Это он сказал мне, что означает мое нездоровье.
– Только вы двое и знаете, – выговорила Белл. – Не рассказывайте никому. Пожалуйста!
– Обещаем, – сказала Рейвен.
– Пока обещаем, – поправила ее Фэнси. – Нужно съедать утром, пока не встала с постели, подсоленный кусочек хлеба. Это помогает при тошноте. Во всяком случае, так утверждает герцогиня.
После того как сестры ушли, Фэнси переоделась в ночную рубашку, забралась под одеяло и уснула. Ее разбудил стук в дверь. Она открыла глаза и увидела, что в комнате сгущается сумрак.
Дверь открылась, в спальню вошел герцог с подносом. Он подошел к кровати и поставил его на столик рядом с ней. Потом зажег свечу и показал на краешек кровати.
– Позволишь?
Фэнси села, облокотившись на подушки. Отец сел на кровать.
– Щадящая пища, – сказал он.
– Вы не должны были…
– Я хотел принести тебе ужин. Мне надо поговорить с тобой с глазу на глаз.
– Вся внимание.
– Мы со Степаном беспокоимся о твоей безопасности, – сказал отец. – Поэтому и устроили эту поездку на Сарк-Айленд.
– Мне там очень понравилось. – Фэнси покраснела, вспомнив, что больше всего ей понравилась близость с князем.
Отец похлопал ее по руке.
– Я дам тебе все, что ты захочешь. Если это в моей власти, конечно.
Ей стало стыдно. Она так плохо с ним обращалась, дерзила, а ведь он только хотел исправить свои прошлые ошибки. Обижая отца, она не утоляла свою боль.
– Ты хочешь выйти замуж за Степана?
– Я люблю его. Люблю дитя, которое ношу под сердцем. Но… я хочу быть независимой.
– Ты боишься стать такой же зависимой, как твоя мать?
– Я хочу быть счастливой. Обними меня, папа.
Отец протянул руки и заключил ее в свои объятия, укачивая, как маленькую девочку. Фэнси положила голову ему на грудь, а он ласково поглаживал ее по спине.
– Не забывай, твоя мать потеряла всю свою семью, и это сильно повлияло на ее дальнейшую жизнь. – Отец отпустил Фэнси, взял поднос и поставил его к ней на колени. – Твоему будущему ребенку уже сейчас нужно хорошо кушать, даже если ты сама не голодна.
– Спасибо, папа. – Фэнси взяла ложку и зачерпнула суп. Отец пошел к двери.
– Степан – хороший человек. Думаю, он поймет тебя.
Он никогда не поймет ее, проживи еще хоть сто лет.
Как лучше всего сказать Фэнси, что она больше не будет петь в опере? Кажется, в этом братья ему не помогут. А значит, нужно тянуть время. Иногда лучшее действие – бездействие. По крайней мере до свадьбы.
Зачем Фэнси эта опера? У нее есть он. У нее есть его любовь. Есть ребенок, растущий у нее в животе. Чего еще она может желать?
Степан вошел в привилегированный клуб «Уайтс» и увидел своих братьев, сидевших за столом и дожидавшихся его.
– Налейте мне водки. – Степан рухнул на стул.
Рудольф налил стопку водки и поставил перед Степаном.
– Моя жена уже заработала головную боль, развлекая твоих будущих своячениц.
Сегодня вечером Степан был не в настроении терпеть насмешки. Он выгнул темную бровь и глянул на брата.
– Ты хотел сказать – твоих сводных сестер?
– Саманта с головной болью – это страшно, особенно во время беременности.
– Поздравляю. – Виктор поднял свой бокал. – Регина тоже беременна, и мне бы хотелось, чтобы она наконец-то перестала сочинять свою книгу.
– Мне казалось, ты это одобряешь, – удивился Степан.
– Одобряю, но во время беременности она несносна, – ответил Виктор. – Раздражительность мешает ей писать, и она злится еще сильнее. Дом превращается в ад.
– Фэнси беременна, – сказал Степан, заставив братьев понимающе улыбнуться. – Но я с содроганием думаю, как ей сказать, что ее оперная карьера закончена.
– Маленький братишка, – произнес Рудольф, – ты когда-нибудь чему-нибудь научишься?
Михаил ухмыльнулся:
– Хочешь, чтобы мы позаботились об этом вместо тебя?
Степан кинул на него сердитый взгляд:
– Не вижу ничего смешного.
– Пусть Фэнси поет в своей опере, пока беременность ей не помешает, – предложил Виктор. – Тогда тебе не придется с ней ссориться. Все произойдет естественным путем.
– Я готов согласиться, – отозвался Степан, – если ты позволишь Регине писать книгу, сидя на сцене перед залом, полным зрителей.
Виктор покачал головой:
– Это совсем не одно и то же.
– А в чем проблема? – не понял Рудольф. – Пэтрис Таннер замужем, но поет в опере.
– Себастьян Таннер жаба, а не князь.
– Да пусть попоет еще несколько недель, – посоветовал Михаил, – а потом сама уйдет из театра.
– Если ты такой специалист по женщинам, – рассердился Степан, – почему не можешь уговорить Белл Фламбо выйти за тебя замуж?
Михаил залпом выпил свою водку и смерил взглядом младшего брата.
– Разница между мной и тобой в том, что у меня еще есть время убедить Белл. Она пока не беременна.
Степан улыбнулся:
– Должно быть, ты теряешь способность убеждать, если между вами до сих пор не было близости.
– Близость была, – признался Михаил.
– Так откуда ты знаешь, что она не беременна?
– Белл бы мне сказала.
– Может быть, Белл, как и ее сестра, даже и не знает, что она беременна. – Степан с удовлетворением усмехнулся, увидев, как его брат сорвался со стула с очень решительным видом.
– Сядь, Михаил, – приказал Рудольф. Виктор чуть ли не силой усадил Михаила на стул.
– Не можешь же ты ворваться в дом герцога Инверари и требовать, чтобы тебе ответили, не обрюхатил ли ты его девственницу дочь.
– Спасибо, брат. – Степан не мог стереть с лица довольную ухмылку. – Подразнил тебя, и у меня настроение поднялось.
– Рад, что смог услужить. – Михаил вскинул брови и тоже улыбнулся. – Так когда ты собираешься сказать Фэнси, что ее оперная карьера закончена? Интересно, как она отреагирует? Впору пари заключать.
Не проронив больше ни слова. Степан встал и вышел из клуба. Шутки братьев провожали его до самой двери.
Глава 16
Как могла ее мать променять наслаждение театром на любовь мужчины?
По дороге в Королевский оперный театр Фэнси смотрела в окно кареты и раздумывала над жизнью, которую выбрала себе ее мать, – жизнью, зависевшей от мужчины.
Может, отец и прав. Потеря всей семьи во время террора повлияла на всю дальнейшую судьбу ее матери. Она нуждалась в любви, в безопасности, но Фэнси знала, что в отличие от матери сама она хочет большего. Неужели крах материнских надежд так повлиял и на ее жизнь? Может, поэтому она так жаждет обожания публики? Оно заменяет ей так недостающее душевное тепло.
Князь ничего не сказал про оперу. Пока. Когда этот момент наступит, уйдет ли она со сцены? Сможет ли уйти?
Карета Инверари остановилась перед театром. Кучер открыл дверцу и помог ей выйти.
Фэнси прошла по пустому фойе и направилась прямо в кабинет директора Бишопа. Увидев ее, директор улыбнулся и встал.
– Мне нужно забрать грим.
Бишоп наклонил голову.
– Мои наилучшие пожелания в связи с предстоящим бракосочетанием.
– Вы уже знаете?
– Сегодня утром его светлость прислал мне записку.
Тревога усилилась, а настроение упало. Неужели князь прислал директору просьбу о ее отставке? Нужно упомянуть о своем возвращении на работу. Тогда многое прояснится.
– Свадьба назначена на понедельник, – сказала Фэнси с вымученной улыбкой. – Но позже на неделе я смогу петь. Надеюсь, у меня еще есть работа?
Бишоп замялся.
– Ну… да… А у вас есть разрешение князя?
– Мне не требуется ничье разрешение!
Фэнси вышла из кабинета директора и через пустой зрительный зал прошла за кулисы. Открыв дверь своей гримерки, она замерла на месте.
Женевьева Стовер сидела в ее гримерке на ее табурете и смотрелась в ее треснувшее зеркало. Фэнси пронзили потрясение, ревность и гнев. Она почувствовала себя посторонней, одинокой, плывущей по течению в опасных водах. Эта девушка украла ее жизнь!
Заметив ее в зеркале, Женевьева вскочила.
– Я так счастлива видеть тебя!
Фэнси выдавила из себя улыбку, решив про себя, что без нее мисс Стовер счастлива гораздо больше.
– Смотрю, ты согреваешь мое место.
Женевьева покраснела.
– Надеюсь, ты не против?
– Разумеется, я не против, – солгала Фэнси. Теперь она хорошо понимала, что чувствовала Пэтрис Таннер. – Я пришла забрать чемоданчик с гримом.
– Я убрала его. – Женевьева вытащила чемоданчик из темного угла.
«С глаз долой, как и меня». Фэнси взяла чемоданчик.
– Придешь на мое венчание в понедельник утром в церковь на Гросвенор-сквер?
– Я бы с удовольствием посмотрела, как ты выходишь замуж, – уклонилась от прямого ответа Женевьева, – но мне не совсем удобно появляться в светском обществе.
– Мои сестры и я не светское общество.
– Я ничего не обещаю, – сказала Женевьева. – Ты знаешь, что Алекс принял наследство своего деда?
Ничто не могло потрясти Фэнси сильнее.
– Алекс всегда говорил, что ни за что не простит старика!
– Они помирились.
Похоже, Женевьеву это не очень радовало.
– Если не увидимся на моей свадьбе, – произнесла Фэнси, поворачиваясь к двери, – увидимся позже на той неделе.
– Где?
– После бракосочетания я возвращаюсь в оперу.
Женевьева удивилась.
– А князь тебе разрешил?
Раздражение Фэнси усилилось.
– Мне не требуется его разрешение!
– Ну, если ты так считаешь…
– Так и считаю.
Фэнси вышла из гримерки и увидела бегущую к ней мисс Гигглз. Она поставила чемоданчик и подхватила обезьянку на руки.
– Как дела, мисс Гигглз?
Обезьянка закрыла уши, глаза и рот, а потом что-то залопотала.
– О, ты вернулась?
Фэнси отдала обезьянку Пэтрис Таннер, а та передала ее мужу.
– В понедельник я выхожу замуж за князя.
– Нам будет тебя не хватать. – Голос Пэтрис сочился сарказмом.
Фэнси одарила примадонну своей самой сладкой улыбкой.
– Но я буду продолжать петь.
– А князь тебе разрешил?
Раздражение переросло в гнев.
– Мне не нужно его разрешение!
Пэтрис Таннер пожала плечами и направилась в свою гримерку, окликнув мужа:
– Идем, Себастьян!
Фэнси подняла чемоданчик с гримом, глядя, как удаляется эта неприятная пара. Она жалела Себастьяна Таннера. Жена подавляла его не только ростом.
Вот уже трое спросили ее, разрешил ли ей князь вернуться в оперу. Может, они знают что-то такое, что ускользнуло от нее?
Фэнси не смогла противиться искушению выйти на сцену. Она встала в самом центре авансцены и поставила чемоданчик на пол.
Выйдет ли она на эту сцену еще когда-нибудь? Сумеет ли сохранить любовь зрителей? Сможет ли она жить без нее? Или ей достаточно любви князя?
Глаза ее подернулись слезами. Фэнси представила себе зал, полный зрителей, и запела, прощаясь с пустыми сиденьями.
Она пела свою песню о стране за горизонтом проникновенным голосом, вкладывая в исполнение всю себя, изливая сердце и душу, пытаясь остановить заветное мгновение.
Когда с ее уст сорвались последние, полные сладости и горечи слова, Фэнси услышала за спиной все усиливающиеся аплодисменты. Она резко обернулась и присела в реверансе перед зрителями – хористами, танцовщицами и рабочими сцены. Потом помахала им рукой и, подняв чемоданчик с гримом, сошла со сцены, направляясь через зрительный зал в фойе. Ее остановили аплодисменты. Глаза Фэнси вновь наполнились слезами, когда она увидела, что почти вся труппа стоит и аплодирует ей. Не хватало только Пэтрис Таннер и Женевьевы Стовер.
И вдруг ее охватила паника. Коллеги вели себя так, словно она больше никогда не будет с ними работать. Фэнси выдавила из себя улыбку и подняла руку в прощальном приветствии.
Директор Бишоп и князь Степан смотрели на нее из заднего ряда зрительного зала. Князь вовсе не казался счастливым. По правде говоря, он выглядел чертовски рассерженным.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он.
– Что ты здесь делаешь? – эхом откликнулась Фэнси.
– Я спросил первым.
– Я спросила второй.
Степан криво усмехнулся.
– Тинкер сказал мне, куда ты поехала.
Фэнси высоко подняла чемоданчик.
– Хочу театральным гримом замазать шрам моей сестры.
Степан забрал у нее чемоданчик.
– Я отвезу тебя домой.
– Меня ждет карета.
– Я ее отослал. – Степан повернулся к директору: – Назначьте прослушивание, а о финансировании поговорим на следующей неделе.
Фэнси взяла князя под руку, и они пошли через пустое фойе на улицу.
Сев в карету, Фэнси повернулась к нему.
– Прослушивание для новой оперы начнется на следующей неделе?
Степан похлопал ее по руке.
– Вероятно, да.
Фэнси не могла сдержать нетерпения.
– Какая опера?
– «Девушка из Милана».
– Я не знаю такую.
Степан обнял ее за плечи и привлек к себе.
– Ты ее никогда не слышала, потому что она новая.
Фиалковые глаза засветились нескрываемым волнением.
– А кто композитор?
– Бишоп.
– Первый раз слышу, что он сочиняет музыку!
– Ты певица, мисс Фламбо, а не меценат, – ответил Степан. – Бишоп хочет, чтобы я финансировал постановку.
– И ты будешь финансировать?
– Вероятно.
– О, я так волнуюсь! – воскликнула Фэнси, впившись в него взглядом. – Пэтрис Таннер слишком стара, чтобы играть деву.
Не обращая внимания на ее слова, Степан осторожно положил ладонь ей на живот.
– Как себя сегодня чувствует самое младшее дитя Казановых?
Фэнси уныло улыбнулась:
– Он не любит утренние часы.
– Ты хотела сказать – она.
– Любит, не любит…
Высокий джентльмен стоял на вершине холма Примроуз-Хилл в самый темный и тихий ночной час. Он смотрел на женщину, такую безмятежную в смерти, и один за другим выкладывал на нее лепестки роз – с головы до ног.
– Когда же это кончится? – спросила его стоявшая рядом женщина.
Джентльмен даже не повернул к ней голову.
– Это кончится, когда я доберусь до той оперной певички.
– Которой?
– Ты отлично знаешь.
Он набрал еще одну пригоршню розовых лепестков из кожаной сумки.
– Любит, не любит…
Свидание чудовища с палачом слишком задержалось. Боже, да он бы с удовольствием сам вцепился ему в глотку и удушил бы его собственными руками! Вместо палача с его веревками.
Александр Боулд откинул голову на спинку сиденья наемного экипажа и закрыл глаза. Для разнообразия ему не помешало бы выспаться, особенно если учесть, что раздражение Женевьевы усиливалось каждый раз, когда его вызывали на службу.
К счастью, на Парк-лейн было пусто. Только полный идиот вскакивает в семь утра воскресным утром. Если бы эти хлыщи не выбрали для своей дуэли Примроуз-Хилл, он бы сейчас тоже спал.
Александру тут же стало стыдно. Подумаешь, не выспался! Что из того, если опять убита молодая женщина?
Экипаж остановился перед особняком Инверари. Александр выбрался наружу.
– Ждите здесь, – приказал он кучеру, потянулся к дверному молотку, но дверь распахнулась раньше, чем он к нему прикоснулся. Дворецкий отошел в сторону, впуская Александра.
– Доброе утро, милорд, – поздоровался Тинкер. – Мы вас ждали.
Александр с недоумением посмотрел на дворецкого. Откуда он мог узнать? Алекс сам был в неведении, пока не пришел Барни.
В кресле сидела Рейвен.
– Наконец-то…
– Неоткуда…
– Мне приснился сон.
– Во Вселенной есть многое такое, милорд констебль, что не вписывается в наши ограниченные познания, – вставил Тинкер.
– Вы неправильно цитируете Шекспира, – усмехнулся Александр.
– Я намеревался неправильно процитировать Барда.
Александр посмотрел на Рейвен.
– Экипаж ждет.
Она встала и подошла к двери.
– Если кто-нибудь спросит…
– Вы имеете в виду Милого Друга или Милочку?
Ее губы слегка дернулись.
– Скажите им что-нибудь правдоподобное. Напрягите воображение.
– Ради вас постараюсь, – пообещал Тинкер. Александр помог девушке сесть в экипаж и устроился напротив нее.
– Примроуз-Хилл, – велел он кучеру.
Скрестив на груди руки, Александр смотрел на Рейвен. Потрясающие игривые глазки, маленький изящный носик… пухлые губки…
_ Ну-с. – Александр откашлялся, борясь с желанием и дальше любоваться ее формами. – Кто такие Милый Друг и Милочка?
– Это прозвища, которые сестры Фламбо дали герцогу и герцогине Инверари.
– За этим угадывается острый ум Блейз.
Холм Примроуз-Хилл – в дальнем конце Риджент-парка – был более двухсот футов высотой. Давно лишенный деревьев и кустарников, он стал излюбленным местом для противозаконных дуэлей.
– Придется подняться на холм. – Александр помог ей вылезти из экипажа. – Будь я помоложе, отнес бы тебя туда на руках.
– Думаю, как-нибудь и сама доберусь, – ответила Рейвен. – А что делает Барни?
– Ищет улики. – Александр взял ее за руку и повел к констеблю. – Барни осматривает землю в поисках чего-нибудь, что поможет следствию.
Констебль Блэк сердечно поздоровался с девушкой:
– Я рад, что вы смогли приехать в столь ранний час.
– Она ждала нас уже полностью одетая, – сказал Александр. – Как будто знала, что за ней пошлют.
Рейвен посмотрела на тело, прикрытое одеялом.
– Кто на этот раз?
– Танцовщица из театра, – ответил констебль.
Рейвен подошла к телу и жестом велела Александру откинуть одеяло. Рыжеволосая молодая женщина была красавицей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
– Только вы двое и знаете, – выговорила Белл. – Не рассказывайте никому. Пожалуйста!
– Обещаем, – сказала Рейвен.
– Пока обещаем, – поправила ее Фэнси. – Нужно съедать утром, пока не встала с постели, подсоленный кусочек хлеба. Это помогает при тошноте. Во всяком случае, так утверждает герцогиня.
После того как сестры ушли, Фэнси переоделась в ночную рубашку, забралась под одеяло и уснула. Ее разбудил стук в дверь. Она открыла глаза и увидела, что в комнате сгущается сумрак.
Дверь открылась, в спальню вошел герцог с подносом. Он подошел к кровати и поставил его на столик рядом с ней. Потом зажег свечу и показал на краешек кровати.
– Позволишь?
Фэнси села, облокотившись на подушки. Отец сел на кровать.
– Щадящая пища, – сказал он.
– Вы не должны были…
– Я хотел принести тебе ужин. Мне надо поговорить с тобой с глазу на глаз.
– Вся внимание.
– Мы со Степаном беспокоимся о твоей безопасности, – сказал отец. – Поэтому и устроили эту поездку на Сарк-Айленд.
– Мне там очень понравилось. – Фэнси покраснела, вспомнив, что больше всего ей понравилась близость с князем.
Отец похлопал ее по руке.
– Я дам тебе все, что ты захочешь. Если это в моей власти, конечно.
Ей стало стыдно. Она так плохо с ним обращалась, дерзила, а ведь он только хотел исправить свои прошлые ошибки. Обижая отца, она не утоляла свою боль.
– Ты хочешь выйти замуж за Степана?
– Я люблю его. Люблю дитя, которое ношу под сердцем. Но… я хочу быть независимой.
– Ты боишься стать такой же зависимой, как твоя мать?
– Я хочу быть счастливой. Обними меня, папа.
Отец протянул руки и заключил ее в свои объятия, укачивая, как маленькую девочку. Фэнси положила голову ему на грудь, а он ласково поглаживал ее по спине.
– Не забывай, твоя мать потеряла всю свою семью, и это сильно повлияло на ее дальнейшую жизнь. – Отец отпустил Фэнси, взял поднос и поставил его к ней на колени. – Твоему будущему ребенку уже сейчас нужно хорошо кушать, даже если ты сама не голодна.
– Спасибо, папа. – Фэнси взяла ложку и зачерпнула суп. Отец пошел к двери.
– Степан – хороший человек. Думаю, он поймет тебя.
Он никогда не поймет ее, проживи еще хоть сто лет.
Как лучше всего сказать Фэнси, что она больше не будет петь в опере? Кажется, в этом братья ему не помогут. А значит, нужно тянуть время. Иногда лучшее действие – бездействие. По крайней мере до свадьбы.
Зачем Фэнси эта опера? У нее есть он. У нее есть его любовь. Есть ребенок, растущий у нее в животе. Чего еще она может желать?
Степан вошел в привилегированный клуб «Уайтс» и увидел своих братьев, сидевших за столом и дожидавшихся его.
– Налейте мне водки. – Степан рухнул на стул.
Рудольф налил стопку водки и поставил перед Степаном.
– Моя жена уже заработала головную боль, развлекая твоих будущих своячениц.
Сегодня вечером Степан был не в настроении терпеть насмешки. Он выгнул темную бровь и глянул на брата.
– Ты хотел сказать – твоих сводных сестер?
– Саманта с головной болью – это страшно, особенно во время беременности.
– Поздравляю. – Виктор поднял свой бокал. – Регина тоже беременна, и мне бы хотелось, чтобы она наконец-то перестала сочинять свою книгу.
– Мне казалось, ты это одобряешь, – удивился Степан.
– Одобряю, но во время беременности она несносна, – ответил Виктор. – Раздражительность мешает ей писать, и она злится еще сильнее. Дом превращается в ад.
– Фэнси беременна, – сказал Степан, заставив братьев понимающе улыбнуться. – Но я с содроганием думаю, как ей сказать, что ее оперная карьера закончена.
– Маленький братишка, – произнес Рудольф, – ты когда-нибудь чему-нибудь научишься?
Михаил ухмыльнулся:
– Хочешь, чтобы мы позаботились об этом вместо тебя?
Степан кинул на него сердитый взгляд:
– Не вижу ничего смешного.
– Пусть Фэнси поет в своей опере, пока беременность ей не помешает, – предложил Виктор. – Тогда тебе не придется с ней ссориться. Все произойдет естественным путем.
– Я готов согласиться, – отозвался Степан, – если ты позволишь Регине писать книгу, сидя на сцене перед залом, полным зрителей.
Виктор покачал головой:
– Это совсем не одно и то же.
– А в чем проблема? – не понял Рудольф. – Пэтрис Таннер замужем, но поет в опере.
– Себастьян Таннер жаба, а не князь.
– Да пусть попоет еще несколько недель, – посоветовал Михаил, – а потом сама уйдет из театра.
– Если ты такой специалист по женщинам, – рассердился Степан, – почему не можешь уговорить Белл Фламбо выйти за тебя замуж?
Михаил залпом выпил свою водку и смерил взглядом младшего брата.
– Разница между мной и тобой в том, что у меня еще есть время убедить Белл. Она пока не беременна.
Степан улыбнулся:
– Должно быть, ты теряешь способность убеждать, если между вами до сих пор не было близости.
– Близость была, – признался Михаил.
– Так откуда ты знаешь, что она не беременна?
– Белл бы мне сказала.
– Может быть, Белл, как и ее сестра, даже и не знает, что она беременна. – Степан с удовлетворением усмехнулся, увидев, как его брат сорвался со стула с очень решительным видом.
– Сядь, Михаил, – приказал Рудольф. Виктор чуть ли не силой усадил Михаила на стул.
– Не можешь же ты ворваться в дом герцога Инверари и требовать, чтобы тебе ответили, не обрюхатил ли ты его девственницу дочь.
– Спасибо, брат. – Степан не мог стереть с лица довольную ухмылку. – Подразнил тебя, и у меня настроение поднялось.
– Рад, что смог услужить. – Михаил вскинул брови и тоже улыбнулся. – Так когда ты собираешься сказать Фэнси, что ее оперная карьера закончена? Интересно, как она отреагирует? Впору пари заключать.
Не проронив больше ни слова. Степан встал и вышел из клуба. Шутки братьев провожали его до самой двери.
Глава 16
Как могла ее мать променять наслаждение театром на любовь мужчины?
По дороге в Королевский оперный театр Фэнси смотрела в окно кареты и раздумывала над жизнью, которую выбрала себе ее мать, – жизнью, зависевшей от мужчины.
Может, отец и прав. Потеря всей семьи во время террора повлияла на всю дальнейшую судьбу ее матери. Она нуждалась в любви, в безопасности, но Фэнси знала, что в отличие от матери сама она хочет большего. Неужели крах материнских надежд так повлиял и на ее жизнь? Может, поэтому она так жаждет обожания публики? Оно заменяет ей так недостающее душевное тепло.
Князь ничего не сказал про оперу. Пока. Когда этот момент наступит, уйдет ли она со сцены? Сможет ли уйти?
Карета Инверари остановилась перед театром. Кучер открыл дверцу и помог ей выйти.
Фэнси прошла по пустому фойе и направилась прямо в кабинет директора Бишопа. Увидев ее, директор улыбнулся и встал.
– Мне нужно забрать грим.
Бишоп наклонил голову.
– Мои наилучшие пожелания в связи с предстоящим бракосочетанием.
– Вы уже знаете?
– Сегодня утром его светлость прислал мне записку.
Тревога усилилась, а настроение упало. Неужели князь прислал директору просьбу о ее отставке? Нужно упомянуть о своем возвращении на работу. Тогда многое прояснится.
– Свадьба назначена на понедельник, – сказала Фэнси с вымученной улыбкой. – Но позже на неделе я смогу петь. Надеюсь, у меня еще есть работа?
Бишоп замялся.
– Ну… да… А у вас есть разрешение князя?
– Мне не требуется ничье разрешение!
Фэнси вышла из кабинета директора и через пустой зрительный зал прошла за кулисы. Открыв дверь своей гримерки, она замерла на месте.
Женевьева Стовер сидела в ее гримерке на ее табурете и смотрелась в ее треснувшее зеркало. Фэнси пронзили потрясение, ревность и гнев. Она почувствовала себя посторонней, одинокой, плывущей по течению в опасных водах. Эта девушка украла ее жизнь!
Заметив ее в зеркале, Женевьева вскочила.
– Я так счастлива видеть тебя!
Фэнси выдавила из себя улыбку, решив про себя, что без нее мисс Стовер счастлива гораздо больше.
– Смотрю, ты согреваешь мое место.
Женевьева покраснела.
– Надеюсь, ты не против?
– Разумеется, я не против, – солгала Фэнси. Теперь она хорошо понимала, что чувствовала Пэтрис Таннер. – Я пришла забрать чемоданчик с гримом.
– Я убрала его. – Женевьева вытащила чемоданчик из темного угла.
«С глаз долой, как и меня». Фэнси взяла чемоданчик.
– Придешь на мое венчание в понедельник утром в церковь на Гросвенор-сквер?
– Я бы с удовольствием посмотрела, как ты выходишь замуж, – уклонилась от прямого ответа Женевьева, – но мне не совсем удобно появляться в светском обществе.
– Мои сестры и я не светское общество.
– Я ничего не обещаю, – сказала Женевьева. – Ты знаешь, что Алекс принял наследство своего деда?
Ничто не могло потрясти Фэнси сильнее.
– Алекс всегда говорил, что ни за что не простит старика!
– Они помирились.
Похоже, Женевьеву это не очень радовало.
– Если не увидимся на моей свадьбе, – произнесла Фэнси, поворачиваясь к двери, – увидимся позже на той неделе.
– Где?
– После бракосочетания я возвращаюсь в оперу.
Женевьева удивилась.
– А князь тебе разрешил?
Раздражение Фэнси усилилось.
– Мне не требуется его разрешение!
– Ну, если ты так считаешь…
– Так и считаю.
Фэнси вышла из гримерки и увидела бегущую к ней мисс Гигглз. Она поставила чемоданчик и подхватила обезьянку на руки.
– Как дела, мисс Гигглз?
Обезьянка закрыла уши, глаза и рот, а потом что-то залопотала.
– О, ты вернулась?
Фэнси отдала обезьянку Пэтрис Таннер, а та передала ее мужу.
– В понедельник я выхожу замуж за князя.
– Нам будет тебя не хватать. – Голос Пэтрис сочился сарказмом.
Фэнси одарила примадонну своей самой сладкой улыбкой.
– Но я буду продолжать петь.
– А князь тебе разрешил?
Раздражение переросло в гнев.
– Мне не нужно его разрешение!
Пэтрис Таннер пожала плечами и направилась в свою гримерку, окликнув мужа:
– Идем, Себастьян!
Фэнси подняла чемоданчик с гримом, глядя, как удаляется эта неприятная пара. Она жалела Себастьяна Таннера. Жена подавляла его не только ростом.
Вот уже трое спросили ее, разрешил ли ей князь вернуться в оперу. Может, они знают что-то такое, что ускользнуло от нее?
Фэнси не смогла противиться искушению выйти на сцену. Она встала в самом центре авансцены и поставила чемоданчик на пол.
Выйдет ли она на эту сцену еще когда-нибудь? Сумеет ли сохранить любовь зрителей? Сможет ли она жить без нее? Или ей достаточно любви князя?
Глаза ее подернулись слезами. Фэнси представила себе зал, полный зрителей, и запела, прощаясь с пустыми сиденьями.
Она пела свою песню о стране за горизонтом проникновенным голосом, вкладывая в исполнение всю себя, изливая сердце и душу, пытаясь остановить заветное мгновение.
Когда с ее уст сорвались последние, полные сладости и горечи слова, Фэнси услышала за спиной все усиливающиеся аплодисменты. Она резко обернулась и присела в реверансе перед зрителями – хористами, танцовщицами и рабочими сцены. Потом помахала им рукой и, подняв чемоданчик с гримом, сошла со сцены, направляясь через зрительный зал в фойе. Ее остановили аплодисменты. Глаза Фэнси вновь наполнились слезами, когда она увидела, что почти вся труппа стоит и аплодирует ей. Не хватало только Пэтрис Таннер и Женевьевы Стовер.
И вдруг ее охватила паника. Коллеги вели себя так, словно она больше никогда не будет с ними работать. Фэнси выдавила из себя улыбку и подняла руку в прощальном приветствии.
Директор Бишоп и князь Степан смотрели на нее из заднего ряда зрительного зала. Князь вовсе не казался счастливым. По правде говоря, он выглядел чертовски рассерженным.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он.
– Что ты здесь делаешь? – эхом откликнулась Фэнси.
– Я спросил первым.
– Я спросила второй.
Степан криво усмехнулся.
– Тинкер сказал мне, куда ты поехала.
Фэнси высоко подняла чемоданчик.
– Хочу театральным гримом замазать шрам моей сестры.
Степан забрал у нее чемоданчик.
– Я отвезу тебя домой.
– Меня ждет карета.
– Я ее отослал. – Степан повернулся к директору: – Назначьте прослушивание, а о финансировании поговорим на следующей неделе.
Фэнси взяла князя под руку, и они пошли через пустое фойе на улицу.
Сев в карету, Фэнси повернулась к нему.
– Прослушивание для новой оперы начнется на следующей неделе?
Степан похлопал ее по руке.
– Вероятно, да.
Фэнси не могла сдержать нетерпения.
– Какая опера?
– «Девушка из Милана».
– Я не знаю такую.
Степан обнял ее за плечи и привлек к себе.
– Ты ее никогда не слышала, потому что она новая.
Фиалковые глаза засветились нескрываемым волнением.
– А кто композитор?
– Бишоп.
– Первый раз слышу, что он сочиняет музыку!
– Ты певица, мисс Фламбо, а не меценат, – ответил Степан. – Бишоп хочет, чтобы я финансировал постановку.
– И ты будешь финансировать?
– Вероятно.
– О, я так волнуюсь! – воскликнула Фэнси, впившись в него взглядом. – Пэтрис Таннер слишком стара, чтобы играть деву.
Не обращая внимания на ее слова, Степан осторожно положил ладонь ей на живот.
– Как себя сегодня чувствует самое младшее дитя Казановых?
Фэнси уныло улыбнулась:
– Он не любит утренние часы.
– Ты хотела сказать – она.
– Любит, не любит…
Высокий джентльмен стоял на вершине холма Примроуз-Хилл в самый темный и тихий ночной час. Он смотрел на женщину, такую безмятежную в смерти, и один за другим выкладывал на нее лепестки роз – с головы до ног.
– Когда же это кончится? – спросила его стоявшая рядом женщина.
Джентльмен даже не повернул к ней голову.
– Это кончится, когда я доберусь до той оперной певички.
– Которой?
– Ты отлично знаешь.
Он набрал еще одну пригоршню розовых лепестков из кожаной сумки.
– Любит, не любит…
Свидание чудовища с палачом слишком задержалось. Боже, да он бы с удовольствием сам вцепился ему в глотку и удушил бы его собственными руками! Вместо палача с его веревками.
Александр Боулд откинул голову на спинку сиденья наемного экипажа и закрыл глаза. Для разнообразия ему не помешало бы выспаться, особенно если учесть, что раздражение Женевьевы усиливалось каждый раз, когда его вызывали на службу.
К счастью, на Парк-лейн было пусто. Только полный идиот вскакивает в семь утра воскресным утром. Если бы эти хлыщи не выбрали для своей дуэли Примроуз-Хилл, он бы сейчас тоже спал.
Александру тут же стало стыдно. Подумаешь, не выспался! Что из того, если опять убита молодая женщина?
Экипаж остановился перед особняком Инверари. Александр выбрался наружу.
– Ждите здесь, – приказал он кучеру, потянулся к дверному молотку, но дверь распахнулась раньше, чем он к нему прикоснулся. Дворецкий отошел в сторону, впуская Александра.
– Доброе утро, милорд, – поздоровался Тинкер. – Мы вас ждали.
Александр с недоумением посмотрел на дворецкого. Откуда он мог узнать? Алекс сам был в неведении, пока не пришел Барни.
В кресле сидела Рейвен.
– Наконец-то…
– Неоткуда…
– Мне приснился сон.
– Во Вселенной есть многое такое, милорд констебль, что не вписывается в наши ограниченные познания, – вставил Тинкер.
– Вы неправильно цитируете Шекспира, – усмехнулся Александр.
– Я намеревался неправильно процитировать Барда.
Александр посмотрел на Рейвен.
– Экипаж ждет.
Она встала и подошла к двери.
– Если кто-нибудь спросит…
– Вы имеете в виду Милого Друга или Милочку?
Ее губы слегка дернулись.
– Скажите им что-нибудь правдоподобное. Напрягите воображение.
– Ради вас постараюсь, – пообещал Тинкер. Александр помог девушке сесть в экипаж и устроился напротив нее.
– Примроуз-Хилл, – велел он кучеру.
Скрестив на груди руки, Александр смотрел на Рейвен. Потрясающие игривые глазки, маленький изящный носик… пухлые губки…
_ Ну-с. – Александр откашлялся, борясь с желанием и дальше любоваться ее формами. – Кто такие Милый Друг и Милочка?
– Это прозвища, которые сестры Фламбо дали герцогу и герцогине Инверари.
– За этим угадывается острый ум Блейз.
Холм Примроуз-Хилл – в дальнем конце Риджент-парка – был более двухсот футов высотой. Давно лишенный деревьев и кустарников, он стал излюбленным местом для противозаконных дуэлей.
– Придется подняться на холм. – Александр помог ей вылезти из экипажа. – Будь я помоложе, отнес бы тебя туда на руках.
– Думаю, как-нибудь и сама доберусь, – ответила Рейвен. – А что делает Барни?
– Ищет улики. – Александр взял ее за руку и повел к констеблю. – Барни осматривает землю в поисках чего-нибудь, что поможет следствию.
Констебль Блэк сердечно поздоровался с девушкой:
– Я рад, что вы смогли приехать в столь ранний час.
– Она ждала нас уже полностью одетая, – сказал Александр. – Как будто знала, что за ней пошлют.
Рейвен посмотрела на тело, прикрытое одеялом.
– Кто на этот раз?
– Танцовщица из театра, – ответил констебль.
Рейвен подошла к телу и жестом велела Александру откинуть одеяло. Рыжеволосая молодая женщина была красавицей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29