— Эдит, — задумчиво произнесла мисс Стейси. — Вот она на картине с другими девочками. Какие они там очаровательные. А теперь взгляните сюда.Она вынула из стопки в углу один холст и поставила его на мольберт поверх портрета трех девочек.Я не сразу поняла, чей это портрет. Что-то в изображенной беременной женщине с огромным животом напоминало Эдит. Но лицо было искажено какой-то жуткой гримасой страха, смешанного с коварством.— Вам не нравится этот портрет, — заметила мисс Стейси.— Он отвратителен, — ответила я.— Вы узнаете, кто это?Я отрицательно покачала головой.— Полноте, миссис Верлейн. Я думала, что вы всегда искренни.— Похоже на Эдит… и все-таки я ее такой не представляю.— Но она такой будет. Сейчас Эдит напугана, и с каждым днем страх все больше овладевает ею. И она будет испытывать его до последнего дня своей жизни.— Надеюсь, еще никто не видел этого портрета.— Нет, но со временем я покажу…— Почему же мне вы показали его уже сейчас?— Потому что у вас такой же интерес к людям, как и у меня. Вы тоже художник. Вы слышите музыку там, где другие ее не слышат. Разве не так? Вы слышите ее в шуме ветра, в шелесте листвы, в журчанье ручья. Я нахожу то, что интересно мне, в лицах людей. Мне никогда не хотелось писать пейзаж. Они оставляют меня равнодушной. Мне интересны только люди. Так было всегда. Еще ребенком я брала в детской карандаш и рисовала наших гувернанток. Но тогда у меня не было такого дара, как сейчас. Только после того, как Гарри… — тут ее личико опять сморщилось, и мне показалось, что она вот-вот разрыдается. — Иногда я испытываю непреодолимое желание написать портрет какого-то определенного человека. Но пока в отношении вас, миссис Верлейн у меня нет такого желания. Но я знаю, — оно придет… поэтому я слежу за вами… выслеживаю вас, как лев преследует свою добычу. Но львы не едят, пока они не голодны, верно? — Она приблизилась ко мне и рассмеялась прямо мне в лицо. — Я пока тоже не испытываю к вам голод. Но у меня есть контакт, — она указала рукой наверх, и на ее лице появилась отрешенная улыбка. — У меня есть контакт с некими силами. Этого никто не понимает. Знаете, что обо мне говорят? Что я ненормальная. Мне ведь это известно. Так говорят слуги. И Уилльям, и его миссис Линкрофт. Но я как раз более нормальная, чем они, потому что у меня есть контакт с теми силами, о которых они ничего не знают.Я почувствовала, что задыхаюсь в этой комнате. Мисс Стейси схватила меня за руку и придвинула ко мне свое странное, старчески детское личико. У меня уже не оставалось сомнений, что она, действительно, не в своем уме.Взглянув на часы, я пробормотала:— Мне уже пора… Я совсем забыла…Мисс Стейси посмотрела на свои эмалевые часы, приколотые к розовой в оборках блузке, и погрозила мне пальчиком.— У вас с Сильвией урок только в половине седьмого. Поэтому есть еще двадцать минут.Я была поражена, как хорошо она знает мое расписание.— А вчера вы весь вечер готовились к занятиям, — продолжала она.Мне стало совсем не по себе.— Но пока нет нового викария…— Девочки сейчас выполняют задание миссис Линкрофт. До чего умна эта женщина, — и мисс Стейси рассмеялась. — Добиться того, чтобы ее ребенок воспитывался в Лоувет Стейси! Да, это было ее условие. Она очень высокого мнения о своей дочке.— Это естественно для матери.— О, очень естественно. И поэтому Элис здесь на правах члена семьи.— Элис хорошая девочка и очень трудолюбивая.Сибила мрачно кивнула и добавила:— Однако сейчас меня больше интересует Эдит.— И все-таки я должна повторить, что такой, — я кивнула на портрет, — я ее не представляю.— Вы шокированы, да шокированы, шокированы, — скандировала мисс Стейси с ехидным ребячеством. Затем ее лицо будто окаменело. — Они собираются назвать ребенка Боументом. Думают, что можно заменить моего Бо другим, просто дав ему это имя. Никогда! Ничто не вернет Боумента. О, мой дорогой мальчик… Мы его потеряли навсегда.— Сэр Уилльям просто обрадован тем, что, может быть, родится мальчик.— Они не смогут заменить Воумента, — повторила мисс Стейои гневно. — Ничего уже нельзя исправить.— Жаль, что прошлое никак не могут забыть.— Нейпьер тоже так думает. И вы, конечно, на его стороне, — произнесла она с насмешливым осуждением.— Я здесь недавно и к вашей семье не имею никакого отношения, поэтому не могу принимать чью-либо сторону.— Однако вы это делаете. О, да, миссис Верлейн, я обязательно напишу ваш портрет… Но не сейчас. Я еще немного подожду. Вам кто-нибудь рассказывал о Гарри?— Нет.— Вы должны знать о нем. Вам ведь хочется знать о нас все, верно? Поэтому вам, конечно, интересно, кто такой Гарри.— Это человек, за которого вы собирались выйти замуж, вы уже говорили.Сибила кивнула. Лицо ее страдальчески сморщилось.— Я думала, он меня любит. Да, он любил меня. Все могло быть прекрасно, но нам помешали. У меня отобрали Гарри.— Кто же это сделал?Она неопределенно махнула рукой.— Больше всех виноват Уилльям. Он был моим опекуном, потому что наши родители умерли. Он сказал: «Нет. Подожди. Никакой свадьбы, пока тебе не исполнится двадцать один год. Ты слишком молода». Мне тогда было девятнадцать. Влюбиться в девятнадцать лет, разве это рано? Вы бы видели Гарри! Он был так красив, так умен, так обаятелен. Он умел так хорошо развеселить своими шутками. Все могло быть прекрасно. Он принадлежал к аристократической семье. Но они обеднели, и в этом была причина, почему Уилльям сказал «нет». Уилльям слишком много значения придает деньгам. Он ведь и Нейпьера наказал при помощи денег. «Уходи… ты лишен наследства!»А затем ему захотелось внука, и Нейпьера призвали домой, и тот покорно вернулся. Он клюнул, а наживкой были деньги.— Но, может быть, что-то еще, кроме денег?— А что еще могло быть, миссис Верлейн?— Желание сделать отцу приятное, желание вернуться домой, искупить свой проступок…— Вы слишком сентиментальны. Хотя, глядя на вас, никто бы так не подумал. Кроме меня, конечно. Вы держитесь так уверенно и спокойно. Но я вижу, что у вас в глубине души. Вы так же чувствительны, как… как Эдит.— А что плохого в том, что человек чувствителен?— Ничего. Пока это не превращается в слезливость, и слезы не начинают застилать глаза, не давая видеть правду…— Но вы начали рассказывать о Гарри…— Ах, да… Гарри. У него были долги. Ведь благородным происхождением долги не уплатить. Это могут сделать только деньги. Деньги были у меня. Возможно, Уилльям не хотел, чтобы они перешли в чужие руки. Вы тоже думаете, что в этом была причина его отказа? Но вы же не можете знать наверняка. Он не захотел дать согласие на брак, пока мне не исполнится двадцать один год. Оставалось еще два года. Мы были помолвлены. Был устроен даже званый обед в честь нашей помолвки. На нем присутствовала Изабелла. Она еще не была тогда замужем за Уилльямом. На помосте, где сейчас рояль, сидел оркестр. Мы танцевали. Гарри и я. Он сказал: «Два года пролетят быстро, моя любимая». Они, действительно, пролетели быстро, но я потеряла Гарри, потому что он встретил девушку, которая была богаче, чем я, и она могла, не откладывая, заплатить его долги. Видимо, это нужно было сделать как можно быстрее. Она не была так хороша собой, как я, но у нее было гораздо больше денег.— Но, может быть, и к лучшему, что так получилось.— Что значит «к лучшему»?— Если ему нужны были именно деньги, он, возможно, не стал бы хорошим мужем.— Это мне и старались внушить, — Сибила топнула ножкой. — Но это не правда! Он любил меня очень сильно. Он просто не захотел усложнять жизнь. Он был бы счастлив со мной, если бы нам в самом начале разрешили пожениться. — На ее лице появилась страдальческая гримаска, она стала похожа на обиженного ребенка, у которого отобрали игрушку. — Но нам не дали это сделать. Уилльям не дал. Как он посмел! Знаете, что он сказал? — «Этот юноша — охотник за приданым. Тебе будет лучше без него». И с таким добропорядочным, строгим видом, как будто Гарри был очень плохим, а он, наоборот, очень хорошим… Он… О, я бы могла вам рассказать!..Я смотрела на нее с такой грустью, что она улыбнулась, и вся ее гневная горячность вмиг улетучилась.— У вас доброе сердце, миссис Верлейн, — сказала она. — Вы знаете, что такое потерять возлюбленного. Вы тоже страдали, верно? Вот поэтому я и говорю с вами. У меня было кольцо… Прекрасное кольцо с опалом. Но говорят, что опал приносит несчастье. Гарри не мог заставить себя сказать мне правду. И вот когда мне исполнился двадцать один год, был назначен день свадьбы, стали прибывать подарки. И тут… в один прекрасный день я получаю письмо. Гарри не решился сказать мне в глаза. Он смог лишь написать письмо. Уже несколько месяцев как он был женат. Мне надо было ослушаться Уилльяма и убежать с Гарри еще в самом начале, когда он только сделал мне предложение. Уилльям разбил мне жизнь, миссис Верлейн. Я возненавидела его. Какое-то время я ненавидела и Гарри. Я выбросила опаловое кольцо в море… а затем взяла краски и написала лицо Гарри на стене своей комнаты. То лицо… страшное… страшное лицо. И это принесло мне облегчение.— Мне очень жаль, что так получилось, — вот и все, что я могла сказать ей.— Да, я это вижу, — Сибила грустно улыбнулась мне. — Но не говорите, что все забывается. Ничего не забывается. Я никогда не смогу забыть Гарри. Не смогу забыть Боумента. Моего любимого Бо… Я почувствовала себя гораздо лучше, когда он родился. Он тоже сразу меня полюбил. Ему всегда хотелось, чтобы рядом была его тетушка Сиб. У него была светлая душа, и он был так красив. Наш Бо! И так было хорошо, до того дня… когда его убили.— Это был несчастный случай. Такое может произойти с любым мальчиком.Мисс Стейси гневно покачала головой.— Но это случилось с Бо… с моим прекрасным, моим любимым Бо. — Сибила вдруг в упор посмотрела на меня расширенными глазами. — Это проклятый, дурной дом.— Дом не может быть дурным, — возразила я.— Может, если люди делают его таким. В этом доме есть дурные, злобные люди. Будьте осторожны.Почувствовав, что сейчас она снова начнет нападки на Нейпьера, а я не смогу удержаться и стану защищать его, я сказала, что уже должна уйти.Мисс Стейси сверилась со своими часами и кивнула.— Приходите еще, — сказала она. — Мне нравится разговаривать с вами. И не забудьте: когда-нибудь я напишу ваш портрет.
Когда после уроков я пошла прогуляться по саду, Элис отправилась со мной. Все утро шел дождь, но теперь, наконец, выглянуло солнце. Цветы пахли как никогда восхитительно, пчелы деловито жужжали в зарослях лаванды.Элис рассказывала мне, какие у нее трудности с прелюдией Шопена. Я старалась внушить ей, что легко дается только то, над чем много работаешь.— Как бы я хотела, миссис Верлейн, играть так, как вы. Кажется, что вам ничего не стоит исполнять самые сложные вещи.— На то ушли годы и годы труда. И хотя ты еще не так долго занимаешься, ты уже сделала успехи.— Сэр Уилльям спрашивает вас о наших занятиях?— Да, иногда спрашивает.— Он интересуется мной?— Его интересуете все вы.Элис порозовела от удовольствия. Но вдруг ее лицо помрачнело, и она сказала:— Сегодня утром Эдит опять плохо себя чувствовала.— С будущими матерями это порой бывает. Но со временем она почувствует себя лучше.— Как хорошо, что она ждет ребенка. Когда он появится, все в доме наладится.— Из-за чего в доме все наладится? — раздался голос Оллегры. Она, догнав нас, пошла рядом с нами.— Мы говорили о будущем ребенке, — сказала Элис.— Все только и говорят, что об этом ребенке. Можно подумать, что еще никогда ни у кого не рождались дети. Ведь в конце концов они же женаты, верно? Почему бы и не появиться ребенку. Ради этого всегда и женятся… ну, или почти всегда.Оллегра хитро посмотрела на меня, будто ожидая, что я стану возражать.— Ты уже позанималась? — спросила я ее холодно.— Нет еще, миссис Верлейн. Но я обязательно сделаю это позже. Просто утро было такое ужасное, а теперь наконец появилось солнце. Но скоро опять пойдет дождь. — Она дерзко улыбнулась мне, но почти тотчас ее лицо омрачилось. — Мне надоели все эти разговоры о ребенке. Мой дед, оказывается, так легко может меняться. Знаете, что сегодня утром сказал мне наш кучер? Он сказал: «Мисс Оллегра, этот ребенок совершенно изменит вашего деда. Будет так, словно Боумент вернулся в дом».— Да, вот именно, — подтвердила Элис. — Словно мистер Бо снова окажется дома. Интересно, появится ли после этого в часовне свет?— Этому свету в часовне есть вполне естественное объяснение, — сказала я и, так как девочки выжидательно на меня уставились, добавила:— Я в этом просто уверена.Оллегра застыла, а потом на ее лице снова появилась недовольная гримаска.— Столько шума! Меня это просто бесит, — сказала она. — Почему надо так суетиться по поводу какого-то ребенка? А, может быть, родится девочка. И поделом. Все как будто забыли, что существую еще я. Вокруг меня никогда не суетились. А ведь я дочь Нейпьера, и сэр Уилльям мой дедушка. Но он почти на меня не смотрит, а когда я попадаюсь ему на глаза, у него на лице появляется отвращение.— Нет, Оллегра, это не так! — воскликнула я.— Нет, миссис Верлейн, это так. И нечего притворяться. Я всегда думала: это из-за того, что Нейпьер мой отец, а дед его ненавидит. Но дело, оказывается, не в этом, ведь этот ребенок тоже Нейпьера, и все в доме так суетятся еще до того, как он родился.Она побежала вперед и, сорвав розу, начала ее теребить.— Оллегра! — окликнула ее Элис. — Это же любимые розы твоего деда.— Я знаю, — огрызнулась Оллегра. — Поэтому я ее и сорвала.— Не лучший способ разрядить свои чувства, — заметила я.— Но один из них… — усмехнулась Оллегра. — И пока самый доступный.Она сорвала еще один прекрасный бутон и начала раздирать его. Я знала, что возражать не имеет смысла, и, если не окажется зрителей, Оллегра сама прекратит это занятие. Поэтому я сошла с тропинки и направилась по лужайке к дому.
Миссис Линкрофт как-то предложила мне сопровождать девочек во время их прогулок верхом. Я заказала в Лондоне для себя амазонку, так как не любила одалживать одежду. Кроме того, платье Эдит не сидело на мне так, как надо. Конечно, покупать амазонку было расточительством, но когда я ее получила, то стала кататься верхом гораздо чаще.Этот наряд был темно-синего цвета, как раз того оттенка, который мне шел. Скроен он был превосходно. Как только я увидела свою новую амазонку, я тотчас перестала жалеть потраченные на нее деньги. Все девочки уверяли, что выгляжу я в ней очень элегантно.Миссис Линкрофт как-то призналась: «Не могу передать, как я рада, что вы здесь, миссис Верлейн. От вас мы получаем такую большую помощь, особенно сейчас, когда уехал мистер Браун».Я ответила, что мне приятно оказаться полезной, так как опасалась, что у меня будет мало работы. Действительно, я была даже рада такому повороту событий, потому что не только чувствовала себя все время при деле, но перестала теперь волноваться, что не отрабатываю свой хлеб. К тому же я могла теперь видеться с девочками чаще и узнать их гораздо ближе. Я имею в виду Оллегру, Элис и Сильвию. Эдит я стала видеть реже. Она уже больше не ездила верхом, хотя время от времени просила меня позаниматься с ней музыкой. Но во время занятий она стала держаться более замкнуто, и у меня сложилось впечатление, что она жалеет, что поддавшись импульсу, чуть было не поверила мне свои секреты.
Однажды, когда мы с девочками отправились на прогулку верхом, мы столкнулись с Нейпьером.— Привет! Отличная погода для прогулки! — приветствовал он.Я заметила, что он избегает смотреть на Оллегру, а она на него. Оллегра в своей обычной манере надула губки. Почему он так недобро к ней относится? Может быть, она напоминает ему ту женщину, которой он когда-то неосмотрительно увлекался. Какая она была? Что же он все-таки к ней испытывал? Но почему это должно меня интересовать? Конечно, Оллегра — моя ученица, и мне следует помогать ей, но девочка сама проявляет такую строптивость, что это очень трудно делать.— Да, день чудесный, — ответила я. И тут же подумала, что за избитую фразу я произнесла. Три пары глаз наблюдали за мной и Нейпьером так пристально, что мне стало не по себе.— Я поеду вместе с вами, — сказал Нейпьер, развернув лошадь, и мы поехали дальше, он немного впереди нас, так как дорога была довольно узкой. У Нейпьера была прекрасная осанка, голову он держал прямо и гордо. Я тогда подумала, что Оллегра тоже все это видит, и для нее важна малейшая деталь в его поведении, малейшая интонация его голоса. Бедная Оллегра! Ей так важно почувствовать чью-то симпатию, но не от кого. Отец Сильвии наверняка нежен к дочери и как-то проявляет к ней свою любовь, несмотря на то, что его жена форменный солдафон. К Элис мать относится с несомненным обожанием. И только бедной Оллегре не повезло. Я должна постараться быть с ней помягче.Я повернулась, чтобы заговорить с ней, и тут увидела, что она пытается столкнуть с седла Сильвию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37