Но мог и рассердиться всерьез, тогда все могло сложиться чуть лучше, чем если бы проболтался охранник, но все равно очень и очень плохо для нее.
Рассуждая таким образом, Анна пришла к выводу, что начинать следует именно с охранника, а там – будь что будет. «Бог не выдаст – свинья не съест», – как говаривала ее давно покойная бабушка. Она протянула руку к миниатюрной рации, чтобы пригласить парня к себе в кабинет, но в этот момент произошло нечто, сильно смахивающее на чудо или, по крайней мере, на очень странное совпадение. Дверь ее крохотного кабинета отворилась, и старший секьюрити собственной персоной возник на пороге, причем вид у него был довольно неуверенный, похоже, он тоже собирался просить ее о чем-то.
– Анют, ты не в курсе случайно: они там надолго?
О ком идет речь, было совершенно ясно. Еще не будучи в состоянии даже предположить, чем вызван сей вопрос, Анна, подчиняясь подсознательной интуиции, уверенно солгала:
– Надолго. Думаю, очень надолго. А что?
– Понимаешь, у меня назначена встреча.
– Понятно.
– Да ничего тебе непонятно, пацан один машину продает, «субару», я такую пару месяцев искал. И вот – нашлась. Но ответ и задаток хотя бы дать нужно сегодня. Я уже звонил ему, он говорит – твои проблемы, мне как раз другие покупатели звонили. Если не едешь – я их вызываю. Сейчас, знаешь, такие вопросы решать надо быстро: пока берут – давать.
– Во сколько времени ты уложишься? – Анна еще не верила свалившейся на нее удаче.
– Ну, максимум – два часа. Сама понимаешь, все сделаю, чтобы обернуться быстрее.
– Хорошо, давай рискнем. Думаю, два часа они еще проторчат.
– Анют, и это… Ты мне деньжат не одолжишь до завтра, я же не думал, что он сегодня позвонит. А домой заезжать – еще время… У меня дома есть, не сомневайся.
– Я и не сомневаюсь. Сколько?
– Штуки три, я думаю, в качестве аванса достаточно.
Анна уже звенела связкой ключей, открывая свой сейф, в котором постоянно находилась изрядная сумма наличных денег, предназначенных на самые непредвиденные расходы – от взяток случайно забредшим представителям местной власти и различных коммунальных служб до выполнения любых неожиданных заказов клиентов. Сумма находилась в полном распоряжении Анны – она соответственно и отчитывалась по ней единолично, хотя была абсолютно уверена в том, периодически негласно проверялась на предмет расходования этих денег. Но сейчас она готова была, ничтоже сумняшеся, отдать ему все, что найдется в сейфе, до последнего цента или копейки, только бы он побыстрее убрался из заведения. Когда необходимая сумма была наконец отсчитана и исполненный благодарности парень собрался уже мчаться к заветному автомобилю, Анна, как бы невзначай, напомнила ему:
– Да, не забудь оставить ключи от «темной комнаты», вдруг им сейчас понадобится пленка или, не приведи Господь, они соберутся отваливать.
– Да, да, конечно. Молодец, Анюта, – «Штирлиц предусмотрел и эту возможность». – В радостной спешке он совершенно не обратил внимания на первое, весьма неуклюжее объяснение просьбы. Зачем бы Рокотову с Егоровым могла понадобиться запись собственной беседы, которую они только что вели, – ни один из них, насколько было известно, склерозом, а тем паче маразмом, не страдал. Анна поняла свою неловкость, еще не закончив фразы, и сразу же, на ходу, выдумала вторую причину, гораздо более правдоподобную и убедительную. Но – пронесло. Окрыленный удачным решением казавшейся неразрешимой проблемы, охранник ничего не заметил. Массивная связка ключей, громко звякнув, осталась лежать на ее столе, а тяжелые шаги охранника спешно удалялись по коридору.
Теперь действовать следовало незамедлительно. Мало ли что могло произойти в любую минуту, если сегодня уже не единожды наблюдались такие странные стечения обстоятельств. Анна убрала связку в карман строгого делового костюма, в котором всегда приходила на работу, словно таким образом пытаясь отмежеваться от всего, чем занимались в заведении «5005»; и почти бегом, благо коридоры были пусты, помчалась в «темную комнату» – так именовали в заведении кладовку, в которой находилась записывающая аппаратура, однако известно об этом было очень узкому кругу лиц. Для большинства лее это была просто «темная комната», где хранился всякий хлам или что-нибудь еще, явно не представляющее ни малейшего интереса. Оказавшись у заветной двери, Анна еще раз оглянулась по сторонам: коридор был пуст.
«Как в плохом фильме», – по-прежнему злясь на себя, подумала она и дрожащими руками попыталась открыть замок. К счастью, это удалось ей сразу же: дверь легко поддалась, и Анна проскользнула в крохотную комнату, одна стена которой была заставлена невысокими стеллажами. На них стояли сложные приборы, назначение которых известно было лишь специалистам. На двух из них горели зеленые лампочки, и, если вслушаться как следует, в тишине комнаты можно было различить тихий шелест мерно мотающейся ленты.
Теперь следовало проделать главное: отключить аппаратуру, вынуть записанные кассеты, вставить на их место пустые. Делать все это Анна, слава Богу, умела. Она была старшим менеджером и обязана была знать, что и как функционирует в заведении, – посему ей в числе многих прочих премудростей и хитростей показали, как обращаться с начинкой «темной комнаты». Процесс, даже при том, что руки Анны предательски дрожали и все время норовили что-нибудь уронить, завершен был довольно быстро, и уже через несколько минут она держала в руках две крохотные кассеты – аудио и видео, а две чистые были заправлены в чрево умной системы, теперь оставалось нажать две кнопки – зеленые лампочки погаснут и коварные машины прекратят на время свое черное дело. Впрочем, Анне известна была еще одна кнопка на корпусе сложного магнитофона, которая сейчас была выключена. Это была кнопка включения звука в динамиках, смонтированных здесь же, на верхней полке стеллажа. Ею пользовались в тех случаях, когда кому-то из хозяев заведения необходимо было оперативно, не дожидаясь полной записи, выяснить, о чем идет речь в кабинете. Для подобных ситуаций в комнату втиснуто было даже громоздкое кожаное кресло с высокой спинкой – не ютиться же владельцу заведения на утлом стуле и уж тем паче стоя подслушивать беседу своих гостей, случись такая необходимость. А они случались.
Сейчас Анна почему-то замешкалась всего лишь на секунду, глядя именно на эту кнопку. А потом (воистину сегодняшний день был днем необычных решений и неадекватных поступков) она неожиданно опустилась в мягкие недра кресла и медленно, словно под гипнозом или очень сильно сомневаясь в том, что делает в эту минуту, протянула руку и нажала на кнопку – та тут же затеплилась мягким зеленым свечением, а через несколько секунд в крохотное пространство комнаты неожиданно громко, отчетливо ворвался голос одного из партнеров, тяжелое дыхание другого и даже звяканье льдинок в стакане с виски. Сердце у Анны бешено заколотилось, и невидимая сила перехватила дыхание. Слышимость была такой, что, окажись она сейчас за столом рядом с собеседниками, вряд ли смогла бы так четко расслышать каждый звук, издаваемый в кабинете.
– И если честно, эта баба меня доконала. Понимаю, что глупо, но извини: ничего поделать с собой не могу. В конце концов, дело, разумеется, не в этом идиотском звонке и бабьем шантаже. Дал бы команду своим орлам – вычислили стерву за милую душу уже через пару часов – и разбирайся потом сам. Просто это была последняя капля. А все остальное, что до нее, я тебе изложил, тут, сам понимаешь, выход только один. И, полагаю, ты с ним согласишься. – Рокотов говорил громко, уверенно, уже без тени симпатии и заигрывания с партнером и даже с некоторой долей брезгливого раздражения в голосе.
Причина последнего стала ясна, как только заговорил Егоров, – он был в стельку пьян и каждое слово давалось ему с трудом. Однако, судя по тону, настроен говорить дальше, и довольно агрессивно.
– Плевать мне на все твои «до того» – «после того» – обычная трусливая интеллигентская байда. Но об этом с тобой будут говорить другие люди и в другом месте. И по – другому, друг мой, совсем по-другому…
– Ты не пугать ли меня вздумал, Саша? Очнись…
– Заткнись и слушай. Пугать, сказано тебе, будут со-овсем другие люди, не бандиты, нет – упаси Боже, вежливые, хорошо воспитанные люди. Но это все будет потом. Скоро, раз ты так решил. Ты мне сейчас объясни, зачем ты приплел ко всей этой истории какую-то бабу? Ну, скурвился ты, друг Дима. Ну, решил в трудный момент кинуть меня. Это понятно. Но истории зачем сочинять, мерзкие и глупые к тому же. Неужели не пришло в голову твою компьютерную ничего пооригинальнее? Какая-то баба тебя запугивала… Тьфу, противно даже. Не ждал, честно, этого – не ждал. Про все остальное, не сомневайся, давно наслышан, друзья и осведомители имеются не только у вас, Дмитрий Игоревич!
– Слушай, какого черта! Зачем мне действительно было ее придумывать. Да, я давно собирался поговорить с тобой, чтобы расставить, как говорится, все точки над «i». Но она действительно звонила мне и угрожала разными пакостями, если не прекращу общаться с тобой – в смысле отдыха и женщин. Я клянусь тебе, Саша…
– А я тебе не верю. Врешь ты все. Врешь как сивый – или какой там? – мерин. А вот зачем врешь? Это мы разберемся. В этом мы обязательно разберемся… «Ченто перченто», как говорят итальянцы, можешь даже не сомневаться, друг мой Дима.
– Кто такие – мы? Откуда ты взял это – мы? Дурак! Ты что, пропил мозги окончательно? Оглянись – вокруг тебя одни прилипалы и прихлебатели, которые, пользуясь твоим хроническим алкоголизмом, растаскивают последнее, чем ты еще владеешь. С тобой же никого не осталось из старой команды, а этих дебилов: проворовавшихся мелких чинуш, твоих армейских дружков-алкоголиков, просто отпетых прохиндеев – ты же набрал – почему?
– Ну, и почему?
– Потому, что они целыми днями только и делают, что поют тебе дифирамбы, воспевая твое величие и могущество. Я же слышал ваши диалоги, а точнее монологи: «Конечно, Александр Георгиевич… вы, как всегда, правы, Александр Георгиевич, это конгениально, Александр Георгиевич… они все умрут от страха, как только вы появитесь, Александр Георгиевич… вы видели, как он прятал глаза от вашего взгляда, Александр Георгиевич?.. Честно скажу, ваш взгляд очень нелегко выдержать…» Это и есть твои грозные «мы». Очнись. Мы с тобой, наверное, последний раз так говорим. Дальше меня, видимо, возьмут в оборот твои верные холуи, и песенка моя, ясно дело, будет спета. Так вот, на краю, можно сказать, могилы, прошу тебя, Саша, как друг, прошу: очнись. Гони от себя всю эту мразь, она же побежит от тебя уже завтра, как только поползут слухи о нашем размежевании и об истинном положении твоих дел. И не просто побежит. Еще и прихватит на прощание твой пиджак с вешалки – чего добру пропадать-то? А куда, думаешь, она кинется, эта твоя камарилья? Часть – ко мне, часть – к явным твоим недоброжелателям. Врагов ты заработал за последнее время – не приведи Бог никому. Кинется сдавать тебя подороже, торговать всем, что им про тебя известно, да и неизвестно – тоже. Кто потом разберется? Ты еще сможешь подняться, у тебя хорошие мозги. Жизнь не кончается сегодня…
– Слушай, старичок, не заговаривай мне зубы. Это надо же, какие мы проникновенные и жалостливые. Для полноты картины урони скупую мужскую слезу. Ну, пожалуйста, на прощание, только одну.
– Пошел ты…
– Так вот, друг мой, я действительно сейчас пойду, только не туда, куда ты меня – заметь, лучшего друга – сейчас послал, а совсем в другом направлении. Дети! Кого вы решили «сделать»?! Меня? Я велик, говорят мои люди? Да никому из них до конца неведомо, как я велик! Знаешь, что я тебе скажу, друг мой Дима: в этой стране два настоящих мужика, которые что-то могут, – я и Ельцин. Но он стар, он уже очень стар, и он устал. Понимаешь, он устал, ему все надоело, а они все дергают его, тянут, мельтешат перед глазами. А он – старик. Теперь придется мне одному… так-то, друг мой Дима. А ты лезешь с какой-то бабой. Мальчик! Маленький мальчик Димочка! – Егоров совсем пьяно неестественно рассмеялся, а Рокотов, похоже, встал из-за стола.
Дальше находиться в «темной комнате» было уже безумием – Рокотов через несколько секунд должен был появиться в коридоре. Анна стремительно поднялась из кресла, одновременно нажимая мерцающую в полумраке зеленую кнопку, – теперь на корпусе хитрой системы светились только красные огоньки, и, быстро затворив дверь, направилась в сторону своего кабинета. Она все успела – и выложить связку ключей на стол, прикрыв их какими-то бумагами, и швырнуть кассеты в сумку (дома она яростно уничтожит их, не оставив потомству и горсти едкого пепла), и даже мельком взглянуть на себя в зеркало – лицо было, конечно, несколько бледным, но и время уже близилось к рассвету – ничего странного в этом не было. Именно в этот момент в ее кабинетик без стука, резко отпихнув ногой дверь, вошел Рокотов. Молча он уселся в кресло напротив ее стола и внимательно, в упор посмотрел ей в лицо.
– Ты знала, что с ним происходит?
– Он много пил последнее время.
– Здесь?
– Иногда.
– Один?
– Да.
– А телки?
– Последнее время – ни одной.
– И с собой никого не приводил?
– Ни разу.
– Звонил ему кто-нибудь сюда? И вообще, искал его кто-нибудь здесь?
– Лично или по телефону?
– И так, и так.
– Иногда некоторые из ваших общих знакомых интересовались, но редко, а последнее время, пожалуй что, никто.
– А женщины или жена, к примеру?
– Нет, Дмитрий Игоревич, обо всех инцидентах с женами я вам всегда докладываю сразу.
Понятно… Понятно… И все-таки странная баба…
– Кто, Дмитрий Игоревич?
– Что? А-а… Это я так, о своем. Какая-то бабенка вздумала мне пригрозить, дабы я не втягивал милого Сашу в свою разгульную жизнь.
– Но последнее время вы довольно редко бываете вместе, по крайней мере у нас.
Анна сразу же поняла, что этого говорить ей не следовало. Рокотов взглянул на нее как-то особенно пристально. Он не любил слишком наблюдательных людей, если, конечно, они не работали в специальных службах, где это качество высоко ценится, причем в его специальных службах. Однако взгляд его, с трудом читающийся за дымчатыми стеклами очков, вдруг, как показалось Анне, смягчился. И, подтверждая это, тонкие губы Рокотова совершенно неожиданно сложились в довольно теплую улыбку.
– А ты молодец, девочка, многое замечаешь. Как-нибудь мы побеседуем с тобой по этому поводу и вообще о том, как устроить твою карьеру дальше. В борделе тебе не место, знаю. Молодец, что не жалуешься, я сам знаю. Кстати, как сегодня? Кто здесь?
Сердце Анны, в который уже раз за сегодняшний вечер, в ужасе затрепетало – и было отчего. Занятая решением вдруг свалившейся на нее проблемы, а потом увлекшись подслушиванием беседы патронов, она совершенно упустила из виду текущие дела. Разумеется, существовали дежурный администратор на верхнем этаже, старший бармен и метрдотель ресторана, которые, видимо, со своими обязанностями справлялись вполне, иначе ее наверняка стали бы искать. Однако ответ на элементарный вопрос, кто сегодня гостит в апартаментах, кто ужинает в ресторане, кто просто сидит в баре за деловой беседой, она должна была знать, как таблицу умножения.
– У нас?.. – Анна совершенно беспомощно, по-детски тянула время, лихорадочно соображая, что может оправдать ее неведение в этом вопросе, но тут опущенные в страхе глаза наткнулись на выдернутый из учетной книги бара листок, которым в спешке она прикрыла связку ключей. На листке крупным и несколько корявым почерком дежурного администратора было написано: «Аня, нигде не могу тебя найти, но ничего страшного. У нас сегодня…» – далее шел перечень гостей второго этажа. Но фортуна сегодня, видимо, решила обласкать Анну за все прошлые обиды или, напротив, надолго вперед: под перечнем фамилий рукой метра сделана была приписка: «В ресторане – все о’кей. Ужинают…» – И снова – имена клиентов, рядом с некоторыми пометка «с. б.», которая означала, что клиент с дамой. – У нас сегодня не густо, – подняла Анна сияющие глаза, смело глядя в дымки рокотовских очков. Она начала перечислять фамилии, но он не дослушал.
– Александру Георгиевичу, я думаю, тоже лучше остаться сегодня у вас. Ты отведи его как-нибудь, не очень привлекая внимания, наверх и уложи спать. Ладно? Не в службу, а в дружбу.
– Конечно Дмитрий Игоревич. Это-то как раз – в службу.
– Ну, пусть так. Все равно спасибо. – Он поднялся и, не поинтересовавшись причиной отсутствия старшего секьюрити (это было еще одним, очередным щедрым даром фортуны), направился к выходу, обронив на ходу: – Меня не провожай, не гость. Иди лучше к нему, он, похоже, совсем не в себе. Будет буянить – звони в любое время.
Анна только кивнула и поспешила в разоренный, прокуренный и пропитанный запахом грязной посуды, алкогольных испарений и потных тел кабинет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Рассуждая таким образом, Анна пришла к выводу, что начинать следует именно с охранника, а там – будь что будет. «Бог не выдаст – свинья не съест», – как говаривала ее давно покойная бабушка. Она протянула руку к миниатюрной рации, чтобы пригласить парня к себе в кабинет, но в этот момент произошло нечто, сильно смахивающее на чудо или, по крайней мере, на очень странное совпадение. Дверь ее крохотного кабинета отворилась, и старший секьюрити собственной персоной возник на пороге, причем вид у него был довольно неуверенный, похоже, он тоже собирался просить ее о чем-то.
– Анют, ты не в курсе случайно: они там надолго?
О ком идет речь, было совершенно ясно. Еще не будучи в состоянии даже предположить, чем вызван сей вопрос, Анна, подчиняясь подсознательной интуиции, уверенно солгала:
– Надолго. Думаю, очень надолго. А что?
– Понимаешь, у меня назначена встреча.
– Понятно.
– Да ничего тебе непонятно, пацан один машину продает, «субару», я такую пару месяцев искал. И вот – нашлась. Но ответ и задаток хотя бы дать нужно сегодня. Я уже звонил ему, он говорит – твои проблемы, мне как раз другие покупатели звонили. Если не едешь – я их вызываю. Сейчас, знаешь, такие вопросы решать надо быстро: пока берут – давать.
– Во сколько времени ты уложишься? – Анна еще не верила свалившейся на нее удаче.
– Ну, максимум – два часа. Сама понимаешь, все сделаю, чтобы обернуться быстрее.
– Хорошо, давай рискнем. Думаю, два часа они еще проторчат.
– Анют, и это… Ты мне деньжат не одолжишь до завтра, я же не думал, что он сегодня позвонит. А домой заезжать – еще время… У меня дома есть, не сомневайся.
– Я и не сомневаюсь. Сколько?
– Штуки три, я думаю, в качестве аванса достаточно.
Анна уже звенела связкой ключей, открывая свой сейф, в котором постоянно находилась изрядная сумма наличных денег, предназначенных на самые непредвиденные расходы – от взяток случайно забредшим представителям местной власти и различных коммунальных служб до выполнения любых неожиданных заказов клиентов. Сумма находилась в полном распоряжении Анны – она соответственно и отчитывалась по ней единолично, хотя была абсолютно уверена в том, периодически негласно проверялась на предмет расходования этих денег. Но сейчас она готова была, ничтоже сумняшеся, отдать ему все, что найдется в сейфе, до последнего цента или копейки, только бы он побыстрее убрался из заведения. Когда необходимая сумма была наконец отсчитана и исполненный благодарности парень собрался уже мчаться к заветному автомобилю, Анна, как бы невзначай, напомнила ему:
– Да, не забудь оставить ключи от «темной комнаты», вдруг им сейчас понадобится пленка или, не приведи Господь, они соберутся отваливать.
– Да, да, конечно. Молодец, Анюта, – «Штирлиц предусмотрел и эту возможность». – В радостной спешке он совершенно не обратил внимания на первое, весьма неуклюжее объяснение просьбы. Зачем бы Рокотову с Егоровым могла понадобиться запись собственной беседы, которую они только что вели, – ни один из них, насколько было известно, склерозом, а тем паче маразмом, не страдал. Анна поняла свою неловкость, еще не закончив фразы, и сразу же, на ходу, выдумала вторую причину, гораздо более правдоподобную и убедительную. Но – пронесло. Окрыленный удачным решением казавшейся неразрешимой проблемы, охранник ничего не заметил. Массивная связка ключей, громко звякнув, осталась лежать на ее столе, а тяжелые шаги охранника спешно удалялись по коридору.
Теперь действовать следовало незамедлительно. Мало ли что могло произойти в любую минуту, если сегодня уже не единожды наблюдались такие странные стечения обстоятельств. Анна убрала связку в карман строгого делового костюма, в котором всегда приходила на работу, словно таким образом пытаясь отмежеваться от всего, чем занимались в заведении «5005»; и почти бегом, благо коридоры были пусты, помчалась в «темную комнату» – так именовали в заведении кладовку, в которой находилась записывающая аппаратура, однако известно об этом было очень узкому кругу лиц. Для большинства лее это была просто «темная комната», где хранился всякий хлам или что-нибудь еще, явно не представляющее ни малейшего интереса. Оказавшись у заветной двери, Анна еще раз оглянулась по сторонам: коридор был пуст.
«Как в плохом фильме», – по-прежнему злясь на себя, подумала она и дрожащими руками попыталась открыть замок. К счастью, это удалось ей сразу же: дверь легко поддалась, и Анна проскользнула в крохотную комнату, одна стена которой была заставлена невысокими стеллажами. На них стояли сложные приборы, назначение которых известно было лишь специалистам. На двух из них горели зеленые лампочки, и, если вслушаться как следует, в тишине комнаты можно было различить тихий шелест мерно мотающейся ленты.
Теперь следовало проделать главное: отключить аппаратуру, вынуть записанные кассеты, вставить на их место пустые. Делать все это Анна, слава Богу, умела. Она была старшим менеджером и обязана была знать, что и как функционирует в заведении, – посему ей в числе многих прочих премудростей и хитростей показали, как обращаться с начинкой «темной комнаты». Процесс, даже при том, что руки Анны предательски дрожали и все время норовили что-нибудь уронить, завершен был довольно быстро, и уже через несколько минут она держала в руках две крохотные кассеты – аудио и видео, а две чистые были заправлены в чрево умной системы, теперь оставалось нажать две кнопки – зеленые лампочки погаснут и коварные машины прекратят на время свое черное дело. Впрочем, Анне известна была еще одна кнопка на корпусе сложного магнитофона, которая сейчас была выключена. Это была кнопка включения звука в динамиках, смонтированных здесь же, на верхней полке стеллажа. Ею пользовались в тех случаях, когда кому-то из хозяев заведения необходимо было оперативно, не дожидаясь полной записи, выяснить, о чем идет речь в кабинете. Для подобных ситуаций в комнату втиснуто было даже громоздкое кожаное кресло с высокой спинкой – не ютиться же владельцу заведения на утлом стуле и уж тем паче стоя подслушивать беседу своих гостей, случись такая необходимость. А они случались.
Сейчас Анна почему-то замешкалась всего лишь на секунду, глядя именно на эту кнопку. А потом (воистину сегодняшний день был днем необычных решений и неадекватных поступков) она неожиданно опустилась в мягкие недра кресла и медленно, словно под гипнозом или очень сильно сомневаясь в том, что делает в эту минуту, протянула руку и нажала на кнопку – та тут же затеплилась мягким зеленым свечением, а через несколько секунд в крохотное пространство комнаты неожиданно громко, отчетливо ворвался голос одного из партнеров, тяжелое дыхание другого и даже звяканье льдинок в стакане с виски. Сердце у Анны бешено заколотилось, и невидимая сила перехватила дыхание. Слышимость была такой, что, окажись она сейчас за столом рядом с собеседниками, вряд ли смогла бы так четко расслышать каждый звук, издаваемый в кабинете.
– И если честно, эта баба меня доконала. Понимаю, что глупо, но извини: ничего поделать с собой не могу. В конце концов, дело, разумеется, не в этом идиотском звонке и бабьем шантаже. Дал бы команду своим орлам – вычислили стерву за милую душу уже через пару часов – и разбирайся потом сам. Просто это была последняя капля. А все остальное, что до нее, я тебе изложил, тут, сам понимаешь, выход только один. И, полагаю, ты с ним согласишься. – Рокотов говорил громко, уверенно, уже без тени симпатии и заигрывания с партнером и даже с некоторой долей брезгливого раздражения в голосе.
Причина последнего стала ясна, как только заговорил Егоров, – он был в стельку пьян и каждое слово давалось ему с трудом. Однако, судя по тону, настроен говорить дальше, и довольно агрессивно.
– Плевать мне на все твои «до того» – «после того» – обычная трусливая интеллигентская байда. Но об этом с тобой будут говорить другие люди и в другом месте. И по – другому, друг мой, совсем по-другому…
– Ты не пугать ли меня вздумал, Саша? Очнись…
– Заткнись и слушай. Пугать, сказано тебе, будут со-овсем другие люди, не бандиты, нет – упаси Боже, вежливые, хорошо воспитанные люди. Но это все будет потом. Скоро, раз ты так решил. Ты мне сейчас объясни, зачем ты приплел ко всей этой истории какую-то бабу? Ну, скурвился ты, друг Дима. Ну, решил в трудный момент кинуть меня. Это понятно. Но истории зачем сочинять, мерзкие и глупые к тому же. Неужели не пришло в голову твою компьютерную ничего пооригинальнее? Какая-то баба тебя запугивала… Тьфу, противно даже. Не ждал, честно, этого – не ждал. Про все остальное, не сомневайся, давно наслышан, друзья и осведомители имеются не только у вас, Дмитрий Игоревич!
– Слушай, какого черта! Зачем мне действительно было ее придумывать. Да, я давно собирался поговорить с тобой, чтобы расставить, как говорится, все точки над «i». Но она действительно звонила мне и угрожала разными пакостями, если не прекращу общаться с тобой – в смысле отдыха и женщин. Я клянусь тебе, Саша…
– А я тебе не верю. Врешь ты все. Врешь как сивый – или какой там? – мерин. А вот зачем врешь? Это мы разберемся. В этом мы обязательно разберемся… «Ченто перченто», как говорят итальянцы, можешь даже не сомневаться, друг мой Дима.
– Кто такие – мы? Откуда ты взял это – мы? Дурак! Ты что, пропил мозги окончательно? Оглянись – вокруг тебя одни прилипалы и прихлебатели, которые, пользуясь твоим хроническим алкоголизмом, растаскивают последнее, чем ты еще владеешь. С тобой же никого не осталось из старой команды, а этих дебилов: проворовавшихся мелких чинуш, твоих армейских дружков-алкоголиков, просто отпетых прохиндеев – ты же набрал – почему?
– Ну, и почему?
– Потому, что они целыми днями только и делают, что поют тебе дифирамбы, воспевая твое величие и могущество. Я же слышал ваши диалоги, а точнее монологи: «Конечно, Александр Георгиевич… вы, как всегда, правы, Александр Георгиевич, это конгениально, Александр Георгиевич… они все умрут от страха, как только вы появитесь, Александр Георгиевич… вы видели, как он прятал глаза от вашего взгляда, Александр Георгиевич?.. Честно скажу, ваш взгляд очень нелегко выдержать…» Это и есть твои грозные «мы». Очнись. Мы с тобой, наверное, последний раз так говорим. Дальше меня, видимо, возьмут в оборот твои верные холуи, и песенка моя, ясно дело, будет спета. Так вот, на краю, можно сказать, могилы, прошу тебя, Саша, как друг, прошу: очнись. Гони от себя всю эту мразь, она же побежит от тебя уже завтра, как только поползут слухи о нашем размежевании и об истинном положении твоих дел. И не просто побежит. Еще и прихватит на прощание твой пиджак с вешалки – чего добру пропадать-то? А куда, думаешь, она кинется, эта твоя камарилья? Часть – ко мне, часть – к явным твоим недоброжелателям. Врагов ты заработал за последнее время – не приведи Бог никому. Кинется сдавать тебя подороже, торговать всем, что им про тебя известно, да и неизвестно – тоже. Кто потом разберется? Ты еще сможешь подняться, у тебя хорошие мозги. Жизнь не кончается сегодня…
– Слушай, старичок, не заговаривай мне зубы. Это надо же, какие мы проникновенные и жалостливые. Для полноты картины урони скупую мужскую слезу. Ну, пожалуйста, на прощание, только одну.
– Пошел ты…
– Так вот, друг мой, я действительно сейчас пойду, только не туда, куда ты меня – заметь, лучшего друга – сейчас послал, а совсем в другом направлении. Дети! Кого вы решили «сделать»?! Меня? Я велик, говорят мои люди? Да никому из них до конца неведомо, как я велик! Знаешь, что я тебе скажу, друг мой Дима: в этой стране два настоящих мужика, которые что-то могут, – я и Ельцин. Но он стар, он уже очень стар, и он устал. Понимаешь, он устал, ему все надоело, а они все дергают его, тянут, мельтешат перед глазами. А он – старик. Теперь придется мне одному… так-то, друг мой Дима. А ты лезешь с какой-то бабой. Мальчик! Маленький мальчик Димочка! – Егоров совсем пьяно неестественно рассмеялся, а Рокотов, похоже, встал из-за стола.
Дальше находиться в «темной комнате» было уже безумием – Рокотов через несколько секунд должен был появиться в коридоре. Анна стремительно поднялась из кресла, одновременно нажимая мерцающую в полумраке зеленую кнопку, – теперь на корпусе хитрой системы светились только красные огоньки, и, быстро затворив дверь, направилась в сторону своего кабинета. Она все успела – и выложить связку ключей на стол, прикрыв их какими-то бумагами, и швырнуть кассеты в сумку (дома она яростно уничтожит их, не оставив потомству и горсти едкого пепла), и даже мельком взглянуть на себя в зеркало – лицо было, конечно, несколько бледным, но и время уже близилось к рассвету – ничего странного в этом не было. Именно в этот момент в ее кабинетик без стука, резко отпихнув ногой дверь, вошел Рокотов. Молча он уселся в кресло напротив ее стола и внимательно, в упор посмотрел ей в лицо.
– Ты знала, что с ним происходит?
– Он много пил последнее время.
– Здесь?
– Иногда.
– Один?
– Да.
– А телки?
– Последнее время – ни одной.
– И с собой никого не приводил?
– Ни разу.
– Звонил ему кто-нибудь сюда? И вообще, искал его кто-нибудь здесь?
– Лично или по телефону?
– И так, и так.
– Иногда некоторые из ваших общих знакомых интересовались, но редко, а последнее время, пожалуй что, никто.
– А женщины или жена, к примеру?
– Нет, Дмитрий Игоревич, обо всех инцидентах с женами я вам всегда докладываю сразу.
Понятно… Понятно… И все-таки странная баба…
– Кто, Дмитрий Игоревич?
– Что? А-а… Это я так, о своем. Какая-то бабенка вздумала мне пригрозить, дабы я не втягивал милого Сашу в свою разгульную жизнь.
– Но последнее время вы довольно редко бываете вместе, по крайней мере у нас.
Анна сразу же поняла, что этого говорить ей не следовало. Рокотов взглянул на нее как-то особенно пристально. Он не любил слишком наблюдательных людей, если, конечно, они не работали в специальных службах, где это качество высоко ценится, причем в его специальных службах. Однако взгляд его, с трудом читающийся за дымчатыми стеклами очков, вдруг, как показалось Анне, смягчился. И, подтверждая это, тонкие губы Рокотова совершенно неожиданно сложились в довольно теплую улыбку.
– А ты молодец, девочка, многое замечаешь. Как-нибудь мы побеседуем с тобой по этому поводу и вообще о том, как устроить твою карьеру дальше. В борделе тебе не место, знаю. Молодец, что не жалуешься, я сам знаю. Кстати, как сегодня? Кто здесь?
Сердце Анны, в который уже раз за сегодняшний вечер, в ужасе затрепетало – и было отчего. Занятая решением вдруг свалившейся на нее проблемы, а потом увлекшись подслушиванием беседы патронов, она совершенно упустила из виду текущие дела. Разумеется, существовали дежурный администратор на верхнем этаже, старший бармен и метрдотель ресторана, которые, видимо, со своими обязанностями справлялись вполне, иначе ее наверняка стали бы искать. Однако ответ на элементарный вопрос, кто сегодня гостит в апартаментах, кто ужинает в ресторане, кто просто сидит в баре за деловой беседой, она должна была знать, как таблицу умножения.
– У нас?.. – Анна совершенно беспомощно, по-детски тянула время, лихорадочно соображая, что может оправдать ее неведение в этом вопросе, но тут опущенные в страхе глаза наткнулись на выдернутый из учетной книги бара листок, которым в спешке она прикрыла связку ключей. На листке крупным и несколько корявым почерком дежурного администратора было написано: «Аня, нигде не могу тебя найти, но ничего страшного. У нас сегодня…» – далее шел перечень гостей второго этажа. Но фортуна сегодня, видимо, решила обласкать Анну за все прошлые обиды или, напротив, надолго вперед: под перечнем фамилий рукой метра сделана была приписка: «В ресторане – все о’кей. Ужинают…» – И снова – имена клиентов, рядом с некоторыми пометка «с. б.», которая означала, что клиент с дамой. – У нас сегодня не густо, – подняла Анна сияющие глаза, смело глядя в дымки рокотовских очков. Она начала перечислять фамилии, но он не дослушал.
– Александру Георгиевичу, я думаю, тоже лучше остаться сегодня у вас. Ты отведи его как-нибудь, не очень привлекая внимания, наверх и уложи спать. Ладно? Не в службу, а в дружбу.
– Конечно Дмитрий Игоревич. Это-то как раз – в службу.
– Ну, пусть так. Все равно спасибо. – Он поднялся и, не поинтересовавшись причиной отсутствия старшего секьюрити (это было еще одним, очередным щедрым даром фортуны), направился к выходу, обронив на ходу: – Меня не провожай, не гость. Иди лучше к нему, он, похоже, совсем не в себе. Будет буянить – звони в любое время.
Анна только кивнула и поспешила в разоренный, прокуренный и пропитанный запахом грязной посуды, алкогольных испарений и потных тел кабинет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32