Не колеблясь ни секунды, он быстро побежал по направлению к Санкт-Михаэлю.
* * *
Казалось бы, путешественник, у которого уже двадцать четыре часа во рту не было ни крошки, ускорит свой шаг при виде колбасной лавки. Он не станет предаваться размышлениям на тему о благотворном влиянии волнений на человеческий организм, а прежде всего возьмется за ручку двери. В лавке он не будет открывать книгу стихов Вергилия, чтобы насладиться пленительными строфами, но зычным голосом потребует: «Три колбаски с луком!»
Именно это и готовился сделать Франтик, придя в местечко и заметив на краю площади, где происходило праздничное гулянье, вывеску: «Франц Варзечка, Колбасная лавка». Разыскивая в кармане шиллинг, Франтик резко стукнул чемоданом о землю. Это была оплошность. Сломанный замок чемодана щелкнул, и пятьдесят девять пар носков вывалились наружу.
Зрелище было поистине великолепное! Санкт-михаэльские граждане отродясь не видали такой пестроты, они так и замерли на месте. Возможно, в эту минуту одни из них спешили домой, к своим ребятишкам. Другие, наоборот, направлялись к торговке, чтобы купить для своих возлюбленных подарок на память о богомолье: пряничное сердечко с сахарной глазурью. А может статься, кто-нибудь торопился к лекарю или каменотесу заказать памятник на могилу скончавшегося дядюшки. Словом, какие бы у кого ни были намерения, все остановились как вкопанные. И Франтик, присевший на ступеньку перед лавкой, чтобы собрать носки, увидел неожиданно, что окружен толпой мужчин и женщин, глаза которых устремлены в одну точку – на рукоделья тетушки Каролины.
Толпа не была настроена угрожающе. Она просто изумилась. Словно люди прожили долгое время в темноте и вдруг перед ними внезапно открылся чудесный, красочный мир. Франтику же показалось, что вокруг него сплошные бреттшнейдеры. Мужчины, которые без церемонии залезут в чемодан своими огромными ручищами и, захватив добычу, кинутся наутек. Правда, господин Бреттшнейдер швырнул на крышку чемодана сверкающую монету. Может быть, так собираются поступить и эти люди?
Напряжение достигло предела. Вдруг сзади кто-то запыхтел и сделал шаг вперед. Очень вероятно, что, если бы Франтик поднял глаза повыше, он увидел бы веселые, улыбающиеся лица, говорившие о том, что их владельцы попросту жаждут вступить с ним в торговую сделку. К сожалению, сидевший на нижней ступеньке Франтик смотрел прямо перед собой. А поэтому видел только лес человеческих ног.
Одни только ноги, которые отнюдь не вселяли в его душу благодатного мира и покоя. Их не закрывали ни полосатая парусина, ни полотно, ни вельвет, ни еще какая-либо недорогая ткань, как это водится у порядочных людей. Все эти ноги, голые выше колен, обросли светлыми волосами, сквозь которые выпирали узлы сухожилий и мышц. Ноги были обуты в добротные башмаки, подбитые гвоздями, и вдоль них, спускаясь откуда-то сверху, висели суковатые палки с железными наконечниками.
Вид множества кривых мускулистых ног так устрашающе подействовал на Франтика, что он на какую-то долю секунды утратил свое паржизековское спокойствие. Но вот среди густого леса волосатых конечностей показалась прогалина. Схватив чемодан и наклонив голову, как бычок, Франтик бросился в нее.
Его быстрые и решительные действия возымели должный результат. В массе человеческих ног поднялась паника. Нестройный хор голосов призывал бога, искусно сочетая его имя с названиями различных зверей, явлений природы и частей человеческого тела. Свирепее всех ругался господин Бреттшнейдер, которому углом чемодана разорвало штанину. Если бы Франтик пожелал изучить некоторые особо тонкие оттенки немецкого языка, служащие для выражения стремительно возникающих мыслей, вряд ли он нашел бы более подходящий случай, чем тот, когда он пробивался сквозь окружавшую его толпу. И все же он совершенно правильно решил, что не стоит пользоваться этой возможностью для углубления своих знаний горноавстрийского диалекта. Наоборот, надо улепетывать, пока не поздно.
– Держите его! Держите вора! – заорала толпа, как только увидела, что полосатые носки уплывают из ее рук. И это было вполне естественно, мы не можем упрекать этих добрых людей за подобное суждение. Ведь солидному торговцу никогда не придет в голову убегать. Он обворовывает клиентов, спокойно стоя за прилавком и приветливо улыбаясь. А раз данный субъект поступает иначе и бросается наутек, это вызывает подозрения, значит, тут дело нечисто.
Франтик мчался без оглядки прямо вперед. Из геометрии известно, что это наиболее короткий путь, каким можно спастись от преследования. Но он вел в самый центр праздничного гулянья в Санкт-Михаэле.
Крик «Держите вора!» смешался с ревом труб, визгом девушек в нарядных костюмах. Дело приняло плохой оборот. Произошло смятение. Вдова местного почтмейстера, решив, что вспыхнула новая мировая война и объявлена воздушная тревога, сгоряча набросилась на торговца турецким медом, сорвала с него феску и закричала: «Азия – азиатам, нечего вам здесь делать!» От этого переполох еще усилился. Человек-змея застрял в замочной скважине, а таинственный силач в черном сбросил маску и принялся топтать ее ногами. Потеряв всякий стыд, он отчаянно вопил: «Я не Нана-сагиб! Я мясник Вошаглик из Нусле и желаю умереть по-христиански!»
В этот напряженный момент, когда казалось, что Франтик вот-вот попадет в руки разъяренной толпы, снова произошло нечто непредвиденное, одна из тех случайностей, которые часто определяют судьбу человека. В эту решительную минуту жизненный путь Франтика пересекла Долорес дель Рио. Не считая человека-змеи, это был самый лучший аттракцион, одно из «чудес света», зрелище, которое за умеренную плату доказывало любознательным гражданам, что далеко еще не все тайны природы нами раскрыты. Долорес дель Рио весила ровно двести килограммов; в жизнь Франтика Долорес вошла, сделав один-единственный шаг влево от балагана!
Таким образом Долорес дель Рио очутилась как раз на дороге, по которой мчался Франтик. Наверное, любой другой человек, получив одновременно толчок Франтика и удар тетушкиным чемоданом, грохнулся бы на землю. Но только не Долорес. Толстый слой жира не позволял ей быстро шевелить мозгами. Прежде всего она поразмыслила с минуту, что это за предмет так неосторожно коснулся ее ноги, и только потом, кокетливо склонив голову, посмотрела вниз. Увы! Франтика и след простыл.
Отброшенный резким толчком в сторону, Франтик мгновенно очутился вне поля зрения человеческих глаз. Влетев головой вперед, он оказался в недрах полотняного шатра. В себя он пришел лишь через некоторое время, когда шум и суматоха на площади уже прекратились. Открыв глаза, он с изумлением убедился, что все тихо и его окружает странный зеленый полумрак.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ,
повествующая о том, как Франтик знакомится с русалкой и ее поклонниками
Место, куда он попал, было с двух сторон огорожено дощатыми стенами, с третьей стороны закрыто туго натянутым брезентом, а четвертой стеной служила порядком-таки грязная занавеска. Потолок был из толстых досок. Франтику показалось, что сверху доносятся какие-то странные звуки, похожие на топот человеческих ног. Если не считать этого, стояла полная тишина, свет не проникал сюда, и углы помещения тонули в глубокой тьме.
Прежде всего Франтик стал ощупью разыскивать тетушкин чемодан. Слава богу, он цел и его содержимое осталось в полной сохранности. Затем он ощупал себя. Все как будто в порядке, и Франтик вздохнул с облегчением во второй раз. Кажется, выбрался из беды.
К сожалению, вместе с сознанием того, что он спасен, вернулось и воспоминание о лавке пана Франца Варзечки, заглянуть в которую помешал Франтику злой рок. Мысль, что, может быть, как раз в этот момент пан Варзечка, стоя за прилавком, нарезает кому-нибудь полкилограмма тирольской колбасы, сильно расстроила Франтика.
Невольно потянув ноздрями воздух, он замер. Смело можно было голову дать на отсечение, что пахнет колбасой. Но множество горьких разочарований, испытанных за последнее время, приучили его к осторожности. Франтик медленно повернул нос в ту сторону, откуда доносился соблазнительный запах. Но он не исчезал. Наоборот, казалось, усиливался. И вот Франтик ее увидел. В углу на старом сломанном стуле лежал маленький белый сверток. Бумага была сильно промаслена, и содержимое свертка не вызывало сомнений. Проглотив слюну, Франтик, не колеблясь, схватил его, с жадностью разорвал бумагу, вытащил один розовый ломтик и поднес ко рту.
Но и на этот раз не суждено было Франтику удовлетворить свое страстное желание. Где-то над его головой вдруг раздались звуки голоса, похожие на раскаты грома. Ужасный гул то становился громче, то затихал, отдаваясь в убежище Франтика глухим, грозным рокотом. Слов разобрать нельзя было, но, несомненно, подобный голос мог принадлежать только существу необыкновенной силы и сверхъестественного могущества.
Франтик задрожал всем телом. В то время как одна его рука судорожно сжимала кусок колбасы, другая, послушная инстинкту самосохранения, схватила чемодан, и Франтик, окончательно потеряв голову, кинулся вон из своего убежища.
Хотя мы и употребили выражение «потеряв голову», но оно не совсем удачно, потому что именно голова Франтика была впереди. Прорвавшись сквозь ветхую ткань зеленой занавески, она попала туда, где должен был лежать широкий, залитый солнцем мир, где она ожидала найти царство свободы, привольно и беззаботно порхающих птичек и тому подобное.
Легко представить себе изумление Франтика, когда вместо всего этого он увидел грязно-желтую большую простыню, посыпанную песком, на которой лежала дама в бледно-зеленом трико. Длинные волосы дамы были распущены, а тело заканчивалось огромным рыбьим хвостом, покрытым блестящей чешуей.
Все это выглядело так странно, что Франтик застыл на месте, точно окаменел. В эту минуту дама сделала несколько плавательных движений руками и повернулась на другой бок. И снова загремел голос, идущий сверху, только звучал он уже не громко, а словно приглушенно. Тем не менее голос этот так напугал Франтика, что у него по спине побежали мурашки. Очевидно, такое же действие оказывал он и на даму: Франтик заметил, как все ее тело покрылось гусиной кожей. Несмотря на это, бежать дама не собиралась. Она лишь слегка хлестнула хвостом, сделала еще несколько плавательных движений руками и мягко оперлась на локоть. И в этот момент глаза ее встретились с глазами Франтика.
Было ясно, что русалка сильно удивлена. Она вздрогнула и, казалось, хотела вскочить. Но тут взор ее обратился куда-то вверх, дама вздохнула и опять начала шлепать хвостом.
Франтик почувствовал необходимость что-то предпринять. Первый раз в своей жизни он очутился лицом к лицу с русалкой, и ему было неясно, как должен вести себя молодой человек, попавший в такое затруднительное положение. С горечью подумал он о несовершенстве школьных программ, которые не предусматривают подобных возможностей и оставляют учеников круглыми невеждами.
Пан учитель Корейс усердно вдалбливал в их головы только историю, естествознание, пропорции и склонение существительных по образцу Jiliji, а правила хорошего тона на случай встречи с русалками совсем опустил. Вот и расплачивайся теперь за его грехи!..
Вдруг русалка зашевелилась. Зеленый свет ярко осветил ее толстую руку, напомнившую Франтику руку тетушки Каролины. Только гусиной кожи он на ней никогда не замечал. Франтиком, помимо воли, овладела жалость, и он вдруг спросил участливо:
– Русалка, вам холодно?
В глазах русалки мелькнуло удивление, она открыла рот, и раздавшаяся вслед затем простонародная речь показалась Франтику небесной музыкой.
– Малость пробирает. Ты, карась, чего сюда заплыл?
– Ох! Никак вы из Подола? – радостно воскликнул Франтик.
– Может статься, – вздохнула русалка. – Ну а ты зачем тут, бездельник?
– Я?.. Я сюда… сюда… нечаянно попал. За мной гнались…
– Небось натворил чего-нибудь, да? – укоризненно сказала русалка, по инерции сопровождая свои слова плавательными движениями.
– Думаете, украл? Паржизеки не воры. Так и знайте!
– Не петушись. А гнались за тобой почему?
– Я… мне… мне есть хотелось…
В этот момент наверху снова раздался угрожающий голос, русалка быстро перевернулась на живот и несколько раз сильно ударила хвостом.
– Ты сказал, что хочешь есть? – спросила она, когда наконец снова повернулась к Франтику.
– Ага! Я почти двое суток ничего не ел.
– Так просунь свою рыжую башку назад, увидишь стул в углу. А на стуле лежит кусок колбасы, завернутый в бумагу. Ну, живо!
Слова эти русалка произнесла веселым голосом, но Франтик заметил в ее глазах подозрительную влагу. Вспомнив только теперь, что рука его уже давно сжимает кусок колбасы, он покраснел от стыда и быстро нырнул обратно за занавеску, сел на стул и принялся с жадностью есть. Поглощенный своим занятием, мальчик не сразу обратил внимание, что занавеска раздвинулась и к нему подошла русалка.
– Ну, ну, не стесняйся, доедай все дочиста, – подбодрила она Франтика, когда он наконец увидел ее и испуганно вскочил. Русалка была уже без зеленого хвоста. Кутаясь в старенький плащ, она лязгала зубами от холода.
– Сыро тут, – сказала она досадливо, плотнее запахивая на себе плащ. – Наелся?
– Спасибо. Я сыт.
– Как тебя зовут?
– Франтик.
– А я Андула. – Помолчав немного, она добавила: – Не велика, скажу тебе, радость играть русалок. Все время мерзну, кожа потрескалась от песка. Ревматизма мне не миновать, а что дальше? Как я буду тогда вертеться с боку на бок, бить хвостом и дурачить простофиль, которые ходят глазеть на меня и воображают, что перед ними женщина-рыба? Знаешь, они ведь смотрят на меня сверху через два стекла. А между стеклами налито немножко воды и оттого кажется, будто я плаваю. Они верят этой чепухе, а денежки текут себе и текут. Да только не в мой карман текут, вот оно что. Как болезнь меня совсем скрутит, я и взаправду нырну. Слышишь, Франтик?.. Русалка когда-нибудь нырнет по-настоящему. Только не на дно, а к черту…
Андула засмеялась своей жестокой шутке и присела на стул. Из-под плаща выглядывали ее посиневшие от холода ноги; скорчившись на стуле, женщина подперла подбородок руками и ничем уже не напоминала русалку. Это была всего-навсего Андула Карасекова из Подола, у которой семеро ребят на руках; только троих может прокормить своим ремеслом сапожника старый папаша Карасек… Она вдруг показалась Франтику очень близкой, мальчик сразу забыл, что находится в чужой стороне и сидит в темном, грязном балагане с незнакомым человеком. Как-то сама собой рука его потянулась к чемодану и вытащила оттуда первую попавшуюся пару носков. Они были связаны из шерсти цвета оперения малайского попугая и сияли в полумраке мерзкой трущобы, точно изумруд.
– Вот вам, барышня, – сказал он, положив подарок Андуле на колени. – Может, они вас немножко согреют.
– Ой! – пронзительно вскрикнула Андула. – В жизни не видала такой красоты! Ах ты, жулик этакий!
Сказав эти слова, Андула прежде всего крепко обняла Франтика, а потом быстро натянула носки на ноги. Затем они сели рядышком на чемодан тетушки Каролины и рассказали друг другу все про свою жизнь. Выслушав с напряженным вниманием историю приключений Франтика во время его погони за тетушкой, Андула сказала:
– Тебе необходимо попасть в этот самый Триест. Мы тоже поедем в ту сторону, к итальянцам, да только через неделю и на лошадях. Ты опоздаешь. Прямо не знаю, Франтик… разве что… Ну, ясно – Фердинанд… или, может, лучше Густи?..
Оказалось, что даже короткого пребывания Андулы Карасековой в Санкт-Михаэле было достаточно, чтобы приобрести двух солидных поклонников. Первый был Фердинанд, пожарник, второй – Густи, обладатель двухтонки, на которой он перевозил грузы. Оба заявили, что готовы ради нее прыгнуть в огонь и в воду. До сих пор Андуле не пришлось воспользоваться этим предложением. Теперь она считала своевременным напомнить им об их обещании. Чем прыгать в огонь, пусть лучше отвезут Франтика на юг.
– Пойду разыщу их, – заключила Андула свои соображения. – А ты побудь здесь, да смотри не шуми, не то старик тебя сцапает.
* * *
Было уже темно, когда Андула прошмыгнула в убежище Франтика. Она положила перед ним гирлянду колбасок, полбуханки хлеба и сказала:
– Все в порядке, мой прекрасный принц. Собирайся и иди к трактиру «У пяти домовых», это тут же за углом. Возможно, часть пути тебя подвезет Фердинанд, а часть – Густи. Я сказала, что отдам свое сердце тому, кто отвезет тебя дальше. Только вот не знаю, как они договорились, перед самым концом разговора они увидели на мне носки тетушки Каролины, и язык у них прилип к гортани. Мне бы, глупой, подождать, пока они опомнятся, а я побежала сюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
* * *
Казалось бы, путешественник, у которого уже двадцать четыре часа во рту не было ни крошки, ускорит свой шаг при виде колбасной лавки. Он не станет предаваться размышлениям на тему о благотворном влиянии волнений на человеческий организм, а прежде всего возьмется за ручку двери. В лавке он не будет открывать книгу стихов Вергилия, чтобы насладиться пленительными строфами, но зычным голосом потребует: «Три колбаски с луком!»
Именно это и готовился сделать Франтик, придя в местечко и заметив на краю площади, где происходило праздничное гулянье, вывеску: «Франц Варзечка, Колбасная лавка». Разыскивая в кармане шиллинг, Франтик резко стукнул чемоданом о землю. Это была оплошность. Сломанный замок чемодана щелкнул, и пятьдесят девять пар носков вывалились наружу.
Зрелище было поистине великолепное! Санкт-михаэльские граждане отродясь не видали такой пестроты, они так и замерли на месте. Возможно, в эту минуту одни из них спешили домой, к своим ребятишкам. Другие, наоборот, направлялись к торговке, чтобы купить для своих возлюбленных подарок на память о богомолье: пряничное сердечко с сахарной глазурью. А может статься, кто-нибудь торопился к лекарю или каменотесу заказать памятник на могилу скончавшегося дядюшки. Словом, какие бы у кого ни были намерения, все остановились как вкопанные. И Франтик, присевший на ступеньку перед лавкой, чтобы собрать носки, увидел неожиданно, что окружен толпой мужчин и женщин, глаза которых устремлены в одну точку – на рукоделья тетушки Каролины.
Толпа не была настроена угрожающе. Она просто изумилась. Словно люди прожили долгое время в темноте и вдруг перед ними внезапно открылся чудесный, красочный мир. Франтику же показалось, что вокруг него сплошные бреттшнейдеры. Мужчины, которые без церемонии залезут в чемодан своими огромными ручищами и, захватив добычу, кинутся наутек. Правда, господин Бреттшнейдер швырнул на крышку чемодана сверкающую монету. Может быть, так собираются поступить и эти люди?
Напряжение достигло предела. Вдруг сзади кто-то запыхтел и сделал шаг вперед. Очень вероятно, что, если бы Франтик поднял глаза повыше, он увидел бы веселые, улыбающиеся лица, говорившие о том, что их владельцы попросту жаждут вступить с ним в торговую сделку. К сожалению, сидевший на нижней ступеньке Франтик смотрел прямо перед собой. А поэтому видел только лес человеческих ног.
Одни только ноги, которые отнюдь не вселяли в его душу благодатного мира и покоя. Их не закрывали ни полосатая парусина, ни полотно, ни вельвет, ни еще какая-либо недорогая ткань, как это водится у порядочных людей. Все эти ноги, голые выше колен, обросли светлыми волосами, сквозь которые выпирали узлы сухожилий и мышц. Ноги были обуты в добротные башмаки, подбитые гвоздями, и вдоль них, спускаясь откуда-то сверху, висели суковатые палки с железными наконечниками.
Вид множества кривых мускулистых ног так устрашающе подействовал на Франтика, что он на какую-то долю секунды утратил свое паржизековское спокойствие. Но вот среди густого леса волосатых конечностей показалась прогалина. Схватив чемодан и наклонив голову, как бычок, Франтик бросился в нее.
Его быстрые и решительные действия возымели должный результат. В массе человеческих ног поднялась паника. Нестройный хор голосов призывал бога, искусно сочетая его имя с названиями различных зверей, явлений природы и частей человеческого тела. Свирепее всех ругался господин Бреттшнейдер, которому углом чемодана разорвало штанину. Если бы Франтик пожелал изучить некоторые особо тонкие оттенки немецкого языка, служащие для выражения стремительно возникающих мыслей, вряд ли он нашел бы более подходящий случай, чем тот, когда он пробивался сквозь окружавшую его толпу. И все же он совершенно правильно решил, что не стоит пользоваться этой возможностью для углубления своих знаний горноавстрийского диалекта. Наоборот, надо улепетывать, пока не поздно.
– Держите его! Держите вора! – заорала толпа, как только увидела, что полосатые носки уплывают из ее рук. И это было вполне естественно, мы не можем упрекать этих добрых людей за подобное суждение. Ведь солидному торговцу никогда не придет в голову убегать. Он обворовывает клиентов, спокойно стоя за прилавком и приветливо улыбаясь. А раз данный субъект поступает иначе и бросается наутек, это вызывает подозрения, значит, тут дело нечисто.
Франтик мчался без оглядки прямо вперед. Из геометрии известно, что это наиболее короткий путь, каким можно спастись от преследования. Но он вел в самый центр праздничного гулянья в Санкт-Михаэле.
Крик «Держите вора!» смешался с ревом труб, визгом девушек в нарядных костюмах. Дело приняло плохой оборот. Произошло смятение. Вдова местного почтмейстера, решив, что вспыхнула новая мировая война и объявлена воздушная тревога, сгоряча набросилась на торговца турецким медом, сорвала с него феску и закричала: «Азия – азиатам, нечего вам здесь делать!» От этого переполох еще усилился. Человек-змея застрял в замочной скважине, а таинственный силач в черном сбросил маску и принялся топтать ее ногами. Потеряв всякий стыд, он отчаянно вопил: «Я не Нана-сагиб! Я мясник Вошаглик из Нусле и желаю умереть по-христиански!»
В этот напряженный момент, когда казалось, что Франтик вот-вот попадет в руки разъяренной толпы, снова произошло нечто непредвиденное, одна из тех случайностей, которые часто определяют судьбу человека. В эту решительную минуту жизненный путь Франтика пересекла Долорес дель Рио. Не считая человека-змеи, это был самый лучший аттракцион, одно из «чудес света», зрелище, которое за умеренную плату доказывало любознательным гражданам, что далеко еще не все тайны природы нами раскрыты. Долорес дель Рио весила ровно двести килограммов; в жизнь Франтика Долорес вошла, сделав один-единственный шаг влево от балагана!
Таким образом Долорес дель Рио очутилась как раз на дороге, по которой мчался Франтик. Наверное, любой другой человек, получив одновременно толчок Франтика и удар тетушкиным чемоданом, грохнулся бы на землю. Но только не Долорес. Толстый слой жира не позволял ей быстро шевелить мозгами. Прежде всего она поразмыслила с минуту, что это за предмет так неосторожно коснулся ее ноги, и только потом, кокетливо склонив голову, посмотрела вниз. Увы! Франтика и след простыл.
Отброшенный резким толчком в сторону, Франтик мгновенно очутился вне поля зрения человеческих глаз. Влетев головой вперед, он оказался в недрах полотняного шатра. В себя он пришел лишь через некоторое время, когда шум и суматоха на площади уже прекратились. Открыв глаза, он с изумлением убедился, что все тихо и его окружает странный зеленый полумрак.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ,
повествующая о том, как Франтик знакомится с русалкой и ее поклонниками
Место, куда он попал, было с двух сторон огорожено дощатыми стенами, с третьей стороны закрыто туго натянутым брезентом, а четвертой стеной служила порядком-таки грязная занавеска. Потолок был из толстых досок. Франтику показалось, что сверху доносятся какие-то странные звуки, похожие на топот человеческих ног. Если не считать этого, стояла полная тишина, свет не проникал сюда, и углы помещения тонули в глубокой тьме.
Прежде всего Франтик стал ощупью разыскивать тетушкин чемодан. Слава богу, он цел и его содержимое осталось в полной сохранности. Затем он ощупал себя. Все как будто в порядке, и Франтик вздохнул с облегчением во второй раз. Кажется, выбрался из беды.
К сожалению, вместе с сознанием того, что он спасен, вернулось и воспоминание о лавке пана Франца Варзечки, заглянуть в которую помешал Франтику злой рок. Мысль, что, может быть, как раз в этот момент пан Варзечка, стоя за прилавком, нарезает кому-нибудь полкилограмма тирольской колбасы, сильно расстроила Франтика.
Невольно потянув ноздрями воздух, он замер. Смело можно было голову дать на отсечение, что пахнет колбасой. Но множество горьких разочарований, испытанных за последнее время, приучили его к осторожности. Франтик медленно повернул нос в ту сторону, откуда доносился соблазнительный запах. Но он не исчезал. Наоборот, казалось, усиливался. И вот Франтик ее увидел. В углу на старом сломанном стуле лежал маленький белый сверток. Бумага была сильно промаслена, и содержимое свертка не вызывало сомнений. Проглотив слюну, Франтик, не колеблясь, схватил его, с жадностью разорвал бумагу, вытащил один розовый ломтик и поднес ко рту.
Но и на этот раз не суждено было Франтику удовлетворить свое страстное желание. Где-то над его головой вдруг раздались звуки голоса, похожие на раскаты грома. Ужасный гул то становился громче, то затихал, отдаваясь в убежище Франтика глухим, грозным рокотом. Слов разобрать нельзя было, но, несомненно, подобный голос мог принадлежать только существу необыкновенной силы и сверхъестественного могущества.
Франтик задрожал всем телом. В то время как одна его рука судорожно сжимала кусок колбасы, другая, послушная инстинкту самосохранения, схватила чемодан, и Франтик, окончательно потеряв голову, кинулся вон из своего убежища.
Хотя мы и употребили выражение «потеряв голову», но оно не совсем удачно, потому что именно голова Франтика была впереди. Прорвавшись сквозь ветхую ткань зеленой занавески, она попала туда, где должен был лежать широкий, залитый солнцем мир, где она ожидала найти царство свободы, привольно и беззаботно порхающих птичек и тому подобное.
Легко представить себе изумление Франтика, когда вместо всего этого он увидел грязно-желтую большую простыню, посыпанную песком, на которой лежала дама в бледно-зеленом трико. Длинные волосы дамы были распущены, а тело заканчивалось огромным рыбьим хвостом, покрытым блестящей чешуей.
Все это выглядело так странно, что Франтик застыл на месте, точно окаменел. В эту минуту дама сделала несколько плавательных движений руками и повернулась на другой бок. И снова загремел голос, идущий сверху, только звучал он уже не громко, а словно приглушенно. Тем не менее голос этот так напугал Франтика, что у него по спине побежали мурашки. Очевидно, такое же действие оказывал он и на даму: Франтик заметил, как все ее тело покрылось гусиной кожей. Несмотря на это, бежать дама не собиралась. Она лишь слегка хлестнула хвостом, сделала еще несколько плавательных движений руками и мягко оперлась на локоть. И в этот момент глаза ее встретились с глазами Франтика.
Было ясно, что русалка сильно удивлена. Она вздрогнула и, казалось, хотела вскочить. Но тут взор ее обратился куда-то вверх, дама вздохнула и опять начала шлепать хвостом.
Франтик почувствовал необходимость что-то предпринять. Первый раз в своей жизни он очутился лицом к лицу с русалкой, и ему было неясно, как должен вести себя молодой человек, попавший в такое затруднительное положение. С горечью подумал он о несовершенстве школьных программ, которые не предусматривают подобных возможностей и оставляют учеников круглыми невеждами.
Пан учитель Корейс усердно вдалбливал в их головы только историю, естествознание, пропорции и склонение существительных по образцу Jiliji, а правила хорошего тона на случай встречи с русалками совсем опустил. Вот и расплачивайся теперь за его грехи!..
Вдруг русалка зашевелилась. Зеленый свет ярко осветил ее толстую руку, напомнившую Франтику руку тетушки Каролины. Только гусиной кожи он на ней никогда не замечал. Франтиком, помимо воли, овладела жалость, и он вдруг спросил участливо:
– Русалка, вам холодно?
В глазах русалки мелькнуло удивление, она открыла рот, и раздавшаяся вслед затем простонародная речь показалась Франтику небесной музыкой.
– Малость пробирает. Ты, карась, чего сюда заплыл?
– Ох! Никак вы из Подола? – радостно воскликнул Франтик.
– Может статься, – вздохнула русалка. – Ну а ты зачем тут, бездельник?
– Я?.. Я сюда… сюда… нечаянно попал. За мной гнались…
– Небось натворил чего-нибудь, да? – укоризненно сказала русалка, по инерции сопровождая свои слова плавательными движениями.
– Думаете, украл? Паржизеки не воры. Так и знайте!
– Не петушись. А гнались за тобой почему?
– Я… мне… мне есть хотелось…
В этот момент наверху снова раздался угрожающий голос, русалка быстро перевернулась на живот и несколько раз сильно ударила хвостом.
– Ты сказал, что хочешь есть? – спросила она, когда наконец снова повернулась к Франтику.
– Ага! Я почти двое суток ничего не ел.
– Так просунь свою рыжую башку назад, увидишь стул в углу. А на стуле лежит кусок колбасы, завернутый в бумагу. Ну, живо!
Слова эти русалка произнесла веселым голосом, но Франтик заметил в ее глазах подозрительную влагу. Вспомнив только теперь, что рука его уже давно сжимает кусок колбасы, он покраснел от стыда и быстро нырнул обратно за занавеску, сел на стул и принялся с жадностью есть. Поглощенный своим занятием, мальчик не сразу обратил внимание, что занавеска раздвинулась и к нему подошла русалка.
– Ну, ну, не стесняйся, доедай все дочиста, – подбодрила она Франтика, когда он наконец увидел ее и испуганно вскочил. Русалка была уже без зеленого хвоста. Кутаясь в старенький плащ, она лязгала зубами от холода.
– Сыро тут, – сказала она досадливо, плотнее запахивая на себе плащ. – Наелся?
– Спасибо. Я сыт.
– Как тебя зовут?
– Франтик.
– А я Андула. – Помолчав немного, она добавила: – Не велика, скажу тебе, радость играть русалок. Все время мерзну, кожа потрескалась от песка. Ревматизма мне не миновать, а что дальше? Как я буду тогда вертеться с боку на бок, бить хвостом и дурачить простофиль, которые ходят глазеть на меня и воображают, что перед ними женщина-рыба? Знаешь, они ведь смотрят на меня сверху через два стекла. А между стеклами налито немножко воды и оттого кажется, будто я плаваю. Они верят этой чепухе, а денежки текут себе и текут. Да только не в мой карман текут, вот оно что. Как болезнь меня совсем скрутит, я и взаправду нырну. Слышишь, Франтик?.. Русалка когда-нибудь нырнет по-настоящему. Только не на дно, а к черту…
Андула засмеялась своей жестокой шутке и присела на стул. Из-под плаща выглядывали ее посиневшие от холода ноги; скорчившись на стуле, женщина подперла подбородок руками и ничем уже не напоминала русалку. Это была всего-навсего Андула Карасекова из Подола, у которой семеро ребят на руках; только троих может прокормить своим ремеслом сапожника старый папаша Карасек… Она вдруг показалась Франтику очень близкой, мальчик сразу забыл, что находится в чужой стороне и сидит в темном, грязном балагане с незнакомым человеком. Как-то сама собой рука его потянулась к чемодану и вытащила оттуда первую попавшуюся пару носков. Они были связаны из шерсти цвета оперения малайского попугая и сияли в полумраке мерзкой трущобы, точно изумруд.
– Вот вам, барышня, – сказал он, положив подарок Андуле на колени. – Может, они вас немножко согреют.
– Ой! – пронзительно вскрикнула Андула. – В жизни не видала такой красоты! Ах ты, жулик этакий!
Сказав эти слова, Андула прежде всего крепко обняла Франтика, а потом быстро натянула носки на ноги. Затем они сели рядышком на чемодан тетушки Каролины и рассказали друг другу все про свою жизнь. Выслушав с напряженным вниманием историю приключений Франтика во время его погони за тетушкой, Андула сказала:
– Тебе необходимо попасть в этот самый Триест. Мы тоже поедем в ту сторону, к итальянцам, да только через неделю и на лошадях. Ты опоздаешь. Прямо не знаю, Франтик… разве что… Ну, ясно – Фердинанд… или, может, лучше Густи?..
Оказалось, что даже короткого пребывания Андулы Карасековой в Санкт-Михаэле было достаточно, чтобы приобрести двух солидных поклонников. Первый был Фердинанд, пожарник, второй – Густи, обладатель двухтонки, на которой он перевозил грузы. Оба заявили, что готовы ради нее прыгнуть в огонь и в воду. До сих пор Андуле не пришлось воспользоваться этим предложением. Теперь она считала своевременным напомнить им об их обещании. Чем прыгать в огонь, пусть лучше отвезут Франтика на юг.
– Пойду разыщу их, – заключила Андула свои соображения. – А ты побудь здесь, да смотри не шуми, не то старик тебя сцапает.
* * *
Было уже темно, когда Андула прошмыгнула в убежище Франтика. Она положила перед ним гирлянду колбасок, полбуханки хлеба и сказала:
– Все в порядке, мой прекрасный принц. Собирайся и иди к трактиру «У пяти домовых», это тут же за углом. Возможно, часть пути тебя подвезет Фердинанд, а часть – Густи. Я сказала, что отдам свое сердце тому, кто отвезет тебя дальше. Только вот не знаю, как они договорились, перед самым концом разговора они увидели на мне носки тетушки Каролины, и язык у них прилип к гортани. Мне бы, глупой, подождать, пока они опомнятся, а я побежала сюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40