– А что ты можешь?
– Могу отдать все свои деньги – у меня есть немного.
– Сомневаюсь, что она долго на них продержится.
– Я пошла к ней, чтобы узнать, куда она может уйти. Вот ты, например, можешь вернуться в дом викария, в свой дом. А у Китти дома нет. Ей некуда деться. Неужели взрослые будут такими жестокими и выгонят человека, которому негде жить?
– Китти совершила тягчайший грех. Если верить Библии, в древности таких, как она, забивали камнями. Мне думается, и сегодня найдутся люди, готовые сделать то же самое.
– Чем можем мы ей помочь?
– Ты говоришь, ей некуда пойти.
– Так она говорит. Если Китти прогонят, ей останется только бродить по улицам. Я не перенесу этого, Лилиас. Она была так счастлива у нас. Не могу забыть, как она смеялась, когда он смотрел на нее и подшучивал… и вот чем это кончилось.
Лилиас задумалась. Потом внезапно заговорила:
– Я испытываю такие же чувства, как ты. Китти застали с мужчиной. Хэмиш негодяй, а она… ладно, она глупая, легкомысленная девчонка. Он покорил ее… и она не устояла. Это легко понять. Но теперь ее жизнь будет разрушена, а он продолжит свои веселые подвиги.
– Если отец накажет Китти, он должен будет наказать и Хэмиша, прогнать его.
– Разве сможет он наказать целую семью? Я кое-что придумала: отправлю Китти к себе домой.
– К тебе домой? Чем же ей там помогут?
– Отец – викарий Лейкмира. Он истинный христианин. Я хочу сказать, что слова его не расходятся с делом. Он в самом деле добрый человек. Мы бедны… но он не откажет Китти в крыше над головой. И сможет подыскать для нее место. Уже не раз он выручал девушек, попавших в беду. Я все расскажу ему в письме.
– И он примет ее… после того, что случилось?
– Если я напишу ему, он все поймет.
– О, Лилиас, даже не верится в такое чудо!
– По крайней мере надежда есть.
Я бросилась к Лилиас на шею.
– Ты вправду напишешь письмо? Скажешь Китти, что есть дом, куда она может прийти? Я сейчас же посмотрю, сколько у меня денег. Только бы нам удалось собрать ей на дорогу.
– Не забудем, что ей положено жалованье, и вместе с нашими деньгами…
– Я бегу к ней. Я должна ей все рассказать. Не могу видеть ее ужасные потерянные глаза.
Я побежала к Китти, раскрыла ей наш план и с радостью увидела, как на смену беспредельному отчаянию явилась надежда.
В тот день отец возвратился домой поздно вечером. Я уже лежала в постели, когда он пришел. Буря в тот вечер не разразилась.
Наутро за Китти послали. Бледная, с пристыженным выражением на лице, но уже не в таком отчаянии, как прежде, она пошла к моему отцу. Я ждала ее на лестнице. Китти взглянула на меня и кивнула.
Потом вместе с Китти я поднялась к ней в комнату, там уже была Лилиас.
– Я должна сложить вещи и уйти. Я уже все собрала.
– Немедленно? – спросила я. Она кивнула.
– Хозяин сказал, что я опозорила дом, а он обязан заботиться о дочери.
– О, Китти, как жаль, что ты уходишь от нас вот так, – воскликнула я.
– Вы ангел, мисс Девина, вы и мисс Милн. – Голос Китти дрожал. – Не знаю, что бы я делала без вашей помощи.
– Вот письмо, – проговорила Лилиас. – Возьми его. А здесь немного денег.
– Я получила жалованье.
– Все равно деньги тебе пригодятся. Ты без помех доберешься до Лейкмира. Мой отец – хороший человек. Он никогда не отказывает человеку в беде. Он не только молится, но и творит добро. Он сделает все от него зависящее, чтобы помочь тебе. Он и раньше протягивал руку помощи людям.
Китти разрыдалась и обняла нас обеих.
– Я никогда не забуду вас, – срывающимся голосом проговорила она. – Что бы я делала без…
Чтобы отвезти Китти на станцию, заказали кэб. В доме царила торжественная тишина. Китти увольняли с позором. Чтобы неповадно было другим юным дурочкам. Теперь была очередь Хэмиша.
Его позвали к хозяину. Он с развязным видом, руки в карманах, вошел в дом. Никаких признаков раскаяния на лице.
Дверь в кабинет отца плотно закрылась за сыном кучера. Лилиас пришла ко мне в комнату.
– Что же будет? – спросила она. – Все складывается ужасно… ведь на конюшенном дворе живет вся его семья.
– Его уволят, конечно. И запретят заходить в дом. Скоро мы все узнаем.
Весь дом ждал. Беседа продолжалась долго. Из кабинета не доносилось ни звука. В конце концов Хэмиш вышел от отца и спокойно покинул дом.
Только на следующий день мы поняли: Хэмиш по-прежнему возит отца, а наказание, обрушившееся на голову соучастницы в преступлении, его самого благополучно миновало.
Все были в недоумении. Хэмиш ходил беззаботный, насвистывая, как всегда, мелодию «Вы, бережки и речки» или «Лох Ломонд», словно ничего не случилось. Мы ничего не понимали.
Тетя Роберта была не из тех, кто останавливается на полпути.
В тот же вечер за обедом она вернулась к происшествию.
– Девушка покинула дом, – сказала она. – А он?
Отец сделал вид, что не понимает, о чем речь. Он поднял брови и принял тот холодный вид, который замораживал каждого из нас. Но не тетю Роберту.
– Ты знаешь, о чем я, Дэвид, так что не притворяйся, пожалуйста.
– Может быть, ты окажешь любезность, – сказал он, – и объяснишь, в чем дело.
– Случаи, подобные недавнему происшествию в этом доме, недопустимо так легко забывать.
– Насколько я понимаю, ты говоришь об увольнении девушки.
– Она не одна виновна.
– Мужчина – лучший кучер, какой у меня когда-либо был. Я не намерен отказываться от его услуг… если ты об этом.
Тетя Роберта забыла о своем достоинстве и взвизгнула:
– Как же так?
Отец выглядел уязвленным.
– Я разобрался во всем, – холодно сказал он, – и вопрос исчерпан.
Тетя Роберта только и смогла, что вытаращить на него глаза.
– Не могу поверить своим ушам. Говорю тебе, я видела их. Застала обоих на месте прегрешения.
Отец все так же холодно смотрел на нее, а потом глазами показал в мою сторону – мол, не следует обсуждать этот предмет в присутствии такой юной и невинной особы, как я.
Тетя Роберта поджала губы и стойко выдержала его ледяной взгляд.
Заканчивался обед почти в полном молчании. Затем тетя последовала за отцом в кабинет. Она пробыла там довольно долго, а выйдя оттуда, сразу направилась в свою комнату.
На следующее утро она уехала с видом правоверной, покидающей Содом и Гоморру незадолго до катастрофы.
Она не могла провести лишнюю ночь в доме, под крышей которого один из грешников был прощен только потому, что был «хорошим кучером».
Событие не один день обсуждалось под лестницей – не в моем присутствии, но почти обо всем рассказывала мне Лилиас.
– Все это очень странно, – говорила она. – Никто ничего не понимает. Твой отец послал за Хэмишем, и мы думали, что он собирается его уволить, как Китти. Но Хэмиш вышел из кабинета, как будто еще более уверенный в себе, чем прежде. Никому не известно, о чем они говорили. Но Хэмиш ведет себя, как ни в чем не бывало. Только подумать, с каким позором была изгнана Китти! В происшедшем не видно здравого смысла. Но так бывает всегда: во всем винят женщину, а мужчина отделывается легким испугом.
– Я тоже ничего не понимаю, – отвечала я. – Возможно, дело в том, что Хэмиш живет на конюшне, а не в доме.
– Но он приходит в дом и развращает служанок.
– Не знаю почему… но хочу узнать.
– Твой отец не из тех, кого легко понять.
– Отец очень набожен, а Хэмиш…
– Негодяй. И мне не нужно это доказывать. Мы все видим, что он за птица. Бедняжка Китти, видно, совсем лишилась ума, если попалась на его удочку. Я согласна, что-то в нем есть. Должно быть, Китти находила его неотразимым.
– Я знаю человека, который считает его мужчиной что надо.
– И кто же это?
– Он сам.
– Похоже на правду. Если и есть человек, влюбленный в самого себя, то это Хэмиш Воспер. Но слуги не любят его, ты знаешь. Китти хорошо работала… и к ней по-доброму относились.
– Я надеюсь, ей повезет.
– Знаю только, что ее не выставят за дверь. Мой отец сделает все, что в его силах. Он настоящий христианин.
– Мой тоже считает себя христианином и выставил ее за дверь.
– Твой отец хорошо читает молитвы и выглядит как христианин. А мой еще творит добро. В этом меж ними разница.
– Я надеюсь, что это так и Китти будет хорошо.
– Отец напишет мне и все расскажет.
– Я очень рада, что ты оказалась рядом, Лилиас, и всегда готова помочь.
Тень набежала на ее чело. Как долго это продлится, казалось, вопрошала Лилиас. Мой отец безжалостно уволил Китти и так же поступит с Лилиас, как только в ее услугах отпадет надобность. Он охотно демонстрирует миру свое христианское смирение, но сам судит, кто прав, а кто виноват. Лилиас до конца разъяснила мне все, и я, наконец, поняла, что же произошло с Китти.
Однако в чем заключалась истинная причина прощения, дарованного Хэмишу? В том ли, Что он хороший кучер? Или в том, что он мужчина?
Спустя некоторое время Китти стали вспоминать реже. На ее место взяли новую горничную. Элен Фарли, женщину лет тридцати. Отец сказал, что ему отрекомендовали ее лично.
Мистер и миссис Керквелл были слегка выбиты из колеи. Подбор слуг входил в их обязанности, и они не любили, когда новые люди появлялись в доме через их голову, – так изложила свои взгляды миссис Керквелл. Увольнение Китти легло пятном на чету Керквеллов, ибо ввели ее в дом они. Но, по мнению миссис Керквелл, главным виновником был Хэмиш Воспер, и она недоумевала, почему ему позволили остаться на своем месте.
Между тем Элен приступила к работе. Она очень отличалась от Китти – спокойная, исполнительная и, как говаривала миссис Керквелл, себе на уме.
Хэмиш по-прежнему подолгу просиживал на кухне, и ему как будто даже нравилось, что миссис Керквелл притворяется, будто в упор не видит кучера. Он все так же пялил глаза на Бесс и Дженни, но те, помня о Китти, держались настороже.
По поведению Хэмиша могло показаться, что он неуязвим, – может делать все, что ему заблагорассудится, поскольку то, чего он домогается, естественно. Человек есть человек, как он однажды выразился. Человек, подобный ему и слабый до женщин, мог вести себя только так, как ему казалось естественным. Но я надеялась, что он будет присматривать себе жертвы где угодно, только не в нашем доме, ибо здесь он их не найдет. Пример Китти стоял у всех перед глазами.
Настал день, когда из дома викария в Лейкмире пришло письмо. Лилиас забрала его к себе в комнату, и я тут же прибежала к ней, чтобы прочитать письмо вдвоем.
«Она очень признательная девушка, – писал отец Лилиас. – Не может остановиться, нахваливая тебя, Лилиас, и твою подопечную, Девину. Горжусь тобой. Бедное дитя, она совсем еще ребенок и была в ужасном отчаянии. Помогала Элис и Джейн. Миссис Эллингтон из барского дома в Лейкмире как раз искала работницу для кухни. Ты наверняка помнишь эту женщину, грозную с виду, но с добрым сердцем. Я навестил ее и поведал историю Китти, чего скрыть был, конечно, не вправе. Она обещала предоставить Китти еще одну возможность, и я верю, что бедное дитя ее не упустит, как в первый раз. Одна из служанок миссис Эллингтон в ближайшие недели выходит замуж и уходит, поэтому освобождается место. А пока суть да дело, Китти поживет у нас. Я очень рад, Лилиас, твоему поступку. Что могло случиться с бедной Китти без твоей поддержки, не могу даже вообразить».
Я смотрела на Лилиас и чувствовала, как на глаза мои наворачиваются слезы.
– О, Лилиас, – проговорила я, – твой отец чудесный человек.
– Я согласна с тобой, – ответила она.
Однако ответ лейкмирского викария заставил меня задуматься о собственном отце. Я всегда считала его порядочным и достойным человеком. Но после того как он изгнал Китти и оставил безнаказанным Хэмиша, кроме, возможно, словесного внушения, мое представление о нем изменилось.
Отец всегда казался далеким от всего. В прежние дни я полагала, что он слишком возвышен и его никак нельзя считать одним из нас; теперь я начала думать иначе. Как мог он проявить такую черствость к другому человеческому существу и вытолкнуть Китти в жестокий мир, сохранив при себе ее соучастника по преступлению лишь потому, что тот был хорошим кучером? Он действовал в согласии не со справедливостью, а с собственными прихотями. Образ доброго и благородного человека в моем представлении изрядно потускнел.
С мамой я могла бы обо всем этом поговорить. Такое не могло случиться, будь она с нами. Она не позволила бы выгнать на улицу человека, которому некуда податься.
Я испытывала тревогу и смутные опасения.
Однажды отец послал за мной и, когда я вошла к нему в кабинет, взглянул на меня с легкой насмешкой.
– Ты взрослеешь, – проговорил он, – и скоро тебе исполнится семнадцать, так ведь?
Я кивнула, охваченная ужасом, что слышу прелюдию к отставке Лилиас, услуги которой якобы больше не требуются и потому она должна быть так же поспешно уволена, как Китти.
Однако я неверно истолковала его намерения, ибо он устремил взор на шкатулку, стоявшую на столе. Я хорошо ее знала. В ней хранились драгоценности мамы. Она не раз показывала их мне, вынимая вещицу за вещицей и рассказывая о каждой.
Там было жемчужное ожерелье, которое отец подарил маме на свадьбу. Потом – кольцо с рубином, доставшееся маме от ее матери. Еще я помнила украшенный бирюзой браслет, бирюзовое ожерелье ему в пару, две золотые и одну серебряную броши.
– Все это будет твоим, когда ты вырастешь, – сказал он мне, – а ты сможешь передать драгоценности своей дочери. Приятно представлять, как эти безделушки переходят от поколения к поколению. Ты согласна?
Я снова кивнула.
Отец вынул жемчужное ожерелье и подержал его в руках. Мама говорила, что в нем шестьдесят жемчужин, а застежка сделана из настоящего алмаза в оправе из нескольких мелких жемчужин. Я видела ожерелье, да и другие украшения из шкатулки на маме всего несколько раз.
– Мама хотела, чтобы все это стало твоим, – заговорил отец. – Думается, ты еще слишком молода для драгоценностей, но, на мой взгляд, это не относится к ожерелью. Ты можешь взять его себе. Говорят, что, если жемчуг не носить, он теряет блеск.
Я взяла ожерелье из его рук с чувством облегчения. Отец считал меня чересчур молодой для драгоценностей, значит, я еще не созрела для расставания с Лилиас. Правда, само жемчужное ожерелье тоже доставило мне радость.
Я надела его на шею и с глубокой печалью вспомнила маму.
Когда я снова была с Лилиас, она сразу же заметила ожерелье.
– Какая чудесная вещь! – воскликнула она.
– Это мамина. Есть еще броши и несколько других украшений. Они тоже мои, но отец не считает меня достаточно взрослой для них. А жемчуг портится, если его не носить.
– Я слышала об этом, – сказала Лилиас. Она любовно поглаживала жемчужины, я сняла ожерелье и протянула ей.
– Восхитительная застежка, – заметила Лилиас. – Она одна стоит целого состояния.
– О… я бы не хотела продавать эту вещь.
– Понимаю. Я просто подумала… о сбережениях на черный день.
– Ты хочешь сказать, что и у меня могут настать трудные времена?
– Нет – только то, что хорошо иметь такие вещи. Взгляд Лилиас стал печальным и отсутствующим. Она думала о будущем, черный день мог стать для нее роковым, ибо никаких сбережений у моей гувернантки, как я полагала, не было.
Я спустилась на кухню узнать, будет ли отец к обеду. О своем отсутствии он обычно извещал запиской миссис Керквелл. На кухне было неспокойно – за столом опять сидел с закатанными рукавами Хэмиш и тупо пощипывал волосы на руках.
Я прошла к миссис Керквелл, она что-то размешивала в тазу и сразу заметила ожерелье.
– Боже, какая красота! – воскликнула она.
– Да, теперь это мое ожерелье, а раньше принадлежало маме. Я должна носить его, иначе от долгого лежания без дела жемчужины потускнеют.
– Неужели? – удивилась миссис Керквелл.
– Так говорит отец.
– Ну, он-то уж должен знать.
– Мне кажется, я тоже слышала об этом раньше.
– Выглядит оно превосходно и очень идет вам, мисс Девина.
– Застежка тоже ценная, – добавила я. – Алмаз в обрамлении маленьких жемчужин.
– Ну и дела.
– Мисс Милн говорит, что это мне на черный день… если я когда-нибудь окажусь в нужде.
– Только не вы, мисс Девина. – Миссис Керквелл рассмеялась. – А она тревожится, бедняжка. Правильно я решила, что никогда гувернанткой не стану.
– Будет ли отец к обеду?
Миссис Керквелл не успела ответить. Хэмиш взглянул на меня и проговорил:
– Нет, не будет его. Я знаю, я его вез.
Словно не слыша кучера, миссис Керквелл ответила на мой вопрос:
– Он оставил записку, чтобы к обеду его не ждали. Вскоре после этого я ушла к себе.
Следующий день начался с ужасного открытия – мое ожерелье пропало. Я положила его в голубую коробку, лежавшую в выдвижном ящике туалетного столика, и не могла поверить своим глазам, когда обнаружила утром, что коробка на месте, но ожерелья в ней нет. Как безумная я обшарила все ящики столика, но без успеха. Ожерелье исчезло. Непостижимо, ибо я не могла даже представить, что не положила драгоценность в коробку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40