- Садитесь, Людмила Леонидовна, - предложила Кира.
- У вас есть что-нибудь новое? - спросила Долматова.
- Работаем, - ответила Кира. - Людмила Леонидовна, вы знали о том,
что у Гилевского есть родственник Пестерев Вадим Никитич?
- Да, даже однажды покойный Модест Станиславович познакомил нас, он,
кажется, шофер.
- Вы поддерживали с ним отношения?
- Абсолютно никаких. Я и видела-то его всего один раз.
- И какое он на вас произвел впечатление?
- В сущности никакого.
- А сейчас, после смерти Гилевского, вы виделись с ним?
- Нет.
- Как же так, все-таки он единственный родственник, наследник?
- Я даже не знаю ни его адреса, ни телефона, - смутившись, ответила
Долматова. - Разрешите, я закурю, - она потянулась было к сумочке,
стоявшей у ножки стула, но Кира любезно пододвинула ей свою пачку сигарет
и зажигалку.
- Курите.
Узкими холеными, чуть дрожавшими пальцами Долматова долго извлекала
сигарету, затем прикурила. Киру удивило, что у такой крупной женщины столь
узкая кисть и тоненькие, как у девочки, пальцы. В это время приоткрылась
дверь, заглянувшая секретарша прокурора области сказала писавшему Скорику:
- Виктор Борисович, шеф срочно просит.
Скорик встал, посмотрел выразительно на Киру и развел руками, мол,
ничего не поделаешь, вынужден покинуть вас, и вышел. Это нарушало задумку
Киры, но она нашла выход из положения, глянула на часы, сказала
Долматовой:
- Людмила Леонидовна, извините, мне нужно отлучиться на несколько
минут, подождите, пожалуйста, меня в коридоре.
Долматова кивнула, вышла. Кира осторожно двумя пальцами взяла за
торцы пачку сигарет и зажигалку, завернула в носовой платок, порылась в
бумагах нашла дактокарту с "пальцами", снятыми Кисляком на квартире
Гилевского, и заперев кабинет, направилась к Войцеховскому. Тот смотрел по
видеомагнитофону какой-то следственный эксперимент - выход на место
происшествия вместе с подозреваемым.
- Присаживайтесь, Кира Федоровна, посмотрите наше кино, это, правда,
не мультики и не порнушка, но все-таки кино, - сказал Войцеховский.
- Я к вам по срочному делу, Адам Генрихович, - сказала Кира, -
выручайте.
Он остановил кассету, поднялся из кресла.
- Что стряслось?
- Вы могли бы срочно снять "пальцы" с пачки сигарет и с зажигалки? -
Кира развернула платок.
- Это уже для нас сверхурочная работа, Кира Федоровна, для этого есть
другие службы, - пробурчал Войцеховский, разглядывая лежавшие на ладони
Киры пачку "LМ" и зажигалку.
- Очень нужно, именно сейчас, - взмолилась Кира.
- У Скорика за такую услугу я потребовал бы бутылку коньяка. А что с
вас возьмешь? Оставляйте.
- А это дактокарта. Потом сравнить надо будет.
- Хорошо, я вам позвоню.
Кира вышла.
- Извините, - сказала она Долматовой, сидевшей на скамье напротив
кабинета.
Они вошли, заняли те же места - Кира за столом, Долматова напротив.
- Мы произвели выемку завещания у нотариуса, - сказала Кира. - Так
что с получением наследства вам придется подождать до окончания следствия.
- Я не тороплюсь. Слишком деликатный вопрос.
- Вы собираетесь потом встретиться с Пестеревым? Он, единственный
родственник, остался как бы обойденным, все завещано вам.
- Я об этом думала. И потом я не знаю, где его искать.
- Я вам дам его телефон... У вас не возникало желания посетить
квартиру Гилевского. Все-таки вы прежде там бывали.
- В общем нет, тем более, что она, вероятно, опечатана вами.
- Опечатана. Но кто-то сорвал печать и побывал там. Как думаете, не
Пестерев ли?
- Об этом судить не могу, - ответила Долматова, как-то напрягшись.
Это не ускользнуло от Киры, она спросила:
- По-вашему мнению, у Пестерева мог быть второй ключ от квартиры
Гилевского?
- Понятия не имею. Возможно.
- А у вас?
- У меня нет, - быстро ответила Долматова...
Задавая разные вопросы, Кира тянула время. Наконец раздался
телефонный звонок.
- Слушаю, Паскалова, - Кира сняла трубку.
Звонил Войцеховский:
- Вы одна?
- Нет.
- Понятно. Тогда слушайте. Я сразу увидел, что "пальчики" дамские.
Даже не сравнивая с теми, что на дактокарте. Тоненькие папиляры. А когда
сравнил - сошлось, с теми, что на дактокарте. Кто у вас сидит? Она?
- Да.
- Сейчас лаборант занесет вам.
- Большое спасибо, Адам Генрихович.
- Благодарность принимаю, - он повесил трубку.
Кира как-то весело взглянула на Долматову, подумала: "Что же ты
делала там?"
Лаборант занес тоненькую папку:
- Вам от Адама Генриховича.
- Спасибо, - сказала Кира и уже Долматовой:
- Людмила Леонидовна, если у вас нет ключа от квартиры Гилевского,
как же вы туда проникли?
- Но я!..
- Не надо, Людмила Леонидовна, вы там были. И оставили след в виде
отпечатков пальцев. Вот, - Кира раскрыла папочку. - Это "пальцы", которые
мы нашли в квартире. А это ваши, с моих сигарет и зажигалки. Они
идентичны. Человек вы образованный, надеюсь, понимаете, что это
неопровержимо.
Долматова кивнула, поникла, опустила голову.
- Вы были там с Пестеревым?
- Нет, одна, - тихо ответила Долматова.
- Как вошли?
- У меня есть второй ключ.
- Откуда он у вас?
- Модест Станиславович дал мне его. Давно. Я иногда приходила туда
без него. Убрать, пыль смахнуть. Когда он уезжал в отпуск. А уезжал он на
месяц, полтора. В Трускавец или Железноводск, - она говорила волнуясь,
короткими фразами.
- Что вам в этот раз понадобилось там?
- В сущности ничего. Просто посмотреть, все ли на месте.
- Вы полагали, что есть некто, кто может вас упредить, проникнуть
туда.
- Была такая мысль.
- Кого вы подозреваете?
- Пестерева.
- Подозревали только в этом?
- Не только.
- На основании чего?
- Он же не знал, что все унаследую я.
- Это единственная причина для такого подозрения?
- Пожалуй... Я нарушила закон, сорвав печать?
- А как вы думаете?!
- Что мне теперь будет?
- Ничего вам не будет, - Кира махнула рукой. - Есть факт
проникновения, но нет кражи... А ключик вы мне отдайте.
Долматова достала из сумочки ключ.
- Что мне теперь делать? - спросила.
- Занимайтесь своими делами. Всего доброго, Людмила Леонидовна...
Когда Долматова ушла, Кира, повертев в руках свою пачку сигарет и
зажигалку, закурила. Она с нетерпением ждала Скорика, чтобы все ему
поведать.

11
"Кто-то из них врет - либо Жадан и Чаусов, что были в день и час
убийства на выставке мебели, либо Огановский, утверждающий, что был там в
это же время", - мысль эта донимала Киру несколько дней, пока она не
решила назначить повторную встречу. Начала она с Чаусова. Он пришел в том
же костюме, такой же худой, с нервным, несколько осунувшимся, как ей
показалось, лицом. Но начала Кира с другого:
- Алексей Ильич, я хочу разобраться в датах, выстроить их
последовательно. Вам знакома эта книга, - она показала ему книгу
американца Дж. Бэррона "К истории ювелирного дела", изданную в Нью-Йорке в
1960 году.
Он полистал книгу, Кире показалось, что Чаусов побледнел, охрипшим
голосом он произнес:
- Я об этой книге не знал... Как же так?.. Как она прошла мимо меня?!
Откуда она у вас?
- Я взяла ее в библиотеке Академии наук.
- Боже мой, как она прошла мимо меня?! - повторил он сокрушенно.
- А вот из нее цитата. Сэм Шобб пишет Диомиди: "Вы правы, с оказией
передавать письма безопасней и надежней. Я совершенно не согласен с Вами,
что Ваши эскизы - мертворожденные дети. Уверен, придет время и появится
возможность воплотить эти эскизы в материале. Я об этом думаю..." Письмо
это, датированное августом 1947 года, опубликовано в 1960-м. В каком году,
по словам Гилевского, он возвратил пакет дочери Диомиди? - спросила Кира.
- В 1965-м, вроде так он говорил.
- Таким образом письмо Шобба опубликовано за пять лет до этого?
- Да.
- В 1966 году вышла книга Гилевского "Сравнительное исследование",
т.е. через год после того, как он, по его словам, возвратил пакет дочери
Диомиди. Но в книге ни слова о пакете. Хотя автор, казалось бы, должен был
хоть как-то упомянуть о нем: либо существуют письма и дневники Диомиди,
либо их нет, либо они в музее, либо переданы дочери Диомиди. Никакого
упоминания, будто пакета вообще не существовало. В 1971 году по решению
обкома сейф был открыт. Пакета там не оказалось. В первых двух изданиях
книги профессора Самарина он упоминается, как хранящийся в музее. В
третьем, посмертном, которое редактировал Гилевский, этой упоминание
исчезло. Вы обращали внимание Гилевского на эту странность?
- Обращал.
- Что он ответил?
- Что Самарин, мол, заблуждался, но из уважения к нему Гилевский не
стал настаивать на исправлении, а когда Самарин умер, в третьем издании,
дескать, восстановил истину и убрал это заблуждение.
- Как по-вашему, каким образом письмо Сэма Шобба могло попасть к
американскому автору до того, как пакет был передан дочери Диомиди.
- У меня есть ответ на эту загадку.
- Какой?
- Пакет никуда не пропадал, не передавался в Фонд имени Драгоманова,
не возвращался дочери Диомиди. Он оставался в руках Гилевского.
- Да, но в сейфе его не было, - сказала Кира.
- Мало ли куда он на время мог перепрятать пакет, а потом опять
вернуть его в сейф, куда годами никто не заглядывал. Допускаете ли вы, что
имея столько лет возможность вскрыть пакет, Гилевский удержался от
соблазна? Если еще иметь в виду, что он был помешан на Диомиди.
- Да, но ведь сейф можно открыть только двумя ключами, один из
которых у директора музея.
- А вот на эту загадку я ответить не могу, - Чаусов был подавлен
скорее всего тем, что он, считавший себя лучшим знатоком публикаций,
связанных с именем Диомиди, не имел понятия о книге Дж. Бэррона, вышедшей
в Нью-Йорке; и еще, вероятно, вопросом: каким образом письмо Сэма Шобба к
Диомиди, которое скорее всего находилось в пакете, попало к американскому
автору. Если бы оно хранилось в другом месте, то было бы опубликовано
давным-давно, ибо написано еще в 1947 году! И не только опубликовано, но и
расцитировано!..
Кира наблюдала за Чаусовым. Он был выбит из колеи, обескуражен. И она
подумала, что сейчас самое время приступить к главному.
- Надо кое-что привести в соответствие, Алексей Ильич, - начала Кира.
- Первый вопрос: скажем, если вам надо пройти в музей этнографии и
художественного промысла, вы покупаете билет?
- Нет. Я много лет там проработал, вахтерша Фоминична меня хорошо
знает.
- Значит, если бы вы вошли туда, когда проходило шесть-семь
посетителей, она могла и не обратить на вас внимания?
- Скорее всего.
- Хорошо. В тот день, когда вы говорите, вы были на выставке мебели,
там было много народу?
- Не очень.
- Если бы там в это время находился какой-нибудь ваш хороший
знакомый, скажем, Огановский, могли ли бы вы его или он вас не заметить?
Чаусов задумался, затем спросил:
- А что, Огановский был там тогда?
- Когда "тогда"? - спросила Кира.
- Ну... в этот день... в это время.
- Вы не ответили на мой первый вопрос.
- Пожалуй, мог и не заметить.
- А вот Огановский утверждает, что не заметить вас и Жадана, если бы
вы находились там, невозможно. Народу почти не было. Впрочем, это легко
проверить по количеству проданных в тот день билетов. Ведь это было уже
перед самым закрытием выставки, конец дня. Кроме того, есть возможность
устроить вам и Жадану очную ставку с Огановским.
Чаусов умолк. Она ждала, давая ему возможность принять какое-то
решение. Наконец, сглотнув ком, Чаусов тихо вымолвил:
- Я не был на выставке.
- А Жадан?
И снова пауза.
- Я спрашиваю, Алексей Ильич, а Жадан был?
- Не знаю.
- Где же все-таки вы были в интересующее меня время?
- Я не могу вам этого сказать.
- Что так? Уж не замешана ли тут женщина? - усмехнулась Кира.
- Да.
- Боже, какие банальности! Сейчас вы скажете, что она замужем, что
вы, как джентльмен не можете назвать ее имя.
- Именно так.
- Пошловато получается, как из дурного романа, Алексей Ильич. Но если
вы не назовете ее, и я не смогу ее допросить, ваше алиби не стоит и
выеденного яйца. Вы это понимаете?
- Понимаю.
- Итак?
- Ее зовут Виктория Петровна Непомнящая.
- Где она работает?
- Лаборанткой на химкомбинате. Комбинат в должниках, и многих
сотрудников отправили в неоплачиваемые отпуска. Ее тоже.
- Кем и где работает ее муж?
- Он инженер в "Энергосетьинспекции".
- Часто бывает в командировках?
- Да.
- И в этот раз?
- Да... Я прошу вас только, если будете встречаться с нею,
постарайтесь так, чтоб муж не знал, не впутывайте ее.
- Насчет не впутывать, - все будет зависеть от вашей и ее правды или
неправды... Домашний адрес Непомнящей и телефон, если есть.
Он назвал.
- Значит, вы пришли, зная, что муж в командировке?
- Да.
- В котором часу?
- После пяти вечера.
- И пробыли там до?..
- Начала десятого.
- Откуда вы знали, что муж в командировке?
- Она сказала.
- Она знала, когда он должен вернуться?
- Надо полагать.
- Итак, вы пришли и?..
- Поужинали.
- С выпивкой?
- Немного.
- Что вы пили?
- Коньяк.
- Какой?
- "Десна".
- Бутылка была початая?
- Нет. Я по дороге купил.
- Дальше.
- Слушали музыку. У них есть двухкассетник.
- Какую?
- Концерт Хулио Иглесиаса.
- Потом.
- Смотрели кино по видео.
- Какое?
- "Путь Карлито"...
- Сколько раз вы наливали коньяк в рюмки себе и Непомнящей?
- Четыре-пять раз.
- Кто ставил аудиои видеокассеты? Она?
- Нет, я.
- О финальной части вашего времяпровождения можете умолчать...
Кассеты вы с собой принесли?
- Нет, кассеты были у нее... Вы разрешите напиться? - он утер платком
лоб и посмотрел на графин с водой.
- Разумеется. Можете налить себе.
Она смотрела, как он жадно пил, как дергался кадык на его худой шее.
Он поставил стакан на место, приложил платок к губам.
- Подпишите протокол, Алексей Ильич. На сегодня хватит...
Когда Чаусов вышел, Кира задумчиво посмотрела в окно, на глаза ей
попался графин со стаканом, из которого пил Чаусов. "На всякий случай", -
сказала себе Кира и вытянула салфетку из-под вазочки с цветами, стоявшей
на подоконнике, осторожно взяла стакан, завернула в салфетку и спрятала в
сейф...

Жадан, юркий, маленький, сидел напротив и демонстрировал хорошее
настроение - улыбался. Киру раздражала эта улыбка, она сразу сказала:
- Есть некоторые неувязки, Святослав Юрьевич.
- А именно? - ироническим тоном спросил он.
- В тот день, 21-го июня, после семнадцати часов, как вы утверждаете,
вы вместе с Чаусовым были на выставке мебели.
- Были, были. Прекрасные образцы!
- В тот же день и в то же время там был и скульптор Огановский. Вы
его видели?
Жадан словно споткнулся:
- Да... то есть нет.
- Так да или нет?
- Нет.
А вот Огановский уверяет, что если бы вы там были, не увидеть друг
друга вы не могли.
- Почему? - лицо и шея Жадана покрылась красными пятнами.
- Экспозиция развернута так, что знакомые люди обязательно увиделись
бы. И народу в тот день было мало - десять-пятнадцать человек. Но и это
еще не все. Чаусов изменил свои показания: он заявил, что не был там с
вами в тот день. Хотите очную ставку с ними - Огановским и Чаусовым?
- Как не был?! Мы же... Что же теперь?! - он растерянно заерзал на
стуле. - Что же он!..
- Вы хотите сказать, что вы с ним договорились, а теперь он умыл
руки.
- Этого не может быть! - взвизгнул Жадан.
- Всякое может быть, Святослав Юрьевич.
- Сволочь он! Что же я теперь... В какое положение...
- В плохое. Так были вы на выставке мебели в тот день или не были?
- Ну не был, не был!
- Зачем же врали?
- Так получилось, случайно... шутя получилось...
- А где вы были?
- Дома сидел! Весь вечер!
- Это плохое алиби. Кто может подтвердить, что вы сидели дома?
- Никто.
- Это совсем плохое алиби.
- Так что же мне делать?
- Говорить правду.
- Да правду я говорю, поверьте!
- Трудно мне вам теперь верить.
- И что же будет? - тихо спросил Жадан.
- То, что и должно быть...

"Что-то проклюнулось или я увязаю? - подумала Кира после ухода
Жадана. - Их новые версии алиби придется проверять, с Чаусовым проще, с
Жаданом сложнее..." И еще она вспомнила намек Долматовой на хромого
Пестерева. Его алиби вообще очень трудно проверить. Ехать в Белоруссию
искать его напарников по байдарочному путешествию по Днепру?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16