– Образчик средневековой культуры, ядрен батон! Вот Дрель порадуется. Схожу, позову ее.
– А я уже тут. – Из толпы появилась эльфийка, в сопровождении двух ратников Легиона, ведущих в поводу груженых тюками коней. – Прелесть какая, кукольный театр! .. Хочу! Есть у нас деньги на представление, злыдень?
– Маловато, – растеряв всяческий энтузиазм, буркнул назгул, потрогав тощий кошель на поясе. – Не до забав, вообще-то.
Дрель обижено надула губки.
– Да вы не кручиньтесь, – заметил Ярослав, исподволь любуясь эльфийской принцессой, одетой в длинное платье и пуховый платок, что весьма красило ее, по мнению засечника. – Если князь такой интерес проявил, не минует вас это фиглярство площадное.
– Сльдшь, Дрель, сам князь здесь! Может, конец нашим сухопутным мытарствам? – оживился ангма-рец. – Обрыдла нам, брат Ярослав, эта странная война. Народ ропщет, хочет на корабли вернуться. В конце-то концов, мы судовая рать…
Ярослав поразмыслил, откровенничать ли с давними знакомцами, но не найдя в том худого, заметил:
. – Князь намедни говорил про вас. Готовьтесь, скоро к себе призовет.
Они некоторое время болтали, вспоминая былую встречу и поход к Рингену, когда наконец появился Басманов.
– А ну расступись, немчура, – гаркнул Ярослав.
Толпа раздалась, пропуская воеводу. Ангмарец сорвал с головы шапку, с неудовольствием заметив, что делает это почти без внутреннего сопротивления. Дрель запахнулась в платок и отвесила поклон, также не оконфузившись, как бывало не раз.
– Не чаял вас до вечорки увидеть, – заметил Басманов. – Но то к лучшему, что сами подвернулись. В лагере стоите, или в городе?
– В лагере, княже.
– Слышал про ваши деяния. Не посрамили ни меня, ни Карстена Роде. За то вам честь и хвала. Никита Романович о вас хорошо говорил, сердечно.
Ангмарец придал себе максимально молодцеватый вид, хотя, похоже, не очень-то ему это удалось. Оглядев назгула с ног до головы, Басманов недовольно покачал головой, перевел взор на ратников, и тут тоже остался недоволен.
– Пообносились вы, исхудали…
– Так война же. Совсем недавно сеча отгремела. Вот прошлись по лавкам, кое-что прикупили, приведем себя в порядок.
Басманов переглянулся с Ярославом.
– Никита Романович жаловался на денежное довольствие, дескать, застряли телеги со златом где-то под Псковом. В этом тоже воровство и измена есть. Толкают обозные воеводы войско на разбой, а через то державу к позору на всю Европу.
Ангмарец тактично промолчал. Еще вчера он велел Шону наведаться в ближайший сдавшийся русским замок и реквизировать дюжину коней и еще всякую «мелочь».
– Раздай своим, – сказал Басманов, отстегивая с пояса кошель. – Только других воев не злите, деньгой не швыряйтесь направо-налево.
– Так, может, мы как все? – несмело спросил ангмарец, хотя глаза его вспыхнули.
– Вы – опричные люди, а не вотчинная рать, – отрезал князь и, подумав, добавил еще серебряное фигурное запястьице, цены немалой.
Ангмарец сказал своим, пряча награду:
– Теперь следите в оба, чтобы кошель не срезали. В большом городе должны быть специалисты соответствующие.
Басманов вновь повернулся к кибиткам.
– Разумею так, – сказал он. – Надо бы направить сей балаган на Москву, царя порадовать. Раз при европейских дворах они любы, придутся по сердцу и в первопрестольной. Ярослав, сей час отправляйся к Серебряному, возьми дюжину верхоконных с верным десятником. Втолкуй – если целехонькими не доставит в Кремль заморских гостей, не жить ему.
Засечник убыл, успев шепнуть ангмарцу: приглядывай, дескать, за князем. Назгул и сам понимал, сколь много значит для отряда персона опричного воеводы. По сути, без его покровительства давно уже пропал бы Аегион. Про многочисленные покушения на опричника он слышал не раз, да и из истории кое-что помнил, и потому, отослав ратников с конями и тюками, сам остался возле благодетеля, бдительно обшаривая взглядом толпу и держа руку поблизости от кинжала.
Дрель тоже осталась. Она во все глаза смотрела на кукол, являя собой весьма комичную картину. Повернувшись к ангмарцу, она сказала:
– А ведь я когда-то в самодеятельности занималась, как раз куклами. Сама шила, сама ладила. Эх, ментальность не та у народа!
– А что тебе ментальность?
– Мы на жизнь мечами да стрелами столько в жизни не заработаем, сколько лупили бы с публики, создай вместо дружины бродячий театр. Вот люди наверняка золото лопатой гребут…
– А что тебе золото? В кабаках пропивать? Коней покупать? Жемчуга да каменья?
Дрель вздохнула.
– Ведь мы же постареем когда-то, перестанем носиться взад-вперед, где-нибудь осядем. Тогда и припомним, что капитал-то не нажили.
Басманов слишком часто общался с легионерами, чтобы обращать внимание на странные обороты их речи. Он продолжал рассматривать кукол, прикидывая возможную реакцию царя. «Курбский завзятый охотник, любит государя таскать на медведя, или утицу бить из лука. Там и делишки свои обговаривает, а не в палатах. В том его сила – поднаторел зверя бить, и слабину государеву хорошо изучил. Глядишь, из этого балаганчика большая польза образуется. Не пойдет Курбский на кукол смотреть, как пить дать не пойдет. А государь развлечения жалует, многое из того, что есть на Москве, ему опостылело… »
Мысли назгула лежали совершенно в другой плоскости.
Он вдруг решился, может быть, в первый раз, дать князю совет.
– Театр – это сила, – сказал он со значением.
– Многое с его помощью свершить можно.
– Какая же это сила? – подивился Басманов.
– Потеха одна. Сердце порадуется, изнуренное войной, на время кручина отхлынет, словно от хмельного кваса.
– И все же, не гневайся, по-всякому театр использовать можно.
– Говори, боярин, если дело удумал, – сказал опричник.
– Они скитаются по дорогам европейским, вхожи во все столицы и замки, многое видят, многое им с рук спускается. Купца, к примеру, всякий может обидеть, тот же стражник у ворот, получив мало мзды, или чванливый вельможа, которому вовремя не уступили дорогу. А если артист пожаловал выступать у короля, или герцога какого – что ему стражники, что ему рыцари, при таких покровителях…
Басманов быстро ухватил суть.
– Всякий раз поражаешь ты меня, человече, – признался он. – Ведь знаю, что умом востер, но все одно, дивлюсь.
Ангмарец стал развивать свою мысль:
– Нужны опричнине верные людишки, свободно по Европе катающиеся. Вместо того, чтобы изображать им латинских богомольцев, мелких служек да торговцев, стоило бы создать свой театрик. Деньги на свое прожитье артисты сами заработают, это уже немало для казны. А уж про всякие дворцовые делишки у соседей скорее узнают балаганные кукольники, чем иные прознатчики.
Басманов крякнул:
– Жаль, так и не сказал ты мне своего рода-племени. Ей-богу, дать бы тебе поместье, да в опричные верха ввести! А то, не ровен час, сложишь где голову…
– Постараюсь не сложить, – скромно потупился назгул. – А среди именитых бояр мне нечего делать. Из разного теста мы. Вот ты, княже, не чураешься с простым командиром отряда о столь деликатном деле разговаривать, Карстен Роде и Никита Романович тоже, таков и Репнин был… – Они оба перекрестились, рядом хлюпнула носом Дрель. – А представь себе – даю я совет Курбскому, или Тол-бузину тому же, это как? ..
Басманов невесело улыбнулся:
– Нагайки не миновать, точно.
– Вот потому и останусь я лучше на своем шестке.
– Шесток вскоре поменять придется, – заметил походя князь. – Есть про вас думка одна. Стосковались по морю?
Дрель едва не взвизгнула и не захлопала в ладоши, вовремя спохватившись и укутавшись в платок.
– Если правду говорить, на суше не место нам. Да и судовой рати, верной царю, на Руси не так много. Новгородцы, поморы, да мы, с каперского флота датчанина.
– Тебе волю дай, – заметил князь, – так ты еще и поучать начнешь. Впрочем, дело говоришь – не ко времени нам разбрасываться морским людом.
Басманов помолчал. Тележины кукольников медленно двинулись по площади, окруженные всколыхнувшейся толпой, и встали напротив ратуши. Артисты выбрались из своих походных жилищ и принялись деловито раскладывать большой шатер, для которого у них было все заранее заготовлено.
– Ас театром – мысль верная. Надобно мне поговорить с этим заморским гусем. Толмач! Где толмач?
Появился краснолицый немец, метнулся к строящемуся шатру. Вскоре явился и руководитель труппы.
– Спроси его, – велел князь, – что надобно, чтобы и на Руси подобный балаган завести, да по Ев-ропам разъезжать?
Некоторое время маэстро оторопело слушал. Потом, не стесняясь присутствия грозного московитского вельможи, принялся хохотать. Басманов кусал губы и терпеливо ждал, пока артист успокоится. Немец, выглядевший явно перепуганным, принялся переводить:
– Говорит он, что никак варварам… э… народам, до которых не дошел гений великого Ариосто, не освоить древнего площадного искусства. Нужно знание грамоты, люди, что смогут уразуметь и запомнить десятки стихов.
– Ариосто – это такой рифмоплет западный, – пояснил ангмарец.
Басманов на его комментарий только бровью дернул.
– Что еще этот наглый человек говорит, толмач?
– Если и найдутся те, кто выучит поэмы, вряд ли кто сможет изготовить подобных кукол. Сей человек утверждает, что на его родине секрет создания кукол держится в величайшей тайне. Ни за какие деньги не купить мастера, что возьмется сделать кукол для тех, кто не принадлежит к цеху бродячих комедиантов.
– Так уж и ни за какие деньги? – Басманов уставился прямо в глаза комедианту. – Не слыхали они на Западе о щедрости русской?
– Слыхать слыхали, да только знают, что согласившийся создать кукол на сторону будет исключен из артели, а то и умрет лютой смертью. Гильдия актеров не поскупится на наемных убийц или колдуна. Так что не найдется желающего.
Похоже, князя задело за живое.
– Он что же, напрашивается, чтобы я кукол у него отобрал?
Комедиант выслушал угрозу с понравившимся ан-гмарцу стоическим спокойствием. Видно, привык он к выкрутасам власть предержащих особ.
– Без умелых рук, – бормотал толмач, косясь на разгневанного вельможу, – куклы сии – куча хлама.
– Так я вместе с артистами кукол забрать могу, со всей их колесной чепухой расписной.
«А зачем забирать? Можно ведь оплатить гастроли… » – хотел сказать назгул, но сдержался, чуя, что Басманов может на нем сорваться.
Та же мысль, видимо, пришла на ум и опричнику.
– Хорошо, – сказал он. – Нужно знание какого-то Ариосто и его латинских виршей, куклы и умелые руки. Еще что?
Артист, по тону уловив, о чем речь, принялся жестикулировать и говорить, приплясывая от возбуждения.
– Балаганщик глаголет – ни за. что не согласится гильдия на иностранный, не сицилийский театр. Будут чинить великие препятствия, ославят на весь белый свет.
– А отпускную возьмут? – поинтересовался назгул.
Толмач, уловив одобрение во взгляде князя, перевел вопрос. Артист на миг замолчал и перестал дергаться. Потом вновь затараторил.
– Говорит, что весьма много злата надо доставить в Геную, где сейчас верхушка гильдии проживает.
– Значит, за взятку примут в артистическое сообщество, – удовлетворенно кивнул назгул. – Артисты во все времена продажные, как отважные. Ничего не меняется.
– О чем это ты? – подозрительно покосился на него Басманов.
Спохватившись, ангмарец прикусил язык и отошел к Дрели. Там они принялись жарко шептаться.
Князь взял комедианта за бутафорскую пуговицу на дублете, притянул к себе и сказал, глядя сквозь него:
– Сейчас же иди в лагерь русских, в шатер князя Басманова, и жди. Надобно мне подробнее тебя расспросить. Не бывает такого, чтобы Руси что-то надобно было, и руки коротки оказались.
В это время появился Ярослав, и ангмарец решил, чего вахта по охране князя подошла к концу.
– Отпустишь ли меня к отряду, княже, или прикажешь при себе состоять? – спросил он.
– Ступай к своим воинам, но будь в моем шатре к вечерней трапезе. С этим балаганом нужно что-то решать.
И Басманов удалился вместе с засечником, недовольно поглядывая на растущий на глазах шатер комедиантов.
Толмач принялся что-то втолковывать кукольнику, указывая на широкую спину опричного воеводы. Тот разразился в ответ бурным потоком непереводимых итальянских идиом, закончив их во все времена известным жестом – рубанув себя по бицепсу сложенной руки ребром ладони.
Дрель, давясь от смеха, поспешила врезаться в толпу. За ней поспешил и назгул, размышляя, не на беду ли он завел разговор с грозным князем.

Глава 17
Балаганные разговорчики

Шатер князя, разбитый по приказу Никиты Романовича, ярко выделялся на фоне простых стрелецких палаток и крытых возов. У входа валялись гербовые рыцарские значки, собранные по всему тирзенскому ратному полю, так же, как и перед шатром Серебряного. Только стан Басманова не украшала геральдика: опричный воевода не любил сообщать целому свету о своем местопребывании.
Ангмарец не без удовольствия потоптался по вышитым серебряными и золотыми нитями грифонам и драконам, кивнул знакомым ратникам на входе и вошел. Толмач был тут как тут, равно как и экспансивный комедиант. Сам воевода восседал на лебяжьих подушках, в просторном татарском халате, прихваченном золоченым кушаком. Таким его назгул никогда не видел, отметив про себя, что богатырскую стать опричнику придавал отнюдь не контур доспехов. «Видно, – подумал ангмарец, – физкультурой баловался с детства, или от природы такой ладный… »
Прямо перед князем лежали несколько кукол, принесенные из театрального шатра. Басманов с нескрываемым интересом шевелил рычажками и приводными веревочками, хмурясь и что-то бормоча себе под нос.
– Хитро, – сказал он, поднимая глаза на вошедшего. – А я думал, что сложнее органной пищали или механического соловья крымского хана ничего и не бывает в целом белом свете.
Ангмарец присмотрелся. Ничего особенного, решил он, простые рычажки, правда, весьма изящно и тонко сделанные.
Это – в смысле управления фигуркой. А вот что касается доспехов и костюма… Да, образцовским куклам до этих далеко, заключил назгул.
В шатер вошел косящий на один глаз мужчина в солидном возрасте, в синем стрелецком кафтане. Тут же сорвал с головы лисью шапку и приноровился мести пол седыми кудрями.
– Оставь это, мил человек, – безразлично повел рукой Басманов, не отводя взора от распростертого «орландо». – Никита Романович говорил, ты всякую германскую машину разобрать можешь, и две новые собрать.
– Так мы, того-этого, княже, в пищальных замках разбираемся, воротах да всяком таком…
Мастер пушечного наряда бормотал, а сам буквально пожирал куклы горящими глазами. Видно было невооруженным взглядом, что страстно жаждет он их тут же разодрать, как тот Чикатилло, посмотреть, что внутри, а может – даже подковать напоследок.
– Глянь пока, служивый, потом слово молвишь – осилит ли кто такое у нас, али закордонники нас обошли в умении?
Мастер под протестующие крики комедианта схватил «орландо», словно паук муху, и выволок из палатки. Толмач урезонивал причитающего сицилийца.
– Не знаю, – протянул Басманов, весело поглядывая на комедианта, – как эти бесовские фигуры шевелятся, и может ли кто уразуметь сие. Но что касаемо доспеха на истукане и платьицев – в моем поместье пара кузнецов да три девки за ночь подобное осилят.
– Дозволь слово молвить, – подал голос назгул и по кивку начал: – Про Ариосто и его вирши закор-донник правду говорит. Вряд ли кто из простых людишек сможет все прочесть и запомнить.
Он особо выделил слово «простых».
– А кто сможет? – прищурился опричник.
– Есть у меня такие в отряде, кто совладал бы. Да мало того, перевел бы кое-что и на нормальный язык с басурманского.
–т– Так это целому монастырскому подворью не по силам, – покачал головой Басманов. Ангмарец упрямо продолжал:
– Монахи долго переводить будут, мои скорее управятся.
– Это уже дело, – заметил Басманов. – Государь по-германски разумеет, балаганщики тоже. На первый раз сгодится. Но если по сердцу придется ему представление, то надо по-нашенски. Отрядишь нужных людей… Что нос воротишь? Не обидят их, князь ручается, мало тебе? Не к зверю в логово отпускаешь, чай!
– Лучше бы, княже, мы бы перевели, на папире записали, и заслали бы в Москву. А там комедиантов живо научат по-русски представление давать.
Басманов хотел было осерчать, но только вздохнул.
– После обговорим. Дальше что скажешь?
– Надобно для этого найти книжицу этого самого Ариосто. Иначе придется со слов записывать латиницей… Возни много.
Спросили у комедианта, где взять творение средневекового рифмоплета. Тот удивился, пожал плечами. По его словам выходило, что он от своего отца и деда выучился наизусть декламировать множество стихов, а само произведение никогда не видел и не интересовался им.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31