Эрл Стенли ГАРДНЕР
БЛОНДИНКА С ПОДБИТЫМ ГЛАЗОМ


1
Известный адвокат по уголовным делам Перри Мейсон c интересом
посмотрел на Деллу Стрит, своего личного секретаря и преданного друга.
- Блондинка с подбитым глазом? - переспросил он. - Делла, это по
крайней мере интригующе. Если только она не одна из тех девиц, что первыми
лезут в драку.
- Совсем нет. Но она напугана. Я не очень-то могу ее понять. У нее
странный голос, словно тренированный.
- И ты проводила ее в библиотеку?
- Да, она ждет.
- А как она одета?
- Черные туфли на босу ногу и манто. Из-под манто мелькнуло что-то
вроде легкого халатика. Я не слишком удивилась бы, если бы это оказалось
все, что на ней есть.
- И глаз подбит?
- Еще как!
- Правый или левый?
- Правый. У нее очень светлые волосы, довольно большие сине-зеленые
глаза и длинные ресницы. Она была бы очень красивой, шеф, если ее
хорошенько подкрасить, ну, и если бы не фингал под глазом. По-моему ей
двадцать шесть лет. Но ты, наверное, дал бы ей каких-нибудь двадцать или
двадцать один.
- Как ее зовут?
- Диана Рэджис.
- Мне кажется, что это вымышленное имя.
- Она клянется, что это настоящие имя и фамилия. Она ужасно
возбуждена и нервничает. Кажется, у нее здорово расстроены нервы.
- Плакала?
- Не думаю. Она похожа на очень испуганную и нервничающую, но не из
тех, что плачут по любому поводу. Это девушка, которая в критическом
положении думает, а не рыдает.
- Это решает дело, - заявил Мейсон. - Я ее приму. По крайней мере,
узнаю в чем дело. Введи ее.
Он открыл двери в библиотеку. Молодая блондинка, вскочившая на ноги,
была не выше пяти футов и трех дюймов и могла весить немногим больше ста
десяти фунтов. Ее левая рука судорожно стискивала воротник манто. Синяк
под правым глазом странно контрастировал со светлыми волосами, мягкой
волной ложащимися на плечи. Она была без шляпки.
- Мисс Рэджис? - с интересом в голосе спросил Мейсон. - Прошу вас
сесть. Делла, садись там, а я устроюсь здесь. Моя секретарша всегда
стенографирует мои беседы. Думаю, вы не будете ничего иметь против? Итак,
что вы хотели мне сказать?
Посетительница начала говорить прежде, чем Делла успела открыть
блокнот. Она выбрасывала слова быстро, дрожащим от возбуждения голосом, но
ничто не выдавало в ней девушки, для которой синяк под глазом - обычное
дело.
- Господин адвокат, со мной произошла неприятная история. Я
взволнована... я взбешена. Я думала об этом всю ночь и решила, что не
прощу такого... такого...
Она осторожно прикоснулась к синяку под глазом.
- Почему вы не пришли, в таком случае, раньше? - заинтересованно
спросил Мейсон.
- Мне не во что было одеться.
Мейсон поднял брови. Девушка засмеялась нервным, искусственным
смешком, в котором не было ни тени веселья.
- Если вы хотите меня выслушать, - сказала она, - то я хотела бы
рассказать все с самого начала.
- Наверное, муж спрятал вашу одежду, - предположил Мейсон уже лишь с
вежливым интересом. - Он необоснованно обвинил вас в неверности, произошел
семейный скандал...
- Нет, господин адвокат. Ничего подобного. Я разведена, веду
самостоятельную жизнь уже больше трех лет.
- Вы работали на радио?
- Откуда вы знаете?
- Догадался по голосу.
- Понимаю.
- Так кто забрал у вас одежду?
- Семья, в которой я работала.
- Что? Это довольно необычно.
- Вся история необычна.
- В таком случае, я действительно хотел бы услышать все, с самого
начала, - сказал Мейсон и бросил быстрый взгляд на Деллу Стрит, чтобы
удостовериться стенографирует ли она. - Расскажите мне сначала о себе.
- Если говорить очень кратко, - начала Диана Рэджис, - отца я никогда
не знала. Мама умерла, когда мне было двенадцать лет и тогда я осознала,
что если хочу чего-то добиться, будучи круглой сиротой без каких-либо
средств, я должна работать над собой. Я всегда старалась не забывать об
этом. Я закончила только общую школу, но по мере возможности пополняла
образование: ходила в вечернюю школу, на заочные курсы, проводила уик-энды
в публичной библиотеке. Я изучила стенографию, научилась печатать на
машинке и, в конце концов, стала выступать на радио. Но у меня были
неприятности с одним режиссером и мне грозило увольнение с работы.
Приблизительно в это время я получила письмо от поклонника по имени Язон
Бартслер. Он писал, что ему нравится мой голос и спрашивал, не интересует
ли меня более легкая и лучше оплачиваемая работа.
- И что вы сделали? - поинтересовался Мейсон.
Она состроила легкую гримасу.
- Мы на радио получаем много таких писем. Не все они украшены такими
изящными словами, но за всеми скрывается одно и то же. Я не обратила
внимания на то письмо.
- И что дальше?
- Я получило второе послание. Потом мистер Бартслер позвонил мне в
студию. У него был очень милый голос. Он сказал, что у него неважное
зрение, что он всю жизнь был пожирателем книг и теперь ему нужна чтица. Он
внимательно следил за тем, как я интерпретирую текст и ему не только
нравится мой голос, но он так же видит, что я личность умная и
интеллигентная. Короче говоря, я стала у него работать и убедилась в том,
что это очень приятный, культурный пожилой человек.
- На что он живет?
- На доходы от каких-то шахт. Ему пятьдесят пять или пятьдесят шесть
лет и он ценит прелести жизни, но в нем нет ничего простецкого или
вульгарного. Это... очень интересный господин.
Мейсон только кивал головой.
- Он считает, что самым большим недостатком Америки является наше
легковерие. Он утверждает, что это национальная черта американцев. Мы
верим во все, в чем нас убеждают, а потом, когда иллюзии рассыпаются и
видна голая правда, мы сваливаем вину на всех, кроме себя. Никогда в жизни
я не встречала никого, кто бы так странно подбирал себе чтение.
- А именно? - спросил заинтригованный Мейсон.
- Он необыкновенно старательно выбирает статьи самых лучших авторов в
самых лучших журналах и просит читать их вслух.
- Да что ж в этом необыкновенного?
- То, что он выбирает статьи не менее четырехлетней, а то и
двадцатилетней давности.
- Не понимаю.
- С этой целью вам нужно было бы прочитать эти статьи. Например перед
войной появились статьи о том, что мы в состоянии словно щелчком
уничтожить весь японский флот в один прекрасный день до обеда. Или, когда
ввели Сухой Закон, вся пресса была полна статей о том, что независимо от
развития событий абсолютно недопустима когда-либо отмена поправки к
конституции о Сухом Законе. Или статьи из отрасли экономики и финансов,
доказывающие, что при государственном долге в тридцать миллиардов весь
народ стал бы нищим, а при пятидесяти миллиардах наступил бы всеобщий
хаос. Все это отлично написанные статьи, на основе логичной аргументации,
которая в свое время казалась совершенно правильной. При этом, многие из
статей написаны лучшими перьями страны.
Перри Мейсон вопросительно посмотрел на Деллу Стрит, потом снова на
Диану Рэджис.
- К чему все это? Почему человек в здравом уме тратит время на чтение
несовременных, устаревших бредней? В конце концов, даже самый
проницательный публицист это все же не пророк. Он только собирает факты и
делает из них логичные выводы.
Диана Рэджис нервно засмеялась.
- Мне кажется, что я недостаточно ясно выразилась. Так вот, мистер
Бартслер считает, что это самый лучший способ увидеть вещи с
соответствующего расстояния, как он это определяет. Он утверждает, что
единственным способом защиты от некритического проглатывания глупостей,
подаваемых нам сейчас в виде неопровержимой логики, является знакомство с
иллюзиями прошлого, украшенными внешне доказательствами, основывающимися
все на той же неопровержимой логике.
- Ну что ж, - согласился Мейсон с улыбкой, - трудно отказать ему в
определенной дозе правоты. Конечно, если кто-то хочет столько потрудиться,
чтобы обосновать свой скептицизм.
- Дело в том, что он хочет, - продолжала Диана Рэджис. - Он
утверждает, что американцы, как маленькие дети. Приходит первый попавшийся
человек и говорит: "Вы мечтаете о такой-то и такой-то утопии? Единственным
способом достигнуть ее, это сделать так-то и так-то". И никто даже не
задумывается, а начинают танцевать так, как им заиграют.
На лице Мейсона отражался все больший интересе.
- Мне нужно будет, наверное, поговорить с этим мистером Бартслером, -
заявил он. - Но перейдем к вашим личным неприятностям.
- Во всем виноват Карл Фрэтч. Это он...
- Не так быстро, - перебил Мейсон. - Я хотел бы услышать все по
порядку. Кто такой Карл Фрэтч?
- Сын миссис Бартслер от первого брака, распущенный до мозга костей
мелкий негодяй. Но это проявляется только тогда, когда с него спадает
маска. Он воображает, что станет великим актером. Ходит на курсы и ни о
чем другом не может разговаривать. Всю жизнь у него было все, о чем бы он
ни пожелал и в результате он приобрел внешний лоск. На первый взгляд видны
только его манеры. В действительности это распущенный, эгоистичный,
фальшивый мерзавец, без малейших угрызений совести.
- А миссис Бартслер? - спросил Мейсон.
- Выдра! - выразительно фыркнула Диана Рэджис.
Мейсон рассмеялся.
- Я знаю, это во мне говорит раздражение, - сказала молодая женщина.
- Но когда вы услышите, какой они выкинули со мной номер...
- Минуточку. Вначале приведем в порядок действующих лиц. Кто еще
живет в этом доме?
- Фрэнк Гленмор, Карл Фрэтч, супруги Бартслер и домохозяйка, старая
прислуга, которая находится в доме уже много лет. Орут на нее, как на
ломовую лошадь, она глухая...
- Кто такой Гленмор?
- Насколько мне известно, он занимается управлением чужих шахт за
определенный процент от каждой добытой тонны руды, доставленной на
сталелитейный завод. Это что-то вроде уполномоченного мистера Бартслера, с
тех пор, как у мистера Бартслера стало плохо со зрением. Предполагаю, что
он получает половину прибыли с некоторых его предприятий. Это человек,
которого нельзя не любить. Он очень справедливый, всегда готов выслушать
мнение других. Я ему очень симпатизирую.
- Сколько ему лет?
- Тридцать восемь.
- Вы жили в доме или только приходили?
- Мне пришлось жить, потому что мистер Бартслер хотел, чтобы я читала
ему перед сном. Но, конечно, я оставила за собой квартиру в городе. Я
снимаю ее вместе с подругой, мы отлично ладим. Я не хотела отказываться от
квартиры до тех пор, пока не будет ясно, что моя работа постоянна.
- А где у вас квартира?
- В Палм Виста Апартаментс.
- Хорошо. Теперь расскажите мне о Карле Фрэтче.
- Как только у меня выдавался свободный вечер, Карл постоянно
надоедал мне, чтобы я пошла с ним в кино или еще куда-нибудь. А я все
время отговаривалась то головной болью, то маникюром, то перепиской... Я
старалась быть с ним вежливой, но держалась на расстоянии.
- Что повлияло ни изменение вашей позиции вчера?
- Я заметила, что его мать явно недовольна мною из-за этого. Кажется,
она считала, что я задирала нос или Бог его знает, что еще. Впрочем, мне
уже и самой наскучило одиночество и я не видела ничего плохого в том,
чтобы пойти с ним в кино или на ужин. Поэтому я согласилась.
- И что?
- Как только он оказался за порогом дома, сразу же стал совершенно
другим человеком. Вначале это меня даже развлекало. Не было сомнений в
том, что он играет выбранную себе роль светского человека. Мы поехали в
ресторан и Карл начал заказывать самые лучшие вина, изводить кельнеров,
требовать различных приправ и чтобы соус к салату приготовили отдельно...
И все с такой миной...
- Сколько ему, собственно, лет?
- Скоро будет двадцать три.
- А военная категория?
- "С", неизвестно почему. Мне неприлично было бы спрашивать.
Наверное, какой-нибудь сочувствующий врач осмотрел его под сильной лупой и
доискался до какого-нибудь психического искривления, которое позволило
признать его неспособным к службе.
- Что произошло после ужина?
- То, что обычно бывает в таких случаях. Он начал приставать ко мне
прямо в машине.
- И что вы сделали?
- Сперва старалась быть с ним вежливой и призвать к порядку, но с
него словно упала маска и я увидела его настоящую сущность.
- Как вы отреагировали?
- Я с силой ударила его по лицу, выскочила из машины и пошла пешком.
- А он?
- Нахал! Оставил меня возвращаться пешком.
- Далеко было до дома?
- Как мне кажется, несколько миль. Наконец, я остановила какую-то
машину, подъехала к стоянке такси и велела таксисту отвезти меня домой.
Только в такси я сообразила, что оставила в машине Карла сумочку и у меня
нет при себе ни цента. Когда я иду на свидание, то всегда беру с собой на
всякий случай пять долларов. Я сказала таксисту, чтобы он вошел со мной в
дом и тогда я ему заплачу. Но от дома как раз отъезжало другое такси и на
крыльце я встретилась с дамой, которая на том такси и приехала. Эта слегка
прихрамывающая женщина, лет шестидесяти, оказалась очень благожелательной.
Она слышала наш разговор и стала настаивать на том, что заплатит за меня
таксисту. У меня не было времени даже спросить ее имя, потому что она
нажала звонок и Фрэнк Гленмор открыл дверь. Она сказала, что звонила по
телефону, а мистер Гленмор спросил: "О шахте?" и попросил ее войти. У меня
не было возможности даже поговорить с ней. Мне стыдно, потому что я не
поблагодарила ее, так была возбуждена. Я лишь попросила Гленмора, чтобы он
был настолько добр и вернул ей деньги, а сама помчалась к себе, наверх. Я
открыла дверь. Посреди моей комнаты стоял Карл собственной персоной. Ну,
тогда меня понесло. Я велела ему сейчас же убираться, но он только
усмехнулся этим своим отвратительным презрительным оскалом и сказал: "Все
же я думаю, что останусь. Не смог с тобой справиться по-хорошему, придется
по-плохому. Я хочу тебе кое-что сказать и советую меня внимательно
выслушать".
- И что дальше? - спросил Мейсон.
- Дальше? Я совершила свою главную ошибку. Я схватила его за отвороты
пиджака и хотела вытолкнуть из комнаты.
- А он что?
- Вырвался, развернулся и встал лицом ко мне. До конца жизни не
забуду его взгляда - холодного, расчетливого, мстительного. Я понятия не
имела, что он сделает, но его взгляд меня поразил. В нем была холодная
жестокость, старательно продуманная подлость. "Не хочешь по-хорошему, -
произнес он, - тогда на!" И он ударил меня - умышленно, профессионально.
- Вы упали?
- Уселась, - ответила она. - Я увидела все звезды разом, ноги подо
мной подогнулись и, когда я пришла в себя, то сидела на полу, а комната
кружилась у меня перед глазами. Карл уже был в дверях. Он поклонился мне с
насмешливой улыбкой и сказал: "В следующий раз не прикидывайся
принцессой". И вышел.
- И что вы сделали?
- Я была ошеломлена и во мне все кипело. В этом хлыще есть что-то
такое, от чего мурашки ползут по коже. К тому же, женщина всегда теряется,
когда ее ударит мужчина. Я пошла в ванную и стала прикладывать себе
холодные примочки на глаз. Через минутку я заметила, что замочила всю
одежду, закрылась на ключ, разделась и долго сидела в теплой ванне. Я
хотела дать отдохнуть ногам, ужасно болевшим после этого марша. И все
время я делала себе компрессы. Через каких-то полчаса я почувствовала себя
лучше, выбралась из ванны, вытерлась, надела халатик и эти туфли, потому
что забыла взять в ванную тапки. В этот момент я вспомнила, что у меня все
еще нет сумочки. Я снова разозлилась.
- И что вы предприняли?
- Побежала в комнату миссис Бартслер, постучала.
- Она не спала?
- Нет, сидела и разговаривала с Карлом. Она подошла к двери и смерила
меня таким взглядом, как будто увидела глисту посреди торжественно
накрытого стола. Она сказала: "Я как раз разговаривала с Карлом. Мы
думаем, как с вами поступить". "Я так же думаю, - выпалила я, - как
поступить с Карлом. Я думала, ваш сын джентльмен, но убедилась, что под
внешним лоском, привитым вами, скрывается отвратительное чудовище".
- Как она это восприняла?
- Высокомерно посмотрела на меня и спросила: "О чем вы говорите?".
Тогда я рассказала ей, как он сперва подбирался ко мне, а потом избил
меня. На что она прямо в глаза обвинила меня во лжи и заявила, что Карл
поймал меня на краже и что я бросилась на него, чтобы отобрать
вещественное доказательство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22