Как можете вы, поляк, пользоваться такою властью у немцев, ваших природных врагов? Это поистине удивительно.
— Достаточно двух слов, — ответил он, прикусив губу, — и вам объяснится…
— Ваша гнусная измена, милостивый государь! — вскричала Лания, вдруг встав перед ним надменная и презрительная.
— Подобные слова! — пробормотал он, невольно отступая перед гордою девушкой.
— Справедливы, — подхватила она с жаром. — Мать моя, кроткая, святая женщина, гнусности вашей не знает, ей неизвестно, что вы презренный прусский шпион, что вы похитили нас в эту ночь из среды наших друзей — вы, явившийся к нам в роли изгнанника, просящего приюта. Вон! Мы гнушаемся вашего подлого присутствия.
Грозные слова эти не только не сразили Штанбоу, но еще заставили его поднять голову с циничной усмешкой.
— Вот это я называю говорить, — отозвался он, — вы сказали сущую правду, но всему единственная причина — вы. Если я поступил, таким образом, если решился на похищение, то знайте, потому что люблю вас и дал клятву, которую сдержу, хотя бы гром должен был разразиться надо мною, что, пока я жив, вы будете принадлежать мне и никому другому.
— Господь справедлив, он накажет вас, я пренебрегаю вашими угрозами.
Барон пожал плечами и презрительно улыбнулся.
— Быть может, — сказал он и бросил на девушку взгляд тигра.
Потом, обратившись к трем бедным женщинам, которые присутствовали, пораженные оцепенением, при страшном разговоре, он сказал:
— Милостивые государыни, вы приговорены военным советом к расстрелянию за грабеж, учиненный надо мною и банкиром Жейером некоторым Мишелем Гартманом, разбойником вне закона, который выдает себя за начальника вольных стрелков. Через час вы будете расстреляны на площади. Предайте душу Богу!
Он отвесил холодный поклон и пошел к двери, на пороге, однако, обернулся.
— Одна ваша дочь может спасти вас, — сказал он с особенным ударением на каждом слове, — пусть она согласится принадлежать мне.
— Какой ужас! — воскликнула молодая девушка и, сломленная горем, упала без чувств на руки Шарлотты и госпожи Вальтер.
— Никогда! — вскричала госпожа Гартман с геройской твердостью и, указывая ему на дверь, прибавила: — Вон, проклятый, вон!
— Я вернусь через час, — ответил он с страшною усмешкой.
Он медленно вышел и запер за собою дверь. Несчастные женщины залились слезами и плакали навзрыд.
ГЛАВА XXX
Здесь вольные стрелки торжествуют окончательно
Полковник фон Экенфельс не только был дворянин, графского рода, но еще офицер в высших чинах и пруссак старых провинций Бранденбургского маркграфства: три причины, чтобы он был высокомерен и горд свыше всякой логической оценки. Если мы прибавим к этому, что пруссаки и саксонцы от души ненавидят и презирают друг друга, а потому очень плохо ладят, когда потребности войны случайно сводят их, читатель поймет, с каким удовольствием он получил через Штанбоу приглашение явиться к генералу Дролингу.
Мы не преувеличиваем, утверждая, что одна весть о прибытии в деревню генерала уже привела его в дурное расположение духа, но, получив приглашение явиться к нему, он буквально рассвирепел.
Приглашение было просто облеченное в вежливую форму приказание, от которого уклониться он не мог — для дисциплины в прусских войсках не существует различия рангов, она одинакова для солдат и для офицеров, для последних даже тяжелее, потому что бичует их гордость, тогда как солдат, в сущности, животное, страдает только наружно, от кожи, немилосердно отколачиваемой палками, и то он не приписывает этому важности — раны скоро заживают, долголетняя привычка порождает равнодушие.
Полковник фон Экенфельс, ругаясь и посылая генерала к черту, однако собирался исполнить его приказание.
Напялив свой богатый мундир, он в полной парадной форме вышел из дома, где жил, и в сопровождении двух офицеров, служивших ему на то время адъютантами, так как он был тут главный начальник, направился самым величественным шагом к гостинице, с твердой решимостью в душе дать понять, разумеется, с надлежащей почтительностью, саксонскому генералу, что офицеры его прусского величества не привыкли к такому бесцеремонному обхождению со стороны хотя бы и генералов, но под непосредственным начальством которых не находятся.
Вокруг генерала тщательно содержался караул.
У входа в гостиницу на лошади, точно конная статуя, стоял неподвижно саксонский гвардеец.
Большая зала гостиницы превращена была в некоторое подобие караульни, саксонские солдаты сидели у столов, пили и ели, старый унтер-офицер с угрюмым лицом прохаживался взад и вперед между своими подчиненными, на которых бросал мрачные взгляды, не переставая, однако, курить огромную трубку, всегда находившуюся при нем.
Полковник с своими адъютантами вошел в гостиницу. Унтер-офицер остановился, сказал слово солдатам, которые тотчас вскочили, вытянулись и отдали полковнику честь с подобающим церемониалом.
— Генерал Дролинг где? — спросил полковник у трактирщика, который подбежал к нему, сняв шапку.
— Его превосходительство изволят завтракать, — почтительно ответил хозяин, — совсем уже кончают.
— Хорошо, доложите генералу, что полковник фон Экенфельс спрашивает, угодно ли ему будет принять его.
— Сию секунду, господин полковник, — ответил трактирщик.
И, отдав честь, он бегом помчался вон из залы.
— Господа, — обратился полковник к адъютантам, — вы подождете меня. Не здесь, — прибавил он, бросив презрительный взгляд на солдат, которые все стояли вытянувшись в струнку, неподвижные и держа руки под козырек, — но в отдельной комнате, где вы будете одни.
Трактирщик вернулся.
— Его превосходительство просит ваше высокоблагородие пожаловать наверх, — сказал он.
— Показывай дорогу.
И, махнув двум офицерам на прощание рукой с видом покровительственным, он вышел из залы вслед за трактирщиком.
Как только удалился их начальник, офицеры отворили дверь боковой комнаты и расположились в ней с комфортом.
По знаку унтер-офицера саксонские солдаты сели опять к столам и продолжали есть, тогда, как он взялся за трубку и по-прежнему стал расхаживать взад и вперед.
Полковник был встречен генералом с чисто военной простотою.
Дролинг сидел за столом против своего молчаливого товарища, на столике, нарочно поставленном под рукою, было множество пустых блюд и грязных тарелок и, кроме того, штук десять пустых бутылок да столько же нераскупоренных, между которыми четыре бутылки шампанского занимали самое видное место.
Генерал и его сотрапезник были красны как раки: они усердно оказали честь заказанному ими плотному завтраку.
— Садитесь, полковник, — сказал генерал, дружески протягивая ему через стол руку, — я истинно рад вас видеть. Дер тейфель! Я не приглашаю вас завтракать, потому что, как видите, мы уже принялись за десерт.
— Очень благодарен, ваше превосходительство, я также завтракал, — ответил полковник, садясь.
— Тем лучше, тысяча чертей французов! Но если есть не хотите, выпить вы должны, клянусь бородою дьявола! Ну, ты, — обратился он к трактирщику, — подавай господину полковнику стакан, проклятая свиная кожа! Да раскупорь бутылку шампанского, торопись смотри, или я переломаю тебе все кости, баранья ты голова!
Трактирщик поспешил исполнить приказание. Стаканы были наполнены и осушены.
— Превосходное вино, — заметил генерал, облизываясь с наслаждением, — превосходное вино, однако ниже достоинством наших добрых рейнских вин.
Полковник Врангель отозвался каким-то фырканьем или ржанием, где ни одного отдельного слова слышно не было, и снова налил стаканы.
— Хорошо вам живется здесь, полковник? — спросил Дролинг, выбирая сигару в великолепной сигарочнице.
— Нисколько, ваше превосходительство, жизнь преглупая.
— Я понимаю это. За ваше здоровье!
— За ваше, генерал!
— Кстати, прочтите-ка эту бумагу.
Он подал полковнику сложенную бумагу, которую достал из кармана мундира.
— Приказ генерала фон Вердера находиться под вашею командой?! — с изумлением вскричал Экенфельс.
— Неприятно вам это? — спросил генерал, осушая стакан, который молчаливый товарищ его только что наполнил.
Этот странный не то товарищ, не то адъютант, по-видимому, имел обязанностью наливать стакан начальника и пить как бочка: два дела, исполняемые им добросовестно и с редким усердием.
— Нисколько, ваше превосходительство, — возразил Экенфельс, стараясь скрыть гримасу, — напротив, я очень рад. Итак, ваше превосходительство сменили генерала фон Вердера в командовании Эльзасом?
— Да, — ответил тот небрежно, — возьмите же себе сигару. Барон Мольтке находит его слишком вялым и в особенности слишком мягким с населением бунтовщиков.
— Я не скажу этого.
— Однако это так. Отличный военный этот барон Мольтке! — вскричал Дролинг, взявшись за стакан. — За его здоровье!
— Исполин! — восторженно вскричал полковник и осушил свой.
— Чудо! — сиплым голосом подтвердил адъютант. Знакомство было сделано, вместе курили, пили вино и кофе. У немцев особенные правила гастрономии.
— Прескверные у вас шпионы, — заговорил опять Дролинг между двух клубов дыма, — оттого они и служат вам самым жалким образом.
— Вы находите, ваше превосходительство?
— Доказательства имею. Общее правило, полковник, никогда к службе не должно примешивать страстей, иначе все пойдет навыворот: собою не владеешь, в глазах мутно и суждение притупляется. За ваше здоровье!
— За ваше! Однако я не совсем понимаю, что вы хотите сказать этим, ваше превосходительство.
— У французов, да разразит их небо, есть поговорка: за двумя зайцами погонишься и одного не поймаешь. Я же скажу: двух дел разом не сделаешь, и своих, и служебных, дер тейфель!
— О! — вскричал Экенфельс, залпом осушив свой стакан, так как почувствовал, что побледнел, и движением этим хотел скрыть свое внезапное волнение.
— Понимаете? — продолжал Дролинг добродушно.
— Понимаю, ваше превосходительство.
— Тем лучше, это избавит меня от труда входить в дальнейшие объяснения, мы отлично все знаем в главной квартире.
— Вижу, ваше превосходительство.
— А вы ничего еще не знаете. Хотите доказательств? Я тысячу представлю вам.
— Позвольте заметить, ваше превосходительство, что, находясь на месте…
— Вы, тем не менее, ровно ничего не знаете, — перебил генерал с громким смехом.
— О! — воскликнул полковник с движением протеста.
— Вот видите, Врангель! — обратился генерал к своему адъютанту, выразительно пожав плечами.
— У них глаза есть, чтобы ничего не видеть, и уши, чтобы ничего не слышать, — ответил тот мрачным голосом, от которого Экенфельс внутренне содрогнулся.
— Послушайте, полковник, — продолжал генерал, — два дня назад один из главных шпионов ваших повешен был вольными стрелками в немногих милях отсюда.
— Один из главных шпионов наших?
— Да, полковник, банкир Жейер из Страсбурга, если уж надо открыть вам его имя. Что вы об этом думаете?
— Это ужасно!
— Это еще ничего.
— О! Ваше превосходительство…
— Сейчас сами можете судить, — холодно продолжал генерал, ставя назад на стол свой пустой стакан, который адъютант не замедлил налить опять, также и свой, разумеется, — вы, верно, слышали о баронессе фон Штейнфельд, полковник, женщине очаровательной красоты, которая оказала нам величайшие услуги.
— Как не слышать, ваше превосходительство, часто даже и с величайшими похвалами.
Генерал и спутник его разразились демонским хохотом, от которого Экенфельс оторопел вконец.
— Виноват, полковник! — вскричал Дролинг. — Простите, не в силах был удержаться, дер тейфель! Просто хоть лопни. Ну-с, эта очаровательная баронесса, которую вам так часто хвалили, влюбилась, извольте видеть, в одного из начальников вольных стрелков, этих воплощенных демонов.
— Она, ваше превосходительство?
— Самолично, докладываю вам, женщины быстро ведут дело, особенно когда сердце в доле. Баронесса, извольте видеть, передалась неприятелю с руками и ногами — пока вы тут сидите в вашей мнимой засаде, она выводит из Эльзаса проклятых вольных стрелков по непроходимым тропинкам. Если мы не остережемся, они ускользнут от нас, они завтра уже будут вне нашей власти.
— Однако, ваше превосходительство, барон фон Штанбоу уверял меня…
— Штанбоу прекрасный малый, я очень люблю его, но в этом случае он совсем промахнулся. Дело в том, что Штанбоу также влюблен — в девочку, которую похитил и привез сюда. Не подозреваете ли вы, что мне кое-что известно, полковник? — прибавил генерал, бросив на него взгляд, от которого он вспыхнул и опустил глаза. — Впрочем, довольно об этом предмете, я не хочу ни разыскивать виновных, ни наказывать их, я только хочу, если возможно, поправить то, что они наделали.
— И вы сомневаетесь, ваше превосходительство?
— Нет, я знаю, вы военный в душе и преданы святому делу Германии. Поймите меня с полуслова: были доносы высшим властям — у каждого есть завистники и враги. Я зла вам не желаю, каковы будут ваши действия, такова и награда. Поняли?
— Ваше превосходительство, — вскричал полковник подобострастно, — что бы ни приказали вы мне, я исполню, рассчитывайте на меня.
— Хорошо, я принимаю это к сведению. Сколько у вас тут народа?
— Всего, ваше превосходительство?
— Да, солдат и мнимых крестьян.
— Тысяча двести человек: четыреста изображают население деревни, восемьсот расставлены вокруг в засадах.
— Это действительно хорошо. Вслушайтесь-ка внимательно, теперь я говорю с вами по службе.
— Слушаю, ваше превосходительство, — сказал полковник, встав.
— Позиция этой деревни превосходна, я хочу сохранить ее — она может принести нам величайшую пользу для известных планов, которые я сообщу вам в надлежащее время.
— Слушаю, ваше превосходительство.
— Тотчас отсюда вы незаметно выедете из деревни. Есть же у вас, надеюсь, офицеры, к которым вы имеете особенное доверие?
— Два есть, ваше превосходительство, они здесь, внизу.
— Очень хорошо, вы возьмете их с собою. Ведь в деревне у вас войска нет?
— Нет, ваше превосходительство.
— Правда, надо было сохранить наружный вид; но теперь засада бесполезна и требуются другие распоряжения. В числе офицеров у вас должен быть капитан Шимельман.
— Как же, есть, отличный офицер.
— Знаю, — улыбаясь, ответил Дролинг. — Дайте ему двести человек под команду и прикажите войти в деревню через час — необходимо содержать здесь хороший караул.
— Слушаю, ваше превосходительство, все будет исполнено.
— А вы, полковник, соберите все отряды, расставленные по засадам, и, не теряя ни минуты, направьте их к Бельфору, в особенности позаботьтесь о четырех горных единорогах — они вам пригодятся при встрече с вольными стрелками.
— Так вы меня посылаете в погоню за вольными стрелками?
— Менее чем в три часа они будут в ваших руках, если вы сумеете взяться, полковник, и в этот раз уж более не уйдут: они окружены со всех сторон.
— Вы извещены обо всем, ваше превосходительство, просто на диво!
— Да, нам шпионы служат исправно, как я вам говорил. Когда ваше войско выступит, вы, полковник, скачите сюда во весь опор принять от меня последние инструкции. Выпейте стакан шампанского и в путь — нельзя минуты терять, чтобы иметь успех.
— Мы восторжествуем! — вскричал полковник.
— Надеюсь, — ответил генерал с загадочною улыбкой, — за ваше здоровье, полковник. Главное, никому ни слова, даже лучшему другу вашему, это вопрос жизни и смерти.
— Буду нем, ваше превосходительство. — Чокнулись стаканами и выпили.
— Желаю успеха, полковник, я буду ждать вас здесь.
— Я вернусь менее чем в час, ваше превосходительство.
— Тем лучше, быстро надо вести дело. Полковник поклонился и вышел. Спустя минуту он и два офицера его выезжали из деревни на отличных лошадях, которых, по приказанию полковника, тотчас велел привести один из его адъютантов.
Экенфельс не встретил никого, стало быть, ни с кем и не мог обменяться словом.
Генерал и его товарищ, прячась за оконными занавесками, следили беспокойным взором за его движениями, а едва он скрылся из виду за деревней, как они сели, весело потирая руки, и переглянулись насмешливо.
По знаку генерала адъютант его позвал хозяина.
Тот явился моментально.
— Ступай сюда, негодяй! — крикнул Дролинг. — Знаешь ты барона фон Штанбоу, сугубый дуралей?
— Знаю, ваше превосходительство, — ответил бедняга дрожа.
— Чего трясешься-то, баранья голова? Не съем же я такую гадину, как ты! Беги сию секунду к барону фон Штанбоу, свидетельствуй ему мое почтение и проси пожаловать сюда, дескать, желаю переговорить с ним. Понял меня, олух Царя Небесного?
— Понял, ваше превосходительство.
— Так улепетывай, не то бока переломаю. — Бедный трактирщик не ждал исполнения угрозы, он пустился бегом из комнаты и чуть не кубарем скатился с лестницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57