Наступает кульминация, торжественный момент товарно-денежных сношений. Покупатель, бережно прижимая «Весь Adobe», уходит. В голове его теснятся самые разнообразные мысли: от эйфорического «Супер! Оторвал такую книжку занедорого!» до вполне здравого «А на хера мне, собственно, этот Адобе?». Директор, поплевывая, нежно пересчитывает купюры. Внезапно Покупатель возвращается.
Покупатель : Молодой человек!
Директор (внутренне напрягаясь) : Да?
Покупатель : Я вот хотел спросить… А Пейдж Мейкер это вообще для чего?
Директор : Для профессиональной работы!
Занавес.
Иногда я думал: вот дай ему дохлую, лежалую крысу, он и ее продаст. Может не сразу, но продаст! Бетховен мерчиндайзинга, Моцарт директ-сейлза. В общем, гений.
Еще буквально пару слов про стиль работы Директора. Когда ему вдруг случайно попадался более-менее компетентный покупатель, и начинал задавать конкретные вопросы по теме, то наш Вождь с обезоруживающей улыбкой сознавался:
– Да у меня вообще компьютера нет!
Билл Гейтс, братья Мавроди и доктор Хаммер – просто щенки-несмышленыши и мелкие аферисты рядом с ним, поверьте!
Зомбирует, значит, Директор мохнолапчатого гуманоида на «Секреты Windows 98». Победа близка. Еще немножко и реализует ему эту толстенную, действительно очень хорошую, но вряд ли для того мужичка сильно полезную энцикцлопопию. А мне, что характерно, еще этак победоносно улыбается: учись, мол, практикант с людьми работать! Наполеон при Аустерлице в пятом часу пополудни, небось, и то не выглядел более довольным.
Ну я подхожу поближе, и с ходу ему хе-е-ерак под штангу:
– Я уже говорил тебе сегодня, милый, что люблю тебя?
Это я в шутку, понимаете? Не милый он мне никакой, и не люблю я его вовсе. То есть люблю, разумеется, но только по-христиански, а совсем не в плотском смысле. Это такой сугубо внутренний юмор, не понятный постороннему.
Хотя… Зря я, конечно, при клиенте. Жестковато. Признаю.
Но и Директор тоже хорош. Как понес что-то такое вприсядку – только шапочку держи! И «сладкий мой», и «я тебя тоже люблю», и даже совсем уже нечто на грани фола: «я сегодня, между прочим, в кружевном боди, мур-мур»! (Только представь себе, дорогой друг: директор «Прессбука» в боди… Да от одной такой фантазии стошнить может!).
А гуманоид послушал все это, послушал… И вдруг, с шумом захлопнув книгу, в ужасе бежал прочь. На бегу он размахивал руками и истошно вопил на весь «Савеловский»:
– Гомос-с-секи!!!
Так, сука, переживал, будто за ним и вправду скачут лиловые негры в развевающихся пеньюарах и с огромным двуручным dildo наперевес.
С минуту мы стояли и смотрели ему вслед в крайнем недоумении. Директор первым догадался, в чем дело, недаром все-таки именно он директор. Подбрасывая на руке так и непроданную книгу, он как-то очень по-доброму сказал мне:
– Ну ты и баран!
Так мы пострадали уже экономически, вполне реально и ощутимо. Особенно я, потому что Директор в сердцах лишил меня призовой шаурмы, на которую время от времени по необъяснимым причинам расщедривался. Питаясь сухарями и плавлеными сырками, я многое переосмыслил.
Возвращаясь к третьяковским делам, стоит с сожалением признать, что дурной пример в очередной раз оказался заразительным. Вскоре уже вся смена направо и налево расточала шуточки самого что ни на есть похабного сорта. Свежая новация мгновенно и без остатка растворилась в массах. Почтенные отцы семейств и подмосковные самцы вроде Вована Крыканова отмачивали такие перформансы, что даже я невольно краснел!
Апофеозом явилась эротическая фантазия того же Вована на тему якобы существующих нежностей между Мишей Чубченко и ЧП. Он даже уморительно показывал в лицах что там у них к чему. А когда, поддавшийся всеобщему веселью Иван Иваныч, сымитировал неестественное сношение с наклонившимся за упавшей ложкой Рогаткиным, стало ясно: дальше дорога ведет только вниз. Курантовская публика с таким пугающим энтузиазмом восприняла эту нашу сугубо специфичную манеру шутить, что я только диву давался какая тут оказывается благодатная почва для всякого порока. Так два придурка могут совершенно морально разложить вполне до того здоровый коллектив.
А еще мы с Кулагиным придумали себе такое развлечение. Развлечение называлось «поохотиться на Крыкса» и оно заключалось в следующем: мы внезапно с двух сторон подходили к стоящему на посту Крыканову, и просто засыпали его с головой всякой дикой белибердой.
Побалую-ка я вас еще одной радиопостановкой (она коротенькая, не ссыте).
Место действия: «Пятая» зона, Шишкинский зал.
Действующие лица: Крыканов , Кулагин , Я .
Я: Привет, Вован!
Кулагин: Привет, Вован!
Крыкс (радостно) : Привет, парни!
Я: Как сам?
Кулагин: Не дрищешь?
Крыкс (недоуменно) : А? Чего?!
Я (озабочено) : Дрищешь, значит?
Кулагин: Ой-йёй-йёй! Какая неприятность…
Я: Ну так и поделом тебе!
Кулагин: Так относиться к себе… Наплевательски!
Я: И к имиджу!
Крыкс: Да к какому имиджу?!
Кулагин: К своему, к чьему ж еще, Вован!
Крыкс: А что у меня с имиджем?
Кулагин: Как известно, имидж – ничто. Однако так ли это?
Я: Это ложь. Боже мой, какая ложь!
Кулагин: Это империалисты придумали. Черчилль в восемнадцатом году.
Я: Вот ты опять, гляжу, в белом…
Кулагин: И обтягивающем…
Я: А как же станцевать?
Кулагин: На вечерине?
Я: Из цветного пластилина.
Кулагин: Будут же пятна…
Я: Прям на жопе… На жопе, Вован!
Кулагин: Непорядок и срамота!
Крыкс: Да вы чего?!
Я: Но есть выход, Вован. Ты спасен!
Кулагин: Прокладки Либресс!
Я: С крыльями…
Кулагин: Как у орла!
Я: Размах – ебануца! Вов, не поверишь – три метра!
И в таком примерно ключе минут пять-шесть без остановки.
Вован, искренне радостный при нашем появлении, улыбался все более натянуто, пытался что-то отвечать, но силы, конечно, были неравные. Не хочу хвастать, но на пару с Кулагиным мы убрали бы не то, что Вована, но и любого записного острослова с телевидения. Кто там у вас имеется? Бачинский-Стилавин? Не смешите. Трахтен… кто? Ах, Трахтенберг? Трахтенберг пошел бы и повесился на первом суку – вот что я вам скажу. Подросла свежая поросль, говорите? Молодые и злые волчата, говорите? Это, типа «Комеди клаба», что ли? Бу-га-го! И трусишков бы не осталось.
Быстро доведя бедного Крыкса до белого каления, мы довольные убегали. Странно, но лично я полагал, что все это не более чем дружеские подколочки. Сейчас, вспоминая те дружеские подколочки, мне не то чтобы стыдно… Мне скорее неловко.
Крыкс же тем временем все больше и больше напрягался в загривке. Понимаете, ему не очень нравилось, что на него, как на мамонта каждый день охотятся. Он даже жаловался Тюте, бишь Паше Короткевичу на ту невыносимую атмосферу, которую мы с Кулагиным ему создали.
Кстати, до моего появления свирепый любер Крыкс всю жизнь был просто Володей Крыкановым, Пашу никогда не называли ни «Тютей», ни «Святым Пафнутием – покровителем подводников», Леху Егорова, прошедшего суровую армейскую школу – «Прощай Молодостью», а Илюшу Кропачева – «Илюхой-Кропачухой».
А Крыкс-то, при всем при том, был парень совсем не промах, доложу я вам. Не какой-нибудь там Гендос-Горбунос безответный.
Однажды он опоздал в Третьяковку на два с половиной часа. Для ЧП же такие случаи были как… Даже не знаю, как что. Ну вроде нежданного подарка. Почему? Все просто. Потому что у него появлялась чудесная возможность проявить себя во всей своей сияющей административной красе.
Наехал тогда Упорный на Крыкса сурово, по всем пунктам программы. Устроил ему настоящий полевой трибунал. Еще и Чубченку мобилизовал на экзекуцию. Это, значит, чтобы передать молодежи свой бесценный опыт руководителя, поднатаскать будущего начальничка в настоящем деле.
И как понес… Нечто совершенно дикое. Нет, правда, сам себя превзошел: «трудовая дисциплина!», «возмутительный случай!», «а вот на фронте я тебя, Крыканов расстрелял бы по законам военного времени!», и всякое такое бла-бла-бла.
Вован слушал этот бред, слушал… И наконец задумчиво молвил:
– Эдуард Константинович, если обратиться к первопричине моего проступка, то станет очевидно, что я не так уж и виноват.
– Это почему же ты не виноват? – саркастически осведомился ЧП. – Объясни нам, будь добр! Мы слушаем.
Крыкс вздохнул и объяснил:
– Все дело в том, что сегодня утром я решил послушать заглавную композицию с альбома «Убийственные баллады» австралийского певца Ника Кейва и группы «Негодные зерна».
– Зачем, Крыканов? – прошептал ЧП.
– Для настроя, понимаете? Я собирался прослушать только одну песню… И сам не заметил, как прослушал весь альбом целиком.
– Он над нами издевается, Эдуард Константинович! – прозрел Чубченка.
ЧП с энтузиазмом накалякал челобитную на Высочайшее имя. Он настоятельно требовал срочного перевода сотрудника Крыканова на объект «Люберецкий ликероводочный завод». В качестве причины указывалось разлагающее и тлетворное влияние, которое оказывает упомянутый Крыкановым на коллектив. Мол, Сергей Рогаткин уж на что благонадежный сотрудничек, а и тот стал вдруг задумываться о смысле жизни. Ранее ни в чем таком Сергей Рогаткин замечен не был, теперь же начал высказывать всякие неоднозначные вольнодумности. Недавно, например, от него слышали словосочетания «охрана труда» и «это не соответствует КЗОТ».
И сторожить бы Крыксу эту ликеро-помойку до морковкиного заговенья, но тут Упорный очень вовремя додумался проверить «подфонарное». В связи с изменившейся политической обстановкой докладная хода не получила.
Ситуация с загнанным Крыксом взорвалась наподобие камчатского гейзера – вроде бы внезапно, но вместе с тем вполне предсказуемо. Однажды утром мы, как обычно на него поохотились, а в обед он крайне взволнованный уже рыскал по Галерее в наших поисках. Случилось же вот что.
Вован числился первым курантовским модником, являясь самым настоящим casual задолго до того, как смысл этого слова стал понятен даже девочкам с Рублевки (девочки тогда предпочитали что-нибудь попугайское, на букву V, а их покровители еще не до конца избавились от привычки носить малиновые пиджаки). У Вована была самая модная стрижка (кажется, даже мелирование ), самый модный пиджак Merc с Юнион-Джеком на подкладке, ботиночки Rockport, клетчатые носки Burlington, и даже куртка Burberry цвета беж. Как он умудрялся поднимать такое шмотье, находясь на ставке рядового сотрудника – это просто хер его знает! Ведь стоимость того же Барбариса равнялась примерно трем его месячным зарплатам.
Причем я предостерег бы думать о Крыксе, как о пригламуренном мажорике. Собственно, это видно даже по маркам, которым он отдавал предпочтение. «Быть можно дельным человеком, и думать о красе ногтей». Крыкс, невзирая на Burberry, Merc, и все остальное, был (и есть, слава Богу) человек, без сомнения, дельный.
Я не зря тут про куртку толкую, не просто так. Она является серьезной деталью в рассказе. Собственно, не она как таковая, а события с ней связанные.
В один прекрасный день я… Короче, в ожидании обеда я прогуливался по иконным залам. Туда-сюда, туда-сюда… В «иконах» ведь все по-особому: и свет другой, и потолки низкие, и микроклимат специальный, и вообще атмосфера совсем другая, ни на что больше в Третьяковке не похожая. Кому-то она нравилась, а меня скорее утомляла. Причем по причинам не сложным и прозаическим. В «иконах» потолок – всего-то метра четыре (что не так уж и высоко, если принимать во внимание пропорции залов), полутьма и тишина. Походишь по ним час, и начинаешь чувствовать себя престранно. Как именно затрудняюсь сказать, но определенно престранно .
Лично я предпочитал служить на втором этаже, в залах второй половины XIX века, а пуще всего во Врубеле. Вот там потолок так потолок – пятиэтажка влезет. И самое яркое освещение в Галерее, и простор, и воздух, и пространство, и гигантская «Принцесса Греза» в веселеньких, несмотря на тоскливую драматичность сюжета, розово-голубых тонах.
Но в целом отечественная живопись производила на меня, как ни жаль в этом признаваться, удручающее впечатление. Что ни картина, то бичевание каких-то человеческих пороков и язв общества, демонстрация гражданской позиции, и зеркало русской революции. Все эти «Тройки», «Неравные браки», «Боярыни Морозовы», и прочие «Сельские крестные ходы»… Тоска.
Итак, брожу я, брожу по «иконам». Вдруг смотрю, на дальнем рубеже появляется Крыканов и направляется прямиком ко мне. И, знаете, вот как-то сразу мне не понравилась его напряженная походка. Кроме того, у Вована было странное выражение лица, а само лицо – обычно румяное и свежее, – пугало землистым оттенком кожи. Вскоре я понял, по какой причине. Он этак приобнял меня за плечи (а Вован – парень весьма крупный) и тихим, срывающимся на хрип голосом спросил:
– Это ты мою куртку узлами завязал?!
Небо свидетель я не имел к этому кощунству ровным счетом никакого касательства. Но, представив предмет вовановой гордости в виде маленького, бесформенного кулька, просто не смог совладать с собой и гаденько хихикнул. Естественно, Вован мою реакцию расценил как косвенное признание, и натурально позеленел. Я, перепугавшись, тут же поспешил все отрицать, но было уже поздно: Крыкс оставался непреклонен в своем заблуждении. Хорошо еще, что он не закопал меня там же, в иконах. Но слова его были как сталь холодны.
– Значит так, слушай сюда, – сказал Вован, скрипнув зубами. – Или все эти смехуёчки немедленно прекращаются, или будем круто ссориться!
Я в те времена скорее согласился бы поссориться с собственным папой, нежели с Крыксом, а потому совершенно расстроился. На обеде я уже без особого удивления узнал от Кулагина, что Крыкс навестил и его тоже. Более того, Крыкс с ним вел себя куда как активнее, и даже делал всякие смелые предложения пойти прогуляться на воздух, спеть дуэтом «Карамболину-Карамболетту».
Общим голосованием мы признали, что очутилсь в глупом положении. Игриво и по-доброму (в нашем, конечно, понимании) посмеиваться над Вованом – это одно. Но собачиться с ним вдрызг – уже совсем другая история..
Кстати, добросердечный старина Кулагин был опечален гораздо более моего. И совсем не потому, что Крыкс именно ему предлагал немедленное ристалище и побоище. Случись это самое ристалище в реальном времени, Крыкс скорее всего был бы порван на маленькие бесформенные тряпочки (Кулагин тоже не на помойке себя нашел, и КМС по боксу просто так никому не дают). Печалился старина просто по причине общей мягкости характера. Добрый он человек.
А вот я совсем даже наоборот. Я не то что не грустил, я был до глубины души возмущен крыкановским демаршем, так как совершенно не видел здесь никакого предмета для обсуждения и ломания копий. Подумаешь, какая цаца! Ишь, не поохоться даже на него!
Кулагин еще пытался меня урезонивать:
– Пойми, что естественно для нас с тобой, то не всегда по душе окружающим. И особенно вот эта твоя дурацкая манера постоянных подтруниваний!
Но я был молод, горяч, и наотрез отказывался вникать во внутренний мир Крыкса.
– Нам счастье досталось не с миру по нитке! – бессвязно орал я в бешенстве. – Если чертов Крыкс не понимает ни хрена веселого юмора, придется решительно вычеркивать его из списков! Решительно! Самым беспощадным образом!
– Но Фил, умоляю тебя, будь поосторожней с Крыксом! У него, понимаешь ли, второй дан по тэкван-до и он весьма опасен в гневе. Не хочу тебя пугать, но случись что – Крыкс просто размажет тебя.
Я сглотнул. У Крыкса оказывается второй дан? Фигасе… За что же мне такое наказание?
– И зачем ты только прозвал его Крыксом? – сокрушался старина. – Он раньше был Бешеным Псом, и совсем не обижался.
– А сейчас он что, обижается? – осторожно спросил я.
Кулагин только фыркнул:
– П-ф-ф! А как ты думаешь?
– Ну… никак.
– А ты подумай! Одно дело быть Бешеным Псом, Мистером Брауном, мариачи-десперадос… И, совсем другое – каким-то там Братцем Крыксом. В Люберцах это не котируется, Фил.
Сама же история с подлой шуткой неизвестного завершилась просто. Сергей Львович, который в тот роковой обеденный перерыв более пятнадцати минут наблюдал за манипуляциями с курткой, подошел к Вовану и, не закладывая преступника (теперь уже можно сказать, что это был Горобец), все же восстановил наше совместное с Кулагиным доброе имя.
Вроде бы все прояснилось, но с тех пор дурная слава стала бежать впереди нас. Что бы ни случалось в «Куранте» особо гадкого и циничного, подозрение моментально падало или на меня, или на старину. Приведу характерный пример такой предубежденности.
Работал у нас некий Курочкин Виктор Карлович. Начитанный, религиозный инженер благостного вида, постоянно толковавший о душе и возможных последствиях . Однажды кто-то из многочисленных курантовских недоумков приволок такую, знаете ли, фальшивую резиновую какашку из магазинчика смешных ужасов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42