Я не знала, заметила ли эту надпись миссис Линкрофт.
Девочки были в восторге от того, что мы едем на поезде в Лондон.— Как жаль, — сказала Элис, — что Сильвия не смогла поехать.— Ей никогда не позволят выбирать ткань для своих платьев, — заметила Оллегра.— Бедняжка Сильвия! Мне немного жаль ее, — сказала миссис Линкрофт и вздохнула. Я знала, о чем она подумала в этот момент: хотя появление на свет Элис и Оллегры было незаконным и довольно драматичным, она сумела создать для них более счастливую домашнюю жизнь, чем у Сильвии.— Мне жаль миссис Верлейн, — сказала Элис, — она не будет покупать себе материал на новое платье.— Может быть, и будет, — сказала миссис Линкрофт.— Нет, она собирается в Британский музей, — сообщила Оллегра, задумчиво поглядев на меня. Мне стало немного не по себе, ведь я не говорила им, что хочу пойти туда. — Я слышала, как вы, миссис Верлейн, сказали об этом мистеру Уилмету, — пояснила Оллегра.— Да, мне хотелось бы заглянуть туда, — я заставила себя произнести это как можно спокойнее, хотя признание Оллегры неприятно поразило меня. — Когда-то я жила недалеко от музея и часто бывала там.— Это потому, что ваш отец был профессором, — добавила Элис. — Думаю, это он заставлял вас много работать, и поэтому вы так хорошо играете на фортепьяно.Элис бросила взгляд на Оллегру, и та тут же сказала:— Я бы тоже хотела сходить в Британский музей. Давайте пойдем туда все вместе.Я была так обескуражена этим предложение, что не сразу нашла, что ответить.— Но вы ведь, кажется, хотели поискать в магазинах материал для новых платьев, — произнесла я наконец.— У нас на все хватит времени, верно, мама? — настойчиво продолжала вести свою линию Элис. — Иногда мы ходим в Гайд Парк. А на этот раз я бы предпочла Британский музей.— Верно, почему бы нам не провести час-другой в музее, — согласилась миссис Линкрофт. — Когда вы собирались пойти туда, миссис Верлейн?— Нет, мне не хотелось бы связывать вас своими планами.— Да вы и не будете нас связывать, — ответила миссис Линкрофт с улыбкой, — знаете, что мы сделаем. Мы пойдем сразу в музей и потом зайдем в «Браунз Отель»и там перекусим, а после этого отправимся за покупками, и вполне успеем на поезд в 4.30.Я с отчаянием поняла: все мои усилия как-то ненавязчиво отговорить их напрасны, но я не знала, что впереди меня ждет еще более серьезное испытание.Я сидела, откинувшись на сиденье, и смотрела на мелькавшие за окном поля и изгороди. Я не должна была показать, что меня расстроило их желание пойти со мной в Британский музей. Но как могла Оллегра подслушать наш разговор с Годфри? Наверное, мы проявили какую-то неосторожность.Мне ничего не оставалось делать, как смириться с тем, что они идут в музей вместе со мной. Но я решила, что там мне нужно будет как-то от них улизнуть и одной пойти в зал Древнего Рима и поискать там мозаику из Лоувет Стейси.Но в тот день неудачи преследовали меня. Только мы сошли с кеба, который довез нас от вокзала к музею, как меня окликнул чей-то голос:— О, неужели… это вы, миссис Верлейн!?К счастью, я была немного впереди остальных, и я быстро двинулась навстречу к окликнувшему меня мужчине, в котором тотчас признала коллегу своего отца.— Как плохо получилось с вашей сестрой, — сказал он, качая головой. — В чем же оказалось дело?— Мы… мы так и не узнали.— Огромная потеря, — сказал он. — Мы всегда говорили, что Роуме Брэнден удастся даже больше, чем вашим родителям. Бедняжка Роума…Какой раскатистый у него голос! Миссис Линкрофт вполне могла услышать каждое его слово, но девочки, кажется, были заняты чем-то другим и не слушали. Элис стояла к нам спиной и показывала Оллегре на что-то, привлекшее ее внимание. Но миссис Линкрофт наверняка все слышала.— Я никогда не была в том музее раньше. Люди редко пользуются возможностью бывать в музеях, — подойдя ко мне, сказала миссис Линкрофт.Сердце у меня учащенно билось. Возможно, она все-таки ничего не услышала. Может быть, мне просто показалось, что голос у этого мужчины столь громогласный.— Да, это верно, — ответила я миссис Линкрофт. — Этой возможностью пользуются редко.— И сейчас мы ею воспользуемся, — раздался рядом со мной голос Элис. — Как здесь все торжественно. И как внушительно.Они шли по музею рядом со мной, тихо восклицая от удивления. Я вспомнила, как часто приводили меня сюда родители в детстве, полагая, что нет лучшего удовольствия для ребенка, чем побывать в Британском музее.Наконец мне удалось ускользнуть от них. Девочки и миссис Ликрофт с удивлением разглядывали богато иллюстрированную рукописную книгу двенадцатого века, а я быстро и бесшумно пронеслась по каменным плитам туда, где я так часто бывала с Роумой.Я спросила у смотрителя зала, где я могу найти римские древности, которые были обнаружены в Лоувет Стейси, и я тотчас получила разъяснение.С какой радостью я увидела, что мозаика, о которой я говорила Годфри, находится там среди прочих экспонатов из Лоувет Стейси. Мозаика была даже не одна, видимо, Роуме удалось после моего отъезда восстановить еще несколько. В витрине, где они были выставлены, помещалась заметка, в которой описывались эти мозаики и разъяснялся процесс восстановления. На первой мозаике была изображена фигура человека, по всей видимости мужчины, у которого не было ступней: он стоял на двух длинных обрубках, которые, видимо, обозначали ноги. Его руки были вытянуты вперед, словно он хотел схватиться за что-то, остававшееся на мозаике невидимым. Я посмотрела на второй экспонат. Изображение было не таким четким, как на предыдущем, и там оказались утраты, заполненные, вероятно, цементом, однако можно было понять, что на этой мозаичной картине — человек, лишенный ног по колено; потом, однако, я поняла, что его ноги были во что-то погружены. И на последней мозаике была изображена только голова этого человека, по всей вероятности, похороненного заживо.Я не могла отвести глаз от этих изображений.— О, да это же наши! — раздался рядом со мной голос. Я обернулась. По обе стороны от меня стояли Элис и Оллегра.— Да, — подтвердила я. — Они были найдены недалеко от Лоувет Стейси.Подошла миссис Линкрофт.— Посмотри, мама, — сказала Элис, — посмотри, что нашла миссис Верлейн.Миссис Линкрофт окинула беглым взглядом мозаики и сказала:— Да, они очень хорошие.— Да, нет же, вы ничего не увидели, — запротестовала Оллегра. — Они же наши!— Что? — удивилась миссис Линкрофт и пристальней вгляделась в экспонаты. — Да, удивительно! — И взглянув на меня, с извиняющейся улыбкой добавила:— Но сейчас уже пора подумать о том, чтобы перекусить.Я согласилась. Задачу свою я выполнила, хотя не была уверена, насколько успешно. Но рассказать Годфри было что.Мы вышли из музея и, взяв кэб, отправились в «Браунз», по дороге девочки обсуждали, что они закажут на ленч и какой материал купят для своих платьев.Когда мы выходили из экипажа, мимо пробежал разносчик газет, восторженно выкрикивая:— «Джентльмен Терролл» пойман! Маньяк никому больше не угрожает!— Это же наш «Джентльмен Терролл», — сказала Элис.— Что значит… «наш», — спросила резко миссис Линкрофт.— Мы о нем говорили, мама. И решили, что он, должно быть, немного похож на нашего мистера Уилмета.— Почему вы решили, что он на него похож?— Потому что его прозвали «Джентльмен». И мы подумали, что он, вероятно, точно такой, как мистер Уилмет, верно, Оллегра?Оллегра кивнула.— Вам совершенно ни к чему забивать голову такими вещами, — высказалась миссис Линкрофт довольно сердито, и Элис сникла.Никто ни словом не обмолвился о мозаике. Успокаивало еще и то, что не было и намека на то, что кто-нибудь из них слышал мой разговор с коллегой отца у входа в Британский музей. Постепенно ко мне вернулась уверенность, что моя тайна не раскрыта, и когда мы, закончив все дела, сели в поезд, я была уже почти спокойна.
Мой рассказ о том, что я увидела в музее, привел Годфри в сильнейшее волнение.— Я уверен, что тут скрыт какой-то смысл, — заявил он. Мы прошли с ним мимо трех раскопанных терм, и Годфри, остановившись, начал внимательно вглядываться в остатки мозаичного пола, будто бы надеясь, что, чем дольше он всматривается, тем вернее ему откроется значение изображенного там рисунка.— Неужели вы думаете, что они не смогли бы раскрыть смысл этого рисунка, если бы это действительно было возможно? — спросила я.— Кто? Археологи? Может быть, им не приходило в голову, что стоит разгадывать эту загадку. Но у меня твердое убеждение, что тут что-то есть.— Что же вы предлагаете делать? Пойти в Британский музей и рассказать о ваших подозрения?— Они, возможно, поднимут меня на смех.— Из-за того, что сами не додумались до этого? Ну, вот еще одна версия о завистливых археологах. Это, конечно, занятно, но нисколько не приближает нас к разгадке тайны исчезновения Роумы.Я услышала, как кто-то предупреждающе кашлянул, и обернувшись, увидела трех девочек, которые направлялись к нам.— Мы пришли посмотреть на мозаику, — объявила Элис. — Мы видели ее в музее. Нам ее показала миссис Верлейн. А теперь мы хотим увидеть, что здесь.— Мне понравилась та, где видна только одна голова, — сказала Оллегра. — Такое впечатление, будто ее отрубили и положили на земле. Жуткая картина.— Мне от нее нехорошо, — сказала Элис. Годфри выпрямился и посмотрел в сторону моря. Я поняла, что он хочет сменить тему разговора.— Какой прозрачный сегодня воздух, — отметил он. — Говорят, это признак того, что будет дождь.— Правильно, — согласилась Оллегра. — Когда видны мачты над песками Гудвинз, это часто предвещает дождь.— Я только теперь понял! — вдруг взволнованно проговорил Годфри. — Эти мозаики… они изображают, как заживо погребают человека.— Вы имеете в виду зыбучие пески?Годфри с воодушевлением развил эту мысль.— Возможно, это своего рода предупреждение. Людей отводили в Гудвинз и казнили их там постепенным погружением в песок.— Вполне вероятно, — согласилась я.— Хотя, вряд ли, — нахмурившись, возразил Годфри. — Где-то здесь должны быть другие зыбучие пески.— Но где?— В этих окрестностях, — Годфри неопределенно махнул рукой. — Я совершенно уверен, что именно это и обозначают мозаики.— До чего ужасно! — выговорила с содроганием Сильвия. — Представляете, вас…Годфри стоял, покачиваясь с носка на пятку. Таким взволнованным я его никогда не видела.— Не будь ребенком, Сильвия! — проворчала на нее Оллегра.— Не хорошо заставлять мисс Кент ждать нас, — напомнила девочкам Элис, и, повернувшись ко мне, пояснила:— Мисс Кент хочет заняться нашими платьями сегодня.— О, зачем я только выбрала этот ярко-клубничный цвет, — вздохнула Оллегра. — Вишнево-красный был бы гораздо лучше.— Я ведь тебе говорила, — с мягким упреком сказала ей Элис. — Но давайте пойдем, мисс Кент уже заждалась нас.И они ушли, предоставив нам с Годфри возможность продолжить обсуждение сюжета мозаик.
— Элис написала рассказ о мозаике, — объявила Оллегра. — Получилось очень здорово.— Когда же ты покажешь мне свои рассказы, Элис? — спросила я.— Надо еще подождать. Я не совсем ими довольна.— Но ты ведь показываешь их Оллегре и Сильвии.— Мне надо было увидеть, как мой рассказ на них подействует. Кроме того они… еще дети, ну, или почти дети. Взрослые гораздо более критичны.— Совершенно необязательно.— Ну, как же! Они ведь знают жизнь, а мы еще только с ней знакомимся.— Значит, ты не хочешь показать мне свой рассказ?— Я обязательно покажу, но только когда поработаю над ним еще.— Там говорится о человеке, попавшем в зыбучие пески.Элис вздохнула и кинула на Оллегру быстрый взгляд, та тут же надулась.— Мне казалось, что ты очень гордишься этим рассказом.Элис не обратила внимания на ее слова и, повернувшись ко мне, сказала:— Я написала о римлянах. У них было такое наказание: провинившегося человека бросали в зыбучие пески, и они медленно его заглатывали. Очень медленно. Поэтому римляне использовали эти пески в качестве казни. Некоторые пески заглатывают человека очень быстро, поэтому их еще называют песчаная трясина. Но те пески действовали медленно. Поэтому казнь была мучительна. Они постепенно засасывали свою жертву, и ее мучения растягивались. Вот поэтому римляне использовали эти пески как орудие казни. В моем рассказе человек, которого собираются казнить, должен сделать мозаику с изображением этих песков. Понимаете, какая изощренная пытка! Насколько мучительнее, чем если бы его сразу отвели в эти пески. Ведь все время, пока он делал мозаику, он знал, что это произойдет с ним. Но его переживания способствовали тому, чтобы мозаика получилась очень выразительной. Ни у кого бы не получилось лучше, потому что ему самому предстояло испытать то, что он изображал.— Элис, что за идеи приходят тебе в голову!— Но ведь идея хорошая, верно? — озабоченно спросила Элис.— Да, но тебе не следует придумывать такие жуткие образы. Лучше воображай какие-нибудь более приятные вещи.— Да, я понимаю, — сказала Элис. — Но ведь надо, чтобы образы были правдивыми, не так ли, миссис Верлейн? Нельзя же закрывать на правду глаза.— Нет, конечно, нет, но…— Я вот думаю, зачем же они делали такие мозаики, если бы считали, что надо думать о приятных вещах? Ведь оказаться в таких коварных песках совсем неприятно. Я так и назвала свой рассказ: «Коварные пески». Когда я писала, мне самой было страшно. И девочкам тоже стало страшно во время чтения. Но я, конечно, постараюсь придумывать какие-нибудь более приятные истории.Выходя из своей комнаты, я неожиданно столкнулась с Сибилой. Она, видимо, поджидала меня.— О, миссис Верлейн! — сказала она таким тоном, будто меньше всего ожидала увидеть меня возле моей же комнаты. — Как приятно вас видеть. Очень давно мы с вами не встречались. Вы были чем-то очень заняты.— Да, уроки… — сказала я неопределенно.— Я не их имела в виду, — она бросила острый взгляд в приоткрытую дверь моей комнаты. — Я бы хотела поговорить с вами.— Тогда пойдемте ко мне.— Прекрасно!Она на цыпочках вошла в комнату с таким видом, будто мы с ней заговорщики. Окинув комнату взглядом, она сказала:— Здесь очень приятно. Очень. Я думаю, вам здесь хорошо. И вам было бы жаль отсюда уехать.— Да, мне было бы жаль, если бы я отсюда уехала.— Я видела вас с викарием. Я думаю, его считают очень красивым молодым человеком.— Возможно.— А вы, миссис Верлейн? — резкость ее вопроса вызвала во мне некоторое замешательство.— Да, думаю, и я тоже.— Я слышала, что он собирается занять очень хорошее место. Ну, этого следовало ожидать. У него прекрасные связи. Он будет продвигаться, несомненно. И подходящая жена, это то, что ему сейчас нужно.На моем лице промелькнуло раздражение, и, вероятно, заметив это, Сибила сказала:— Я испытываю к вам глубокое расположение. Мне не хотелось бы, чтобы вы уехали. Вы для меня уже стали как бы частью этого дома.— Спасибо.— Конечно, здесь каждому отведена своя роль. Даже для такой безликой, как Эдит. Бедное дитя, эта Эдит, но и она оставила здесь свой след, и немалый. Бедняжка!Я уже жалела, что предложила ей войти. Надо было с ней остаться в коридоре, там было бы легче от нее отделаться.— А ведь сэр Уилльям заболел, — продолжала Сибила, — именно из-за того потрясения, которое вызвала в нем ваша игра.Я с некоторым негодованием сказала:— Как я уже говорила, я исполняла тогда только то, что мне положили на рояль.Глаза Сибилы внезапно вспыхнули — две сверкающие голубые точки в складках морщин.— О, да, я знаю… но кто дал вам сыграть именно это произведение, как вы думаете, миссис Верлейн?— Мне бы очень хотелось это знать.Сибила напряглась и зашагала по комнате. Как я уже заметила, это означало, что она сейчас сообщит мне то, ради чего пришла сюда.— Я помню тот день, когда она это играла…— Кто? — спросила я.— Изабелла. Она играла весь день. Ей как раз удалось найти переложение для фортепьяно. «Пляска смерти», — Сибила начала фальшиво напевать мелодию, отчего та прозвучала совсем жутко. — «Пляска смерти», — произнесла она задумчиво. — И все время, пока Изабелла играла, она думала о смерти. Потом она взяла револьвер и ушла в лес. Вот почему Уилльям не мог выдержать этой музыки. И он никогда бы не положил вам эту вещь для исполнения.— Но ведь кто-то это сделал?Она вдруг рассмеялась, и я спросила:— Вы знаете кто?Она многозначительно кивнула.— О, да, миссис Верлейн. Я знаю.— Но ведь тот, кто это сделал, хотел намеренно расстроить сэра Уилльяма, вызвать у него шок, ведь он больной человек.— Ну и что, — сказала Сибила. — А зачем он строит из себя такого добропорядочного. Он ведь не такой. Я могу вам это доказать. Так почему бы его и не расстроить.— Но это могло убить его.— Вы думали, что это сделал Нейпьер. Они ведь поссорились, и Уилльям пригрозил Нейпьеру, что выгонит его из дома. Только подумать! Почему Нейпьер должен уходить из дома. Почему сэр Уилльям может притворяться таким хорошим. Один раз…— Мисс Стейси, — прервала я ее, — это вы положили те ноты на рояль?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Девочки были в восторге от того, что мы едем на поезде в Лондон.— Как жаль, — сказала Элис, — что Сильвия не смогла поехать.— Ей никогда не позволят выбирать ткань для своих платьев, — заметила Оллегра.— Бедняжка Сильвия! Мне немного жаль ее, — сказала миссис Линкрофт и вздохнула. Я знала, о чем она подумала в этот момент: хотя появление на свет Элис и Оллегры было незаконным и довольно драматичным, она сумела создать для них более счастливую домашнюю жизнь, чем у Сильвии.— Мне жаль миссис Верлейн, — сказала Элис, — она не будет покупать себе материал на новое платье.— Может быть, и будет, — сказала миссис Линкрофт.— Нет, она собирается в Британский музей, — сообщила Оллегра, задумчиво поглядев на меня. Мне стало немного не по себе, ведь я не говорила им, что хочу пойти туда. — Я слышала, как вы, миссис Верлейн, сказали об этом мистеру Уилмету, — пояснила Оллегра.— Да, мне хотелось бы заглянуть туда, — я заставила себя произнести это как можно спокойнее, хотя признание Оллегры неприятно поразило меня. — Когда-то я жила недалеко от музея и часто бывала там.— Это потому, что ваш отец был профессором, — добавила Элис. — Думаю, это он заставлял вас много работать, и поэтому вы так хорошо играете на фортепьяно.Элис бросила взгляд на Оллегру, и та тут же сказала:— Я бы тоже хотела сходить в Британский музей. Давайте пойдем туда все вместе.Я была так обескуражена этим предложение, что не сразу нашла, что ответить.— Но вы ведь, кажется, хотели поискать в магазинах материал для новых платьев, — произнесла я наконец.— У нас на все хватит времени, верно, мама? — настойчиво продолжала вести свою линию Элис. — Иногда мы ходим в Гайд Парк. А на этот раз я бы предпочла Британский музей.— Верно, почему бы нам не провести час-другой в музее, — согласилась миссис Линкрофт. — Когда вы собирались пойти туда, миссис Верлейн?— Нет, мне не хотелось бы связывать вас своими планами.— Да вы и не будете нас связывать, — ответила миссис Линкрофт с улыбкой, — знаете, что мы сделаем. Мы пойдем сразу в музей и потом зайдем в «Браунз Отель»и там перекусим, а после этого отправимся за покупками, и вполне успеем на поезд в 4.30.Я с отчаянием поняла: все мои усилия как-то ненавязчиво отговорить их напрасны, но я не знала, что впереди меня ждет еще более серьезное испытание.Я сидела, откинувшись на сиденье, и смотрела на мелькавшие за окном поля и изгороди. Я не должна была показать, что меня расстроило их желание пойти со мной в Британский музей. Но как могла Оллегра подслушать наш разговор с Годфри? Наверное, мы проявили какую-то неосторожность.Мне ничего не оставалось делать, как смириться с тем, что они идут в музей вместе со мной. Но я решила, что там мне нужно будет как-то от них улизнуть и одной пойти в зал Древнего Рима и поискать там мозаику из Лоувет Стейси.Но в тот день неудачи преследовали меня. Только мы сошли с кеба, который довез нас от вокзала к музею, как меня окликнул чей-то голос:— О, неужели… это вы, миссис Верлейн!?К счастью, я была немного впереди остальных, и я быстро двинулась навстречу к окликнувшему меня мужчине, в котором тотчас признала коллегу своего отца.— Как плохо получилось с вашей сестрой, — сказал он, качая головой. — В чем же оказалось дело?— Мы… мы так и не узнали.— Огромная потеря, — сказал он. — Мы всегда говорили, что Роуме Брэнден удастся даже больше, чем вашим родителям. Бедняжка Роума…Какой раскатистый у него голос! Миссис Линкрофт вполне могла услышать каждое его слово, но девочки, кажется, были заняты чем-то другим и не слушали. Элис стояла к нам спиной и показывала Оллегре на что-то, привлекшее ее внимание. Но миссис Линкрофт наверняка все слышала.— Я никогда не была в том музее раньше. Люди редко пользуются возможностью бывать в музеях, — подойдя ко мне, сказала миссис Линкрофт.Сердце у меня учащенно билось. Возможно, она все-таки ничего не услышала. Может быть, мне просто показалось, что голос у этого мужчины столь громогласный.— Да, это верно, — ответила я миссис Линкрофт. — Этой возможностью пользуются редко.— И сейчас мы ею воспользуемся, — раздался рядом со мной голос Элис. — Как здесь все торжественно. И как внушительно.Они шли по музею рядом со мной, тихо восклицая от удивления. Я вспомнила, как часто приводили меня сюда родители в детстве, полагая, что нет лучшего удовольствия для ребенка, чем побывать в Британском музее.Наконец мне удалось ускользнуть от них. Девочки и миссис Ликрофт с удивлением разглядывали богато иллюстрированную рукописную книгу двенадцатого века, а я быстро и бесшумно пронеслась по каменным плитам туда, где я так часто бывала с Роумой.Я спросила у смотрителя зала, где я могу найти римские древности, которые были обнаружены в Лоувет Стейси, и я тотчас получила разъяснение.С какой радостью я увидела, что мозаика, о которой я говорила Годфри, находится там среди прочих экспонатов из Лоувет Стейси. Мозаика была даже не одна, видимо, Роуме удалось после моего отъезда восстановить еще несколько. В витрине, где они были выставлены, помещалась заметка, в которой описывались эти мозаики и разъяснялся процесс восстановления. На первой мозаике была изображена фигура человека, по всей видимости мужчины, у которого не было ступней: он стоял на двух длинных обрубках, которые, видимо, обозначали ноги. Его руки были вытянуты вперед, словно он хотел схватиться за что-то, остававшееся на мозаике невидимым. Я посмотрела на второй экспонат. Изображение было не таким четким, как на предыдущем, и там оказались утраты, заполненные, вероятно, цементом, однако можно было понять, что на этой мозаичной картине — человек, лишенный ног по колено; потом, однако, я поняла, что его ноги были во что-то погружены. И на последней мозаике была изображена только голова этого человека, по всей вероятности, похороненного заживо.Я не могла отвести глаз от этих изображений.— О, да это же наши! — раздался рядом со мной голос. Я обернулась. По обе стороны от меня стояли Элис и Оллегра.— Да, — подтвердила я. — Они были найдены недалеко от Лоувет Стейси.Подошла миссис Линкрофт.— Посмотри, мама, — сказала Элис, — посмотри, что нашла миссис Верлейн.Миссис Линкрофт окинула беглым взглядом мозаики и сказала:— Да, они очень хорошие.— Да, нет же, вы ничего не увидели, — запротестовала Оллегра. — Они же наши!— Что? — удивилась миссис Линкрофт и пристальней вгляделась в экспонаты. — Да, удивительно! — И взглянув на меня, с извиняющейся улыбкой добавила:— Но сейчас уже пора подумать о том, чтобы перекусить.Я согласилась. Задачу свою я выполнила, хотя не была уверена, насколько успешно. Но рассказать Годфри было что.Мы вышли из музея и, взяв кэб, отправились в «Браунз», по дороге девочки обсуждали, что они закажут на ленч и какой материал купят для своих платьев.Когда мы выходили из экипажа, мимо пробежал разносчик газет, восторженно выкрикивая:— «Джентльмен Терролл» пойман! Маньяк никому больше не угрожает!— Это же наш «Джентльмен Терролл», — сказала Элис.— Что значит… «наш», — спросила резко миссис Линкрофт.— Мы о нем говорили, мама. И решили, что он, должно быть, немного похож на нашего мистера Уилмета.— Почему вы решили, что он на него похож?— Потому что его прозвали «Джентльмен». И мы подумали, что он, вероятно, точно такой, как мистер Уилмет, верно, Оллегра?Оллегра кивнула.— Вам совершенно ни к чему забивать голову такими вещами, — высказалась миссис Линкрофт довольно сердито, и Элис сникла.Никто ни словом не обмолвился о мозаике. Успокаивало еще и то, что не было и намека на то, что кто-нибудь из них слышал мой разговор с коллегой отца у входа в Британский музей. Постепенно ко мне вернулась уверенность, что моя тайна не раскрыта, и когда мы, закончив все дела, сели в поезд, я была уже почти спокойна.
Мой рассказ о том, что я увидела в музее, привел Годфри в сильнейшее волнение.— Я уверен, что тут скрыт какой-то смысл, — заявил он. Мы прошли с ним мимо трех раскопанных терм, и Годфри, остановившись, начал внимательно вглядываться в остатки мозаичного пола, будто бы надеясь, что, чем дольше он всматривается, тем вернее ему откроется значение изображенного там рисунка.— Неужели вы думаете, что они не смогли бы раскрыть смысл этого рисунка, если бы это действительно было возможно? — спросила я.— Кто? Археологи? Может быть, им не приходило в голову, что стоит разгадывать эту загадку. Но у меня твердое убеждение, что тут что-то есть.— Что же вы предлагаете делать? Пойти в Британский музей и рассказать о ваших подозрения?— Они, возможно, поднимут меня на смех.— Из-за того, что сами не додумались до этого? Ну, вот еще одна версия о завистливых археологах. Это, конечно, занятно, но нисколько не приближает нас к разгадке тайны исчезновения Роумы.Я услышала, как кто-то предупреждающе кашлянул, и обернувшись, увидела трех девочек, которые направлялись к нам.— Мы пришли посмотреть на мозаику, — объявила Элис. — Мы видели ее в музее. Нам ее показала миссис Верлейн. А теперь мы хотим увидеть, что здесь.— Мне понравилась та, где видна только одна голова, — сказала Оллегра. — Такое впечатление, будто ее отрубили и положили на земле. Жуткая картина.— Мне от нее нехорошо, — сказала Элис. Годфри выпрямился и посмотрел в сторону моря. Я поняла, что он хочет сменить тему разговора.— Какой прозрачный сегодня воздух, — отметил он. — Говорят, это признак того, что будет дождь.— Правильно, — согласилась Оллегра. — Когда видны мачты над песками Гудвинз, это часто предвещает дождь.— Я только теперь понял! — вдруг взволнованно проговорил Годфри. — Эти мозаики… они изображают, как заживо погребают человека.— Вы имеете в виду зыбучие пески?Годфри с воодушевлением развил эту мысль.— Возможно, это своего рода предупреждение. Людей отводили в Гудвинз и казнили их там постепенным погружением в песок.— Вполне вероятно, — согласилась я.— Хотя, вряд ли, — нахмурившись, возразил Годфри. — Где-то здесь должны быть другие зыбучие пески.— Но где?— В этих окрестностях, — Годфри неопределенно махнул рукой. — Я совершенно уверен, что именно это и обозначают мозаики.— До чего ужасно! — выговорила с содроганием Сильвия. — Представляете, вас…Годфри стоял, покачиваясь с носка на пятку. Таким взволнованным я его никогда не видела.— Не будь ребенком, Сильвия! — проворчала на нее Оллегра.— Не хорошо заставлять мисс Кент ждать нас, — напомнила девочкам Элис, и, повернувшись ко мне, пояснила:— Мисс Кент хочет заняться нашими платьями сегодня.— О, зачем я только выбрала этот ярко-клубничный цвет, — вздохнула Оллегра. — Вишнево-красный был бы гораздо лучше.— Я ведь тебе говорила, — с мягким упреком сказала ей Элис. — Но давайте пойдем, мисс Кент уже заждалась нас.И они ушли, предоставив нам с Годфри возможность продолжить обсуждение сюжета мозаик.
— Элис написала рассказ о мозаике, — объявила Оллегра. — Получилось очень здорово.— Когда же ты покажешь мне свои рассказы, Элис? — спросила я.— Надо еще подождать. Я не совсем ими довольна.— Но ты ведь показываешь их Оллегре и Сильвии.— Мне надо было увидеть, как мой рассказ на них подействует. Кроме того они… еще дети, ну, или почти дети. Взрослые гораздо более критичны.— Совершенно необязательно.— Ну, как же! Они ведь знают жизнь, а мы еще только с ней знакомимся.— Значит, ты не хочешь показать мне свой рассказ?— Я обязательно покажу, но только когда поработаю над ним еще.— Там говорится о человеке, попавшем в зыбучие пески.Элис вздохнула и кинула на Оллегру быстрый взгляд, та тут же надулась.— Мне казалось, что ты очень гордишься этим рассказом.Элис не обратила внимания на ее слова и, повернувшись ко мне, сказала:— Я написала о римлянах. У них было такое наказание: провинившегося человека бросали в зыбучие пески, и они медленно его заглатывали. Очень медленно. Поэтому римляне использовали эти пески в качестве казни. Некоторые пески заглатывают человека очень быстро, поэтому их еще называют песчаная трясина. Но те пески действовали медленно. Поэтому казнь была мучительна. Они постепенно засасывали свою жертву, и ее мучения растягивались. Вот поэтому римляне использовали эти пески как орудие казни. В моем рассказе человек, которого собираются казнить, должен сделать мозаику с изображением этих песков. Понимаете, какая изощренная пытка! Насколько мучительнее, чем если бы его сразу отвели в эти пески. Ведь все время, пока он делал мозаику, он знал, что это произойдет с ним. Но его переживания способствовали тому, чтобы мозаика получилась очень выразительной. Ни у кого бы не получилось лучше, потому что ему самому предстояло испытать то, что он изображал.— Элис, что за идеи приходят тебе в голову!— Но ведь идея хорошая, верно? — озабоченно спросила Элис.— Да, но тебе не следует придумывать такие жуткие образы. Лучше воображай какие-нибудь более приятные вещи.— Да, я понимаю, — сказала Элис. — Но ведь надо, чтобы образы были правдивыми, не так ли, миссис Верлейн? Нельзя же закрывать на правду глаза.— Нет, конечно, нет, но…— Я вот думаю, зачем же они делали такие мозаики, если бы считали, что надо думать о приятных вещах? Ведь оказаться в таких коварных песках совсем неприятно. Я так и назвала свой рассказ: «Коварные пески». Когда я писала, мне самой было страшно. И девочкам тоже стало страшно во время чтения. Но я, конечно, постараюсь придумывать какие-нибудь более приятные истории.Выходя из своей комнаты, я неожиданно столкнулась с Сибилой. Она, видимо, поджидала меня.— О, миссис Верлейн! — сказала она таким тоном, будто меньше всего ожидала увидеть меня возле моей же комнаты. — Как приятно вас видеть. Очень давно мы с вами не встречались. Вы были чем-то очень заняты.— Да, уроки… — сказала я неопределенно.— Я не их имела в виду, — она бросила острый взгляд в приоткрытую дверь моей комнаты. — Я бы хотела поговорить с вами.— Тогда пойдемте ко мне.— Прекрасно!Она на цыпочках вошла в комнату с таким видом, будто мы с ней заговорщики. Окинув комнату взглядом, она сказала:— Здесь очень приятно. Очень. Я думаю, вам здесь хорошо. И вам было бы жаль отсюда уехать.— Да, мне было бы жаль, если бы я отсюда уехала.— Я видела вас с викарием. Я думаю, его считают очень красивым молодым человеком.— Возможно.— А вы, миссис Верлейн? — резкость ее вопроса вызвала во мне некоторое замешательство.— Да, думаю, и я тоже.— Я слышала, что он собирается занять очень хорошее место. Ну, этого следовало ожидать. У него прекрасные связи. Он будет продвигаться, несомненно. И подходящая жена, это то, что ему сейчас нужно.На моем лице промелькнуло раздражение, и, вероятно, заметив это, Сибила сказала:— Я испытываю к вам глубокое расположение. Мне не хотелось бы, чтобы вы уехали. Вы для меня уже стали как бы частью этого дома.— Спасибо.— Конечно, здесь каждому отведена своя роль. Даже для такой безликой, как Эдит. Бедное дитя, эта Эдит, но и она оставила здесь свой след, и немалый. Бедняжка!Я уже жалела, что предложила ей войти. Надо было с ней остаться в коридоре, там было бы легче от нее отделаться.— А ведь сэр Уилльям заболел, — продолжала Сибила, — именно из-за того потрясения, которое вызвала в нем ваша игра.Я с некоторым негодованием сказала:— Как я уже говорила, я исполняла тогда только то, что мне положили на рояль.Глаза Сибилы внезапно вспыхнули — две сверкающие голубые точки в складках морщин.— О, да, я знаю… но кто дал вам сыграть именно это произведение, как вы думаете, миссис Верлейн?— Мне бы очень хотелось это знать.Сибила напряглась и зашагала по комнате. Как я уже заметила, это означало, что она сейчас сообщит мне то, ради чего пришла сюда.— Я помню тот день, когда она это играла…— Кто? — спросила я.— Изабелла. Она играла весь день. Ей как раз удалось найти переложение для фортепьяно. «Пляска смерти», — Сибила начала фальшиво напевать мелодию, отчего та прозвучала совсем жутко. — «Пляска смерти», — произнесла она задумчиво. — И все время, пока Изабелла играла, она думала о смерти. Потом она взяла револьвер и ушла в лес. Вот почему Уилльям не мог выдержать этой музыки. И он никогда бы не положил вам эту вещь для исполнения.— Но ведь кто-то это сделал?Она вдруг рассмеялась, и я спросила:— Вы знаете кто?Она многозначительно кивнула.— О, да, миссис Верлейн. Я знаю.— Но ведь тот, кто это сделал, хотел намеренно расстроить сэра Уилльяма, вызвать у него шок, ведь он больной человек.— Ну и что, — сказала Сибила. — А зачем он строит из себя такого добропорядочного. Он ведь не такой. Я могу вам это доказать. Так почему бы его и не расстроить.— Но это могло убить его.— Вы думали, что это сделал Нейпьер. Они ведь поссорились, и Уилльям пригрозил Нейпьеру, что выгонит его из дома. Только подумать! Почему Нейпьер должен уходить из дома. Почему сэр Уилльям может притворяться таким хорошим. Один раз…— Мисс Стейси, — прервала я ее, — это вы положили те ноты на рояль?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37