Посмотрев через плечо, она улыбнулась. В ее улыбке промелькнуло озорство, как я уже говорила, она была похожа на шуструю девочку, и эта невзрослая манера держать себя в сочетании с морщинистым лицом производила интригующее и вместе с тем болезненное впечатление. Мне было очень интересно, что я увижу в ее комнате, и действительно ли портрет над камином ее работы.Мы то поднимались по лестницам, то шли по каким-то коридорам… Вдруг она обернулась и хитро спросила:— Ну, как, миссис Верлейн, вы еще не запутались в наших переходах?Я призналась, что запуталась, но добавила, что, надеюсь, со временем сумею сама находить дорогу.— Со временем… — прошептала Сибила. — Возможно. Но время не всему может научить, не так ли? Говорят, время лечит. Но ведь не все, что говорят, — правда, согласны?Мне не хотелось пускаться в рассуждения по этому поводу, и я не стала спорить. Улыбнувшись, Сибила снова повела меня за собой.Наконец, мы вышли в ту часть дома, где находились ее покои. Они располагались в одной из башен замка. В них было три комнаты.— Они идут одна за другой по кругу, — объяснила мисс Стейси. — Можно переходить из одной комнаты в другую и оказаться в той, с которой начали. Необычно, правда? Сначала я хочу показать вам свою студию. Она выходит на север. Свет, как вы понимаете, имеет для художника очень большое значение. Пойдемте, и я покажу вам кое-что из своих работ.Я вошла следом за ней. Окна в студии были гораздо больше, чем в других комнатах, и все ее пространство наполнял сильный ровный свет с севера. Он безжалостно изобличил тщетность усилий, которые прилагала Сибила, чтобы выглядеть юной. Ни маленькие бантики, ни крохотные бархатные туфельки не могли обмануть глаз: на лице ее отчетливо были видны глубокие морщины, на тоненьких руках, похожих на птичьи лапки, проступали темные старческие пятна. Но ничто не могло приглушить ее детскую живость.Комната была обставлена просто и скромно. На стенах висели несколько картин, а в углу сложены подрамники с холстами. На столе лежала палитра, а посередине комнаты стоял мольберт с незаконченным портретом трех юных девушек. Я сразу же поняла, кто они: Эдит, Оллегра и Элис.Я подошла. Сибила внимательно следила за моей реакцией. Все верно: с золотистыми волосами Эдит, с копной черных вьющихся волос Оллегра и безукоризненно чистенькая Элис.— Вы их узнали?— Конечно. Сходство передано превосходно.— Юные создания, — с расстановкой произнесла Сибила. — Но их лица пока ничего не говорят.— Почему же? В них видна молодость… неискушенность… неопытность.— Ничего в них не видно, — настойчиво повторила Сибила. — Но тому, кто хорошо знает эту троицу, ясно, что скрывается под их юным обликом. Но видеть — это дар художника. Видеть то, что пытаются скрыть.— В таком случае художники — не очень удобные люди.— Да, их стараются избегать, — смех у Сибилы прозвучал звонко, как у девочки. Она смотрела на меня, и от ее голубого детского взгляда становилось не по себе. Будет ли она пытаться проникнуть в мои секреты? Станет ли интересоваться моей бурной жизнью с Пьетро? Может быть, она постарается разгадать причину моего появления в этом доме? А что, если она узнает, что я сестра Роумы?— Ну, это зависит от того, есть ли человеку что скрывать, — пояснила я.— Всем людям есть что скрывать, разве не так, миссис Верлейн? Может быть, какой-то пустяк… но очень личный. Взрослые люди для художника намного интереснее молодых, Природа тоже живописец. Она изображает на лицах людей много такого, что они хотели бы скрыть.— Но природа дает лицам и привлекательные черты.— Вы стараетесь видеть только хорошее, миссис Верлейн. У вас есть нечто общее с той молодой женщиной, которая приезжала сюда на раскопки.Меня охватило возрастающее беспокойство.— С какой женщиной? — осторожно переспросила я.Но Сибила продолжила, не обратив внимания на мой вопрос.— Сэр Уилльям не хотел, чтобы трогали его земли. Но она была такой настойчивой: не давала ему покоя, пока он, наконец, не согласился. Сюда приехали археологи и начали раскапывать какое-то римское поселение. С их приезда все и началось…— Вы были знакомы с этой женщиной, которая уговорила сэра Уилльяма?— О, да. Мне хотелось знать, что у них там происходит.— Это она исчезла?Сибила в радостном возбуждении закивала, ее глаза почти скрылись в набежавших на веки морщинах.— И знаете из-за чего все случилось? — спросила она.— Нет.— Из-за их копания. Этого не любят.— Кто именно?— Те, кто умер и перешел в мир иной. Хотя они и уходят, но… но не совсем. Они возвращаются.— Вы имеете в виду римлян?— Мертвых. Их присутствие ощущается повсюду. — Она приблизилась ко мне и прошептала:— Мне кажется, что Бо не понравилось, что Нейпьер вернулся. Я даже точно знаю об этом. Он мне сказал.— Бо… сказал вам!— Во сне. Мы были очень дружны… Он был моим маленьким мальчиком. Такой сын мог быть у меня. Я представляла себе своего малыша именно таким, как Бо. Все шло нормально, пока не приехал Нейпьер. Было совершенно правильно, что его отослали отсюда. Раз Бо пришлось уйти, разве может Нейпьер оставаться здесь? Это несправедливо. И вот Нейпьер все-таки вернулся. И это очень плохо, поверьте мне. Подождите… — она подошла к груде картин в углу и вынула одну. Когда она ее поставила к стене, я чуть не задохнулась от ужаса. Это был мужской портрет в полный рост. Лицо имело злобное выражение, подчеркнуто была выделена горбинка носа, глаза сужены, губы изогнуты в отвратительной усмешке. Я признала в этом лице Нейпьера.— Узнаете? — спросила Сибила.— Не очень похоже, — ответила я.— Я сделала этот портрет сразу после того, как он убил своего брата.Меня охватило негодование. Но негодование это вызвано было несправедливым отношением к мальчику, а не к тому мужчине, который встретился мне на конюшне, — повторила я про себя с жаром. Сибила не сводила глаз с моего лица и затем рассмеялась.— Вижу, что вы готовы взять сторону Нейпьера. Но вы не знаете его. Он злой. Он завидовал своему брату, красавцу Бо. Он желал себе того, что имел Бо… поэтому и убил его. Он был способен на такое, я знаю. И другие знают.— И все же я уверена, что не все так думают… Сибила прервала меня:— Как вы можете быть такой самоуверенной, миссис Верлейн? Что вы знаете? Вы думаете, если Уилльям вернул его домой и женил на Эдит, то… Но Уилльям тоже жестокий человек. Все мужчины в этом доме жестокие… кроме Бо. Бо был красавец. Бо был добрым. И должен был умереть. — Она отвернулась. — Простите меня. До сих пор не могу успокоиться. Не могу забыть.— Понимаю, — я отвела взгляд от страшного портрета юного Нейпьера. — Очень было любезно с вашей стороны показать мне свои картины. Но теперь мне надо идти в свою комнату. Я могу скоро понадобиться.Сибила кивнула.— Надеюсь, вы еще придете и посмотрите другие мои работы.— С удовольствием, — ответила я.— Когда? Скоро? — произнесла она просящим, как у ребенка, голосом.— Как только вы будете столь добры, чтобы пригласить меня.Сибила радостно закивала и потянула за шнур звонка. Пришла служанка, и Сибила попросила ее проводить меня в мою комнату.Когда я пришла к себе, там меня уже ждала Элис.— Меня послали передать вам, — сказала она, — что сегодня вы будете обедать с нами в маминых покоях. Я зайду за вами в семь часов.— Спасибо, — ответила я.— У вас встревоженный вид. Сэр Уилльям хорошо вас принял?— Да. Я играла для него. И, кажется, ему понравилось. Но я заблудилась на обратном пути и случайно встретила мисс Стейси.Элис понимающе улыбнулась.— Да, она немного… странная. Надеюсь, это встреча не очень вас смутила.— Она показала мне свою студию.Элис удивилась.— Вы, должно быть, очень ее заинтересовали. Ее картины вы тоже видели?Я кивнула.— На одной из них — вы, миссис Стейси и Оллегра.— Неужели? Она не говорила, что пишет наш портрет. Как он, хорош?— Сходство передано превосходно.— Мне бы хотелось посмотреть его.— Мисс Стейси наверняка вам его покажет.— Знаете, она бывает временами немного ненормальная. У нее была несчастная любовь. Кстати, вы не заметили ничего странного в наших именах?— В именах?— Да, но именно в соединении наших имен. Они как раз, как в одном стихотворении… Вы любите поэзию?— Да, есть вещи, которые я очень люблю, — ответила я. — А какое стихотворение ты имеешь в виду?— Лонгфелловское… Можно, я прочту ту часть, которая мне особенно нравится? Я знаю ее наизусть.— Да, пожалуйста.Элис сложила руки за спиной и, опустив глаза, продекламировала:В приоткрытую дверь в свете лампы ночнойВижу скромную Элис, озорную Оллегру,Подле — Эдит с копной золотистых волос.То шепоток встрепенется, то молчанье средь них.Но я знаю, я вижу по задорным глазам,Замышляют они, строят планы они,Как меня чем-нибудь поразить.Элис подняла на меня глаза. Они сияли.— Видите, — сказала она. — Озорная Оллегра. Эдит с золотистыми волосами, и я, — скромная Элис, разве не так? Видите — это о нас.— И вы строите планы, как кого-нибудь чем-нибудь поразить?На губах Элис появилась ее обычная слабая, тихая улыбка. Затем она сказала со своей неизменной скромностью:— Мне кажется, все мы временами чем-нибудь поражаем друг друга. 3 В тот день я обедала с миссис Линкрофт и Элис. Миссис Линкрофт приготовила еду сама, так как помимо спальни и гостиной в ее распоряжении была и маленькая кухня.— Когда в доме принимали гостей, а в свое время это бывало часто, — объяснила она, — я посчитала, что иметь у себя небольшую кухню намного удобнее. И слугам меньше хлопот, и мне самой приятнее. Теперь, я думаю, и вы, миссис Верлейн, можете обедать здесь. Элис тоже будет с нами, правда, время от времени сэр Уилльям любезно приглашает ее обедать с семьей. Возможно, и вас он иногда будет звать к своему столу.Обед прошел тихо и приятно, и был отменно вкусен. Элис сидела все это время молча, и я подумала, что отныне буду мысленно звать ее скромница-Элис.Миссис Линкрофт рассказала мне о болезни сэра Уилльяма: год назад с ним случился удар, и с тех пор он сильно сдал. Затем мы заговорили о музыке.— Его жена часто играла ему на фортепьяно, — сообщила мне миссис Линкрофт. — Мне кажется, что, когда мистер Нейпьер вернулся, сэру Уилльяму вспомнились прежние времена, и он решил, что в доме снова должна звучать музыка.Как сильно, видимо, сэр Уилльям любил свою жену, раз после ее смерти запретил в доме музыку, подумала я тогда.— Уже и сейчас видны перемены к лучшему, — продолжала миссис Линкрофт. — Но со временем их будет еще больше, поскольку мистер Нейпьер и Эдит поженились, — она с улыбкой сделала паузу, пока подававшая на стол служанка не вернулась на кухню. — Теперь пойдет более нормальная жизнь в доме, — продолжила она. — Большое облегчение, что Нейпьер взял управление поместьем в свои руки. Он деятелен, первоклассный наездник, отныне он ездит всюду верхом, во все вникает со знанием дел. Даже сэр Уилльям вынужден согласиться с этим.Я молча ждала продолжения рассказа, но, видимо, миссис Линкрофт посчитала, что и так сказала слишком много.— Не хотите ли еще пирога?Я с благодарностью отказалась, отметив, что пирог приготовлен превосходно.— Вы умеете ездить верхом, миссис Верлейн? — спросила миссис Линкрофт некоторое время спустя.— Мы с сестрой ходили в школу верховой езды, и случалось, катались верхом, когда бывали за городом. Но мы жили большей частью в Лондоне, а там нет таких возможностей для верховой езды, как здесь. Кроме того, у нас было много других занятий.— Ваша сестра тоже музыкант?— О, нет… нет… — и тут я запнулась, наступила пауза… Я поняла, как легко могу себя выдать. Интересно, как все они поведут себя, если узнают, что я сестра той женщины, которая каким-то загадочным образом исчезла из Лоувет Стейси несколько месяцев назад.— Мой отец был профессором, — начала я не совсем уверенно. — Сестра помогала ему в работе.— У вас в семье, видимо, все были талантливы.— Мои родители придерживались прогрессивных взглядов на образование, и нас обучали, не делая скидку на то, что мы девочки. Мальчиков в семье не было. Возможно, если бы родители имели еще и сына, то наше обучение пошло бы несколько иначе.Неожиданно в разговор вступила Элис.— Я бы хотела, чтобы меня обучали именно так, — сказала она, — как вас и вашу сестру. Наверное, вам бы хотелось быть сейчас рядом с ней, а не здесь.— Моя сестра умерла, — ответила я коротко. Мне показалось, что Элис хотела спросить меня о чем-то еще, но миссис Линкрофт остановила ее взглядом и заговорила сама.— Как это печально. Мы очень сочувствуем.Все замолчали в некоторой растерянности, не зная, что сказать, и тогда я решила спросить, хорошо ли ездят верхом мои ученицы.— Мистер Нейпьер решительно взялся научить Эдит верховой езде. Они вместе совершают каждое утро прогулку верхом. Я думаю, она уже сделала большие успехи.— Не сделала, — уверенно заявила Элис. — И даже хуже того — она теперь боится.— Боится? — переспросила я.— Эдит по натуре очень робкая, а мистер Нейпьер пытается сделать ее смелой, — пояснила Элис. — Но она все равно всегда предпочтет трястись на старом Сильвере, чем скакать на любой другой прекрасной лошади, которую выбирает ей Нейпьер.Миссис Линкрофт снова строго посмотрела на дочь. И я тогда подумала, что, может быть, столь поразительно скромное поведение Элис вызвано тем, что ее постоянно подавляют.Когда обед закончился, я провела за разговором у миссис Линкрофт что-то около часа, а затем она сама предложила мне пойти отдохнуть, так как дорога была утомительна. Я отправилась к себе, но несмотря на усталость, спала урывками. То и дело всплывали воспоминания о том, что я видела и узнала за этот день, но я убеждала себя: как только моя жизнь войдет здесь в рабочую колею, все встанет на свои места.
Завтрак мне подали в мою комнату. Когда я уже допивала кофе, в комнату постучала Эдит.Она вошла в амазонке глубокого голубого цвета и черной шляпке в форме котелка. Выглядела она очень хорошенькой.— Вы собираетесь покататься верхом? — спросила я.Эдит едва заметно содрогнулась. Ей трудно скрывать свои чувства, подумала я.— Не сейчас, немного позже, — ответила Эдит. — Но у меня может не остаться времени, чтобы переодеться, а я бы хотела поговорить о вами о наших занятиях.— Хорошо.— Потом я провожу вас в дом настоятеля, где проходят уроки у других девочек. Вам, вероятно, необходимо будет согласовать время ваших занятий с уроками, которые дает настоятель. И еще мне хотелось бы сказать вам: я так надеюсь, что не разочарую вас.— Я уверена в этом. У вас, несомненно, есть музыкальные способности.— Мне очень нравится играть на фортепьяно. Это… помогает мне, когда… бывает грустно.— Так не начать ли нам прямо сейчас?Эдит провела меня в классную комнату, к которой примыкала еще одна, поменьше, где стояло пианино.Я послушала, как Эдит играет, затем мы поговорили с ней о наших будущих занятиях. Я сразу поняла, что кое-что она уже умеет. Несомненно, Эдит будет прекрасной ученицей, трудолюбивой и увлеченной. Музыка станет доставлять ей подлинное наслаждение, однако большим музыкантом она никогда не станет. Но другого я и не ожидала, поэтому могла уже без труда представить, как пойдут наши занятия.— Понимаете, музыка — это единственное, в чем я действительно чувствую себя хоть немного уверенной, — сказала Эдит с неожиданной откровенностью.— Думаю, со временем вы станете еще более уверенной в себе.Мои слова доставили ей очевидную радость, и, оживившись, она предложила проводить меня в дом настоятеля.— Это всего в пятнадцати минутах ходьбы отсюда. Вы бы хотели пройтись или лучше поехать в коляске?Я ответила, что мне приятнее было бы пойти туда пешком, и мы тотчас отправились.— Скорее всего у девочек с утра будут уроки с Джереми Брауном, он всегда с ними занимается в это время, — сказала Эдит, слегка покраснев, что с ней случалось, как я успела заметить, довольно часто. — Мистер Браун — здешний викарий.— Он был и вашим учителем?Эдит, улыбнувшись, кивнула. Затем, внезапно помрачнев, добавила:— Но, конечно, после того… после замужества я уже у него не занимаюсь. Мистер Браун очень хороший преподаватель. — Эдит вздохнула. — Он вам наверняка понравится, и здешний священник тоже.Мы подошли к очаровательному старому дому из серого камня. Невдалеке виднелась церковь с высоким шпилем.Миссис Ренделл приветствовала меня как старую знакомую и, предложив отвести меня в кабинет настоятеля, вопросительно взглянула на Эдит. Я заметила, что многим было затруднительно решить, как теперь обращаться с Эдит, видимо, потому, что ее уже нельзя было считать девочкой, но и на замужнюю даму она не походила.— Не беспокойтесь, миссис Ренделл, — сказала Эдит. — Я пойду в классную и посижу там.Миссис Ренделл слегка повела плечами, как бы выражая этим, что поведение Эдит, на ее взгляд, несколько странно, и затем повела меня к священнику.Его кабинет оказался уютным и светлым, с большим окном, выходящим на ухоженный газон, примыкавший к церковному двору.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37