Вы приехали верхом?— Нет, — ответила Эдит. — В повозке.— Ну, конечно. Надо ведь везти покупки. А вы? — он перевел взгляд на викария.— Я приехал на повозке священника. Нейпьер кивнул.— Разумно. Вы хотели помочь довезти покупки. Хотя, нет… ведь ваша встреча была случайной, верно?На несколько секунд его взгляд задержался на мне.— Au revoir, — попрощался он и ушел.Мы молча остались сидеть за столом. Сказать нам было нечего.На обратном пути Эдит очень нервничала. Мне казалось, что мы вот-вот угодим в канаву.Какая опасная ситуация, думала я, и мне очень жаль Эдит, совсем еще девочку. Как она справится с тем отчаянным положением, в котором оказалась по собственной вине. Мне хотелось защитить ее, но как, я не знала.
Я сидела в гостиной дома священника, с мучением слушая, как Оллегра ковыряется с гаммами.Она не прикладывала ни малейших усилий к учебе. У Эдит по крайней мере были хоть какие-то способности, Сильвия занималась из страха перед матерью, Эдит была по натуре старательна, но Оллегра ничем подобным не отличалась, и ничего не могло ее заставить перемениться.— Вы теперь расскажете сэру Уилльяму, что я безнадежна, и со мной нет смысла заниматься?— Я не считаю тебя безнадежной. И не собираюсь отказываться от занятий с тобой.— Вы, наверное, боитесь, что если я перестану заниматься, у вас не будет достаточно работы?— Мне не приходило это в голову.— Тогда зачем вы утверждаете, что я не безнадежна?— Потому что безнадежных не бывает. С тобой довольно трудно, в огромной степени из-за твоего характера, но не безнадежно.Оллегра посмотрела на меня с любопытством.— Вы нисколько не похожи на мисс Элджин, — сказала она.— А почему я должна быть на нее похожа?— Потому, что вы обе преподаете музыку.Я недоуменно пожала плечами и, выбрав из стопки ноты, поставила их на пюпитр.— Ну, приступай! — сказала я Оллегре.Несомненно, девочка красива, но как-то вызывающе красива. Темные, почти черные волосы резко контрастировали с ее синевато-серыми глазами, которые сверкали из-под четко очерченных густых бровей. Пожалуй, она была самой красивой в Лоувет Стейси, хотя красота ее была слишком яркой и какой-то тревожащей. И она, по всей видимости, осознавала ато. На шее у нее висела нитка кораллов, они были туго нанизаны и топорщились, как шипы.Оллегра рассмеялась и сказала:— Не пытайтесь походить на мисс Элджин, вы совсем другая. Вы вкусили жизнь.— И она тоже, — быстро отпарировала я.— Вы ведь понимаете, что я подразумеваю под жизнью. Я тоже намерена вкусить жизнь. Я буду, наверное, как мой отец.— Твой отец?Оллегра снова рассмеялась. Низким, дразнящим смехом.— Неужели вам никто еще не рассказывал о моем ужасном происхождении? Вы знакомы с моим отцом, мистером Нейпьером.— Разве он…Оллегра хитро кивнула, наслаждаясь моим замешательством.— Поэтому я здесь. Сэр Уилльям ведь не может отвергнуть свою родную внучку, верно?Насмешливость вдруг исчезла с ее лица, сменившись страхом.— Верно ведь, не может? Что бы я ни сделала. Я ведь его внучка, разве не правда?— Если Нейпьер твой отец, то конечно.— Вы сказали» если «, как будто сомневаетесь в этом. Но никаких сомнений быть не может, потому что Нейпьер сам признал себя моим отцом.— В таком случае, ты несомненно внучка сэра Уилльяма.— Я не-за-ко-нно-рожденная, — Оллегра произнесла это слово медленно, будто смакуя каждый слог. — А моя мать… Вы хотите узнать о ней? Она была наполовину цыганка. Она ушла отсюда, когда я родилась. Оставаться в этом доме она уже не могла.Оллегра пропела приятным, немного хрипловатым голосом:» Уехала с цыганами в кибитке кочевой…»Она внимательно посмотрела на меня, чтобы убедиться, какой эффект произвели на меня ее слова, и осталась довольна, потому что по моему лицу было, наверняка, видно, насколько я ошеломлена.— Во мне течет цыганская кровь, но я — Стейси. И ни за что не откажусь ни от своей пуховой постели, ни от туфелек на высоких каблуках, пусть даже пока я их и не ношу. Но они у меня будут, и я стану носить драгоценности, я буду ходить на балы, и я никогда, никогда не уеду из Лоувет Стейси.— Я рада, что ты так ценишь свой дом, — произнесла я сухо. — А теперь давай займемся этой пьесой. Она очень простая. Начни медленно, попытайся почувствовать, что говорит музыка.Оллегра скорчила гримаску и повернулась к фортепьяно. Но музыка для нее была абсолютно неинтересна. Ее мысли бродили далеко, как и мои. Я думала о Нейпьере, об этом гадком мальчишке, который принес своей семье столько несчастья и был изгнан из дома.
— Я часто думаю, — безо всякой видимой связи вдруг сказала Оллегра, — что же все-таки случилось с той исчезнувшей женщиной.Мы вчетвером пили чай в классной комнате: мои ученицы из большого дома и Сильвия.У меня чуть чашка не выпала из рук. Я не раз пыталась вывести людей на разговор о Роуме, и все же всегда испытывала сильное волнение, когда они сами вдруг начинали говорить о ней.— Какая женщина? — спросила я, надеясь, что это прозвучало достаточно безразлично.— Ну та, которая приезжала сюда и выкапывала всякие вещицы, — пояснила Оллегра. — Сейчас об этом почти не вспоминают.— А одно время только и было что разговоров о ней, — вставила Сильвия.— Но люди ведь не исчезают каждый день, — заметила я небрежно. — Как вы сами думаете, что могло произойти?— Моя мама считает, что они все это нарочно устроили, — сказала Сильвия, — чтобы было побольше шума. Некоторым этого только и надо.— Зачем им это надо? — допытывалась я.— Чтобы придать себе вес.— Но она же не может все это время прятаться. Да и как это могло» придать ей вес «?— Но так говорит моя мама, — только и могла ответить Сильвия.— Элис написала об этом рассказ, — тихо сообщила Эдит.Элис покраснела и опустила глаза.— Очень, между прочим, хороший, — добавила Оллегра. — У нас от него волосы дыбом встали… конечно, если они действительно могут встать дыбом. А у вас когда-нибудь волосы вставали дыбом, миссис Верлейн?Я ответила, что не могу припомнить такого случая.— Миссис Верлейн напоминает мне мисс Брэнден.Мое сердце судорожно сжалось.— Как? — спросила я. — Каким образом?— Вы любите, как и она, во всем точность. Редко кто этим отличается, — объяснила Элис. — Большинство бы сказало:» Нет, у меня никогда не вставали волосы дыбом» или «Да, было такое», и затем поведали бы какую-нибудь историю, в которой бы все преувеличили. Мисс Брэнден всегда была точна в своих наблюдениях. Она говорила, что этого требует ее работа.— Ты, по-видимому, разговаривала с ней довольно часто.— Мы с ней беседовали время от времени, — сказала Элис. — И мистер Нейпьер тоже. Его очень интересовали раскопки. Она ему всегда показывала свои находки.— Да, — добавила Сильвия. — Мама заметила то же самое.— Твоя мама все замечает… особенно, если люди делают что-то не правильное.— А что было не правильным в том, что мистер Нейпьер интересовался римскими развалинами? — спросила я.Девочки замерли в молчании. Затем Оллегра открыла рот, чтобы сказать что-то, но ее опередила Элис.— Интересоваться римскими древностями очень достойное занятие. У них были даже катакомбы, миссис Верлейн, вы не знали?— Знала.— Конечно, она знала! — вскричала Оллегра. — Миссис Верлейн многое знает.— Там есть целый лабиринт, — добавила Элис, — ее глаза мечтательно затуманились. — Первые христиане прятались в этих катакомбах, и никто не мог их найти.— Элис напишет об этом рассказ, — ответила Оллегра.— Как я могу? Ведь я их никогда не видела.— Но ты же написала об исчезновении мисс Брэнден, — напомнила ей Эдит. — Это прекрасный рассказ. Вы обязательно прочтите его, миссис Верлейн.— Там говориться, что боги рассердились на мисс Брэнден и поэтому во что-то ее превратили…— Да, превратили! — с жаром подхватила Элис. — Ты сама должна знать. Когда боги гневаются, они превращают людей в звезды, или в деревья, быков… Поэтому вполне естественно, что они и мисс Брэнден во что-то превратили.— Во что же именно? — спросила я.— В этом загадка рассказа, — сказала Эдит. — Элис не раскрывает ее. Боги мстят и превращают мисс Брэнден, но во что — неизвестно. Элис не говорит.— Я предоставляю это воображению читателя, — объяснила Элис. — Вы сами можете превратить мисс Брэнден во что хотите.— Вот это занятно! — воскликнула Оллегра. — Мисс Брэнден во что-то превратилась, а мы и не знаем во что.— Как страшно! — простонала Сильвия.— И даже твоя мама не знает во что, — не преминула подколоть ее Оллегра. Затем она вдруг воскликнула:— А что если в миссис Верлейн!Четыре пары глаз впились в меня.— Представьте себе! — прошептала язвительно Оллегра. — Миссис Верлейн даже чем-то похожа на нее.— Чем же именно? — резко спросила я.— У вас одинаковая манера разговаривать. И что-то…— Не кажется ли вам, — мягко перебила ее Эдит, — что мы своими разговорами ставим миссис Верлейн в неловкое положение?Я была тронута тем, что Эдит, видимо, находила мое общество приятным. Я считала это вполне естественным. Хоть она и была почти одного возраста с другими девушками, но ее положение замужней женщины сближало ее больше со мной. Она казалась мне очень трогательным созданием, и у меня болело за нее сердце, но как помочь ей, я не знала.
Однажды она спросила меня, умею ли я кататься верхом. И когда я сказала, что когда-то немного занималась этим, Эдит предложила совершить с ней прогулку.— Но у меня нет подходящей одежды.— Я смогу одолжить вам. У нас ведь с вами почти один размер.Я была выше ее ростом и не такая тоненькая, как она, но Эдит уверяла, что одна ее амазонка будет мне впору.Она была очень настойчива. Почему? Впрочем я догадывалась. Она чувствовала себя неуверенно на лошади, и ей хотелось лучше овладеть верховой ездой, а сделать это она могла только путем тренировок. Вот для чего ей так необходимо было отправиться на прогулку со мной: попрактиковавшись таким образом, она смогла бы держаться в седле смелее, отправившись кататься с мужем.Я сдалась на ее уговоры, хотя испытывала при этом какие-то недобрые предчувствия. Она повела меня к себе, и там мы подобрали мне подходящую амазонку: длинную юбку, приталенный жакет оливкового цвета и черную шапочку.— Вы выглядите очень элегантно! — радостно воскликнула она, и я сама не без удовольствия посмотрела на себя в зеркало. — Как хорошо! Теперь мы сможем часто кататься вместе, правда?— Вообще-то я приехала сюда преподавать музыку.— Но не все же время вы будете этим заниматься? Вам необходимо двигаться и бывать на свежем воздухе. — И Эдит добавила, в волнении всплеснув руками. — О, миссис Верлейн, как я рада, что вы приехали!Меня несколько озадачил такой взрыв эмоций. Уверена, вызван он был отнюдь не тем, что она испытывала ко мне какую-нибудь невероятную симпатию. Просто она почувствовала, что меня интересуют люди, и была убеждена, что я знаю жизнь, и ей хотелось довериться мне.Мы направились в конюшню, и там нам подобрали лошадей.Я объяснила, что давно не ездила верхом.— Тогда возьмите Лапочку, — посоветовал конюх. — Она такая же ласковая, как и ее имя. А вы, миссис Стейси? Наверное, мадам поедет на Венере?Эдит сказала, что она предпочтет взять такую лошадь, как Лапочка.Когда мы выезжали из конюшни, Эдит сказала:— Мой муж считает, что мне надо ездить на Венере. Он говорит, что Вишенка… — произнеся имя лошади, Эдит ласково потрепала ее по загривку, — хороша для детей. У нее рот не такой чувствительный. А мне на ней очень удобно. Порой мне кажется, что я никогда не научусь хорошо сидеть в седле. Боюсь, что я приношу мужу одно разочарование.— Ну, верховой ездой жизнь не ограничивается, верно? Поезжайте вперед. Вы лучше меня знаете, куда ехать.— Мы отправимся по направлению к Дувру. Там очень красивый пейзаж. Замок на фоне неба, а потом спуск к гавани.— Чудесно, — согласилась я.Выдался восхитительный день. Я была очарована пурпурным цветением клевера и желтыми россыпями одуванчиков. Мне удалось увидеть то, что раньше никогда не доводилось.— Посмотрите назад, и вы увидите римские развалины, — сказала Эдит.Увидев раскопки, я тотчас подумала о Роуме.— Наверняка нам бы сразу же сообщили, если бы стало что-то известно об исчезнувшей женщине, — сказала вдруг Эдит. — Жутко подумать, что кто-то вот так мог взять… и исчезнуть. Иногда мне приходит в голову, не было ли кому-то нужно, чтобы она исчезла.— Кому она могла мешать? — с сомнением сказала я, отворачиваясь от развалин, и мы снова двинулись в путь вдоль побережья.Прозрачно-изумрудное море безмятежно сверкало под солнцем. Небо лучилось чистотой. Воздух был таким прозрачным, что на горизонте была видна береговая линия Франции.Когда мы находились уже недалеко от Дувра, Эдит показала мне на дом у дороги, в котором по слухам водится привидение.— Дама в сером выходит из него при звуке копыт. Говорят, она убежала из дома и в этом месте вышла на дорогу, надеясь, что ее подвезут. Но были сумерки, и кучер не заметил ее и наехал, она погибла. Эта женщина убежала от мужа, который пытался ее отравить.— Вы думаете, она появится, когда услышит наших лошадей?— Это происходит ночью. Ужасы чаще всего происходят именно ночью, верно? Хотя говорят, что та женщина, археолог, появляется и среди бела дня.Я промолчала. Мне вспомнилось, как мы стояли с Роумой недалеко от этого места, глядя на грандиозный замок — опора и защита всей Англии, как его когда-то называли. Он стоит уже восемь сотен лет, не поддаваясь ни времени, ни бурям. Грозно высясь на поросшем травой холме, он представлял собой архитектурное чудо из мощного серого камня. Его укрепленная башня сурово взирала на узкую полосу пролива Ла-Манш.Выступающий прямоугольный центр замка, башня коменданта, защищенная подъемным мостом, литыми решетками на воротах и амбразурами, полукруглые выступы башен и обсаженный деревьями крепостной ров — все это производило такое сильное впечатление, что я не могла оторвать глаз.— Грозное сооружение, не правда ли, — сказала Эдит почти испуганно.— Очень внушительный вид, — согласилась я.Я отыскала глазами остатки Римского маяка, который был на столетия древнее замка, и указала на них Эдит. О нем мне рассказывала Роума, называя его Форос.— Да, наша земля действительно полна римской истории, — добавила я.— Но не во всей Британии это так.— Однако именно здесь многое связано с римлянами. Здесь они впервые ступили на нашу землю. Маяк указывал им дорогу через пролив.— Я никогда не задумывалась о том, что здесь жили римляне, — призналась Эдит, — пока не появились археологи и не нашли прямо в нашем парке остатки римского поселения.Пока мы разглядывали видневшиеся в отдалении развалины, на холме появился всадник. Он направлялся к нам. Я узнала его раньше Эдит, так как она была немного близорука, и поэтому успела заметить, как изменилось ее лицо, когда она сама его заметила. Сначала она побледнела, а потом вспыхнула.Нейпьер еще издали сдернул с головы шляпу и, помахивая ею, крикнул:— Какая приятная встреча!— О, Боже! — с тихим отчаянием воскликнула Эдит.Нейпьер несомненно видел, в какое состояние повергло Эдит его появление, и отреагировал на это презрительной усмешкой.— Что за лошадь вам дали? — приблизившись, спросил он резко. — Старину Доббина из детской конюшни?— Это… это Вишенка.— А у вас, миссис Верлен? Почему вы не сказали мне, что хотите покататься верхом. Я бы позаботился, чтобы вам дали отличную лошадь.— Боюсь, что для такой я не была бы достойной наездницей, мистер Стейси. Я очень мало ездила верхом.— Это упущение, которое следует наверстать. Верховая езда дает возможность размяться и получить удовольствие.— Это у вас такое мнение. Возможно, кому-то по душе другие занятия.— Вы возвращаетесь домой? — спросил Нейпьер. — Тогда позвольте мне поехать с вами.
Дорога назад была менее приятной, чем начало прогулки. Эдит нервничала. Улетучилась вся ее уверенность. Нейпьера неспешная езда по дороге не удовлетворяла, и он взял через поля, а нам пришлось последовать за ним. Он пускал лошадь кентером Легкий галоп.
, и мы были вынуждены делать то же самое; когда он перешел на галоп, моя лошадь тоже пустилась галопом, и я боялась, что, если понадобиться, то не сумею ее остановить. Краем глаза я видела, что бледная, как полотно, Эдит вцепилась от страха в поводья, и во мне поднялась сильнейшая неприязнь к мужчине, который заставляет так страдать свою жену.Когда мы оказались около дома с привидением, Нейпьер оглянулся на Эдит, чтобы посмотреть, как она реагирует на это. Я почувствовала, что страх охватил ее еще сильнее. Она старалась держаться поближе ко мне. Мной овладело негодование. Ведь Нейпьер прекрасно понимал, что творится с Эдит, и нарочно мучил ее. Могу себе представить, как во время прогулок он внезапно мог пуститься галопом, и Эдит вынуждена была делать то же самое… Ужасная мысль вдруг пришла мне в голову (может быть, под влиянием заброшенного дома с привидением, мимо которого мы проезжали).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Я сидела в гостиной дома священника, с мучением слушая, как Оллегра ковыряется с гаммами.Она не прикладывала ни малейших усилий к учебе. У Эдит по крайней мере были хоть какие-то способности, Сильвия занималась из страха перед матерью, Эдит была по натуре старательна, но Оллегра ничем подобным не отличалась, и ничего не могло ее заставить перемениться.— Вы теперь расскажете сэру Уилльяму, что я безнадежна, и со мной нет смысла заниматься?— Я не считаю тебя безнадежной. И не собираюсь отказываться от занятий с тобой.— Вы, наверное, боитесь, что если я перестану заниматься, у вас не будет достаточно работы?— Мне не приходило это в голову.— Тогда зачем вы утверждаете, что я не безнадежна?— Потому что безнадежных не бывает. С тобой довольно трудно, в огромной степени из-за твоего характера, но не безнадежно.Оллегра посмотрела на меня с любопытством.— Вы нисколько не похожи на мисс Элджин, — сказала она.— А почему я должна быть на нее похожа?— Потому, что вы обе преподаете музыку.Я недоуменно пожала плечами и, выбрав из стопки ноты, поставила их на пюпитр.— Ну, приступай! — сказала я Оллегре.Несомненно, девочка красива, но как-то вызывающе красива. Темные, почти черные волосы резко контрастировали с ее синевато-серыми глазами, которые сверкали из-под четко очерченных густых бровей. Пожалуй, она была самой красивой в Лоувет Стейси, хотя красота ее была слишком яркой и какой-то тревожащей. И она, по всей видимости, осознавала ато. На шее у нее висела нитка кораллов, они были туго нанизаны и топорщились, как шипы.Оллегра рассмеялась и сказала:— Не пытайтесь походить на мисс Элджин, вы совсем другая. Вы вкусили жизнь.— И она тоже, — быстро отпарировала я.— Вы ведь понимаете, что я подразумеваю под жизнью. Я тоже намерена вкусить жизнь. Я буду, наверное, как мой отец.— Твой отец?Оллегра снова рассмеялась. Низким, дразнящим смехом.— Неужели вам никто еще не рассказывал о моем ужасном происхождении? Вы знакомы с моим отцом, мистером Нейпьером.— Разве он…Оллегра хитро кивнула, наслаждаясь моим замешательством.— Поэтому я здесь. Сэр Уилльям ведь не может отвергнуть свою родную внучку, верно?Насмешливость вдруг исчезла с ее лица, сменившись страхом.— Верно ведь, не может? Что бы я ни сделала. Я ведь его внучка, разве не правда?— Если Нейпьер твой отец, то конечно.— Вы сказали» если «, как будто сомневаетесь в этом. Но никаких сомнений быть не может, потому что Нейпьер сам признал себя моим отцом.— В таком случае, ты несомненно внучка сэра Уилльяма.— Я не-за-ко-нно-рожденная, — Оллегра произнесла это слово медленно, будто смакуя каждый слог. — А моя мать… Вы хотите узнать о ней? Она была наполовину цыганка. Она ушла отсюда, когда я родилась. Оставаться в этом доме она уже не могла.Оллегра пропела приятным, немного хрипловатым голосом:» Уехала с цыганами в кибитке кочевой…»Она внимательно посмотрела на меня, чтобы убедиться, какой эффект произвели на меня ее слова, и осталась довольна, потому что по моему лицу было, наверняка, видно, насколько я ошеломлена.— Во мне течет цыганская кровь, но я — Стейси. И ни за что не откажусь ни от своей пуховой постели, ни от туфелек на высоких каблуках, пусть даже пока я их и не ношу. Но они у меня будут, и я стану носить драгоценности, я буду ходить на балы, и я никогда, никогда не уеду из Лоувет Стейси.— Я рада, что ты так ценишь свой дом, — произнесла я сухо. — А теперь давай займемся этой пьесой. Она очень простая. Начни медленно, попытайся почувствовать, что говорит музыка.Оллегра скорчила гримаску и повернулась к фортепьяно. Но музыка для нее была абсолютно неинтересна. Ее мысли бродили далеко, как и мои. Я думала о Нейпьере, об этом гадком мальчишке, который принес своей семье столько несчастья и был изгнан из дома.
— Я часто думаю, — безо всякой видимой связи вдруг сказала Оллегра, — что же все-таки случилось с той исчезнувшей женщиной.Мы вчетвером пили чай в классной комнате: мои ученицы из большого дома и Сильвия.У меня чуть чашка не выпала из рук. Я не раз пыталась вывести людей на разговор о Роуме, и все же всегда испытывала сильное волнение, когда они сами вдруг начинали говорить о ней.— Какая женщина? — спросила я, надеясь, что это прозвучало достаточно безразлично.— Ну та, которая приезжала сюда и выкапывала всякие вещицы, — пояснила Оллегра. — Сейчас об этом почти не вспоминают.— А одно время только и было что разговоров о ней, — вставила Сильвия.— Но люди ведь не исчезают каждый день, — заметила я небрежно. — Как вы сами думаете, что могло произойти?— Моя мама считает, что они все это нарочно устроили, — сказала Сильвия, — чтобы было побольше шума. Некоторым этого только и надо.— Зачем им это надо? — допытывалась я.— Чтобы придать себе вес.— Но она же не может все это время прятаться. Да и как это могло» придать ей вес «?— Но так говорит моя мама, — только и могла ответить Сильвия.— Элис написала об этом рассказ, — тихо сообщила Эдит.Элис покраснела и опустила глаза.— Очень, между прочим, хороший, — добавила Оллегра. — У нас от него волосы дыбом встали… конечно, если они действительно могут встать дыбом. А у вас когда-нибудь волосы вставали дыбом, миссис Верлейн?Я ответила, что не могу припомнить такого случая.— Миссис Верлейн напоминает мне мисс Брэнден.Мое сердце судорожно сжалось.— Как? — спросила я. — Каким образом?— Вы любите, как и она, во всем точность. Редко кто этим отличается, — объяснила Элис. — Большинство бы сказало:» Нет, у меня никогда не вставали волосы дыбом» или «Да, было такое», и затем поведали бы какую-нибудь историю, в которой бы все преувеличили. Мисс Брэнден всегда была точна в своих наблюдениях. Она говорила, что этого требует ее работа.— Ты, по-видимому, разговаривала с ней довольно часто.— Мы с ней беседовали время от времени, — сказала Элис. — И мистер Нейпьер тоже. Его очень интересовали раскопки. Она ему всегда показывала свои находки.— Да, — добавила Сильвия. — Мама заметила то же самое.— Твоя мама все замечает… особенно, если люди делают что-то не правильное.— А что было не правильным в том, что мистер Нейпьер интересовался римскими развалинами? — спросила я.Девочки замерли в молчании. Затем Оллегра открыла рот, чтобы сказать что-то, но ее опередила Элис.— Интересоваться римскими древностями очень достойное занятие. У них были даже катакомбы, миссис Верлейн, вы не знали?— Знала.— Конечно, она знала! — вскричала Оллегра. — Миссис Верлейн многое знает.— Там есть целый лабиринт, — добавила Элис, — ее глаза мечтательно затуманились. — Первые христиане прятались в этих катакомбах, и никто не мог их найти.— Элис напишет об этом рассказ, — ответила Оллегра.— Как я могу? Ведь я их никогда не видела.— Но ты же написала об исчезновении мисс Брэнден, — напомнила ей Эдит. — Это прекрасный рассказ. Вы обязательно прочтите его, миссис Верлейн.— Там говориться, что боги рассердились на мисс Брэнден и поэтому во что-то ее превратили…— Да, превратили! — с жаром подхватила Элис. — Ты сама должна знать. Когда боги гневаются, они превращают людей в звезды, или в деревья, быков… Поэтому вполне естественно, что они и мисс Брэнден во что-то превратили.— Во что же именно? — спросила я.— В этом загадка рассказа, — сказала Эдит. — Элис не раскрывает ее. Боги мстят и превращают мисс Брэнден, но во что — неизвестно. Элис не говорит.— Я предоставляю это воображению читателя, — объяснила Элис. — Вы сами можете превратить мисс Брэнден во что хотите.— Вот это занятно! — воскликнула Оллегра. — Мисс Брэнден во что-то превратилась, а мы и не знаем во что.— Как страшно! — простонала Сильвия.— И даже твоя мама не знает во что, — не преминула подколоть ее Оллегра. Затем она вдруг воскликнула:— А что если в миссис Верлейн!Четыре пары глаз впились в меня.— Представьте себе! — прошептала язвительно Оллегра. — Миссис Верлейн даже чем-то похожа на нее.— Чем же именно? — резко спросила я.— У вас одинаковая манера разговаривать. И что-то…— Не кажется ли вам, — мягко перебила ее Эдит, — что мы своими разговорами ставим миссис Верлейн в неловкое положение?Я была тронута тем, что Эдит, видимо, находила мое общество приятным. Я считала это вполне естественным. Хоть она и была почти одного возраста с другими девушками, но ее положение замужней женщины сближало ее больше со мной. Она казалась мне очень трогательным созданием, и у меня болело за нее сердце, но как помочь ей, я не знала.
Однажды она спросила меня, умею ли я кататься верхом. И когда я сказала, что когда-то немного занималась этим, Эдит предложила совершить с ней прогулку.— Но у меня нет подходящей одежды.— Я смогу одолжить вам. У нас ведь с вами почти один размер.Я была выше ее ростом и не такая тоненькая, как она, но Эдит уверяла, что одна ее амазонка будет мне впору.Она была очень настойчива. Почему? Впрочем я догадывалась. Она чувствовала себя неуверенно на лошади, и ей хотелось лучше овладеть верховой ездой, а сделать это она могла только путем тренировок. Вот для чего ей так необходимо было отправиться на прогулку со мной: попрактиковавшись таким образом, она смогла бы держаться в седле смелее, отправившись кататься с мужем.Я сдалась на ее уговоры, хотя испытывала при этом какие-то недобрые предчувствия. Она повела меня к себе, и там мы подобрали мне подходящую амазонку: длинную юбку, приталенный жакет оливкового цвета и черную шапочку.— Вы выглядите очень элегантно! — радостно воскликнула она, и я сама не без удовольствия посмотрела на себя в зеркало. — Как хорошо! Теперь мы сможем часто кататься вместе, правда?— Вообще-то я приехала сюда преподавать музыку.— Но не все же время вы будете этим заниматься? Вам необходимо двигаться и бывать на свежем воздухе. — И Эдит добавила, в волнении всплеснув руками. — О, миссис Верлейн, как я рада, что вы приехали!Меня несколько озадачил такой взрыв эмоций. Уверена, вызван он был отнюдь не тем, что она испытывала ко мне какую-нибудь невероятную симпатию. Просто она почувствовала, что меня интересуют люди, и была убеждена, что я знаю жизнь, и ей хотелось довериться мне.Мы направились в конюшню, и там нам подобрали лошадей.Я объяснила, что давно не ездила верхом.— Тогда возьмите Лапочку, — посоветовал конюх. — Она такая же ласковая, как и ее имя. А вы, миссис Стейси? Наверное, мадам поедет на Венере?Эдит сказала, что она предпочтет взять такую лошадь, как Лапочка.Когда мы выезжали из конюшни, Эдит сказала:— Мой муж считает, что мне надо ездить на Венере. Он говорит, что Вишенка… — произнеся имя лошади, Эдит ласково потрепала ее по загривку, — хороша для детей. У нее рот не такой чувствительный. А мне на ней очень удобно. Порой мне кажется, что я никогда не научусь хорошо сидеть в седле. Боюсь, что я приношу мужу одно разочарование.— Ну, верховой ездой жизнь не ограничивается, верно? Поезжайте вперед. Вы лучше меня знаете, куда ехать.— Мы отправимся по направлению к Дувру. Там очень красивый пейзаж. Замок на фоне неба, а потом спуск к гавани.— Чудесно, — согласилась я.Выдался восхитительный день. Я была очарована пурпурным цветением клевера и желтыми россыпями одуванчиков. Мне удалось увидеть то, что раньше никогда не доводилось.— Посмотрите назад, и вы увидите римские развалины, — сказала Эдит.Увидев раскопки, я тотчас подумала о Роуме.— Наверняка нам бы сразу же сообщили, если бы стало что-то известно об исчезнувшей женщине, — сказала вдруг Эдит. — Жутко подумать, что кто-то вот так мог взять… и исчезнуть. Иногда мне приходит в голову, не было ли кому-то нужно, чтобы она исчезла.— Кому она могла мешать? — с сомнением сказала я, отворачиваясь от развалин, и мы снова двинулись в путь вдоль побережья.Прозрачно-изумрудное море безмятежно сверкало под солнцем. Небо лучилось чистотой. Воздух был таким прозрачным, что на горизонте была видна береговая линия Франции.Когда мы находились уже недалеко от Дувра, Эдит показала мне на дом у дороги, в котором по слухам водится привидение.— Дама в сером выходит из него при звуке копыт. Говорят, она убежала из дома и в этом месте вышла на дорогу, надеясь, что ее подвезут. Но были сумерки, и кучер не заметил ее и наехал, она погибла. Эта женщина убежала от мужа, который пытался ее отравить.— Вы думаете, она появится, когда услышит наших лошадей?— Это происходит ночью. Ужасы чаще всего происходят именно ночью, верно? Хотя говорят, что та женщина, археолог, появляется и среди бела дня.Я промолчала. Мне вспомнилось, как мы стояли с Роумой недалеко от этого места, глядя на грандиозный замок — опора и защита всей Англии, как его когда-то называли. Он стоит уже восемь сотен лет, не поддаваясь ни времени, ни бурям. Грозно высясь на поросшем травой холме, он представлял собой архитектурное чудо из мощного серого камня. Его укрепленная башня сурово взирала на узкую полосу пролива Ла-Манш.Выступающий прямоугольный центр замка, башня коменданта, защищенная подъемным мостом, литыми решетками на воротах и амбразурами, полукруглые выступы башен и обсаженный деревьями крепостной ров — все это производило такое сильное впечатление, что я не могла оторвать глаз.— Грозное сооружение, не правда ли, — сказала Эдит почти испуганно.— Очень внушительный вид, — согласилась я.Я отыскала глазами остатки Римского маяка, который был на столетия древнее замка, и указала на них Эдит. О нем мне рассказывала Роума, называя его Форос.— Да, наша земля действительно полна римской истории, — добавила я.— Но не во всей Британии это так.— Однако именно здесь многое связано с римлянами. Здесь они впервые ступили на нашу землю. Маяк указывал им дорогу через пролив.— Я никогда не задумывалась о том, что здесь жили римляне, — призналась Эдит, — пока не появились археологи и не нашли прямо в нашем парке остатки римского поселения.Пока мы разглядывали видневшиеся в отдалении развалины, на холме появился всадник. Он направлялся к нам. Я узнала его раньше Эдит, так как она была немного близорука, и поэтому успела заметить, как изменилось ее лицо, когда она сама его заметила. Сначала она побледнела, а потом вспыхнула.Нейпьер еще издали сдернул с головы шляпу и, помахивая ею, крикнул:— Какая приятная встреча!— О, Боже! — с тихим отчаянием воскликнула Эдит.Нейпьер несомненно видел, в какое состояние повергло Эдит его появление, и отреагировал на это презрительной усмешкой.— Что за лошадь вам дали? — приблизившись, спросил он резко. — Старину Доббина из детской конюшни?— Это… это Вишенка.— А у вас, миссис Верлен? Почему вы не сказали мне, что хотите покататься верхом. Я бы позаботился, чтобы вам дали отличную лошадь.— Боюсь, что для такой я не была бы достойной наездницей, мистер Стейси. Я очень мало ездила верхом.— Это упущение, которое следует наверстать. Верховая езда дает возможность размяться и получить удовольствие.— Это у вас такое мнение. Возможно, кому-то по душе другие занятия.— Вы возвращаетесь домой? — спросил Нейпьер. — Тогда позвольте мне поехать с вами.
Дорога назад была менее приятной, чем начало прогулки. Эдит нервничала. Улетучилась вся ее уверенность. Нейпьера неспешная езда по дороге не удовлетворяла, и он взял через поля, а нам пришлось последовать за ним. Он пускал лошадь кентером Легкий галоп.
, и мы были вынуждены делать то же самое; когда он перешел на галоп, моя лошадь тоже пустилась галопом, и я боялась, что, если понадобиться, то не сумею ее остановить. Краем глаза я видела, что бледная, как полотно, Эдит вцепилась от страха в поводья, и во мне поднялась сильнейшая неприязнь к мужчине, который заставляет так страдать свою жену.Когда мы оказались около дома с привидением, Нейпьер оглянулся на Эдит, чтобы посмотреть, как она реагирует на это. Я почувствовала, что страх охватил ее еще сильнее. Она старалась держаться поближе ко мне. Мной овладело негодование. Ведь Нейпьер прекрасно понимал, что творится с Эдит, и нарочно мучил ее. Могу себе представить, как во время прогулок он внезапно мог пуститься галопом, и Эдит вынуждена была делать то же самое… Ужасная мысль вдруг пришла мне в голову (может быть, под влиянием заброшенного дома с привидением, мимо которого мы проезжали).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37