется с ними время: сначала, молодые и игривые, они прогуливаются вдоль Кер-тнерштрассе и Грабен, затем передвигаются все дальше к окраине, район за районом, год за годом, мимо парка развлечений Пратера и до грязного Дуная, уродуемые заводскими рабочими и студентами политехнического института за половину прежней цены. Но это, по крайней мере, так же справедливо, как все в этом мире, может, даже справедливее, потому что район, с которым они прощаются, не обязательно желает им неизбежного падения, к тому же в реальной жизни не всегда можно выбрать место для начала.
Из окна Богус наблюдал за окольцованной женщиной в муфте — снова высвободившей руку в разговоре с другой проституткой; ее рука высунулась на холод что-то смахнуть со щеки подруги. Пятнышко грязи? Ставшую льдинкой слезу? След поцелуя, оставленный ее последним приятелем?
Богус с завистью смотрел на это случайное, истинное выражение любви.
Он забрался в постель и лежал там неподвижно, пока не почувствовал, что нагрел место. Услыхав шум воды в биде, он тоскливо подумал, что не сможет заснуть под эту одинокую музыку. Нагишом попрыгав вокруг комнаты, он взял магнитофон с подоконника и снова шмыгнул в постель. Порывшись в коробке с пленками, он отыскал нужную, включил в розетку наушники и прижал их к груди, согревая.
— Ну, Бигги, давай, — прошептал он.
«ПЕРЕМОТКА».
«ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ»…
Глава 23
ПРИНИМАЯ ЭТО БЛИЗКО К СЕРДЦУ
Постепенный наезд. Средний план лодочного домика в Пиллсбери, вид снаружи, пандус, ведущий к океану. Кутберт Беннетт тащит вниз старую лодку вроде тех, что используются в китобойном промысле. Кольм помогает ему. Они оживленно разговаривают друг с другом — видимо, Коут что-то объясняет ему о золотистых водорослях, бурых водорослях, ракушках-прилипалах и ракообразных, приставших к днищу лодки. Но синхронизация изображения и звука отсутствует. Голоса за кадром принадлежат Ральфу Пакеру и Коуту.
Ральф. Позволь мне взглянуть на это с другой стороны: я хочу сказать, что ты живешь с его женой и ребенком. Создает ли это напряжение в вашей дружбе?
Коут. Думаю, ему это трудно — но только из-за его чувств к ней, и все. Для него сейчас тяжело находиться рядом с ней и ребенком. Но это не имеет никакого отношения ко мне; я уверен, он и сейчас продолжает любить меня.
СМЕНА КАДРА.
В студии Пакера, Богус говорит (синхронный звук) в камеру.
Богус. Я не мог бы ожидать от нее лучшего выбора. Коут действительно замечательный человек…
СМЕНА КАДРА.
Снова лодочный домик, голоса Коута и Ральфа за кадром.
Коут. Я знаю. Я очень его люблю.
Ральф. Почему брак не удался?
Коут. Ну, об этом ты должен спросить у нее.
Ральф. Я просто подумал, что у тебя есть собственное мнение…
Коут. Спроси ее. Или его…
КАДР НАЗАД.
В студии, Богус говорит (синхронный звук) в камеру.
Богус. Черт, спроси ее…
СМЕНА КАДРА.
На пристани в Мэн, Бигги читает книгу Коль-му. Синхронизация звука и изображения отсутствует; голоса за кадром принадлежат Бигги и Ральфу.
Бигги. Ты спрашивал его?
Ральф. Он сказал, чтобы я спросил тебя.
Бигги. Ну, я не уверена, что знаю. Я только думаю, что если бы и знала почему, то это ничего бы не изменило. Так что какая разница?
Ральф. Так кто кого оставил? Бигги. Какая разница? Ральф. Черт возьми, Бигги… Б и г г и. Он оставил меня.
КАДР НАЗАД. Богус в студии.
Богус. Хм, она сказала мне, чтобы я уходил. Нет, на самом деле она сказала мне, чтобы я…
СМЕНА КАДРА.
Бигги сидит с Кольмом и Коутом за столиком под большим зонтом на пристани в Пиллсбери. Это заранее подготовленная, чопорная сцена, все трое настороженно смотрят в камеру. Изображение и звук синхронны; Ральф (невидимый) ведет интервью с ними.
Бигги (жестко смотрит в камеру и сердито говорит Ральфу). Ты знал больше, чем кто-либо другой, сукин ты сын. Ты знал, куда он собрался ехать, — ты ведь даже помог ему! Ты думаешь, я забыла…
СМЕНА КАДРА.
Ральф в монтажной комнате своей студии, прогоняет полоски пленки через машинку для склейки. Остальные полоски пленки, прикрепленные к рейке над его головой, болтаются вокруг него. Синхронный звук отсутствует.
Ральф (голос за кадром). Это правда… Я знал, куда он собирался ехать, и я помог ему. Но он хотел уехать!
(Он раздраженно давит на тяжелый рычаг машинки.)
СМЕНА КАДРА.
Сначала идет серия статичных фотографий. Богус и Бигги в альпийской деревне, стоят прислонившись к старой, странного вида машине и улыбаются фотографу. Бигги в своем обтягивающем фигуру лыжном костюме выглядит очень сексуально.
Ральф (голос за кадром). Он вернулся обратно в Европу — вот куда он уехал. Может, почувствовал ностальгию…
(Еще один неподвижный кадр: Бигги и Богус дурачатся в большой растрепанной постели, покрывало натянуто до самых их подбородков.)
Ральф (голос за кадром). Он никогда не объяснял, почему поехал в Европу, но он упоминал о своем друге… каком-то Меррилле Овертарфе.
(Еще одна фотография: нелепого вида молодой парень в поношенной шляпе сидит в старом «Зорн-Витвере-54», улыбаясь в камеру из приоткрытого окна.)
Бигги (голос за кадром). Ну да, это он. Это Меррилл Овертарф.
КАДР НАЗАД.
Стол и зонтик на пристани. Синхронный звук,
Бигги говорит в камеру.
Бигги. Меррилл Овертарф был совершенно чокнутым, абсолютно ненормальным типом.
КАДР НАЗАД.
Богус в студии (синхронный звук).
Богус. Нет! Не был; он вовсе не был ненормальным. Она никогда не знала его так хорошо, как я. Он был самым здравомыслящим человеком из всех, кого я когда-либо знал.
КАДР НАЗАД.
В монтажной комнате Ральф поднимает рычаг машинки для склеивания и смотрит сквозь полоски пленки.
Ральф (голос за кадром). Очень трудно вытянуть из него что-либо конкретное, он сразу принимает это близко к сердцу. Иногда он и вправду бывает совершенно невыносимым…
(Он снова опускает вниз рычаг.)
СМЕНА КАДРА.
Синхронный звук. Ослепляющий свет прожектора направлен на закрытые двери ванной в квартире Тюльпен. Внутри слышен звук сливаемой в унитазе воды. В кадре появляется Кент, поджидающий в засаде у двери ванной с большим микрофоном в руке. Богус открывает дверь, застегивает ширинку и с удивлением поднимает глаза на камеру. Он разозлен: он отталкивает Кента в сторону и пристально смотрит в камеру.
Богус (кричит с искаженным лицом). Да пошел ты… Ральф!
Глава 24
КАК ДАЛЕКО МОЖНО УЙТИ СО СТРЕЛОЙ В ТИТЬКЕ?
У него отлегло от сердца, когда он увидел имя Овертарфа в телефонной книге с тем же адресом и тем же самым номером телефона. Но когда он попытался позвонить из холла «Таши», то услышал лишь странный жужжащий звук, что-то вроде сигнала. Он спросил фрау Таши, и та проинформировала его: такой звук означает, что данный номер больше не обслуживается. Затем до него дошло, что телефонной книге больше пяти лет и что в ней есть даже его собственное имя — по тому же адресу и с тем же самым номером телефона.
Трампер прошел пешком до Швиндгассе, 15, на двери квартиры 2А красовалась табличка:
«А. Плот» .
Очень похоже на Меррилла, подумал Богус. Постучавшись в дверь, он услышал вроде как шарканье ног и сердитое ворчанье. Он толкнул дверь, и она открылась, но не больше, чем ей позволила дверная цепочка. Ему повезло, что она не распахнулась шире, потому что большая немецкая овчарка смогла просунуть в образовавшуюся щель лишь кончик своей остроносой морды. Трампер отскочил назад, не укушенный, и женщина — блондинка, вся в кудряшках, то ли с сердитыми, то ли с испуганными глазами, — спросила его, с какой целью, черт побери, он собирается проникнуть в ее квартиру?
— Меррилл Овертарф, — произнес он, держась поодаль, опасаясь, как бы она не выпустила свою немецкую овчарку на лестничную клетку.
— Ты не Меррилл Овертарф, — сказала она ему.
— Нет, разумеется, я не он, — подтвердил Богус, но она захлопнула дверь. — Подождите! — крикнул он вслед. — Я только хотел узнать, где он… — Но, услышав, как она приглушенно говорит, вероятно по телефону, он поспешил прочь.
Выйдя на улицу Швиндгассе, он задрал голову вверх — на то, что когда-то было знаменитым оконным ящиком для цветов Овертарфа. Меррилл разводил в нем целый сад. Но теперь в ящике торчало лишь несколько мертвых, присыпанных снегом багряных растений.
Маленькая девочка подкатила на трехколесном велосипеде к двери подъезда и слезла, чтобы открыть ее. Богус помог ей.
— Меррилл Овертарф живет в этом доме? — спросил он ее.
То ли она уловила его акцент, то ли ей было велено не разговаривать с незнакомыми людьми, но она взглянула на него так, словно не желала отвечать.
— Как ты думаешь, куда уехал герр Овертарф? — ласково спросил он ее, помогая закатить велосипед в подъезд. Но малышка лишь пристально посмотрела на него. — Герр Овертарф? — медленно повторил он. — Ты его не помнишь? У него была такая забавная машина и смешная шляпа… — Но девочка, видимо, ничего такого не знала. Наверху залаяла большая собака. — Что случилось с герром Овертарфом? — попытался спросить он еще раз.
Девчушка отняла у него свой велосипед.
— Умер? — произнесла она; это было всего лишь предположение, он был в этом уверен. Затем она завертела педалями, стремительно направляясь в сторону лестницы и оставляя его с тяжелым чувством отчаяния, равным по силе ужасу, который он испытал, когда услышал, как наверху открылась дверь и женщина в кудряшках что-то крикнула ребенку, после чего раздался стук когтей большой собаки, которая спускалась вниз по лестнице.
Трампер спасся бегством. В любом случае девчушка ничего не знала — это ясно. С некоторым удивлением он сообразил, что отца ребенка, должно быть, звали А. Плот.
С пакетом купленных у тротуара жареных каштанов Богус бредет в направлении Мишелерплац, где, как он помнит, стояла гротескная скульптура. Зевсоподобный великан — то ли человек, то ли бог — борется с огромными чудищами: змеями, хищными птицами, львами и нимфами; они тащат его к центральной струе фонтана, которая плещет ему на грудь; его рот широко раскрыт — наверное, он хочет пить. Вся композиция настолько сложна и двусмысленна, что трудно определить, одерживает ли Зевс победу, или же окружающие его твари повалили его и пытаются подбросить вверх.
Богус припомнил, как однажды ночью, подвыпившие, они бродили вдвоем с Бигги по Мишелер-плац. Они только что стянули с повозки несколько огромных, похожих на морковь, белых редисок. Проходя мимо чудовищной, вечной битвы в фонтане, Богус подсадил Бигги, и она засунула редиску прямо в широко раскрытый рот бога. Чтобы прибавилось сил, как сказала она.
Решив угостить сражающегося бога каштаном, Трампер очень удивился, обнаружив, что фонтан не работает. Или, может, просто замерз раструб трубы — он торчит толстым тупым фаллосом, застывшей восковой свечой, и вся грудь Зевса засыпана снегом. Почему-то, хотя позы остались прежними, борьба кажется законченной. Он мертв, думает Богус, а кормить каштанами мертвеца бесполезно. Он скорбит о кончине бога, в конце концов поверженного змеями, морскими монстрами, львами и нимфами. Трампер уверен: это нимфы наконец-то одолели его.
Бигги наверняка расстроилась бы, узнав об этом.
Наверняка…
«Бигги, ты можешь не поверить, но… когда идут на утиную охоту, то всегда надевают презерватив. Это старый охотничий способ предохраниться от холода. Видишь ли, все охотники надевают презерватив, перед тем как лезть в ледяную воду за подстреленной уткой — когда у них нет при себе собаки, как не было у нас. Он действует по тому же принципу, что и водолазный костюм…» Или же — он бредет через двор Габсбургов по площади Героев — «поичина того, что на мне оказалась эта невероятная резиновая штуковина, которую позабыл снять, кроется в моей новой работе в качестве демонстрационной модели для Службы здоровья студентов' ° которой я не решился тебе сказать. Мне не говорили, что у них будут проводиться занятия по использованию противозачаточных средств, разумеется, студенты были поражены…».
Но Богус ощущает на себе каменный взгляд купидонов; проходя мимо барочных херувимов и голубиных насестов на величественных дворцовых зданиях, он понимает, что Бигги не провести на мякине. Слишком хорошо она знакома с моими выдумками.
Он наблюдает за трамваями, снующими по Бург-Ринг, их резкие звонки перекликаются друг с другом. Внутри от дыхания пассажиров на стеклах образовались проталины, и люди сквозь них выглядят как пальто, которые висят на вешалках с хозяевами внутри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Меррилл Овертарф имел обыкновение говорить: «Никогда не связывайся с ними, пока не увидишь их штамп о проверке».
Точно так же официально некоторые отели и пансионы в каждом районе имеют лицензии на подобный вид деятельности. Цены, как правило, фиксированы как для отелей, так и для проституток, и самый престижный район имеет самых молодых и красивых женщин, соответственно, самых Дорогих. Чем дальше от Старого города, тем старше, уродливее и дешевле становятся проститутки. Овертарф любил приговаривать, что он живет по тарифу пятнадцатого района.
Когда Богусу наскучило печатать, он подошел к окну и принялся наблюдать за тротуаром. Прямо под ним стояла проститутка в меховом манто и такой же меховой муфте. Он постучал по двустворчатому окну, и она задрала голову вверх. Богус повернул лицо так, чтобы она могла разглядеть его, он старался поймать как можно больше света от ночного столика и показать ей, кто он такой. Богус подумал, что снизу он, должно быть, похож на трусливого эксгибициониста, у которого недостает смелости высунуться выше подоконника.
Но она узнала его и улыбнулась. Или, может, она улыбнулась по привычке, приняв его за очередного мужчину, позвавшего ее к себе? Она указала на него и пошевелила пальцем, и он снова увидел сверкающую кольцами руку. Когда она направилась к двери, Трампер отчаянно забарабанил по стеклу: «Нет, нет! Я вас не звал к себе. Я просто поздоровался…» Но кажется, она приняла его стук за восхищение; она действительно спешила на зов, запрокинув лицо вверх. Издалека он не видел ее макияжа; возможно, она похожа на ту фаворитку, которая после скачек готова ехать домой.
Он выбежал, топая, в коридор, по-прежнему закутанный в полотенце; оно задралось чуть ли не до пупка, когда он остановился на лестничной площадке, широко расставив ноги и ежась от холодного воздуха, хлынувшего из открывшейся внизу парадной двери. Он узнал руку женщины на перилах, скользящую вверх на первом пролете. Когда он окликнул ее, голова дамы появилась внизу лестничного колодца: она посмотрела вверх, прямо под его юбку, хихикнув, словно молоденькая девчонка.
Он крикнул:
— Nein! — но она продолжала подниматься по второму пролету, и тогда он крикнул: — Halt!
И снова ее лицо запрокинулось вверх в, пространстве лестничного колодца, и он плотно сжал коленями полотенце.
— Простите меня, — сказал он ей. — Я не хотел, чтобы вы пришли. — Уголки ее рта опустились вниз, вокруг глаз внезапно образовались гусиные лапки; теперь она выглядела на все тридцать с хвостиком, если не сорок. Однако она продолжала подниматься.
Трампер замер, как застывшая статуя, а она остановилась на ступеньку ниже него, тяжело дыша и обдавая его запахом духов; холод от входной двери продолжал поступать, нежно подкрасив ее лицо румянцем.
— Я знаю, — сказала она. — Вы всего лишь хотели узнать у меня время.
— Нет, — возразил он. — Я узнал вас. Я постучал в окно, чтобы сказать вам «Привет».
— Привет, — откликнулась она. Теперь ее дыхание стало еще более прерывистым, и она, опираясь на перила, состарилась прямо у него на глазах — «специально затем, чтобы я почувствовал себя свиньей».
— Мне очень жаль, — извинился Богус. — У меня нет ничего, что я мог бы дать вам.
Она пристально посмотрела на его полотенце. Затем дотронулась до уголка рта. Она и вправду была красивой. В центральном районе они часто бывают красивыми, вовсе не похожими на шлюх, более элегантными. У нее хорошее пальто, волосы чистые и просто уложенные, красивая фигура.
— Правда, я бы хотел, — пробормотал Богус.
Она снова внимательно посмотрела на его полотенце и сказала, чересчур ласково, насмешливо подражая заботливой мамаше:
— Наденьте что-нибудь. Вы что, хотите простудиться?
Затем она ушла. Он следил за ее красивой рукой все три пролета вниз, потом побрел назад к своей пишущей машинке; он был настроен почти лирически, собираясь отстучать какое-нибудь предложение о жалости к самому себе, когда очередное рычание биде внизу и скребок в дверь фрау Таши прервали его.
— Пожалуйста, больше не печатайте, — потребовала она. — Люди пытаются заснуть.
Люди пытаются совокупиться, имела она в виду. Его стук сбивает их с ритма или тревожит совесть. Но он больше не прикоснулся к этим чудным иностранным клавишам. Глядя вниз на Шпигелыит-рассе, он заметил проститутку, которую дважды ввел в заблуждение: они шли рука об руку с другой проституткой, направляясь выпить кофе. Он размышлял, как обойдется с ними время: сначала, молодые и игривые, они прогуливаются вдоль Кер-тнерштрассе и Грабен, затем передвигаются все дальше к окраине, район за районом, год за годом, мимо парка развлечений Пратера и до грязного Дуная, уродуемые заводскими рабочими и студентами политехнического института за половину прежней цены. Но это, по крайней мере, так же справедливо, как все в этом мире, может, даже справедливее, потому что район, с которым они прощаются, не обязательно желает им неизбежного падения, к тому же в реальной жизни не всегда можно выбрать место для начала.
Из окна Богус наблюдал за окольцованной женщиной в муфте — снова высвободившей руку в разговоре с другой проституткой; ее рука высунулась на холод что-то смахнуть со щеки подруги. Пятнышко грязи? Ставшую льдинкой слезу? След поцелуя, оставленный ее последним приятелем?
Богус с завистью смотрел на это случайное, истинное выражение любви.
Он забрался в постель и лежал там неподвижно, пока не почувствовал, что нагрел место. Услыхав шум воды в биде, он тоскливо подумал, что не сможет заснуть под эту одинокую музыку. Нагишом попрыгав вокруг комнаты, он взял магнитофон с подоконника и снова шмыгнул в постель. Порывшись в коробке с пленками, он отыскал нужную, включил в розетку наушники и прижал их к груди, согревая.
— Ну, Бигги, давай, — прошептал он.
«ПЕРЕМОТКА».
«ВОСПРОИЗВЕДЕНИЕ»…
Глава 23
ПРИНИМАЯ ЭТО БЛИЗКО К СЕРДЦУ
Постепенный наезд. Средний план лодочного домика в Пиллсбери, вид снаружи, пандус, ведущий к океану. Кутберт Беннетт тащит вниз старую лодку вроде тех, что используются в китобойном промысле. Кольм помогает ему. Они оживленно разговаривают друг с другом — видимо, Коут что-то объясняет ему о золотистых водорослях, бурых водорослях, ракушках-прилипалах и ракообразных, приставших к днищу лодки. Но синхронизация изображения и звука отсутствует. Голоса за кадром принадлежат Ральфу Пакеру и Коуту.
Ральф. Позволь мне взглянуть на это с другой стороны: я хочу сказать, что ты живешь с его женой и ребенком. Создает ли это напряжение в вашей дружбе?
Коут. Думаю, ему это трудно — но только из-за его чувств к ней, и все. Для него сейчас тяжело находиться рядом с ней и ребенком. Но это не имеет никакого отношения ко мне; я уверен, он и сейчас продолжает любить меня.
СМЕНА КАДРА.
В студии Пакера, Богус говорит (синхронный звук) в камеру.
Богус. Я не мог бы ожидать от нее лучшего выбора. Коут действительно замечательный человек…
СМЕНА КАДРА.
Снова лодочный домик, голоса Коута и Ральфа за кадром.
Коут. Я знаю. Я очень его люблю.
Ральф. Почему брак не удался?
Коут. Ну, об этом ты должен спросить у нее.
Ральф. Я просто подумал, что у тебя есть собственное мнение…
Коут. Спроси ее. Или его…
КАДР НАЗАД.
В студии, Богус говорит (синхронный звук) в камеру.
Богус. Черт, спроси ее…
СМЕНА КАДРА.
На пристани в Мэн, Бигги читает книгу Коль-му. Синхронизация звука и изображения отсутствует; голоса за кадром принадлежат Бигги и Ральфу.
Бигги. Ты спрашивал его?
Ральф. Он сказал, чтобы я спросил тебя.
Бигги. Ну, я не уверена, что знаю. Я только думаю, что если бы и знала почему, то это ничего бы не изменило. Так что какая разница?
Ральф. Так кто кого оставил? Бигги. Какая разница? Ральф. Черт возьми, Бигги… Б и г г и. Он оставил меня.
КАДР НАЗАД. Богус в студии.
Богус. Хм, она сказала мне, чтобы я уходил. Нет, на самом деле она сказала мне, чтобы я…
СМЕНА КАДРА.
Бигги сидит с Кольмом и Коутом за столиком под большим зонтом на пристани в Пиллсбери. Это заранее подготовленная, чопорная сцена, все трое настороженно смотрят в камеру. Изображение и звук синхронны; Ральф (невидимый) ведет интервью с ними.
Бигги (жестко смотрит в камеру и сердито говорит Ральфу). Ты знал больше, чем кто-либо другой, сукин ты сын. Ты знал, куда он собрался ехать, — ты ведь даже помог ему! Ты думаешь, я забыла…
СМЕНА КАДРА.
Ральф в монтажной комнате своей студии, прогоняет полоски пленки через машинку для склейки. Остальные полоски пленки, прикрепленные к рейке над его головой, болтаются вокруг него. Синхронный звук отсутствует.
Ральф (голос за кадром). Это правда… Я знал, куда он собирался ехать, и я помог ему. Но он хотел уехать!
(Он раздраженно давит на тяжелый рычаг машинки.)
СМЕНА КАДРА.
Сначала идет серия статичных фотографий. Богус и Бигги в альпийской деревне, стоят прислонившись к старой, странного вида машине и улыбаются фотографу. Бигги в своем обтягивающем фигуру лыжном костюме выглядит очень сексуально.
Ральф (голос за кадром). Он вернулся обратно в Европу — вот куда он уехал. Может, почувствовал ностальгию…
(Еще один неподвижный кадр: Бигги и Богус дурачатся в большой растрепанной постели, покрывало натянуто до самых их подбородков.)
Ральф (голос за кадром). Он никогда не объяснял, почему поехал в Европу, но он упоминал о своем друге… каком-то Меррилле Овертарфе.
(Еще одна фотография: нелепого вида молодой парень в поношенной шляпе сидит в старом «Зорн-Витвере-54», улыбаясь в камеру из приоткрытого окна.)
Бигги (голос за кадром). Ну да, это он. Это Меррилл Овертарф.
КАДР НАЗАД.
Стол и зонтик на пристани. Синхронный звук,
Бигги говорит в камеру.
Бигги. Меррилл Овертарф был совершенно чокнутым, абсолютно ненормальным типом.
КАДР НАЗАД.
Богус в студии (синхронный звук).
Богус. Нет! Не был; он вовсе не был ненормальным. Она никогда не знала его так хорошо, как я. Он был самым здравомыслящим человеком из всех, кого я когда-либо знал.
КАДР НАЗАД.
В монтажной комнате Ральф поднимает рычаг машинки для склеивания и смотрит сквозь полоски пленки.
Ральф (голос за кадром). Очень трудно вытянуть из него что-либо конкретное, он сразу принимает это близко к сердцу. Иногда он и вправду бывает совершенно невыносимым…
(Он снова опускает вниз рычаг.)
СМЕНА КАДРА.
Синхронный звук. Ослепляющий свет прожектора направлен на закрытые двери ванной в квартире Тюльпен. Внутри слышен звук сливаемой в унитазе воды. В кадре появляется Кент, поджидающий в засаде у двери ванной с большим микрофоном в руке. Богус открывает дверь, застегивает ширинку и с удивлением поднимает глаза на камеру. Он разозлен: он отталкивает Кента в сторону и пристально смотрит в камеру.
Богус (кричит с искаженным лицом). Да пошел ты… Ральф!
Глава 24
КАК ДАЛЕКО МОЖНО УЙТИ СО СТРЕЛОЙ В ТИТЬКЕ?
У него отлегло от сердца, когда он увидел имя Овертарфа в телефонной книге с тем же адресом и тем же самым номером телефона. Но когда он попытался позвонить из холла «Таши», то услышал лишь странный жужжащий звук, что-то вроде сигнала. Он спросил фрау Таши, и та проинформировала его: такой звук означает, что данный номер больше не обслуживается. Затем до него дошло, что телефонной книге больше пяти лет и что в ней есть даже его собственное имя — по тому же адресу и с тем же самым номером телефона.
Трампер прошел пешком до Швиндгассе, 15, на двери квартиры 2А красовалась табличка:
«А. Плот» .
Очень похоже на Меррилла, подумал Богус. Постучавшись в дверь, он услышал вроде как шарканье ног и сердитое ворчанье. Он толкнул дверь, и она открылась, но не больше, чем ей позволила дверная цепочка. Ему повезло, что она не распахнулась шире, потому что большая немецкая овчарка смогла просунуть в образовавшуюся щель лишь кончик своей остроносой морды. Трампер отскочил назад, не укушенный, и женщина — блондинка, вся в кудряшках, то ли с сердитыми, то ли с испуганными глазами, — спросила его, с какой целью, черт побери, он собирается проникнуть в ее квартиру?
— Меррилл Овертарф, — произнес он, держась поодаль, опасаясь, как бы она не выпустила свою немецкую овчарку на лестничную клетку.
— Ты не Меррилл Овертарф, — сказала она ему.
— Нет, разумеется, я не он, — подтвердил Богус, но она захлопнула дверь. — Подождите! — крикнул он вслед. — Я только хотел узнать, где он… — Но, услышав, как она приглушенно говорит, вероятно по телефону, он поспешил прочь.
Выйдя на улицу Швиндгассе, он задрал голову вверх — на то, что когда-то было знаменитым оконным ящиком для цветов Овертарфа. Меррилл разводил в нем целый сад. Но теперь в ящике торчало лишь несколько мертвых, присыпанных снегом багряных растений.
Маленькая девочка подкатила на трехколесном велосипеде к двери подъезда и слезла, чтобы открыть ее. Богус помог ей.
— Меррилл Овертарф живет в этом доме? — спросил он ее.
То ли она уловила его акцент, то ли ей было велено не разговаривать с незнакомыми людьми, но она взглянула на него так, словно не желала отвечать.
— Как ты думаешь, куда уехал герр Овертарф? — ласково спросил он ее, помогая закатить велосипед в подъезд. Но малышка лишь пристально посмотрела на него. — Герр Овертарф? — медленно повторил он. — Ты его не помнишь? У него была такая забавная машина и смешная шляпа… — Но девочка, видимо, ничего такого не знала. Наверху залаяла большая собака. — Что случилось с герром Овертарфом? — попытался спросить он еще раз.
Девчушка отняла у него свой велосипед.
— Умер? — произнесла она; это было всего лишь предположение, он был в этом уверен. Затем она завертела педалями, стремительно направляясь в сторону лестницы и оставляя его с тяжелым чувством отчаяния, равным по силе ужасу, который он испытал, когда услышал, как наверху открылась дверь и женщина в кудряшках что-то крикнула ребенку, после чего раздался стук когтей большой собаки, которая спускалась вниз по лестнице.
Трампер спасся бегством. В любом случае девчушка ничего не знала — это ясно. С некоторым удивлением он сообразил, что отца ребенка, должно быть, звали А. Плот.
С пакетом купленных у тротуара жареных каштанов Богус бредет в направлении Мишелерплац, где, как он помнит, стояла гротескная скульптура. Зевсоподобный великан — то ли человек, то ли бог — борется с огромными чудищами: змеями, хищными птицами, львами и нимфами; они тащат его к центральной струе фонтана, которая плещет ему на грудь; его рот широко раскрыт — наверное, он хочет пить. Вся композиция настолько сложна и двусмысленна, что трудно определить, одерживает ли Зевс победу, или же окружающие его твари повалили его и пытаются подбросить вверх.
Богус припомнил, как однажды ночью, подвыпившие, они бродили вдвоем с Бигги по Мишелер-плац. Они только что стянули с повозки несколько огромных, похожих на морковь, белых редисок. Проходя мимо чудовищной, вечной битвы в фонтане, Богус подсадил Бигги, и она засунула редиску прямо в широко раскрытый рот бога. Чтобы прибавилось сил, как сказала она.
Решив угостить сражающегося бога каштаном, Трампер очень удивился, обнаружив, что фонтан не работает. Или, может, просто замерз раструб трубы — он торчит толстым тупым фаллосом, застывшей восковой свечой, и вся грудь Зевса засыпана снегом. Почему-то, хотя позы остались прежними, борьба кажется законченной. Он мертв, думает Богус, а кормить каштанами мертвеца бесполезно. Он скорбит о кончине бога, в конце концов поверженного змеями, морскими монстрами, львами и нимфами. Трампер уверен: это нимфы наконец-то одолели его.
Бигги наверняка расстроилась бы, узнав об этом.
Наверняка…
«Бигги, ты можешь не поверить, но… когда идут на утиную охоту, то всегда надевают презерватив. Это старый охотничий способ предохраниться от холода. Видишь ли, все охотники надевают презерватив, перед тем как лезть в ледяную воду за подстреленной уткой — когда у них нет при себе собаки, как не было у нас. Он действует по тому же принципу, что и водолазный костюм…» Или же — он бредет через двор Габсбургов по площади Героев — «поичина того, что на мне оказалась эта невероятная резиновая штуковина, которую позабыл снять, кроется в моей новой работе в качестве демонстрационной модели для Службы здоровья студентов' ° которой я не решился тебе сказать. Мне не говорили, что у них будут проводиться занятия по использованию противозачаточных средств, разумеется, студенты были поражены…».
Но Богус ощущает на себе каменный взгляд купидонов; проходя мимо барочных херувимов и голубиных насестов на величественных дворцовых зданиях, он понимает, что Бигги не провести на мякине. Слишком хорошо она знакома с моими выдумками.
Он наблюдает за трамваями, снующими по Бург-Ринг, их резкие звонки перекликаются друг с другом. Внутри от дыхания пассажиров на стеклах образовались проталины, и люди сквозь них выглядят как пальто, которые висят на вешалках с хозяевами внутри.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44