Она заколебалась и добавила:
– Возможно, вы все же порядочный человек. Если так, обещайте никогда не есть мясо своих ближних. Тогда я опять отдам вам носки.
С минуту стояла тишина. В душе чернокожего вождя, видимо, шла борьба. Затем он покачал головой.
– Нельзя, сударыня. Я бы охотно сделал вам приятное, но ничего не выйдет. Мы должны вас съесть.
– Почему?
– Голод… сударыня. Мы не ели уже два дня…
– Вот оно что! – воскликнула тетушка и вся переполошилась. – И вы не могли мне сразу сказать?!
Дрожащими руками она развернула сверток и вынула остаток кекса.
– Попробуйте-ка! Сразу убедитесь, что ничего более вкусного не ели! – Она поглядела вокруг и добавила: – Я знаю, этого на всех маловато, но дело поправимо. У нас, видите ли, выпечка кексов идет с самого утра. Их напекут целую гору. Всех накормим досыта! Ну как, вкусно?.. Еще бы! Это по рецепту моей бабушки стряпали. А теперь слушайте, сударь: прежде всего погасите огонь, а то еще подожжете что-нибудь, а потом идите наверх, к моим людям, скажите – вы от меня и вас нужно накормить. Я рада, что мы договорились. Я всегда считала: если человек с человеком поговорит, не кривя душой, толк в конце концов будет, пусть даже со стороны сначала покажется, будто они хотели друг друга съесть.
Сказав эти слова, тетушка Каролина сердечно потрясла руку вождя и опять продела ему носки в уши, торчавшие по сторонам черного лица, на котором появилась широкая, немного растерянная, но добродушная улыбка. Она уже собиралась уходить, как вдруг вспомнила:
– И передайте Куо-Куо, что я скоро приду. У меня вон на том холме есть кое-какие дела. Но к обеду я буду дома.
Наконец тетушка двинулась вперед. Она прошла мимо ряда горшков и котлов с булькающей водой, ее представительная фигура, увенчанная вишнями и птичками, постепенно становилась все меньше и меньше и через минуту скрылась в густых зарослях, окаймляющих берег.
Предположим, что у великого вождя на руке часы; взглянув на них, он увидел бы ровно одиннадцать.
* * *
По субботам после полудня тетушка Каролина привыкла ходить в Баррандов к пани Троничковой, она любила с ней немножко поболтать. От Глубочеп дорога круто идет в гору, и эта регулярная тренировка теперь тетушке пригодилась. Не прошло и четверти часа, как она одолела крутой подъем и очутилась на маленькой лужайке. От нее до открытой вершины холма, где она собиралась водрузить флаг, было рукой подать. Тетушка Каролина опустилась на траву, чтобы перевести дух.
Она осталась довольна началом дня. Приключение, только что происшедшее с нею на берегу бухты, искренно радовало ее. Оказывается, совсем не так трудно делать эту самую колониальную политику! А она-то боялась, думала, это сложная штука, с которой обыкновенной женщине никак не справиться, между тем все оказалось очень просто. Бедняги были голодны и поэтому хотели ее съесть. Следовало на них сердиться? Конечно, нет. Прежде всего требовалось их накормить, а то, чего доброго, они бы и взаправду ее съели. И она их накормила. Вот что самое главное! Все дело в том, что люди должны быть сыты и счастливы.
Это выглядело совсем просто, и тетушка удивилась, как долго она забивала себе голову всякой ерундой. Сидя на траве, она, словно зачарованная, смотрела на цветы, бабочек, жучков, на синее небо и игру ветра в кронах деревьев, слушала, как вокруг нее кипит и горячо, неудержимо рвется вперед невидимая глазом жизнь; все стремилось существовать, есть, радоваться, любить, вечером засыпать спокойно – несложная механика, если понимаешь самую суть…
– Надо растолковать это лорду Бронгхэму, – подумала она радостно. – И всем моим знакомым. Сказать им, что я догадалась, как делается политика. Пусть не беспокоятся, теперь я справлюсь сама.
Она улыбнулась, встала и, развернув флаг, загляделась на его изжелта-оранжевый пламень. Словно она держит в руках солнечный луч, что-то теплое, ясное и очень простое, понятное людям всего мира…
Вдруг тетушка почувствовала, как сзади ее грубо обхватили чьи-то цепкие руки. Она вскрикнула и с силой вырвалась, а когда повернулась, увидела перед собой дуло автомата… Его держал в руках профессор Швабе, за ним полукругом стояли семнадцать до зубов вооруженных белых людей.
* * *
– Предупреждаю, мисс Паржизек, самое незначительное движение может стать для вас роковым, – сказал профессор Швабе сухо. – Вы наша пленница.
– Вы меня съедите? – тихо спросила тетушка.
Казалось, профессор не обратил внимание на этот детский вопрос. Его белесые фарфоровые глаза смотрели на тетушку холодно, без улыбки.
– Мы цивилизованные люди, – сказал он наконец. – И в интересах цивилизации должны вас обезвредить. На совещании, которое провели сегодня утром присутствующие здесь господа и дамы, представляющие собой квинтэссенцию мирового интеллекта, решено, что действия, совершаемые вами, угрожают безопасности и мирному существованию стран всего света. Во-первых, вы захватили остров вам не принадлежащий. Остров, на котором мы находимся, не Бимхо, а Бамхо…
– Силы небесные! – воскликнула тетушка и на минуту застыла в изумлении. Потом она опомнилась. – Да не захватывала я его, – сказала она с досадой. – Я попала сюда нечаянно, и вождь Куо-Куо принял меня как королеву. И народ его тоже!
– Тем самым вы вмешались во внутренние дела другого государства, – продолжал профессор Швабе, – совершили агрессию, и, согласно международному праву, с вами надлежит поступить, как с захватчиком.
– Но ведь я ни на кого не нападаю! – воскликнула тетушка в сильном гневе. – Я даже ввела орден Носка, чтобы больше никто ни на кого не нападал!..
– Агрессия не является единственным преступным актом, совершенным вами. Больше того, на территории, временно находящейся под вашей властью, вы словом и делом пропагандировали мысли, подрывающие общественные устои и грозящие безопасности всего мира. Вы заявили, что хлеб будет выдаваться бесплатно…
– Так и должно быть! – сказала тетушка твердо.
– …Таким образом вы морально разлагаете трудовой народ как здесь, так и в других государствах. Далее, вы декларировали, что уничтожите военное министерство. Этим вы понизили обороноспособность острова Бамхо и отдали его народ на милость и немилость врага.
Тетушка побледнела.
– О боже, на нас кто-нибудь хочет напасть? – пролепетала она в испуге.
– Желающие всегда найдутся, – пожал плечами профессор Швабе, посмотрел на тетушку, и глаза его стали совсем ледяными. – Разумеется, список совершенных вами преступлений этим далеко не исчерпывается, мисс Паржизек. Но все они ничто по сравнению с величайшим варварством, на какое вообще может быть способен человек. Вы начали производить атомное оружие. Нами установлено, что, прикрываясь разными невинными лозунгами, вы делаете бомбы в виде кекса…
– Да что вы!.. Это всего только кекс, рецепт которого я получила от бабушки…
– Мы не знаем, кто вам дал рецепт, – грубо оборвал ее профессор Швабе. – Общеизвестно, что это оружие более грозное, чем все, что до сих пор придумано человеком, оружие, способное потрясти самые основы человеческой цивилизации. Ответственность за это несете вы. Уже речь, произнесенная вами на палубе «Алькантары», глубоко возмутила нас. Однако мы надеялись, что вы опомнитесь и станете проводить конструктивную и прогрессивную политику. Скоро наши иллюзии рассеялись. Когда мы все вместе оказались на острове, вы отвергли нашу помощь, наши советы, наших министров и сформировали правительство из чернокожих дикарей, готовое слепо проводить ваши планы. Судебная коллегия, собравшись на заседание сегодня утром и обсудив ситуацию, решила лишить вас власти. Мы создали особый комитет, состоящий из лорда Бронгхэма, мистера Карузо и меня, который обезвредит подрывные элементы, построит тюрьму, проведет выборы и установит на острове надлежащий порядок.
Профессор Швабе вынул часы, посмотрел на циферблат и закончил коротко:
– Теперь без пяти двенадцать, мисс Паржизек. В вашем распоряжении пять минут, чтобы подумать, подчинитесь вы добровольно или мы должны будем применить Насилие.
Перепуганная тетушка Каролина молча смотрела на белых людей, окружавших ее. Большая пестрая бабочка опустилась на блестящее дуло автомата профессора Швабе, расправила крылья и подставила их солнечным лучам. По траве пробежал ветерок, откуда-то издалека доносилась еле слышная дробь барабана.
«Верно, кексы испеклись, – подумала тетушка, – зовут меня… Куо-Куо беспокоится…»
Глаза профессора Швабе остановились на дуле автомата. Бабочка затрепетала, испуганно взвилась ввысь и растворилась в синеве неба. Профессор снова взглянул на часы.
– Остается только две минуты, мисс.
Издалека опять послышался зов барабана. Он звучал все настойчивей. Тетушка Каролина вздрогнула.
– Хоть их пожалейте, – тихо сказала она. – Они так меня любили, это очень добрые люди…
– Варвары, – произнес профессор Швабе холодно и сунул часы в карман. – Именем мировой цивилизации мы занимаем эту территорию…
Профессор Швабе не докончил. Два мощных взрыва сотрясли почву, и два вулкана огня и дыма взметнулись из земли на самой вершине острова. Несколько мелких камешков просвистели в воздухе и упали в середине группки людей.
– Что это? – закричал лорд Бронгхэм и выронил автомат.
С поляны, где они стояли, открывался замечательный вид на море. В прозрачном воздухе четко вырисовывались две мощные эскадры, остановившиеся на расстоянии выстрела, примерно в двух милях от берега, одна на южной, другая на северной стороне острова.
– Ложись! – заревел Перси. – Сейчас опять будут стрелять!
Жрицы завизжали, и грохот от падения их тел почти заглушил взрывы снарядов, падавших слева от леса.
Только два человека остались стоять. Тетушка Каролина и профессор Швабе. Тетушка – потому, что ее невинная душа не могла понять, как это в самый полдень, когда каждый порядочный человек сидит за столом и обедает, смеют убивать людей. Что касается профессора Швабе, он был прусским юнкером и принял случившееся как нечто вполне естественное. Кроме того, его внимание привлекло нечто чрезвычайно важное.
Профессор Швабе держал в руке осколок камня; выброшенный взрывом из земли, он ударил его по голове. На первый взгляд это был самый обыкновенный камень. С точки зрения тетушки Каролины, он ничем не отличался от всех других камней, какие человек может подобрать на дороге. Но профессор Швабе весь ушел в его исследование. Вытирая со лба кровь, он все внимательней вглядывался в камень. Лицо его сначала выражало крайнее нетерпение, затем изумление, наконец на нем появилось что-то похожее на улыбку. Улыбку такую жестокую и бесчеловечную, что у тетушки кровь застыла в жилах. Шагая через тела жриц своими длинными ногами аиста, профессор Швабе разыскал в траве мистера Тернболла и заставил его встать.
– Немедленно пошлите радиограмму, мистер Тернболл, – сказал он.
– Да, сэр, – ответил Тернболл и, убедившись, что аппарат, лежащий в траве, цел и невредим, вопросительно посмотрел на профессора.
Еще два быстро последовавших один за другим взрыва прогремели в лесу с правой стороны. Тетушка Каролина обрела наконец дар речи.
– Не стреляйте! – закричала она в тревоге. – Здесь люди!
– Велите прекратить пальбу, – сухо приказал профессор Швабе. – Здесь уран!
* * *
Стрельба и всеобщее смятение помешали заметить маленький эпизод, разыгравшийся на вершине холма.
Сведения о нем сообщил позже морской унтер-офицер Джон Эванс, командир орудийного расчета № 27 на американском линкоре «Хижина дяди Тома». Снаряд его ровно в двенадцать часов угодил в самую макушку холма, находившегося в центре острова.
Он заявил, что, определяя в подзорную трубу цель, заметил там какого-то человека, одетого в странные, красные с белым, полосатые подштанники и сюртук коричневого цвета, человек этот пытался водрузить на куче камней жердь с флагом. Попадание было точное, и когда дым рассеялся, от человека не осталось и следа.
Показания Джона Эванса были включены в сводку о ходе боевых действий, но позже, как не имеющие никакого значения, преданы забвению.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ,
в ней читатель наконец попадает на остров Бимхо
Когда дядюшка Бонифаций, лавируя на «Святой Лючии» в виду бухты Ракушечной, обнаружил на южном горизонте английскую эскадру и увидел, что нос флагманского линкора повернут прямо к нему, он сказал в раздумье:
– Не нравится мне, когда у корабля вместо мачт – башни, а вместо рей – пушки. Лучше от таких подальше. Как ты считаешь, Франтик?
Потом обернулся к штурману Гопкинсу и распорядился:
– Ведите «Святую Лючию» по южному берегу, пан Гопкинс. Пристанем с другой стороны.
Пан Гопкинс так и сделал. «Святая Лючия» раздула паруса и, осторожно обходя рифы, поплыла вдоль южного берега, держа курс на восток. Миновав несколько бухт, слишком мелких, чтобы бросить в них якорь, она незадолго до полудня вышла из-за скалистого мыса, которым остров Бамхо вдавался далеко в море.
И когда «Святая Лючия» обогнула мыс, все увидели в неполных двух милях перед собой вторую мощную эскадру, по всем признакам не выражавшую никакого желания удалиться.
– Стадо моржей! Что бы это могло значить? – пробормотал дядюшка, и лицо его омрачилось. – Неужто старушка Каролина вздумала созвать гостей? Да еще в обеденный час!
В эту минуту один из крейсеров окутался дымом, прогремел выстрел и на вершине острова взметнулся к небу фонтан черной земли.
– Это они в тетушку стреляют?! – в ужасе закричал Франтик.
– Не могу тебе сказать, Франтик, – вздохнул дядюшка Бонифаций, попеременно то краснея, то бледнея. – Однако, я думаю, не повредит, если мы поскорей пристанем и разыщем ее. Эй, пан Гопкинс, держите курс к берегу!
Но не суждено было «Святой Лючии» бросить якорь. На крейсере затрепетали сигнальные флажки и передали дядюшке следующий ультиматум:
Немедленно удалитесь от острова, иначе пустим ко дну!
В то же время на расстоянии неполных ста ярдов от левого борта «Святой Лючии» взлетел высокий белый фонтан, и всем стало ясно, что этот сигнал не похож на приглашение вступить в приятную, дружескую беседу.
– Ничего не поделаешь, Франтик, придется подчиниться, – сказал дядюшка Бонифаций, и его нос, обычно имеющий оттенок румяной зари, заметно побледнел.
Дядюшка Бонифаций был человеком реалистически мыслящим. И Франтик тоже. Только реализм может принимать различные формы и не всегда проявляться абсолютно одинаково. Это обнаружилось в ближайшую же секунду. Дядюшка отдал пану Гопкинсу приказ изменить курс «Святой Лючии» и идти в открытое море. А Франтик прыгнул вниз головой через борт и поплыл к берегу.
– Нашел время дурачиться, Франтик! – закричал дядюшка Бонифаций и так навалился своим толстым животом на борт, что он затрещал.
– Я плыву спасать тетушку, – ответил Франтик, переходя на кроль – этот стиль ему больше всего удавался.
– Сейчас же вернись! – приказал дядюшка строго и с беспокойством поглядел на крейсер, орудия которого угрожающе поворачивались в сторону острова.
– Никогда того не будет, чтобы…
Историческую фразу, к сожалению, захлестнула волна, она покрыла Франтика до носа и не дала договорить. А когда ему наконец опять удалось глотнуть воздуха, «Святая Лючия» была слишком далеко и повторять ее не имело смысла.
Дядюшка Бонифаций следил некоторое время за удаляющимся племянником со смешанным чувством страха и гордости и затем тяжело вздохнул. «Похоже, дела начинают осложняться…» – подумал он.
И был совершенно прав.
* * *
Известие, что на острове Бамхо, кроме пальм, песка и пестрых бабочек, имеется уран, произвело на командование обеих эскадр впечатление, подобное удару грома.
– Что нам предпринять? – спросил на линкоре «Миролюбивый» адмирал Геннинг своего советника по правовым вопросам сэра Антони Сиверта.
– Немедленно оккупировать остров, – ответил не задумываясь сэр Сиверт.
Точно такой же вопрос задал адмирал Снэки на линкоре «Хижина дяди Тома» своему дипломатическому советнику мистеру Корсу и получил такой же недвусмысленный ответ.
Корабли одновременно радировали на остров:
Через тридцать минут высаживаемся. Вышлите на берег своих представителей.
Радиограммы были перехвачены обоими линкорами, и адмиралы, к своей досаде, имели полную возможность убедиться, что действуют по одному плану. В данном случае такое единомыслие могло привести к самым неприятным последствиям.
Адмиралы выругались в одно и то же время, и каждый пожелал эскадре, стоявшей по другую сторону острова, пойти ко дну. К сожалению, такое пожелание нельзя было сопроводить действием без согласия вышестоящих властей. Обсудив положение со своими советниками, оба адмирала решили запросить высшее командование.
Тотчас заработали обе радиостанции, и эфир вокруг острова Бамхо закипел от летящих в разные стороны радиограмм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
– Возможно, вы все же порядочный человек. Если так, обещайте никогда не есть мясо своих ближних. Тогда я опять отдам вам носки.
С минуту стояла тишина. В душе чернокожего вождя, видимо, шла борьба. Затем он покачал головой.
– Нельзя, сударыня. Я бы охотно сделал вам приятное, но ничего не выйдет. Мы должны вас съесть.
– Почему?
– Голод… сударыня. Мы не ели уже два дня…
– Вот оно что! – воскликнула тетушка и вся переполошилась. – И вы не могли мне сразу сказать?!
Дрожащими руками она развернула сверток и вынула остаток кекса.
– Попробуйте-ка! Сразу убедитесь, что ничего более вкусного не ели! – Она поглядела вокруг и добавила: – Я знаю, этого на всех маловато, но дело поправимо. У нас, видите ли, выпечка кексов идет с самого утра. Их напекут целую гору. Всех накормим досыта! Ну как, вкусно?.. Еще бы! Это по рецепту моей бабушки стряпали. А теперь слушайте, сударь: прежде всего погасите огонь, а то еще подожжете что-нибудь, а потом идите наверх, к моим людям, скажите – вы от меня и вас нужно накормить. Я рада, что мы договорились. Я всегда считала: если человек с человеком поговорит, не кривя душой, толк в конце концов будет, пусть даже со стороны сначала покажется, будто они хотели друг друга съесть.
Сказав эти слова, тетушка Каролина сердечно потрясла руку вождя и опять продела ему носки в уши, торчавшие по сторонам черного лица, на котором появилась широкая, немного растерянная, но добродушная улыбка. Она уже собиралась уходить, как вдруг вспомнила:
– И передайте Куо-Куо, что я скоро приду. У меня вон на том холме есть кое-какие дела. Но к обеду я буду дома.
Наконец тетушка двинулась вперед. Она прошла мимо ряда горшков и котлов с булькающей водой, ее представительная фигура, увенчанная вишнями и птичками, постепенно становилась все меньше и меньше и через минуту скрылась в густых зарослях, окаймляющих берег.
Предположим, что у великого вождя на руке часы; взглянув на них, он увидел бы ровно одиннадцать.
* * *
По субботам после полудня тетушка Каролина привыкла ходить в Баррандов к пани Троничковой, она любила с ней немножко поболтать. От Глубочеп дорога круто идет в гору, и эта регулярная тренировка теперь тетушке пригодилась. Не прошло и четверти часа, как она одолела крутой подъем и очутилась на маленькой лужайке. От нее до открытой вершины холма, где она собиралась водрузить флаг, было рукой подать. Тетушка Каролина опустилась на траву, чтобы перевести дух.
Она осталась довольна началом дня. Приключение, только что происшедшее с нею на берегу бухты, искренно радовало ее. Оказывается, совсем не так трудно делать эту самую колониальную политику! А она-то боялась, думала, это сложная штука, с которой обыкновенной женщине никак не справиться, между тем все оказалось очень просто. Бедняги были голодны и поэтому хотели ее съесть. Следовало на них сердиться? Конечно, нет. Прежде всего требовалось их накормить, а то, чего доброго, они бы и взаправду ее съели. И она их накормила. Вот что самое главное! Все дело в том, что люди должны быть сыты и счастливы.
Это выглядело совсем просто, и тетушка удивилась, как долго она забивала себе голову всякой ерундой. Сидя на траве, она, словно зачарованная, смотрела на цветы, бабочек, жучков, на синее небо и игру ветра в кронах деревьев, слушала, как вокруг нее кипит и горячо, неудержимо рвется вперед невидимая глазом жизнь; все стремилось существовать, есть, радоваться, любить, вечером засыпать спокойно – несложная механика, если понимаешь самую суть…
– Надо растолковать это лорду Бронгхэму, – подумала она радостно. – И всем моим знакомым. Сказать им, что я догадалась, как делается политика. Пусть не беспокоятся, теперь я справлюсь сама.
Она улыбнулась, встала и, развернув флаг, загляделась на его изжелта-оранжевый пламень. Словно она держит в руках солнечный луч, что-то теплое, ясное и очень простое, понятное людям всего мира…
Вдруг тетушка почувствовала, как сзади ее грубо обхватили чьи-то цепкие руки. Она вскрикнула и с силой вырвалась, а когда повернулась, увидела перед собой дуло автомата… Его держал в руках профессор Швабе, за ним полукругом стояли семнадцать до зубов вооруженных белых людей.
* * *
– Предупреждаю, мисс Паржизек, самое незначительное движение может стать для вас роковым, – сказал профессор Швабе сухо. – Вы наша пленница.
– Вы меня съедите? – тихо спросила тетушка.
Казалось, профессор не обратил внимание на этот детский вопрос. Его белесые фарфоровые глаза смотрели на тетушку холодно, без улыбки.
– Мы цивилизованные люди, – сказал он наконец. – И в интересах цивилизации должны вас обезвредить. На совещании, которое провели сегодня утром присутствующие здесь господа и дамы, представляющие собой квинтэссенцию мирового интеллекта, решено, что действия, совершаемые вами, угрожают безопасности и мирному существованию стран всего света. Во-первых, вы захватили остров вам не принадлежащий. Остров, на котором мы находимся, не Бимхо, а Бамхо…
– Силы небесные! – воскликнула тетушка и на минуту застыла в изумлении. Потом она опомнилась. – Да не захватывала я его, – сказала она с досадой. – Я попала сюда нечаянно, и вождь Куо-Куо принял меня как королеву. И народ его тоже!
– Тем самым вы вмешались во внутренние дела другого государства, – продолжал профессор Швабе, – совершили агрессию, и, согласно международному праву, с вами надлежит поступить, как с захватчиком.
– Но ведь я ни на кого не нападаю! – воскликнула тетушка в сильном гневе. – Я даже ввела орден Носка, чтобы больше никто ни на кого не нападал!..
– Агрессия не является единственным преступным актом, совершенным вами. Больше того, на территории, временно находящейся под вашей властью, вы словом и делом пропагандировали мысли, подрывающие общественные устои и грозящие безопасности всего мира. Вы заявили, что хлеб будет выдаваться бесплатно…
– Так и должно быть! – сказала тетушка твердо.
– …Таким образом вы морально разлагаете трудовой народ как здесь, так и в других государствах. Далее, вы декларировали, что уничтожите военное министерство. Этим вы понизили обороноспособность острова Бамхо и отдали его народ на милость и немилость врага.
Тетушка побледнела.
– О боже, на нас кто-нибудь хочет напасть? – пролепетала она в испуге.
– Желающие всегда найдутся, – пожал плечами профессор Швабе, посмотрел на тетушку, и глаза его стали совсем ледяными. – Разумеется, список совершенных вами преступлений этим далеко не исчерпывается, мисс Паржизек. Но все они ничто по сравнению с величайшим варварством, на какое вообще может быть способен человек. Вы начали производить атомное оружие. Нами установлено, что, прикрываясь разными невинными лозунгами, вы делаете бомбы в виде кекса…
– Да что вы!.. Это всего только кекс, рецепт которого я получила от бабушки…
– Мы не знаем, кто вам дал рецепт, – грубо оборвал ее профессор Швабе. – Общеизвестно, что это оружие более грозное, чем все, что до сих пор придумано человеком, оружие, способное потрясти самые основы человеческой цивилизации. Ответственность за это несете вы. Уже речь, произнесенная вами на палубе «Алькантары», глубоко возмутила нас. Однако мы надеялись, что вы опомнитесь и станете проводить конструктивную и прогрессивную политику. Скоро наши иллюзии рассеялись. Когда мы все вместе оказались на острове, вы отвергли нашу помощь, наши советы, наших министров и сформировали правительство из чернокожих дикарей, готовое слепо проводить ваши планы. Судебная коллегия, собравшись на заседание сегодня утром и обсудив ситуацию, решила лишить вас власти. Мы создали особый комитет, состоящий из лорда Бронгхэма, мистера Карузо и меня, который обезвредит подрывные элементы, построит тюрьму, проведет выборы и установит на острове надлежащий порядок.
Профессор Швабе вынул часы, посмотрел на циферблат и закончил коротко:
– Теперь без пяти двенадцать, мисс Паржизек. В вашем распоряжении пять минут, чтобы подумать, подчинитесь вы добровольно или мы должны будем применить Насилие.
Перепуганная тетушка Каролина молча смотрела на белых людей, окружавших ее. Большая пестрая бабочка опустилась на блестящее дуло автомата профессора Швабе, расправила крылья и подставила их солнечным лучам. По траве пробежал ветерок, откуда-то издалека доносилась еле слышная дробь барабана.
«Верно, кексы испеклись, – подумала тетушка, – зовут меня… Куо-Куо беспокоится…»
Глаза профессора Швабе остановились на дуле автомата. Бабочка затрепетала, испуганно взвилась ввысь и растворилась в синеве неба. Профессор снова взглянул на часы.
– Остается только две минуты, мисс.
Издалека опять послышался зов барабана. Он звучал все настойчивей. Тетушка Каролина вздрогнула.
– Хоть их пожалейте, – тихо сказала она. – Они так меня любили, это очень добрые люди…
– Варвары, – произнес профессор Швабе холодно и сунул часы в карман. – Именем мировой цивилизации мы занимаем эту территорию…
Профессор Швабе не докончил. Два мощных взрыва сотрясли почву, и два вулкана огня и дыма взметнулись из земли на самой вершине острова. Несколько мелких камешков просвистели в воздухе и упали в середине группки людей.
– Что это? – закричал лорд Бронгхэм и выронил автомат.
С поляны, где они стояли, открывался замечательный вид на море. В прозрачном воздухе четко вырисовывались две мощные эскадры, остановившиеся на расстоянии выстрела, примерно в двух милях от берега, одна на южной, другая на северной стороне острова.
– Ложись! – заревел Перси. – Сейчас опять будут стрелять!
Жрицы завизжали, и грохот от падения их тел почти заглушил взрывы снарядов, падавших слева от леса.
Только два человека остались стоять. Тетушка Каролина и профессор Швабе. Тетушка – потому, что ее невинная душа не могла понять, как это в самый полдень, когда каждый порядочный человек сидит за столом и обедает, смеют убивать людей. Что касается профессора Швабе, он был прусским юнкером и принял случившееся как нечто вполне естественное. Кроме того, его внимание привлекло нечто чрезвычайно важное.
Профессор Швабе держал в руке осколок камня; выброшенный взрывом из земли, он ударил его по голове. На первый взгляд это был самый обыкновенный камень. С точки зрения тетушки Каролины, он ничем не отличался от всех других камней, какие человек может подобрать на дороге. Но профессор Швабе весь ушел в его исследование. Вытирая со лба кровь, он все внимательней вглядывался в камень. Лицо его сначала выражало крайнее нетерпение, затем изумление, наконец на нем появилось что-то похожее на улыбку. Улыбку такую жестокую и бесчеловечную, что у тетушки кровь застыла в жилах. Шагая через тела жриц своими длинными ногами аиста, профессор Швабе разыскал в траве мистера Тернболла и заставил его встать.
– Немедленно пошлите радиограмму, мистер Тернболл, – сказал он.
– Да, сэр, – ответил Тернболл и, убедившись, что аппарат, лежащий в траве, цел и невредим, вопросительно посмотрел на профессора.
Еще два быстро последовавших один за другим взрыва прогремели в лесу с правой стороны. Тетушка Каролина обрела наконец дар речи.
– Не стреляйте! – закричала она в тревоге. – Здесь люди!
– Велите прекратить пальбу, – сухо приказал профессор Швабе. – Здесь уран!
* * *
Стрельба и всеобщее смятение помешали заметить маленький эпизод, разыгравшийся на вершине холма.
Сведения о нем сообщил позже морской унтер-офицер Джон Эванс, командир орудийного расчета № 27 на американском линкоре «Хижина дяди Тома». Снаряд его ровно в двенадцать часов угодил в самую макушку холма, находившегося в центре острова.
Он заявил, что, определяя в подзорную трубу цель, заметил там какого-то человека, одетого в странные, красные с белым, полосатые подштанники и сюртук коричневого цвета, человек этот пытался водрузить на куче камней жердь с флагом. Попадание было точное, и когда дым рассеялся, от человека не осталось и следа.
Показания Джона Эванса были включены в сводку о ходе боевых действий, но позже, как не имеющие никакого значения, преданы забвению.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ,
в ней читатель наконец попадает на остров Бимхо
Когда дядюшка Бонифаций, лавируя на «Святой Лючии» в виду бухты Ракушечной, обнаружил на южном горизонте английскую эскадру и увидел, что нос флагманского линкора повернут прямо к нему, он сказал в раздумье:
– Не нравится мне, когда у корабля вместо мачт – башни, а вместо рей – пушки. Лучше от таких подальше. Как ты считаешь, Франтик?
Потом обернулся к штурману Гопкинсу и распорядился:
– Ведите «Святую Лючию» по южному берегу, пан Гопкинс. Пристанем с другой стороны.
Пан Гопкинс так и сделал. «Святая Лючия» раздула паруса и, осторожно обходя рифы, поплыла вдоль южного берега, держа курс на восток. Миновав несколько бухт, слишком мелких, чтобы бросить в них якорь, она незадолго до полудня вышла из-за скалистого мыса, которым остров Бамхо вдавался далеко в море.
И когда «Святая Лючия» обогнула мыс, все увидели в неполных двух милях перед собой вторую мощную эскадру, по всем признакам не выражавшую никакого желания удалиться.
– Стадо моржей! Что бы это могло значить? – пробормотал дядюшка, и лицо его омрачилось. – Неужто старушка Каролина вздумала созвать гостей? Да еще в обеденный час!
В эту минуту один из крейсеров окутался дымом, прогремел выстрел и на вершине острова взметнулся к небу фонтан черной земли.
– Это они в тетушку стреляют?! – в ужасе закричал Франтик.
– Не могу тебе сказать, Франтик, – вздохнул дядюшка Бонифаций, попеременно то краснея, то бледнея. – Однако, я думаю, не повредит, если мы поскорей пристанем и разыщем ее. Эй, пан Гопкинс, держите курс к берегу!
Но не суждено было «Святой Лючии» бросить якорь. На крейсере затрепетали сигнальные флажки и передали дядюшке следующий ультиматум:
Немедленно удалитесь от острова, иначе пустим ко дну!
В то же время на расстоянии неполных ста ярдов от левого борта «Святой Лючии» взлетел высокий белый фонтан, и всем стало ясно, что этот сигнал не похож на приглашение вступить в приятную, дружескую беседу.
– Ничего не поделаешь, Франтик, придется подчиниться, – сказал дядюшка Бонифаций, и его нос, обычно имеющий оттенок румяной зари, заметно побледнел.
Дядюшка Бонифаций был человеком реалистически мыслящим. И Франтик тоже. Только реализм может принимать различные формы и не всегда проявляться абсолютно одинаково. Это обнаружилось в ближайшую же секунду. Дядюшка отдал пану Гопкинсу приказ изменить курс «Святой Лючии» и идти в открытое море. А Франтик прыгнул вниз головой через борт и поплыл к берегу.
– Нашел время дурачиться, Франтик! – закричал дядюшка Бонифаций и так навалился своим толстым животом на борт, что он затрещал.
– Я плыву спасать тетушку, – ответил Франтик, переходя на кроль – этот стиль ему больше всего удавался.
– Сейчас же вернись! – приказал дядюшка строго и с беспокойством поглядел на крейсер, орудия которого угрожающе поворачивались в сторону острова.
– Никогда того не будет, чтобы…
Историческую фразу, к сожалению, захлестнула волна, она покрыла Франтика до носа и не дала договорить. А когда ему наконец опять удалось глотнуть воздуха, «Святая Лючия» была слишком далеко и повторять ее не имело смысла.
Дядюшка Бонифаций следил некоторое время за удаляющимся племянником со смешанным чувством страха и гордости и затем тяжело вздохнул. «Похоже, дела начинают осложняться…» – подумал он.
И был совершенно прав.
* * *
Известие, что на острове Бамхо, кроме пальм, песка и пестрых бабочек, имеется уран, произвело на командование обеих эскадр впечатление, подобное удару грома.
– Что нам предпринять? – спросил на линкоре «Миролюбивый» адмирал Геннинг своего советника по правовым вопросам сэра Антони Сиверта.
– Немедленно оккупировать остров, – ответил не задумываясь сэр Сиверт.
Точно такой же вопрос задал адмирал Снэки на линкоре «Хижина дяди Тома» своему дипломатическому советнику мистеру Корсу и получил такой же недвусмысленный ответ.
Корабли одновременно радировали на остров:
Через тридцать минут высаживаемся. Вышлите на берег своих представителей.
Радиограммы были перехвачены обоими линкорами, и адмиралы, к своей досаде, имели полную возможность убедиться, что действуют по одному плану. В данном случае такое единомыслие могло привести к самым неприятным последствиям.
Адмиралы выругались в одно и то же время, и каждый пожелал эскадре, стоявшей по другую сторону острова, пойти ко дну. К сожалению, такое пожелание нельзя было сопроводить действием без согласия вышестоящих властей. Обсудив положение со своими советниками, оба адмирала решили запросить высшее командование.
Тотчас заработали обе радиостанции, и эфир вокруг острова Бамхо закипел от летящих в разные стороны радиограмм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40