– сказал он. – Да к тому же знак жуткого невезения! Когда я узнал, что пленников освобождают за знание стихов, я битый час декламировал Еврипида своему хозяину. А он велел мне заткнуться и заявил, что терпеть не может стихов. «От этой чепухи у меня голова раскалывается!» – вот его подлинные слова.
– И я с ним полностью согласен! – заявил Автолик.
– Автолик! – Данай заключил атлета в свои объятия. – Это что, твоя супруга?
– Да, – сказал Автолик, – а это мои дети.
– Какая прелесть! – воскликнул Данай. – Глядя на тебя, Автолик, невольно захочешь жениться – особенно если посчастливится встретить богиню вроде твоей жены.
– Я не его жена, – внезапно произнесла Клеотера натянутым голосом. – Надеюсь, что ты поймешь нас, благородный Данай. Я метечка. Мой господин не может жениться на мне. Но в нашем союзе нет тем не менее ничего постыдного. Мы любим друг друга, вместе чтим домашних богов, воспитываем наших детей, как и пристало благородным гражданам… В наши дни так живут многие. Мудрые и терпимые в том числе. Я надеюсь, что ты…
Тут Аристона озарило. Он понял, зачем она это делает, зачем она намеренно жертвует своим добрым именем, рассказывая Данаю то, что ему вовсе не следовало знать. Она делала это для него, Аристона. А возможно, и для Хрисеи…
– Тебе не нужно объяснять все это Данаю, дорогая, – сказал Автолик. – Клянусь Эросом, он никогда не был поклонником Артемиды! Вот что, Дан, ты лучше расскажи нам, как тебе удалось избавиться от сиракузцев?
– Видишь ли, мой новый хозяин решил – с полным на то основанием, – что от меня нет никакого проку, – рассмеялся Данай, – и продал меня на галеры. Ну и под Ки-зиком триера, на которой я, как мне казалось, дважды пересек всю ойкумену, была захвачена не кем иным, как самим Алкивиадом. И когда после абордажа началась всеобщая резня, я закричал: «Я афинянин! Спасите меня!»
– И убедил их в этом своим акцентом, – сказал Аристон.
– Вот именно! – подтвердил Данай. – Послушай, а как поживала эта тощая мартышка, моя сестричка, когда ты ее в последний раз видел. Аристон?
– Хрис? – весело прогудел Автолик. – Да ведь она… Ой! Клео! Клянусь Афиной, ты отдавила мне все пальцы!
– Я тебе всю ногу отдавлю, если ты не замолчишь, о мой прекрасный глупый муж! – прошипела Клеотера. – Он ничего не знает!
– О моя госпожа, – произнес Данай серьезным тоном, в котором легко угадывалась насмешка, – наступать на ногу мужу значит подвергать его цензуре, что не пристало в демократическом обществе. Боюсь, что ты начиталась или насмотрелась пьес Аристофана!
– Можешь в этом не сомневаться, Дан! – простонал Автолик. – Особенно что касается «Лисистраты»! Подобным методом убеждения она пользуется уже многие годы!
– «Лисистрата»? – переспросил Данай. – Этой ко– медии я не знаю. Я видел «Ахарнян», «Всадников», «Облака», «Ос» и «Мир», но…
– Значит, ты пропустил «Птиц», «Женщин на празднике Фесмофорий» и «Лисистрату», – сказал Аристон. – Из них «Лисистрата», несомненно, лучшая. – Он вкратце обрисовал Данаю абсолютно непристойный сюжет этой комедии.
– В таком случае, твои слова должно рассматривать как гиперболу, Автолик, – заявил Данай, – ибо эти два прекрасных маленьких создания вряд ли выскочили в полном вооружении из твоего лба, подобно Афине из головы Зевса. Кстати, я жду, что вы двое просветите меня относительно того, что произошло в Афинах за время моего отсутствия…
– Завтра, Дан, – поспешно сказал Аристон. – Твой отряд уже удалился на приличное расстояние. Ну а нарушать строй подобным образом, да еще в день чествования твоего командующего, вряд ли пристало столь опытному воину…
– Ты прав, – согласился Данай. – Я зайду к тебе завтра, после того как засвидетельствую свое братское почтение Бриму, Халкодону и Хрисее и сыновнее своему отцу.
– Дан, – прямо в лоб выпалил Аристон, – твой отец умер.
– О! – произнес Данай и, склонив голову, замер на месте. Через мгновение он снова поднял ее. – В таком случае я принесу жертву на его могиле, – резко сказал он, – хотя я никогда не любил его. Привет тебе, моя госпожа Клеотера! Привет вам, калокагаты, друзья мои!
– О Аристон, Аристон! – выдохнула Клеотера, когда он отъехал от них. – Ты должен уехать отсюда! Немедленно! Он никогда не простит, что ты, что она…
– Не беспокойся обо мне, Клео, – сказал Аристон.
Дома Хрисеи не оказалось. Аристон, весьма этим обеспокоенный, отправился разыскивать ее. Он наведался всюду, где она, по его мнению, могла быть, даже к Сократу. Но и там ее не было. Впрочем, как и самого Сократа.
– Кто знает, куда могло занести этого никчемного бездельника, – прокомментировала его отсутствие Ксантиппа.
Удаляясь от этого дома. Аристон подумал, что сварливость Ксантиппы вполне может быть логически оправдана. Ибо для обычной женщины жизнь с гением и праведником, а Сократ, бесспорно, был и тем, и другим, должна быть невероятно тяжелой. Для начала ей приходилось мириться с каждодневным присутствием прелестной Мирты и детей, для нее чужих. Кроме того, ее муж постоянно находился в окружении блестящей молодежи вроде юного Аристокла, прозванного Платоном за его широченные плечи и уже победившего в панкратеоне на последних играх; всевозможных знаменитостей вроде великого полководца Ксенофонта; ослепительных красавцев, таких, как белокурый, черноглазый Фаэдон, юноша, вызволенный при содействии ее мужа из дома, который пользовался крайне дурной репутацией – что, без сомнения, возбуждало ее ревность, ибо в Афинах истинная красота не имела пола. К тому же, Ксантиппа, естественно, знала, что Феодота, самая известная в то время гетера в Афинах, была очень привязана к старому, уродливому философу, постоянно пользовалась его советами и, по слухам, щедро расплачивалась за них, причем отнюдь не деньгами. И наконец, что, с точки зрения практичной Ксантиппы, было хуже всего, Сократа окружали богачи вроде Аристона, от которых ее муж не согласился бы принять и бронзового обола.
Разумеется, Критон вложил сбережения философа, где-то около семидесяти мин, так удачно, что Сократ со своей двойной семьей имел доход чуть выше прожиточного минимума вне зависимости от того, занимался ли он своим ремеслом скульптора или нет, что вполне устраивало этого веселого старого мудреца, называвшего себя «сводником идей», «сутенером мысли» и даже «повивальной бабкой мудрости». Но Ксантиппу, знавшую, что софистам вроде Горгия платили до тысячи драхм за обучение одного богатого юноши, не могли не возмущать ее вечная нищета и полное пренебрежение материальными благами со стороны мужа.
«Если бы он хоть немного поступился своими принципами ради нее», – подумал Аристон. Но он знал, что это невозможно, что Сократ не признавал компромиссов. Тогда он выкинул все эти мысли из головы и возобновил поиски Хрисеи.
Но он нигде не мог ее найти. Уже наступала ночь, когда он подошел к своему дому, терзаемый беспокойством и страхом. Он хорошо знал, как Хрисея любит брата, и еще лучше – болезненные свойства ее натуры. Если он в ближайшее время ее не отыщет, то одному Зевсу известно, что она может…
Он остановился. У двери его дома стоял Данай. Молодой воин облачился в гражданскую одежду – простой хитон и хламиду. С ним были трое высоких и красивых юношей, гордая осанка которых выдавала в них всадников. Данай плакал, открыто, не стесняясь своих слез. В руках он держал два меча.
– Выбирай, Аристон! – всхлипывал он. – Теперь мне придется тебя убить, у меня нет другого выхода. Опозорить мою сестру, едва я ступил за порог, это…
– Дан, – устало произнес Аристон, – не будь глупцом.
– Ха-ха! – бушевал Данай. – Да, я был глупцом, но теперь поумнел! Бери меч! Не имеет значения какой. Они совершенно одинаковые, даю слово всадника. Я даю тебе шанс достойно защитить свою жизнь, ибо…
– Ничего ты мне не даешь. Дан, – сказал Аристон, – ибо я все равно не смог бы убить тебя. Даже защищаясь.
Несколько мгновений Данай стоял неподвижно. Затем он швырнул меч так, что тот, перевернувшись в воздухе, вонзился острием в землю между ступнями Аристона.
– Подними его. Аристон, – сказал он. Аристон покачал головой.
– Нет, Данай, – сказал он. – Во имя моей любви к тебе я этого не сделаю.
Данай повернулся к трем своим спутникам.
– Я призываю вас засвидетельствовать, что я предоставил ему равные возможности! – заявил он. – И я хочу, чтобы вы поклялись именем Афины, что не станете вмешиваться, что бы ни случилось. Клянетесь ли вы?
– Клянемся Афиной! – сказали они.
– Подними меч. Аристон! – закричал Данай.
– Нет, Дан, – произнес Аристон.
Тогда Данай бросился на него; меч сверкнул в его руке. Увы, он жестоко просчитался. Хоть Аристону стукнуло уже тридцать шесть лет, ни один человек в Афинах, возможно, за исключением несравненного Автолика, не смог бы одолеть его в борцовском поединке. В ту же секунду Данай почувствовал, что его рука, вооруженная мечом, очутилась словно в железных тисках; Аристон заломил ее ему за спину, дернул вверх и вывернул так, что его пальцы вынуждены были разжаться, или кости его руки переломились бы, как тростинки. Он выпустил рукоятку меча, и тот упал на землю. Аристон моментально отпустил его.
– Иди домой, Данай, – спокойно сказал он. – Ты ж знаешь, что теперь, когда ты безоружен, мое преимущество перед тобой больше того, что было у тебя с мечом в руке. Прошу тебя, уходи.
– Аристон, – прошептал Данай, – скажи мне, что все это ложь, все то, что я слышал. Скажи мне, что моя сестра не живет в твоем доме как наложница. Скажи мне!
– Она живет в моем доме как моя жена, – сказал Аристон, – или, если хочешь, она была бы моей женой, если бы полис предоставил мне гражданство, которое я пытался получить тысячу раз и тысячью способами. Греха нет ни на ней, ни на мне. Дан. Гестия свидетельница, что мы давно поженились бы, если бы могли.
– Но вы не можете, – прошептал Данай, – и ты это знал. Ты знал с самого начала, что…
Он нагнулся с поразительной быстротой. И как ни проворен был Аристон, он все же не успел. Клинок Даная распорол ему левую руку от запястья до локтя. Рана была неглубока, но кровь хлынула ручьем.
Тогда Аристон сделал то, что и должен был сделать: он обрушился на своего противника подобно урагану на Ионическом море, зная, что ему необходимо разделаться с Дана-ем до того, как силы оставят его. Молниеносный удар ногой в живот согнул Даная пополам, удар коленом в подбородок вновь заставил его выпрямиться; затем, захватив обеими руками его вооруженную руку. Аристон извернулся, наклонился и бросил Даная через свою широкую спину с такой силой, что брат Хрисеи несколько раз перевернулся в воздухе и приземлился в пяти родах от него, где и остался лежать, потеряв на какое-то время ориентировку. Пошарив вокруг себя затуманенным взором, он увидел меч, протянул к нему руку, и тут же сандалия Аристона пригвоздила ее к земле. После чего другой ногой Аристон отшвырнул меч в сточную канаву.
– Ну что, Данай, сдаешься? – осведомился он.
– Нет! – Данай с трудом принял вертикальную позу. Как только он поднялся на ноги. Аристон принялся за дело подобно некоему восточному божеству, обладающему сотней кулаков. Смачные глухие звуки его сокрушительных ударов наводили ужас. Данай, которому не посчастливилось родиться спартанцем и боевая подготовка которого, в целом вполне приличная, все же была не лучше подготовки любого знатного афинянина, не смог нанести ни одного мало-мальски эффективного ответного удара.
Увидев, что его глаза остекленели. Аристон шагнул назад и дал ему упасть, поймав его до того, как он коснулся земли. Затем он повернулся к друзьям Даная.
– Отнесите его домой, господа, – сказал он. Когда Аристон вошел в дом, чуть пошатываясь от усталости и потери крови, Хрисея была уже там. Она уставилась на его рассеченную руку, и губы ее побелели.
– Это… это сделал Данай? – спросила она.
– Да, – пробормотал Аристон. – Позови служанок.
– А… а он? – выдавила она из себя.
– Боюсь, что в еще худшем состоянии, чем я.
Спустя три часа в дверь постучал один из молодых всадников, сопровождавших Даная. Он пришел сообщить им, что Данай мертв.
Хрисея отшатнулась от него. Ее глаза превратились в два уголька, пылавших безумным огнем на ее лице.
– Зверь! – завизжала она на Аристона. – Кровожадный пес! Ты убил его! Ты убил моего брата! О Гера, сжалься надо мной! Я…
Она бросилась на него с оскаленными зубами, ее скрюченные пальцы протянулись к его глазам.
– Моя госпожа! – воскликнул всадник. – Он…
– Зверь! Животное! Убийца! Душегуб!
– Хрис, – простонал Аристон, но она уже до крови расцарапала его лицо и подбиралась к глазам. Так что ему вновь, в который раз, пришлось сделать то, чего требовал от него этот обезумевший мир, мир, в котором ярость и насилие превзошли все мыслимые пределы, – он с размаху ударил ее по лицу. Она отшатнулась, потрясение уставившись на него. Затем метнулась к дверям.
– Моя госпожа! – крикнул ей вслед всадник. – Ты ошибаешься! Это не он! Он…
Но она уже скрылась за непроницаемой завесой ночи.
– Оставь ее, – вздохнул Аристон. – Когда она вымотается, ей будет проще хоть немного вправить мозги. Лучше скажи мне, кто убил его? Только не говори, что я не рассчитал силу своих ударов.
– Нет, мой господин Аристон, – сказал всадник. – Ты вел себя самым благородным образом. Арес свидетель, что ты могубить его двадцать раз, еслибы захотел. Тыотказался обнажить меч, голыми руками защищаясь против его клинка. Мы уже засвидетельствовали это перед нашим полемархом, Алкивиадом, а затем, по его совету, и перед самим архонтом-басилеем. Нет, бедняга Дан был заколот – ударом в спину – своим братом Бримом.
– Да поможет нам Зевс, – прошептал Аристон.
– Видишь ли, мой господин, – продолжал всадник, – когда Дан вернулся домой после драки с тобой, он был в прескверном настроении. А Брим был пьян. Они поссорились, и Брим стал насмехаться над ним: «С чего тебе вздумалось драться из-за этой маленькой порны? Она пришла к нему совершенно добровольно, хотя впоследствии я выжал из этой богатой скотины-метека столько серебра, сколько она сама весит».
– И что было потом? – спросил Аристон.
– Ну и Дан слово за слово вытянул из него всю эту историю, как твоя госпожа последовала за тобой в дом Пар-фенопы, где попыталась убить себя на твоих глазах. Как ты принес ее домой, спас ее жизнь и как впоследствии он, Брим, с отцом и братом потребовали от тебя за нее столько серебряных мин, сколько она весит, что ты…
–… предложил им. Они этого не требовали. Они бы удовольствовались гораздо меньшим – впрочем, теперь это не имеет никакого значения. А дальше?
– Дан сбил его с ног, а затем повернулся к нему спиной, чтобы уйти, и в этом была его ошибка. Брим вскочил, как разъяренный медведь, и вонзил нож в спину бедному Дану.
Мы – Акает, Керкион и я, Лаоном, – если тебя это интересует, убили Брима. Затем мы притащили этот увядший цветочек, Халкодона, который присутствовал при всем этом, к нашему полемарху, хотя он и предлагал нам себя для самых разнообразных гнусностей, по-видимому, с его точки зрения, чрезвычайно приятных, если мы его отпустим, и заставили его рассказать все как было. Вот и все. Я пришел сюда, чтобы от своего имени и от имени своих товарищей предложить тебе, как всадник и калокагат, любое удовлетворение, которое ты мог бы от нас потребовать за наше участие в этом деле.
– Удовлетворение? За что? Вы все вели себя самым достойным образом. Я благодарю вас – особенно за то, что вы избавили меня от необходимости убить Брима. А теперь я…
И внезапно, к своему собственному удивлению. Аристон склонил голову и заплакал.
Молодой всадник изумленно посмотрел на него.
– Ты оплакиваешь его? – спросил он. – Человека, который пытался тебя убить?
– Я любил его, – сказал Аристон. – Он был одним из немногих во всем этом жестоком мире, кого я любил. И за это Эринии обрекли его на смерть.
– Но почему? – спросил всадник.
– Потому что я любил его. Потому что он любил меня. И так происходит всегда. А теперь я должен идти.
– Куда? – спросил Лаоном.
– Принести жертвы богам. За его душу. Чтобы она обрела покой. Если, конечно, вообще существует нечто подобное.
– Подобное чему, мой господин?
– Душе. И богам, которым нужно приносить жертвы. И даже покою, – сказал Аристон и, откланявшись, оставил его одного.
Рано утром Хрисея вошла в его спальню. Ее лицо было серым от изнеможения. Ее фиолетового цвета губы распухли и потрескались. На ее плечах были глубокие царапины от ногтей, а на горле голубым полумесяцем красовались следы от зубов. И от нее воняло. Воняло потом, мужским потом, перемешанным с ее собственным. И другими запахами мужских утех. Ее руки были спрятаны за спиной. Она что-то держала. Наверное, нож. Аристон не пошевелился. У него больше не было желания даже защищать свою жизнь.
Он просто смотрел на нее. Он ничего не сказал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
– И я с ним полностью согласен! – заявил Автолик.
– Автолик! – Данай заключил атлета в свои объятия. – Это что, твоя супруга?
– Да, – сказал Автолик, – а это мои дети.
– Какая прелесть! – воскликнул Данай. – Глядя на тебя, Автолик, невольно захочешь жениться – особенно если посчастливится встретить богиню вроде твоей жены.
– Я не его жена, – внезапно произнесла Клеотера натянутым голосом. – Надеюсь, что ты поймешь нас, благородный Данай. Я метечка. Мой господин не может жениться на мне. Но в нашем союзе нет тем не менее ничего постыдного. Мы любим друг друга, вместе чтим домашних богов, воспитываем наших детей, как и пристало благородным гражданам… В наши дни так живут многие. Мудрые и терпимые в том числе. Я надеюсь, что ты…
Тут Аристона озарило. Он понял, зачем она это делает, зачем она намеренно жертвует своим добрым именем, рассказывая Данаю то, что ему вовсе не следовало знать. Она делала это для него, Аристона. А возможно, и для Хрисеи…
– Тебе не нужно объяснять все это Данаю, дорогая, – сказал Автолик. – Клянусь Эросом, он никогда не был поклонником Артемиды! Вот что, Дан, ты лучше расскажи нам, как тебе удалось избавиться от сиракузцев?
– Видишь ли, мой новый хозяин решил – с полным на то основанием, – что от меня нет никакого проку, – рассмеялся Данай, – и продал меня на галеры. Ну и под Ки-зиком триера, на которой я, как мне казалось, дважды пересек всю ойкумену, была захвачена не кем иным, как самим Алкивиадом. И когда после абордажа началась всеобщая резня, я закричал: «Я афинянин! Спасите меня!»
– И убедил их в этом своим акцентом, – сказал Аристон.
– Вот именно! – подтвердил Данай. – Послушай, а как поживала эта тощая мартышка, моя сестричка, когда ты ее в последний раз видел. Аристон?
– Хрис? – весело прогудел Автолик. – Да ведь она… Ой! Клео! Клянусь Афиной, ты отдавила мне все пальцы!
– Я тебе всю ногу отдавлю, если ты не замолчишь, о мой прекрасный глупый муж! – прошипела Клеотера. – Он ничего не знает!
– О моя госпожа, – произнес Данай серьезным тоном, в котором легко угадывалась насмешка, – наступать на ногу мужу значит подвергать его цензуре, что не пристало в демократическом обществе. Боюсь, что ты начиталась или насмотрелась пьес Аристофана!
– Можешь в этом не сомневаться, Дан! – простонал Автолик. – Особенно что касается «Лисистраты»! Подобным методом убеждения она пользуется уже многие годы!
– «Лисистрата»? – переспросил Данай. – Этой ко– медии я не знаю. Я видел «Ахарнян», «Всадников», «Облака», «Ос» и «Мир», но…
– Значит, ты пропустил «Птиц», «Женщин на празднике Фесмофорий» и «Лисистрату», – сказал Аристон. – Из них «Лисистрата», несомненно, лучшая. – Он вкратце обрисовал Данаю абсолютно непристойный сюжет этой комедии.
– В таком случае, твои слова должно рассматривать как гиперболу, Автолик, – заявил Данай, – ибо эти два прекрасных маленьких создания вряд ли выскочили в полном вооружении из твоего лба, подобно Афине из головы Зевса. Кстати, я жду, что вы двое просветите меня относительно того, что произошло в Афинах за время моего отсутствия…
– Завтра, Дан, – поспешно сказал Аристон. – Твой отряд уже удалился на приличное расстояние. Ну а нарушать строй подобным образом, да еще в день чествования твоего командующего, вряд ли пристало столь опытному воину…
– Ты прав, – согласился Данай. – Я зайду к тебе завтра, после того как засвидетельствую свое братское почтение Бриму, Халкодону и Хрисее и сыновнее своему отцу.
– Дан, – прямо в лоб выпалил Аристон, – твой отец умер.
– О! – произнес Данай и, склонив голову, замер на месте. Через мгновение он снова поднял ее. – В таком случае я принесу жертву на его могиле, – резко сказал он, – хотя я никогда не любил его. Привет тебе, моя госпожа Клеотера! Привет вам, калокагаты, друзья мои!
– О Аристон, Аристон! – выдохнула Клеотера, когда он отъехал от них. – Ты должен уехать отсюда! Немедленно! Он никогда не простит, что ты, что она…
– Не беспокойся обо мне, Клео, – сказал Аристон.
Дома Хрисеи не оказалось. Аристон, весьма этим обеспокоенный, отправился разыскивать ее. Он наведался всюду, где она, по его мнению, могла быть, даже к Сократу. Но и там ее не было. Впрочем, как и самого Сократа.
– Кто знает, куда могло занести этого никчемного бездельника, – прокомментировала его отсутствие Ксантиппа.
Удаляясь от этого дома. Аристон подумал, что сварливость Ксантиппы вполне может быть логически оправдана. Ибо для обычной женщины жизнь с гением и праведником, а Сократ, бесспорно, был и тем, и другим, должна быть невероятно тяжелой. Для начала ей приходилось мириться с каждодневным присутствием прелестной Мирты и детей, для нее чужих. Кроме того, ее муж постоянно находился в окружении блестящей молодежи вроде юного Аристокла, прозванного Платоном за его широченные плечи и уже победившего в панкратеоне на последних играх; всевозможных знаменитостей вроде великого полководца Ксенофонта; ослепительных красавцев, таких, как белокурый, черноглазый Фаэдон, юноша, вызволенный при содействии ее мужа из дома, который пользовался крайне дурной репутацией – что, без сомнения, возбуждало ее ревность, ибо в Афинах истинная красота не имела пола. К тому же, Ксантиппа, естественно, знала, что Феодота, самая известная в то время гетера в Афинах, была очень привязана к старому, уродливому философу, постоянно пользовалась его советами и, по слухам, щедро расплачивалась за них, причем отнюдь не деньгами. И наконец, что, с точки зрения практичной Ксантиппы, было хуже всего, Сократа окружали богачи вроде Аристона, от которых ее муж не согласился бы принять и бронзового обола.
Разумеется, Критон вложил сбережения философа, где-то около семидесяти мин, так удачно, что Сократ со своей двойной семьей имел доход чуть выше прожиточного минимума вне зависимости от того, занимался ли он своим ремеслом скульптора или нет, что вполне устраивало этого веселого старого мудреца, называвшего себя «сводником идей», «сутенером мысли» и даже «повивальной бабкой мудрости». Но Ксантиппу, знавшую, что софистам вроде Горгия платили до тысячи драхм за обучение одного богатого юноши, не могли не возмущать ее вечная нищета и полное пренебрежение материальными благами со стороны мужа.
«Если бы он хоть немного поступился своими принципами ради нее», – подумал Аристон. Но он знал, что это невозможно, что Сократ не признавал компромиссов. Тогда он выкинул все эти мысли из головы и возобновил поиски Хрисеи.
Но он нигде не мог ее найти. Уже наступала ночь, когда он подошел к своему дому, терзаемый беспокойством и страхом. Он хорошо знал, как Хрисея любит брата, и еще лучше – болезненные свойства ее натуры. Если он в ближайшее время ее не отыщет, то одному Зевсу известно, что она может…
Он остановился. У двери его дома стоял Данай. Молодой воин облачился в гражданскую одежду – простой хитон и хламиду. С ним были трое высоких и красивых юношей, гордая осанка которых выдавала в них всадников. Данай плакал, открыто, не стесняясь своих слез. В руках он держал два меча.
– Выбирай, Аристон! – всхлипывал он. – Теперь мне придется тебя убить, у меня нет другого выхода. Опозорить мою сестру, едва я ступил за порог, это…
– Дан, – устало произнес Аристон, – не будь глупцом.
– Ха-ха! – бушевал Данай. – Да, я был глупцом, но теперь поумнел! Бери меч! Не имеет значения какой. Они совершенно одинаковые, даю слово всадника. Я даю тебе шанс достойно защитить свою жизнь, ибо…
– Ничего ты мне не даешь. Дан, – сказал Аристон, – ибо я все равно не смог бы убить тебя. Даже защищаясь.
Несколько мгновений Данай стоял неподвижно. Затем он швырнул меч так, что тот, перевернувшись в воздухе, вонзился острием в землю между ступнями Аристона.
– Подними его. Аристон, – сказал он. Аристон покачал головой.
– Нет, Данай, – сказал он. – Во имя моей любви к тебе я этого не сделаю.
Данай повернулся к трем своим спутникам.
– Я призываю вас засвидетельствовать, что я предоставил ему равные возможности! – заявил он. – И я хочу, чтобы вы поклялись именем Афины, что не станете вмешиваться, что бы ни случилось. Клянетесь ли вы?
– Клянемся Афиной! – сказали они.
– Подними меч. Аристон! – закричал Данай.
– Нет, Дан, – произнес Аристон.
Тогда Данай бросился на него; меч сверкнул в его руке. Увы, он жестоко просчитался. Хоть Аристону стукнуло уже тридцать шесть лет, ни один человек в Афинах, возможно, за исключением несравненного Автолика, не смог бы одолеть его в борцовском поединке. В ту же секунду Данай почувствовал, что его рука, вооруженная мечом, очутилась словно в железных тисках; Аристон заломил ее ему за спину, дернул вверх и вывернул так, что его пальцы вынуждены были разжаться, или кости его руки переломились бы, как тростинки. Он выпустил рукоятку меча, и тот упал на землю. Аристон моментально отпустил его.
– Иди домой, Данай, – спокойно сказал он. – Ты ж знаешь, что теперь, когда ты безоружен, мое преимущество перед тобой больше того, что было у тебя с мечом в руке. Прошу тебя, уходи.
– Аристон, – прошептал Данай, – скажи мне, что все это ложь, все то, что я слышал. Скажи мне, что моя сестра не живет в твоем доме как наложница. Скажи мне!
– Она живет в моем доме как моя жена, – сказал Аристон, – или, если хочешь, она была бы моей женой, если бы полис предоставил мне гражданство, которое я пытался получить тысячу раз и тысячью способами. Греха нет ни на ней, ни на мне. Дан. Гестия свидетельница, что мы давно поженились бы, если бы могли.
– Но вы не можете, – прошептал Данай, – и ты это знал. Ты знал с самого начала, что…
Он нагнулся с поразительной быстротой. И как ни проворен был Аристон, он все же не успел. Клинок Даная распорол ему левую руку от запястья до локтя. Рана была неглубока, но кровь хлынула ручьем.
Тогда Аристон сделал то, что и должен был сделать: он обрушился на своего противника подобно урагану на Ионическом море, зная, что ему необходимо разделаться с Дана-ем до того, как силы оставят его. Молниеносный удар ногой в живот согнул Даная пополам, удар коленом в подбородок вновь заставил его выпрямиться; затем, захватив обеими руками его вооруженную руку. Аристон извернулся, наклонился и бросил Даная через свою широкую спину с такой силой, что брат Хрисеи несколько раз перевернулся в воздухе и приземлился в пяти родах от него, где и остался лежать, потеряв на какое-то время ориентировку. Пошарив вокруг себя затуманенным взором, он увидел меч, протянул к нему руку, и тут же сандалия Аристона пригвоздила ее к земле. После чего другой ногой Аристон отшвырнул меч в сточную канаву.
– Ну что, Данай, сдаешься? – осведомился он.
– Нет! – Данай с трудом принял вертикальную позу. Как только он поднялся на ноги. Аристон принялся за дело подобно некоему восточному божеству, обладающему сотней кулаков. Смачные глухие звуки его сокрушительных ударов наводили ужас. Данай, которому не посчастливилось родиться спартанцем и боевая подготовка которого, в целом вполне приличная, все же была не лучше подготовки любого знатного афинянина, не смог нанести ни одного мало-мальски эффективного ответного удара.
Увидев, что его глаза остекленели. Аристон шагнул назад и дал ему упасть, поймав его до того, как он коснулся земли. Затем он повернулся к друзьям Даная.
– Отнесите его домой, господа, – сказал он. Когда Аристон вошел в дом, чуть пошатываясь от усталости и потери крови, Хрисея была уже там. Она уставилась на его рассеченную руку, и губы ее побелели.
– Это… это сделал Данай? – спросила она.
– Да, – пробормотал Аристон. – Позови служанок.
– А… а он? – выдавила она из себя.
– Боюсь, что в еще худшем состоянии, чем я.
Спустя три часа в дверь постучал один из молодых всадников, сопровождавших Даная. Он пришел сообщить им, что Данай мертв.
Хрисея отшатнулась от него. Ее глаза превратились в два уголька, пылавших безумным огнем на ее лице.
– Зверь! – завизжала она на Аристона. – Кровожадный пес! Ты убил его! Ты убил моего брата! О Гера, сжалься надо мной! Я…
Она бросилась на него с оскаленными зубами, ее скрюченные пальцы протянулись к его глазам.
– Моя госпожа! – воскликнул всадник. – Он…
– Зверь! Животное! Убийца! Душегуб!
– Хрис, – простонал Аристон, но она уже до крови расцарапала его лицо и подбиралась к глазам. Так что ему вновь, в который раз, пришлось сделать то, чего требовал от него этот обезумевший мир, мир, в котором ярость и насилие превзошли все мыслимые пределы, – он с размаху ударил ее по лицу. Она отшатнулась, потрясение уставившись на него. Затем метнулась к дверям.
– Моя госпожа! – крикнул ей вслед всадник. – Ты ошибаешься! Это не он! Он…
Но она уже скрылась за непроницаемой завесой ночи.
– Оставь ее, – вздохнул Аристон. – Когда она вымотается, ей будет проще хоть немного вправить мозги. Лучше скажи мне, кто убил его? Только не говори, что я не рассчитал силу своих ударов.
– Нет, мой господин Аристон, – сказал всадник. – Ты вел себя самым благородным образом. Арес свидетель, что ты могубить его двадцать раз, еслибы захотел. Тыотказался обнажить меч, голыми руками защищаясь против его клинка. Мы уже засвидетельствовали это перед нашим полемархом, Алкивиадом, а затем, по его совету, и перед самим архонтом-басилеем. Нет, бедняга Дан был заколот – ударом в спину – своим братом Бримом.
– Да поможет нам Зевс, – прошептал Аристон.
– Видишь ли, мой господин, – продолжал всадник, – когда Дан вернулся домой после драки с тобой, он был в прескверном настроении. А Брим был пьян. Они поссорились, и Брим стал насмехаться над ним: «С чего тебе вздумалось драться из-за этой маленькой порны? Она пришла к нему совершенно добровольно, хотя впоследствии я выжал из этой богатой скотины-метека столько серебра, сколько она сама весит».
– И что было потом? – спросил Аристон.
– Ну и Дан слово за слово вытянул из него всю эту историю, как твоя госпожа последовала за тобой в дом Пар-фенопы, где попыталась убить себя на твоих глазах. Как ты принес ее домой, спас ее жизнь и как впоследствии он, Брим, с отцом и братом потребовали от тебя за нее столько серебряных мин, сколько она весит, что ты…
–… предложил им. Они этого не требовали. Они бы удовольствовались гораздо меньшим – впрочем, теперь это не имеет никакого значения. А дальше?
– Дан сбил его с ног, а затем повернулся к нему спиной, чтобы уйти, и в этом была его ошибка. Брим вскочил, как разъяренный медведь, и вонзил нож в спину бедному Дану.
Мы – Акает, Керкион и я, Лаоном, – если тебя это интересует, убили Брима. Затем мы притащили этот увядший цветочек, Халкодона, который присутствовал при всем этом, к нашему полемарху, хотя он и предлагал нам себя для самых разнообразных гнусностей, по-видимому, с его точки зрения, чрезвычайно приятных, если мы его отпустим, и заставили его рассказать все как было. Вот и все. Я пришел сюда, чтобы от своего имени и от имени своих товарищей предложить тебе, как всадник и калокагат, любое удовлетворение, которое ты мог бы от нас потребовать за наше участие в этом деле.
– Удовлетворение? За что? Вы все вели себя самым достойным образом. Я благодарю вас – особенно за то, что вы избавили меня от необходимости убить Брима. А теперь я…
И внезапно, к своему собственному удивлению. Аристон склонил голову и заплакал.
Молодой всадник изумленно посмотрел на него.
– Ты оплакиваешь его? – спросил он. – Человека, который пытался тебя убить?
– Я любил его, – сказал Аристон. – Он был одним из немногих во всем этом жестоком мире, кого я любил. И за это Эринии обрекли его на смерть.
– Но почему? – спросил всадник.
– Потому что я любил его. Потому что он любил меня. И так происходит всегда. А теперь я должен идти.
– Куда? – спросил Лаоном.
– Принести жертвы богам. За его душу. Чтобы она обрела покой. Если, конечно, вообще существует нечто подобное.
– Подобное чему, мой господин?
– Душе. И богам, которым нужно приносить жертвы. И даже покою, – сказал Аристон и, откланявшись, оставил его одного.
Рано утром Хрисея вошла в его спальню. Ее лицо было серым от изнеможения. Ее фиолетового цвета губы распухли и потрескались. На ее плечах были глубокие царапины от ногтей, а на горле голубым полумесяцем красовались следы от зубов. И от нее воняло. Воняло потом, мужским потом, перемешанным с ее собственным. И другими запахами мужских утех. Ее руки были спрятаны за спиной. Она что-то держала. Наверное, нож. Аристон не пошевелился. У него больше не было желания даже защищать свою жизнь.
Он просто смотрел на нее. Он ничего не сказал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55