Негоже крысам да волкам оставлять.
– А ты видел, что они с казаком сделали? Ухо видел отрезанное? Я его помню, Егоркой звали, веселый такой был, на привалах песни горланил и все ко мне домогался. У него в этом ухе серьга была серебряная.
– Это ландскнехты, – мрачно кивнул назгул. – Я про них и не говорю. Пусть шакалье их рвет, туда и дорога. Я про кнехтов. Они люди подневольные, простые солдаты.
– Все одно – сволочь фашистская.
– Эк тебя, – крякнул назгул и вновь вернулся к своему тяжкому труду.
Уже под вечер, привалив последнюю могилу камнем, он буквально повалился на плащ.
– Мне полчасика надо полежать, – сказал он, едва ворочая языком от усталости. – А ты… Молитву, что ли, какую прочти. Я их не знаю, нам, нечистям, не положено.
– Да и я не знаю, – вздохнула Дрель. – Честное слово, никогда не думала, что может понадобиться.
Назгул помолчал.
– Нехорошо как-то… И водки нет помянуть, – Тут он оживился. – Слышь, Дрель!
– Чего тебе?
– А ты спой.
– Чего?
– Просто – спой. Если не молитвой и поминальной рюмкой, так хоть песней проводим.
Девушка некоторое время молчала, потом встала и подошла к могилам.
И полилась над ливонскими лесами песня, странная и неуместная для прибалтийской войны песня о дивном заокраинном острове, клочке незапятнанного мира, не знавшем Тени, смерти и увядания. Эльфий-ская тоска о чем-то крылатом, небывалом и чистом вилась над примолкшим лесом.
Назгул никогда не любил подобных песен, считая их проявлением слабости, «слюней» и «дивности». Но сейчас не мог не отметить, что лучшего напутствия мертвецам не дать. Такого, что шло бы от самого сердца.
– По крайней мере, – прошептал он себе под нос, – это лучше фальшивых пластмассовых венков, фанерного креста и шумного оркестра.
Дрель смолкла и вздохнула, вытерла слезу и уселась спиной к ангмарцу.
Аес вскоре вновь оживился, что-то плескалось в реке и билось на мелководье, на дальнем берегу шмыгнули гибкие волчьи силуэты, поджидающие наступления ночи и связанного с ней пиршества.
– Пора, – сказала Дрель, поднимаясь. – А то не догнать будет наших. Или, чего доброго, подоспеет германская похоронная команда.
– Ты хоть одну за всю войну видела, – спросил ангмарец, водружая на коня седло. – Вот и я не видал. Они, кажется, только рыцарей своих хоронят. Да и то, если оруженосцы целы остались.
– Вот я и говорю – фашисты.
Они двинулись через брод, в молчании миновали свой бывший лагерь, отметив, что следов боя здесь нет и в помине.
– А ты классно пела, – заметил ангмарец. – Никогда не замечал.
– А ты и не слышал, – вздохнула Дрель. – Да я и сама… Раньше – стеснялась. Это Тора у нас поет, да еще парочка девиц-менестрелей.
– Ты это дело не бросай. Вполне подходяще. Хорошо бы еще услышать.
Дрель странно на него посмотрела, и назгул тут же поправился:
– Конечно – не по такому поводу.
В сгущающемся сумраке они трусили по дороге, вытоптанной германской солдатней и многочисленными конскими подковами.
– Если так дело и дальше пойдет, – заметила Дрель, – то вся твоя разведка псу под хвост. Слишком далеко наши убрели.
– Так вся соль маневра в том, чтобы немного назад вернуться, и на север уйти. Такого от нас точно не ждут.
– Говорила мне мама, – вздохнула эльфийка, – не суй дела в тактические замыслы, башка лопнет.
– Мудрая, видать, была женщина.
– А ну – цыц! Ангмарец, прислушался.
– Из седел – долой!
Они спешились, обмотали лошадиные копыта тряпками, безжалостно изорвав трофейный плащ, двинулись вперед осторожно.
Возле приметного, поваленного в бурю дерева ангмарец знаком приказал Дрели оставаться на месте, кинул ей повод и крадучись пошел вперед, медленно вытягивая из ножен кинжал.
Среди деревьев плясал костер, слышались приглушенные голоса.
Осмотревшись, глава Легиона двинулся дальше, моля небеса, чтобы у ливонцев не оказалось с собой собаки.
Такое случалось, хотя и редко. Прожорливые, но в то же время и ленивые для охоты ландскнехты быстро пускали четвероногих друзей человека на жаркое.
Пса не оказалось. Да и любого другого серьезного противника назгул не заметил.
«Видно, отставшие от своих раненые, – подумал он. – Или дезертиры. Или мародеры. А еще вернее – и то, и другое, и третье. Отстали по уважительной причине, а потом решили вернуться назад, обшарить место побоища и дать деру из славного воинства магистра».
Действительно, на частицу регулярной армии или тыловое охранение кучка ливонцев никак не тянула. Обмотанные тряпками руки и ноги, перевязанные головы – все это говорило о том, что оставшийся за командира Шон не дал немцам нагнать отряд. Не только улепетывал, но и огрызался.
– Пятеро, – пробормотал себе под нос назгул. – Наверное, нужно впотьмах мимо прошмыгнуть…
Тут он заметил нечто, поначалу укрывшееся от его взора в неверном свете угасающего костра.
Чуть в стороне от сложенного кучей оружия лежала связанная женщина, избитая и измазанная в земле. Задранный подол дополнял картину происшедшего.
Кровь ударила в лицо назгула. Он мучительно вглядывался в грязные лохмотья, покрывающие тело жертвы, силясь опознать, кто из их отряда попался в лапы мародерам. Но здоровенный детина в полосатых штанах заслонил костер, протягивая в огонь кусок солонины, нанизанный на алебарду.
Назгул вытащил меч, навернул плащ на левую руку, укрыв тканью кинжал, и метнулся вперед. Постояв мгновение за деревом, он переместился к следующему стволу, потом вновь повторил маневр.
Вскоре он оказался в нескольких шагах от беспечно горланивших песни наемников. Не таясь, ангмарец двинулся вперед, медленно, с неотвратимостью смерти.
Первым его заметил сидевший на седле арбалетчик, что-то прокричал и попытался вскочить. Удар сапога своротил ему челюсть набок и опрокинул тело в костер.
Алебарда с дымящимися ломтями мяса взметнулась и прошелестела над головой пригнувшегося назгула, эфес меча грянул в бородатое лицо наемника, превращая его алое месиво.
Трое остальных вскочили на ноги. Двое метнулись к оружию, третий, более сообразительный, успевший прочесть свой приговор в лице врага, опрометью кинулся в лес.
Но далеко убежать он не смог. Связанная женщина умудрилась извернуться гусеницей и подставила ему подножку. Со всего размаха ландскнехт грянул в древесный ствол и в течение нескольких мгновений яростной сшибки сидел, бестолково тряся головой и постанывая.
Клинок назгула скрестился с германским кошкодером, легко, словно перышко, отбросил легкий меч и, продолжая движение, обрушился на руку ливонца. Защищенная наручем конечность тут же разжалась, выпустила бесполезный уже меч и повисла плетью.
Выпад второго противника ангмарец принял на обмотанную плащом руку, вернее, на спрятанный под тканью кинжал. Короткий и злой пинок в пах заставил тевтонца согнуться пополам, а массивное оголовье ме-чевой рукояти раскроило череп.

Глава Легиона метнулся вперед, протаранив плечом немца со сломанной рукой, отшвырнув его к полуоглушенному собрату.
– Нихт! – успел крикнуть немец, когда огромный полутораручный меч взлетел, словно коса смерти, обрушился наискось слева направо, сокрушая незащищенную шею.
Последнего врага назгул добил коротким кинжальным тычком в глазницу и бросился к распростертой женщине, делавшей попытки отползти подальше от места схватки.
Вздох облегчения вырвался из груди ангмарца. Перед ним лежала совершенно незнакомая тетка, скорее всего, крестьянка из ближайшей сервской деревушки, подвернувшаяся драпающим из войска Кестлера мародерам.
Назгул быстро перерезал ее путы, женщина с гортанным криком, совершенно не похожим на человеческую речь, вскочила, но тут же покачнулась и опустилась на землю.
– Ноги-то затекли, – сказал ангмарец. – Куда ты рвешься? Уже все кончилось. Посиди у огня, да двигай домой.
– Московит? – спросила, коверкая звуки, немка.
– Рашен партизан, – устало ответил назгул.
– Казак?
– Не совсем.
Похоже, в Ливонии казаками пугали детей. Животный ужас в глазах немки начал угасать.
– Ну – я пойду… – Ангмарец поднялся, и принялся обшаривать трупы. Давно уже прошли те времена, когда его воротило от подобных занятий, да и от самого вида мертвецов.
Он нашел флягу с вином, ломти солонины, завернутые в листья лопуха, и потемневший папир, а также колчан вполне сносных стрел, которые прихватил для Майи. Подумав, он поднял из грязи легкий кольчужный хауберг, вовремя вспомнив о непокрытой голове Дрели.
– Прощай, – сказал он молча скрючившейся у огня спасенной женщине и кинул ей на подол кожаный кошель с монетами. – Может, хоть ты не станешь болтать, что русские пожирают младенцев и пускают села на ветер.
– У нас такое и не болтают, – с трудом подбирая слова, выдала женщина. – И не немка я, полька.
– Вот как, – пожал плечами ангмарец. – Ну бывай, славянка.
Не оборачиваясь, он зашагал прочь от костра.
Насмерть перепуганная Дрель встретила его причитаниями вперемешку с густым матом, но тут же запнулась и замолчала, разглядев забрызганный кровью плащ.
– Дорога свободна, – пробурчал назгул. – Нечего таращиться, кровь не моя, хвала Великой Тьме. Трогай уже.
Примерно через два часа ангмарец остановил коня.
– Надо бы на дерево забраться, – сказал он неуверенно. – Ливонцы нам по дороге не попадались, значит, они гонят наших на восток. Пора бы нам уже их нагнать. Очень не хочется налететь на тыловое охранение.
– Я сама, – сказала Дрель. – Или я не эльфий-ская принцесса?
Резво подоткнув подол платья и приоткрыв весьма аппетитные ножки, она обезьяной взлетела по ветвям вверх, растворившись в густом лесном пологе.
Ангмарец ждал, поигрывая уздечкой и вслушиваясь в шорохи ночного леса.
Сверху посыпалась кора, и на траву шумно спрыгнула Дрель. Щека ее была расцарапана, платье на плече зияло прорехой.
– Они прямо перед нами.
– Охранение?
– Вернее будет сказать – стража обоза. Там пара телег, три шатра и дюжина мордоворотов. Сидят на тюках с арбалетами и пялятся вокруг.
– А главных сил не видно?
– В паре километров начинается подъем из этой долины. Гребень холма, похоже, наши и ливонцы уже перевалили.
Ангмарец спрыгнул с коня.
– Будем обходить. На вот, надень на башку. И не перечь! Мне воевода за тебя руки-ноги повыдергает.
Дрель на удивление покорно нахлобучила сменный войлочный подшлемник назгула, а поверх него хау-берг.
– Ну, и как я смотрюсь? – кокетливо спросила она, ведя коня в поводу.
– Как школьная учительница географии, решившая изобразить индийскую королевну, – честно ответил ангмарец. – Только очень грязную и помятую индийскую королевну.
– Спасибо на добром слове, злыдень. Миновать ливонский обоз им удалось без особых приключений, если не считать того, что лошадь назгула оступилась и едва не свалилась на дно оврага.
На дорогу, ввиду близости основных тевтонских сил, они решили не выходить, двинули по еле заметным лесным тропам, полагаясь не столько на собственное зрение, сколько на чутье казачьих рысаков.
Вскоре при свете звезд они перевалили через седловину, и перед ними раскинулся во всей своей красе ливонский лагерь.
Жарко горели десятки костров, белели палатки и шатры, меж ними перемещались оруженосцы и полупьяные кнехты.
– Бьем их, бьем, а они не уменьшаются в количестве, – заметила Дрель, сморщив нос.
– А ты что, хотела, чтобы Легион все войско магистра переколбасил? Которое Кестлер год собирал?
– Положим, здесь едва половина его. Вторая – у Рингена, осаждает отряд Игнатьева-Русина.
– Все равно их раз в двадцать больше. Только и спасают нас леса да топи, негде им развернуться.
– И как только дали магистру собрать эдакую силищу?
Щека назгула нервно задергалась. На эту тему они уже давно предпочитали говорить только между своими, даже со свойским парнем, воеводой Репниным, старались языки не распускать. А де. ло пахло крупной изменой.
Всем памятен был триумфальный марш русских полков от Пскова и Ивангорода вглубь Ливонии.
Нарва пала в одночасье, за ней обрушились десятки замков и множество крупных городов. Тевтонская армия была буквально разметана, словно куча сухих листьев, злым осенним ветром и загнана в родовые ук-ровища. Казалось – еще немного, и московиты на века утвердятся на Балтике.
И тут начались проволочки, отступления и бессмысленные маневры, изматывающие войска, переговоры…
В довершение всех бед, основные полки попросту ушли из Ливонии, оставив там и сям малозначительные отряды и гарнизоны, словно приглашая немцев к реваншу.
И реванш немедленно воспоследовал. Кестлер, павший было духом, нашел деньги, активизировал давние рыцарские связи с Западной Европой. И потянулись к Балтийским берегам, словно в эпоху крестовых походов, шайки псов-рыцарей, ватаги ландскнехтов и вольные дружины кондотьеров. Сам орден перегруппировал свои силы и вышел в поле. А в чистом поле русских полков не оказалось. Кестлер наметил уничтожить оставленные гарнизоны, показав всему миру, что его архаическое государство еще на что-то способно, получить под этим соусом дополнительные деньги от Папы и начать с Московией полномасштабную войну.
Первый удар пришелся на отряд Игнатьева-Русина, засевший в крепости Ринген. Находившийся неподалеку отряд Репнина тут же двинулся на помощь. Но у ливонцев вполне хватало сил и на осаду, и на отпор дерзкому Репнину.
Тогда и началась маневренная война на дорогах. Чернокрылый Легион, приданный Репнину, изображал из себя силы деблокады, а сам воевода лесами крался к Рингену, намереваясь ударить в тыл Кестлеру. Мало кто знал, что героическому гарнизону Ринге-на помощь уже не нужна. Пять недель бились стрельцы и казаки, вызвав у заносчивых рыцарей изумление и суеверный страх, перебив более двух тысяч врагов. Но сила оправившегося Ордена была для горстки храбрецов неодолимой. Гарнизон пал, и теперь Репнин с малой дружиной шел прямо в объятия основной армии Кестлера.

Глава 2
Репнин

Уж не знаю, сгинули они, или выжили, – сказал воевода, мрачно разглядывая с холма твердыню Рингена. Он имел в виду Чернокрылый Легион, посланный, как думал Репнин, на верную смерть. На самом же деле, воинству ангмарца, благодаря этому приказу, удалось ускользнуть из железного капкана Кестлера, но тогда об этом мало кто ведал. – Но дело свое они добре исполнили. Отманили немца от крепости.
– Всю ли немчуру отманили? – усомнился стрелецкий сотник.
– Может, и нам кого оставили, – усмехнулся Репнин. – Но Русину и его людишкам послабление сделали. Теперь наш черед.
Отряд неспешно разворачивался, прикрытый холмом, готовясь ударить на тевтонцев. Ровные квадраты стрелецких сотен ладно двинулись вперед, ощерившись пиками и бердышами, на флангах тучами собралась легкая конница. Вернее будет сказать не тучами, а тучками. Основные силы казаков и черкесов передал Репнин Легиону, но по дороге собирал из всех деревень и замков мелкие гарнизоны, рассеянные по всей стране.
– Ну – с Богом!
Репнин сам выхватил сабельку и пустил коня в галоп. За ним рванулись два десятка боярских детей, сверкая кольчугами да бай данами.
С вершины холма, собираясь предупредить Русина о нежданной подмоге, запел рог. Но чистый его и грозный голос не поднял из могилы гарнизон павшего Рингена.
С гиканьем ворвались боярские дети и казаки в ливонский лагерь, рубя опоры шатров и швыряя пылающие факелы в палатки. Передовая стрелецкая сотня под барабанную дробь уже входила с юга, бородатые десятники держали в зубах тлеющие фитили от пищалей.
Репнин придержал коня и рассеянно оглянулся. Никакого сопротивления, лагерь был пуст, в нем теперь хозяйничал огонь.
– Бесы их взяли? Или Русин всех перебил?
Не дождавшись от Небес ответа, чуя неладное, Репнин устремил коня к крепости.
Все вокруг носило следы яростного штурма – закопченные остовы башен, заваленный трупами ров, обломанные осадными крючьями зубцы крепостной стены.
И ни звука вокруг.
Гулко прогрохотали конские копыта по опущенному перекидному мосту. Внутри – та же картина смерти и запустения. Бурые пятна, где совсем недавно алела кровь, обломки стрел и брошенное в беспорядке оружие. Пришпиленный копьем к дощатой двери стрелец, мертвый рыцарь с напрочь отсеченной рукой.
– Горе мне, горе! – возопил Репнин. – Поздно подошли мы, братья! Нет более царева слуги Русина, нет казачков и стрельцов, нет более отряда Рингенско-го!
Тут его глаза страшно блеснули.
– Где магистр? Куда делись псы-рыцари и вся их свора? Немедля разослать вестовых, сыскать!
В молчании ехал он по пустым улочкам, скрежеща зубами при каждом следе мстительной жестокости ор-денцев. То тут, то там попадались русые головы, насаженные на пики, выпотрошенные и набитые гравием тела, связанные и окоченевшие трупы со следами пыток.
– До темноты сыскать мне магистра!
И тут запели медные рыцарские трубы, взревели охотничьи рожки и послышался лязг выходящего из засады стального воинства Кестлера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31