— сказала я. — Мы можем спугнуть «привидение».— Нет, я думаю, что он… или она уже кончили на сегодняшнюю ночь изображать привидение.— Не знаю, как ему… или ей удается все это проделывать. Давайте все же подождем немного…Он взял меня за руку, и мы вошли под тень стены. Меня охватило почти непереносимое волнение. Прислонившись к холодной влажной стене, я посмотрела на его профиль. Жесткий, резко очерченный в неярком свете звезд, печальный и напряженный. Все мои чувства к нему смешались, и я ничего не могла в них понять. Я лишь знала, что никогда не смогу забыть лицо этого человека, каким я увидела его в ту ночь, и что охватившее меня страстное желание помочь ему было похоже на то чувство любви, которое я когда-то испытывала к Пьетро. Возможно, в их основе было одно и то же — желание уберечь, защитить!Как мне хотелось тогда, чтобы тот, кто здесь разыгрывал привидение, все-таки себя обнаружил, чтобы мы смогли, наконец, поймать его, разоблачить, положить конец его стараниям бередить старую рану.Я так хотела, чтобы Нейпьер смог чувствовать себя уверенно в Лоувет Стейси, чтобы он мог спокойно заниматься тем делом, которое так ему подходит. Мне очень хотелось видеть его счастливым.Он внезапно посмотрел на меня и шепотом сказал:— Я верю, что вам действительно жаль меня.Я не смогла ответить, так как от волнения у меня перехватило горло.— Но почему? Почему?— Тише! — сказала я. — «Привидение» может нас услышать. И мы не сможем его поймать.— Я хочу знать, почему вы жалеете меня, и это для меня даже важнее «привидения».— Мне жаль вас, потому что произошла несправедливость, — сказала я, — трагическая случайность… но из-за нее ваша жизнь оказалась разбита.— Это слишком сильно сказано.— Нет, — ответила я твердо. — С вами поступили очень жестоко, обвинив и выслав вас из дома.— Не все столь добросердечны, как вы.Я рассмеялась. Я уже не думала о привидении. Теперь мне тоже казалось более важным, чтобы мы смогли понять друг друга.— Вы были тогда еще так юны.— Семнадцать лет — не так уж мало. Я был достаточно взрослым, чтобы убить… и поэтому достаточно взрослым, чтобы со мной соответственно поступили.— Если вам тяжело, то давайте лучше не будем говорить об этом.— Почему мне должно быть тяжело? Ведь это я лишил его жизни. Я должен признать это. Он был таким… полным сил и радости, и теперь он… мертв. А я жив и прожил после его смерти уже тринадцать лет. Разве это мне должно быть тяжело?— Но ведь произошла случайность. Почему вы забываете об этом? Почему для всех это не имеет значения?— Как горячо вы выступаете в мою защиту. Вам бы стать адвокатом.— Зато вы сейчас говорите слишком дерзко. Но вам не обмануть меня. Теперь я знаю, что это помогает вам скрыть, насколько глубоко вы переживаете.— Я очень рад, что этот случай заставил вас проявить ко мне такое горячее участие. Верно говорят, нет худа без добра.Мы стояли совсем близко друг к другу, и Нейпьер взял меня за руку.— Я очень вам благодарен, — сказал он.— Не думаю, что я чем-то действительно заслужила вашу благодарность.— Я бы не стал так говорить, если бы не считал, что вы ее не заслуживаете.— Не понимаю, что я такого сделала.Он наклонился ко мне и мягко произнес.— То, что вы здесь.— Возможно, нам лучше войти в часовню, — сказала я, чувствуя неловкость. — Привидение не появится, если услышит наши голоса.— Так редко теперь выпадает возможность поговорить с вами.— Да… Многое изменилось с тех пор, как Эдит ушла.— Очень многое. Вас мучают сомнения. И как может быть иначе. Но это всего лишь сомнения, что уже хорошо. Вы не спешите судить. И приговор не будет вынесен до тех пор, пока не подтвердятся все подозрения.— Вы не правы. Я не выношу, когда люди осуждают других. Они не могут знать досконально каждую деталь того, что привело к несчастью… а очень часто важную роль играют именно детали.— Я часто думаю о вас, — сказал Нейпьер. — Вернее, я думаю о вас все время.Я промолчала, и Нейпьер продолжил:— Между нами так много общего. Вам ведь известно, не так ли, что многие считают, будто я постарался избавиться от Эдит. Меня это не удивляет. Я сам знал, что из этого брака ничего не получится, Эдит тоже это понимала. Я, конечно, знал, что она влюблена в викария и, наверное, презирал за то, что она согласилась выйти за меня замуж… Так же, как я презирал себя. Но я искренне пытался как-то наладить наши отношения, но, видимо, действовал как-то не так. Я старался сделать из нее ту женщину, которой мог бы восхищаться. Ее покорность раздражала меня, так же как ее робость, ее страхи. Конечно, это не оправдание. Мое поведение заслуживает всяческого порицания. Но вы же знаете, что я за человек. Не столь уж добродетельный. Но почему я все это объясняю вам?— Я все понимаю.— Но понимаете ли вы, что я не хочу, чтобы вы оказались вовлечены во все это… особенно сейчас.— Но каким образом я могу быть вовлечена? — спросила я резко.— Домыслы и злые слухи могут очернить не меньше, чем действительные поступки. Мне надо доказать вам, верно? — и всем другим, что я не причастен к исчезновению Эдит… по крайней мере, впрямую.— Вы хотите сказать, что косвенно вы все-таки причастны?— Это же, я думаю, очевидно. Эта бедная девочка, по сути она была совсем ребенком, боялась меня. Все об этом знали. Поэтому… я очень подхожу для образа убийцы Эдит.— Не говорите так!— Почему же, если это правда. Я всегда думал, что вы на стороне тех, кто говорит правду. И я скажу, почему вам не стоит тратить на меня свою жалость. Впрочем вы можете об этом узнать и от других. Они заверят вас, чтоб вы понапрасну расточаете на меня это чувство. Более того, они постараются предостеречь вас. Вспомните, в чем меня обвиняют. И разве благоразумно с вашей стороны быть со мной в часовне, которую посещают привидения?— Пожалуйста, говорите серьезнее. Это ведь очень важно.— Но я сейчас страшно серьезен. Вы в опасности. Вы, моя прекрасная, гордая вдова, в смертельной опасности.— Почему?— Вы хотите знать?— Конечно.В ответ он быстро обвил меня руками и прижал к себе. Я чувствовала, как сильно бьется его сердце. А он, думаю, ощущал мое. Его щека коснулась моей головы, и мне показалось, что он сейчас меня поцелует, но он не сделал этого. Он продолжал держать меня в своих объятиях, и я не сопротивлялась, потому что страстно желала этого, и у меня не было сил совладать с собой.Наконец я смогла произнести:— Нет, это… неразумно.Тогда он гордо рассмеялся и ответил:— Вот об этом я и говорил вам. Очень неразумно. Вы хотели знать, почему вы в опасности? Теперь вы уже знаете.— И вы хотите уберечь меня от этого?— О, нет. Я хочу, чтобы вы оказались в этой опасности. Вот какое извращенное у меня желание. Я хочу, чтобы вы устремились к ней, попали в нее, но при этом осознавая эту опасность, видя ее. Я хочу, чтобы вы сами ее выбрали.— Вы говорите загадками.— Ну, называйте это так. Я даю вам знать о моих желаниях, которые вряд ли можно назвать достойными. И давайте трезво взглянем на факты. Я убил своего брата.— Я настаиваю, чтобы вы давали верную оценку этому. Вы случайно убили своего брата.— После того, как я убил брата, моя мать покончила с собой. Таким образом, на моей совести две смерти.— Я не согласна. Вас нельзя в этом обвинить.— Прелестная защитница! — произнес он тихо. — Прелестная горячая моя защитница… Живя в Австралии, я так стремился домой… но когда вернулся, то увидел, что здесь уже нет того, чего я так жаждал вновь обрести. Там в Австралии мне часто снился дом. Но не тот, каким он стал сейчас. Вернувшись, я женился. Для этого меня и возвратили в Лоувет Стейси. Моя жена была совсем ребенком… напуганным ребенком. И больше всего она боялась меня. И я не виню ее за это. Она любила другого. Что я мог поделать с таким браком? Очень скоро я начал задумываться, не лучше ли было для всех нас, если бы я остался в имении дяди.— Но вы же любите Лоувет Стейси!Нейпьер кивнул.— Это ваш дом… здесь ваши корни.— Да, нелегко оторвать себя от корней. Ну, вот, я уже взял на себя ваше дело, защитница. Именно это мне и не следует делать. Мне нет оправданий. Я застрелил своего брата. И мне никогда не забыть этого.— Нет, вы должны… должны.— Пожалуйста, не будьте такой решительной. Этим вы меня расслабляете. Еще никто никогда не пытался выдать меня за героя.— Я не делаю из вас героя. Уверяю вас. Я просто хочу, чтобы вы спокойно посмотрели фактам в лицо… чтобы вы поняли, что нельзя все время размышлять о прошлых трагедиях… Особенно, если они произошли случайно, ведь то, что произошло с вами, могло произойти с любым.— О, нет, — возразил он. — Разве это могло бы случиться, например, с вашим другом Годфри Уилметом?— У любого могут происходить случайности, — настойчиво повторила я.— Вы когда-нибудь еще встречали человека, который бы убил своего брата?— Нет, но…— Конечно, нет. И вот около вас Годфри Уилмет, этот вполне достойный молодой человек, который так много может предложить вам. Возможно, что уже предложил и не был отвергнут.— Боюсь, что некоторые склонны делать слишком поспешные выводы.— Из ваших слов я заключаю, что официального предложения еще не последовало.— Удивительно, как только двое молодых проявляют друг к другу дружеское участие, тут же все решают, что они поженятся.— Людям нравится быть проницательными.— Ну, тогда мне бы очень хотелось, чтобы их прорицания не касались меня.— Вам самой разве не приходила мысль еще раз выйти замуж? Или все еще мешают воспоминания о вашем покойном муже? Но вы уже стали другой, — сказал Нейпьер нежно. — Я заметил это. Знаете, вы даже смеяться стали чаще. Кажется, вы обрели для себя новый смысл жизни. И это благодаря Лоувет Стейси.Я промолчала, и он продолжил:— Вы ведь почти забыли его, значит, вы от него уже свободны.— Забыла его! — неистово воскликнула я. — Мне никогда не забыть Пьетро.— Но вы уже внутренне готовы начать новую жизнь. Неужели он всегда будет присутствовать в ваших мыслях… этот давно ушедший третий… Тогда с каждым годом этот человек будет приобретать в вашем воображении все большее совершенство. И при этом всегда оставаться молодым. В таком случае с ним никто не может соперничать. Он останется непобежденным.Я зябко повела плечами.— Стало совсем холодно. И у меня ноги совсем промокли.Нейпьер наклонился и, взяв мою ногу, снял туфлю и начал согревать мою ступню руками.— Нужно было надеть более тяжелую обувь, а не эти тоненькие туфли.— Не было времени переобуться. Я хотела успеть застать здесь «привидение».— Вы хотели узнать, кто прикладывает столько усилий, чтобы все помнили о моем брате?— Да.— Вы очень любознательная женщина.— Боюсь, что так и есть.— И очень импульсивная.— И это правда.— Однажды вы уже действовали в порыве. Возможно, что поступите так еще раз.Он надел туфлю мне на ногу.— Вы немного дрожите. Неужели на вас так действует ночная прохлада? Я хочу задать вам вопрос. Однажды вы приняли решение. И с точки зрения здравого смысла довольно глупое решение. Вы бросили свою карьеру… ради мужчины. Вы, должно быть, долго анализировали себя, свои возможности, прежде чем принять такое решение. Я прав?— Нет.— Вы не мучились сомнениями?— Нет.— Как обычно вы действовали импульсивно и были уверены, что принимаете правильное решение… единственно правильное?— Да.— И теперь вы об этом жалеете.— Я ни о чем не жалею.— Да, однажды вы приняли смелое решение. — Он говорил чуть ли не с завистью. — Интересно, станете ли вы это делать еще раз.— Возможно, я не очень изменилась с тех пор.— Насколько — это мы, возможно, еще узнаем. Я рад, что вы ни о чем не жалеете. Тот, кто испытывает сожаление, часто начинает жалеть себя, а жалость к себе не очень привлекательна в людях. Я стараюсь от нее избавиться.— И вы делаете это весьма успешно.— Нет, боюсь, что довольно часто я все-таки жалею себя. Постоянно говорю себе: «Все сложилось бы по другому, если бы…»А с тех пор, как вы появились здесь, я повторяю это все чаще. И вы знаете, почему. Между нами так много общего. А Эдит… бедная Эдит… ее смерть повлияла на всех больше, чем ее жизнь.— Смерть?! — резко переспросила я.— Да, я думаю, она умерла. Но как же вы подозрительны! Вы снова сомневаетесь во мне. А ведь несколько минут назад… Нет, конечно, я всегда внушал вам сомнения, и в какой-то степени сам стремился к этому. Мне было бы приятно сказать себе: несмотря на свои сомнения, она… Да, мне хочется от вас того же безрассудства, с которым вы уже однажды поступили.Я поспешно прервала его:— Должна признаться, я слышала вашу ссору с отцом… во всяком случае какую-то часть ее. Я слышал, как он сказал, что намерен выслать вас из дома.— И вы слышали, что я отказался уехать.— Вскоре после этой ссоры я сыграла для сэра Уилльяма одну вещь, которую кто-то подложил в подобранные для меня ноты.— И вы думаете, что это сделал я?— Нет, пока я так не думаю, но вы сами должны мне сказать.— Так вот — я не делал этого. Вы верите мне?— Да, верю.Он взял мою руку и поцеловал.— Пожалуйста, говорите мне всегда правду. Для того чтобы я могла помочь вам, я должна знать правду.— С вами я снова чувствую себя счастливым, — сказал он. Его слова глубоко меня тронули, потому что еще никогда его голос не был таким нежным и таким глубоким.— Я очень хочу этого, — призналась я довольно опрометчиво и тут же быстро добавила:— Но уже пора возвращаться.Я двинулась по тропинке к дому, он пошел рядом и вдруг сказал:— Между нами всегда было нечто общее. Мы оба были под властью прошлого. Я — потому что убил своего брата, вы — потому что слишком любили, «без меры и благоразумья» У. Шекспир, «Отелло», акт V, сцена 2. Перевод Б. Пастернака.
.— Никогда не думала, что для любви нужны мера и благоразумие.— Значит, вы хотите возразить поэту.— Да. Я уверена, что не может быть любви «без меры», но как можно измерить чувства, которые человек отдает другому. И в жизни нет большего счастья, чем любить и отдавать.— Вы хотите сказать: любить и получать?— Нет. Любить и отдавать.— Тогда, должно быть, вы были очень счастливы.— Да, была.Мы пересекли лужайку и вышли к садовым террасам.— Но привидения мы так и не нашли, — сказала я.— Да, не нашли, но зато мы сделали более важное открытие.— Спокойной ночи, — попрощалась я с ним и вошла в дом. Он остался снаружи. 11 Я направилась к миссис Линкрофт, чтобы сказать ей, что не иду сегодня утром в дом настоятеля, потому что Сильвия поправилась и придет вместе с Элис и Оллегрой сюда, когда они закончат заниматься с викарием.Дверь была приоткрыта, и я легонько постучала. Ответа не последовало, и я заглянула в комнату.К моему удивлению, миссис Линкрофт оказалась у себя. Она сидела за столом, держа перед собой газету. Она не услышала меня, и это было очень странно.— Миссис Линкрофт, с вами все в порядке? — спросила я. Только тут она заметила мое присутствие и оторвала глаза от стола. Она была очень бледна, ее большие серые глаза были влажны, видно, от непролитых слез.Почти тотчас растерянное выражение исчезло с ее лица, и она снова стала такой, как всегда, собранной и спокойной.— Ах, это вы, миссис Верлейн, прошу вас, проходите.— Вы хорошо себя чувствуете? — спросила я, входя в комнату.— О… да, вполне. Правда у меня немного сонное состояние. Этой ночью я плохо спала.— Как жаль! С вами такое часто бывает?Миссис Линкрофт повела плечами.— Уже много лет я не знаю, что такое хороший сон.— Это очень плохо. Надеюсь, вы ничем не обеспокоены?Она с тревогой посмотрела на меня, и потеряв над собой контроль, непроизвольно положила руки на газету, как будто хотела скрыть ее от меня.— Обеспокоена?.. Нет, ничего, нет.Но зачем так горячо отрицать, подумала я.Она рассмеялась, но смех у нее вышел несколько натянутый.— С тех пор, как я приехала сюда, моя жизнь совершенно наладилась. Мне здесь очень хорошо. Мне не о чем беспокоиться. И какое это счастье иметь такого ребенка, как Элис.— Вполне вам верю. И все же трудно одной растить ребенка.Щеки у миссис Линкрофт слегка порозовели, а я продолжила:— Но вы с этим великолепно справляетесь.— О, милая моя Элис! Сначала я была не рада, что жду ребенка, но когда она родилась… — и вдруг другим, более жестким голосом:— Элис, думаю, сказала вам, чей она ребенок. Наверное, мне не следует винить ее за это. Не очень, конечно, хорошо, что она знает, но трудно держать такие вещи в секрете… особенно с такой девочкой, как Элис. Она всегда чувствует, где правда, а где ложь.— Мне кажется, она гордится своим происхождением, и это лучше, чем если бы она стыдилась этого.— Ну, тут не многим можно гордиться, — сказала миссис Линкрофт, подтягивая к себе газету, чтобы незаметно убрать ее. — Вы знаете мир, миссис Верлейн. Вы жили заграницей и много путешествовали, и осмелюсь предположить, что вы понимаете жизнь лучше, чем многие. Мне бы не хотелось, чтобы вы судили слишком строго обо мне… и сэре Уилльяме. Он не был очень счастлив в браке, и я смогла принести ему радость. Не знаю, как это все случилось, но полагаю, не одна я оказывалась в подобной ситуации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
.— Никогда не думала, что для любви нужны мера и благоразумие.— Значит, вы хотите возразить поэту.— Да. Я уверена, что не может быть любви «без меры», но как можно измерить чувства, которые человек отдает другому. И в жизни нет большего счастья, чем любить и отдавать.— Вы хотите сказать: любить и получать?— Нет. Любить и отдавать.— Тогда, должно быть, вы были очень счастливы.— Да, была.Мы пересекли лужайку и вышли к садовым террасам.— Но привидения мы так и не нашли, — сказала я.— Да, не нашли, но зато мы сделали более важное открытие.— Спокойной ночи, — попрощалась я с ним и вошла в дом. Он остался снаружи. 11 Я направилась к миссис Линкрофт, чтобы сказать ей, что не иду сегодня утром в дом настоятеля, потому что Сильвия поправилась и придет вместе с Элис и Оллегрой сюда, когда они закончат заниматься с викарием.Дверь была приоткрыта, и я легонько постучала. Ответа не последовало, и я заглянула в комнату.К моему удивлению, миссис Линкрофт оказалась у себя. Она сидела за столом, держа перед собой газету. Она не услышала меня, и это было очень странно.— Миссис Линкрофт, с вами все в порядке? — спросила я. Только тут она заметила мое присутствие и оторвала глаза от стола. Она была очень бледна, ее большие серые глаза были влажны, видно, от непролитых слез.Почти тотчас растерянное выражение исчезло с ее лица, и она снова стала такой, как всегда, собранной и спокойной.— Ах, это вы, миссис Верлейн, прошу вас, проходите.— Вы хорошо себя чувствуете? — спросила я, входя в комнату.— О… да, вполне. Правда у меня немного сонное состояние. Этой ночью я плохо спала.— Как жаль! С вами такое часто бывает?Миссис Линкрофт повела плечами.— Уже много лет я не знаю, что такое хороший сон.— Это очень плохо. Надеюсь, вы ничем не обеспокоены?Она с тревогой посмотрела на меня, и потеряв над собой контроль, непроизвольно положила руки на газету, как будто хотела скрыть ее от меня.— Обеспокоена?.. Нет, ничего, нет.Но зачем так горячо отрицать, подумала я.Она рассмеялась, но смех у нее вышел несколько натянутый.— С тех пор, как я приехала сюда, моя жизнь совершенно наладилась. Мне здесь очень хорошо. Мне не о чем беспокоиться. И какое это счастье иметь такого ребенка, как Элис.— Вполне вам верю. И все же трудно одной растить ребенка.Щеки у миссис Линкрофт слегка порозовели, а я продолжила:— Но вы с этим великолепно справляетесь.— О, милая моя Элис! Сначала я была не рада, что жду ребенка, но когда она родилась… — и вдруг другим, более жестким голосом:— Элис, думаю, сказала вам, чей она ребенок. Наверное, мне не следует винить ее за это. Не очень, конечно, хорошо, что она знает, но трудно держать такие вещи в секрете… особенно с такой девочкой, как Элис. Она всегда чувствует, где правда, а где ложь.— Мне кажется, она гордится своим происхождением, и это лучше, чем если бы она стыдилась этого.— Ну, тут не многим можно гордиться, — сказала миссис Линкрофт, подтягивая к себе газету, чтобы незаметно убрать ее. — Вы знаете мир, миссис Верлейн. Вы жили заграницей и много путешествовали, и осмелюсь предположить, что вы понимаете жизнь лучше, чем многие. Мне бы не хотелось, чтобы вы судили слишком строго обо мне… и сэре Уилльяме. Он не был очень счастлив в браке, и я смогла принести ему радость. Не знаю, как это все случилось, но полагаю, не одна я оказывалась в подобной ситуации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37